– Пробовал, тащ… Сергей Александрович. Не ищет.
– А портативный терминал?
– То же самое.
– Где брал переносной?
– Тут парочка в шкафу была…
– Парочка?
– Ну да. Положено.
Я встал и подошёл к посту связи. Посмотрел на терминал. Открыл окно диагностики. Судя по показаниям, прибор был абсолютно исправен. Я вырубил свет в кабине, закрыл переход в отсеки и поднял светозащиту. Снаружи прояснилось: на северо-западе всё ещё краснели отсветы заката, а на небе высыпали крупные звёзды. Я глянул через специальную выпуклость бокового окна, позволяющую делать визуальный осмотр кузова. Антенна на месте. Да и портативные терминалы должны были работать; световая защита радиопрозрачна.
– Хрень какая-то… – констатировал я.
После этого включил радио, настроил канал для аварийных кодированных сообщений. По нему нас должны были известить, если бы вдруг случилось что-то глобальное, вроде атомной войны. Об этом думать не хотелось – но иного объяснения исчезновению орбитальной группировки навигационных спутников я не находил.
Аварийная частота молчала. Я включил сканирование эфира по всем диапазонам. Приёмник должен был остановиться через секунду – после того, как уверенно поймал бы ближайшую радиостанцию. Но этого не произошло. За несколько минут автомат прошёл все диапазоны и вернулся в исходную точку.
Мы с Ваней переглянулись. Даже в звёздном свете было видно, как лейтенант побледнел.
Я вернул экраны на место. Зажёг свет. После этого сказал:
– Иван Александрович. Пригласи-ка, пожалуйста, научников.
– Но у них личное время…
– Откажутся – конвоируй, – ответил я крайне серьёзным тоном.
Лейтенант кивнул и вышел из отсека.
Глава 3
Судя по тому, как переглядывались специалисты, я сразу понял, что для них происходящее не было таким уж сюрпризом.
– Ну что, господа хорошие, – начал я, когда они заняли место за столом в оперативной рубке, – секретность – секретностью, но для эффективного выполнения задачи мне нужно знать, какого фига тут происходит.
Научники снова переглянулись. Потом Семёныч – тот самый, который горевал по убитому механику – вздохнул и произнёс:
– Мы сами знаем далеко не всё…
Я помолчал секунду. Подошёл к сидящим. Постарался посмотреть каждому в глаза; никто не выдержал мой взгляд дольше, чем пару секунд.
– Значит так, – продолжил я, – допускаю, что вы не в курсе. Но по приказу, который получил я по линии своего начальства, мне прямо предписано доложить о нештатной ситуации и запросить подмогу, вплоть до ракетного удара по заданным координатам, в случае прямого столкновения с ДРГ противника. Нарушить радиомолчание в этой ситуации разрешается. Столкновение уже произошло, как вы, надеюсь, заметили. Так что или мы поговорим – или я докладываюсь начальству и прерываю миссию.
Семёныч вздохнул как-то особенно горестно.
– Вы же знаете, для чего мы здесь, – сказал он. – После того как исчез стройотряд двести тридцать, нам…
– Да, я был на инструктаже, – ответил я, – и провалами в памяти не страдаю. Мне известно об обстоятельствах обнаружения их вездехода. Я читал протокол следственной комиссии. Да, дело необычное. Строительные отряды не каждый день пропадают в полном составе. Плюс странности в средствах фиксации, из-за которых пошли эти нелепые слухи о Зоне. Мне это всё прекрасно известно. Нам удалось, по всей видимости, обнаружить причину исчезновения строителей.
Специалисты глядели на меня выжидающе, но спокойно и даже несколько отстранённо.
– Но это никак не объясняет исчезновение сигнала спутников ГЛОНАСС и полное радиомолчание, – закончил я.
Семёныч снова вздохнул.
– Похоже, вы не особо удивились, – констатировал я.
– Мы ожидали… разных вещей, – ответил Семёныч, глядя мне в глаза, – однако спектр возможных… явлений был слишком широк, чтобы имело смысл их обсуждать на инструктаже.
– Что ж, – я скрестил руки на груди, – полагаю, теперь нам есть о чём поговорить.
Семёныч поглядел на коллег.
– Скажите, Сергей, – спросил он, – вы когда-нибудь были в Японии?
– Я – военный человек, как вам прекрасно известно, – ответил я, – и не могу посещать страны, не одобренные «Воентуром».
– Да, конечно, – кивнул учёный, – но… вы могли бывать там в детстве. Верно? Хотя неважно. В Японии очень интересная национальная религия. Синтоизм называется. Её приверженцы считают, что буквально всё окружающее наполнено духами-ками. Реки. Озёра. Горы. Растения. Буквально всё, даже свалки.
– Очень рад за японцев, – ответил я, – но, пожалуйста, ближе к делу.
– Что ж. До недавнего времени эти воззрения, как и многие другие, казалось, не имели никакого отношения к реальности.
– А сейчас что, имеют? – вмешался лейтенант, забыв о субординации. Я строго поглядел на него, но промолчал; он опустил взгляд.
– Современная математика и фундаментальная физика значительно продвинулись, – ответил учёный, – особенно теория информации и теория хаоса… вы ведь понимаете, о чём я?
– Все офицеры изучают высшую математику, – я пожал плечами. – К чему вы?
– Вы ведь слышали про бомбардировки Хиросимы и Нагасаки? – спросил учёный. – В то время никто ведь даже не задумывался о том, что происходит со сложными информационными структурами, вроде людей или животных, при практически мгновенной дезинтеграции. Какие интересные явления при этом возникают.
Мы с Ваней переглянулись.
– Просто понимаете, для японцев то, что случилось потом, не было странным. Это были просто ками, разгневанные и опечаленные трагедией. Которые вдруг захотели помочь родной земле, окружающим. Восстановить, так сказать, своё присутствие. Равновесие. Они даже смогли хранить это в секрете, довольно долгое время…
– …Пока американцы не сообразили, что к чему, – вмешался Лев, хмыкнув. – Впрочем, даже после этого они действовали очень осторожно!
– Не понимаю, – сказал я, – можно как-то ближе к делу? При чём тут ками?
– Мои коллеги стараются, – ответил Михаил, – но как в двух словах объяснить фундаментальнейшие проблемы современной физики? Только на примерах.
– Вы вряд ли это помните, и в школах это не проходят, – снова заговорил Лев, – но во второй половине прошлого века Япония вдруг показала невероятные темпы развития, сильно обогнав остальной мир. В основном за счёт развития самых передовых технологий. Они первыми открыли промышленную полупроводниковую литографию, и долгое время их компании, производящие оптику, «Кэнон» и «Никон», занимали лидирующие позиции в производстве машин, которые делали полупроводники. Они даже были второй экономикой мира, можете себе такое представить? Потом, конечно, технологическое лидерство у них отняли. Поток новых технологий иссяк, страна пришла в упадок.
– Какое… – Я хотел спросить: «Какое отношение это имеет к нашей ситуации?» Но тут до меня начало доходить.
