Пролог
Я вновь очутился в этом месте. Вонючая, прогнившая, полуразрушенная общага, принадлежавшая когда-то давным-давно заводу, который стоял на окраине города. Да вот только завода теперь не было, а это место осталось. Как горькое напоминание прошлых лет. И люди, жившие здесь, тоже были напоминанием, что не всем так хорошо живется. В отличие от меня.
Я наморщился, ощутив затхлый запах. Он словно впитался в обшарпанные стены, в грязные стекла. Тянуло тухлым мусором и забитой канализацией. В здание точно не было мусоропровода, и эта вонь шла с улицы. Прикрыв нос ладонью, я поднялся на третий этаж. Темно, хоть глаз выколи. Здесь-то ли намерено выбивали лампы, то ли люди просто привыкли так жить. Я ненавидел это место. И не только потому, что оно кардинально отличалось от того, где я привык жить. Это место было неотрывно связано с ней. С девушкой, которая стала моей одержимостью. Моей болезнью. И я пришел сюда вновь, но не надеялся отыскать ее тут как в прошлый раз.
Она исчезла. Растворилась в вечерней дымке. Оставила меня умирать. Сука. Грёбаная сука, которая забрала мое сердце. Мою душу и покой. Эта маленькая чертовка вывернула меня наизнанку, открыла во мне то, чего там не должно было существовать априори, и просто ушла. Даже дверью хлопнула на прощание, пока я захлебывался собственной кровью.
Как же я ненавидел ее. Презирал, желал растоптать. Уничтожить.
Проучить, показать ее место в этом мире. И эта гнилая комнатушка, из которой я однажды ее забрал, была прекрасным отражением ее уровня. Она ничтожество. Она грязь на моих ботинках. И я намеревался эту грязь скинуть с ног и растоптать. Но она ушла.
Я шагнул вперед, без проблем отыскав комнату. Знал, где она находится. Помнил эту пожелтевшую от времени дверь. В кармане были ключи. Один ключ. И теперь он принадлежал мне, как и эта комната. Ее дом. Теперь мой дом.
Я забрал несчастную жилплощадь в надежде однажды уничтожить. За этим я приехал, оставляя свой роллс-ройс с охраной внизу. Теперь всегда с охраной, но не сейчас.
Мне не нужны свидетели. Я хотел побыть один. Подумать, понять, и возможно принять ее поступок. Хотел принять, но не мог. Ни тогда, когда она уходила, ни тогда когда очнулся после тяжелой операции и медикаментозной комы. Ни тогда, когда разнес в щепки комнату, в которой верил ей. В которой любил ее.
Любил ли я ее?
Она отняла все, что было дорого мне. Мою душу.
И эта сука еще поплатится за то, что выбрала не меня.
Вставил ключ в замочную скважину. Дверь подалась с трудом, но я толкнул ее, вступая в чуждый мне мир.
Воздух стоял тут затхлый.
Сколько прошло дней, когда она появлялась? Охрана сообщила, что девчонка побывала здесь в последний раз в тот же день, когда оставила меня умирать. А перед этим за два месяца, когда я забрал ее.
Я хотел подарить новую жизнь. Бросить к ее ногам весь мир. А взамен просил лишь преданность.
И что в итоге? Нож в спину. Сука знала, что однажды я потеряю бдительность. Однажды я поверю ей. Доверюсь и закрою глаза в ее объятиях. Так и произошло. Но она не знала, что тот человек, который был с ней два месяца, оставался лишь тенью моего зверя. Моей истинной сущности. Теперь же я сорвал маску. Никаких масок.
Нащупал выключатель. Щелчок, и комнату наполнил слабый свет.
– Вот же сука, – прорычал я, хлопая дверью.
Я не думал, что привлеку чье-то внимание. Я не думал, что за стенкой кто-то есть. В этом тесном мире был только я, и ее воспоминая.
В комнате осталась мебель. Шкаф с покосившейся дверцей, зеркало, без оправы, висевшее на гвоздике. Шторка около железной кровати с пружинами. На нее я присел. Матрас подо мной продавливался, пружина жалобно протянула металлический лязг.
Отвратительное место. На окнах разномастные шторы. Грязные от пыли, как и стекла.
Моя девочка жила здесь. Спала на этой ржавой кровати, на этом старом матрасе. Я прикоснулся к подушке. Синтетика, а я предлагал ей натуральные ткани, огромную квартиру. Все что она захотела бы. Ей нужна была свобода, а не золотая клетка. Так она называла мой дом.
И если она не хотела оставаться в моей клетке, то я мог предложить деревянный гроб. Туда ее загоню, как только достану. Но дам немного форы, пусть почувствует себя в безопасности. Пусть продолжит играть в примерную девочку-тихоню. А я был тираном. Деспотом. Чудовищем. И это, мать его, лучшее, что я слышал в свой адрес.
Что же, я не отрицал того факта, что никогда не был добрым и пушистым. Стержень во мне не просто взращивали, его вбивали. И никому как собственной родне это было не знать лучше остальных. Они видели, каким меня растил дед. Как он выбивал из меня дурь. Как воспитывал. Я был приемником крупного бизнесмена. К моим ногам упали миллионы, которые я превратил в миллиарды. И которые как оказалось не нужны были ей.
А что нужно? Я не понимал ее. Не мог разобраться в этой девчонке. А она так ловко манипулировала мной. Или я сам не хотел видеть, ослепленный желанием обладать ею.
Как же я заблуждался.
Дверь скрипнула.
Я напрягся. На пороге появилась женщина. Старуха. Седая голова, морщинистое лицо, с желтоватым оттенком кожа. На ее иссушенном теле старые тряпки, шаль, проеденная молью. Я знал кто она. Видел здесь в тот день, когда забирал девочку. Слышал ее хриплый голос, но не был уверен, что она помнила меня. Потому что изумленно хлопала глазами, пытаясь меня рассмотреть.
– Вы кто? – голос старухи отозвался пульсирующей болью в голове.
Эта боль теперь ежедневно сопровождала меня. Уничтожала. И я ненавидел себя за эту слабость.
Тряхнув головой, я все же ответил. Мне не нужны свидетели, и чем быстрее старуха отстанет, тем скорее я вернусь к своему плану мести.
– Владелец, – низкий голос разорвал повисшую тишину.
– Здесь другой владелец, – она недоверчиво глянула на меня.
– Я теперь хозяин, – и для убедительности похлопал по лежащей рядом папке с документами.
Договор продажи был оформлен на некую Андрееву Алевтину Петровну, которую я в жизни не знал. Да и вообще сомневался, что такая существовала. Мои ребята умели состряпать так документы, что им верили все. И она поверила. Думала, что продавала комнатушку приятной доброй тетеньке, а на самом деле я забрал ее дом. И пара новых бумажек в этой папке были тому подтверждением.
– Хорошо, – старуха кивнула, но все еще рассматривала меня с подозрением.
Я усмехнулся. Понимал, почему она не верила. Да потому что я был не из этого мира. Костюм от ведущих дизайнеров, белоснежная рубашка. Только часы на моей руке стоили в пять раз дороже этой комнаты. И я не боялся здесь появиться в подобном виде. Под строгим темно-синим пиджаком был пистолет, приятно давящий кобурой на ребра. Великолепная тяжесть, от которой я долгие годы отказывался. Но не сейчас, когда побывал на грани. И когда над моей головой повис дамоклов меч. В любой момент я мог сыграть в ящик, и лишняя предосторожность мне не помешала бы.
Но старуха не видела, как я дернулся к пиджаку, прижав руку к пистолету. Я знал, появись там кто-то другой, у меня хватило бы скорости реакции, чтобы достать оружие и пустить пулю в лоб. А эта ведьма пусть поживет, ей и так, судя по цвету лица, осталось недолго. Печень вероятнее всего отказывала, причем очень давно.
– Есть еще вопросы? – я намеревался прогнать ее, да вот бабка соображала туго, раз не поняла сразу.
– Нет, сынок, – пробормотала она, уловив мой тон.
Я гнал ее прочь, и она, сгорбившись и закутав себя в шаль, отвернулась, прикрывая дверь. Вновь скрипнули петли. Я отвернулся, уставился себе под ноги. Тяжелый вздох не помог расслабиться.
Пора уходить. Эта гнилая комнатушка все равно не даст ответов. Она здесь не появится. Теперь это чужой дом.
Поднимаясь на ноги, я забрал ключ и папку с документами. Пора возвращаться в ад. И та напряженная струна, в которую я превратился с момента пробуждения, норовила лопнуть. Мне стоило поторопиться, чтобы загнать свою девочку. Чтобы достать ее, растоптать и уничтожить. Я намеревался показать ей свои круги ада, свою истинную сущность, и вернуть в этот мир.
В мир, где за кусок хлеба она будет вылизывать мои ботинки. В мир, в котором чтобы дышать, она научится сначала заглатывать по самые яйца.
Мой мир. Грязный, порочный, но таким был я. Такой станет и она.
Я сломаю ее крылья. Девочке пора взрастить собственный стержень, перестать надеяться на чужую помощь. Я не ее ангел-хранитель, спасший от извращенца. Я не тот, кто открыл ей страшную правду о семье. Я тот, кто заберет у нее семью. Кто отнимет свободу. И лишь тогда, когда я насыщусь ею, утолю свою жажду одержимости, я отпущу ее. И пусть ей помогут силы свыше, иначе она просто не выживет.
Глава 1.
Я возвращалась после работы к себе в комнату. Жила скромно, по средствам, и малюсенькая комнатушка в старом общежитии, которое когда-то принадлежало уже закрытому заводу, стала моим новым домом.
Поморщила носиком. Опять воняло гарью на этаже. Кто-то забыл кастрюлю, и сбежавшая вода вместе с пенкой оставила грязный и противный след на поверхности. Интересно кто будет потом это отмывать?
Я заглянула на общую кухню, попутно открывая здесь загаженное окно. Никто не торопился убираться в общих помещениях, хотя график с жильцами мы составляли каждый месяц. Моя очередь через три дня, поэтому я не намеревалась тут мыть раньше срока. Все равно загадят.
Я ненавидела это место. Эту душную, темную кухню. Общежитие, в котором мне пришлось купить маленькую комнатушку, продавая год назад трехкомнатную квартиру, доставшуюся от бабушки. Это место было наилучшим, как я тогда думала, вариантом. Пусть так, но своя. Но я сдержала слово, данное для сестры, хотя бабушка перед смертью умоляла сохранить ее квартиру, переписанную на меня. А я хотела помочь сестре и племяннику. И была уверена, что Дениска пойдет на поправку.
Когда мальчик появился на свет, он был хорошим здоровым младенцем. Его мать, моя старшая сестра, жила одна в другом городе. Так далеко, что у меня не получалось навещать свою единственную родню. Лишь редкие звонки и фотографии свидетельствовали, что Маша и Дениска в порядке. Почти в порядке. Пока у него не обнаружили генетическое заболевание. Кажется, он унаследовал его от отца. Я ругала себя, потому что никак не могла запомнить это длинное слово, да и думать не хотела. Вспоминая тот день, когда мне позвонила Маша и сообщила ужасную новость, я перестала дышать. Еще немного, и у меня почти никого не останется.
Тогда-то я и предложила им помощь. Денису нужна была операция. Дорогая, сложная и с длительной реабилитацией. Продала квартиру, купила себе комнату, а остальные деньги передала Маше. Денис хорошо перенес операцию, но денег все равно не хватало. Потом начались кредиты. Долги росли как снежный ком, готовый поглотить нашу маленькую семью.
Закрывая за собой дверь, я щелкнула замком. Всегда закрывалась, потому что боялась соседей. Здесь жили те, кто не отличался хорошим поведением. Алкаши, наркоманы и прочий сомнительный сброд. Но они оставались моими соседями, с которым приходилось мириться. И меня радовал тот факт, что здесь я появлялась редко, посвящая себя бесконечным подработкам.
Вонь пробралась и сюда. Наспех проветрив комнату, я взглянула на пыльное зеркало. У меня не хватало времени убраться у себя, а вот в офисе через три квартала всегда тщательно мыла полы, и зеркала там блестели после уборки. На хорошую постоянную работу меня бы не взяли. А всё потому что я бросила учебу в колледже, а оставалось-то доучиться год.
Пришлось устроиться на работу. Сначала на склад комплектовщицей, потом продавщицей в овощной. После и уборщицей. Я искала работу, любую, лишь бы погасить долги. Сложно, тяжело, и порой валилась с ног от усталости. Но продолжала много работать, брать двойные смены. И вела блокнотик, в котором были записи. Две колонки. Сколько заработала и сколько должна. И вторая была чересчур длинной.
Сложив на столик пакет с продуктами, стоявший в углу и служивший сразу нескольким функциям, я переоделась. Достала из-за пазухи помятый конверт с полученной зарплатой и решила, что не стоит затягивать с подведением очередных итогов. Утром получила зарплату за ночную смену.
Как много цифр, думала я, внося новую запись. Проведя подсчеты, поняла, что у меня остается небольшой запас и радовалась впервые за несколько месяцев, как ребенок. А мне всего лишь двадцать лет. Но чувствовал себя, как удрученная тяжелым опытом женщина. Хотя технически, женщиной еще не стала. Не до романов. Не до ухажеров, хотя порой ловила на себе заинтересованные взгляды. Но не сейчас.
Я невольно задумалась и засмотрелась на собственно отражение в зеркале, висевшем на гвоздике. И увидела там уставшего ребенка. Да, мордашка еще детская, а глаза взрослые. Темные, тяжелые. И круги под ними тоже темные, черные. Даже дешевый тональный крем не замаскирует их. Мне бы поспать, а не готовиться к новой смене. Сегодня вторая ночная. А днем нужно еще сбегать полы помыть.
Тяжело выдохнула и отвернулась. Нет времени разглядывать себя. Пора перекусить и собираться дальше. Потом я успею немного поспать. Часа три, не больше. А остальное уже завтра, после утренней уборки в офисе.
И как мне удавалось не путаться? Нет, я путалась.
Путалась в днях, путалась в сменах и работах. И вела еще один блокнотик, тонкий, потертый. И там подробно было расписано где, когда и во сколько должна была появиться. А иначе бы точно осталась без работы. Заглянув в него, убедилась, что все верно запомнила.
Закинув второй блокнот к первому, я отправилась к старому холодильнику «Бирюса», доставшемуся от прежних хозяев, и извлекла позавчерашние макароны. Сегодня только макароны. Принюхалась. Вроде пахли нормально, значит, не испортились. И я не отравлюсь, что дико радовало. А вот завтра я обязательно пошикую и куплю котлеты. А может еще и полкило конфет. Гулять так гулять, раз деньги остаются.
Пискнул телефон. Старый «Самсунг», купленный в магазине, где продают подержанную технику. Там же покупала себе запчасти для этого смартфона. Иначе просто на выброс, если не ремонтировать.
Сообщение от сестры. Я с опаской открыла его и прочитала.
Хотела рассмеяться. Или заплакать.
«Привет, сестренка. Тут такое дело. У меня опять долг по кредиту. Помоги. Все деньги на Дениску ушли. Я верну.»
Подобные сообщения я получала и в прошлый месяц, и в позапрошлый. Сестра обещала вернуть. Каждый раз. А я уже не надеялась, но вела тайную третью колонку. Долги Маши передо мной. Но мы же семья, и такого нельзя делать. Поэтому и колонка эта была написана простым карандашом, на последней страничке. Либо стереть потом ластиком, либо и вовсе выдрать листок. Я бы так и сделала, но продолжала записывать. Ведь Маша так и не вернула деньги. Ни разу.
Взглянув в блокнот, я поняла, что в этом месяце останусь без конфет.
Рука дрогнула, но я взяла телефон. Быстро набрала сообщение, потому что понимала, что если промедлю, то смогу передумать.
«Хорошо. Переведу сегодня. Без проблем, сестренка. Передавай привет Дениске.»
За дверью послышались шаркающие шаги, и я знала, что там бродила моя соседка. Добрейшая женщина, Зинаида Ивановна. Бабушка – божий одуванчик. Да вот только в последнее время она все чаще начинала теряться, путаться и порой мне казалось, что она не понимала, что происходило вокруг.
Я поспешила открыть дверь и пустить ее на порог. С ней было приятно поболтать. Хоть кто-то здесь со мной разговаривал.
– Здравствуйте, – я улыбнулась, открывая дверь пошире.
Зинаида Ивановна закуталась в шаль. Она всегда ее носила, независимо от времени года. Говорила, что кости мерзли. И я верила, а еще понимала, что соседка болела. Цвет ее лица не сулил ничего хорошего, да вот только она никому тут не нужна была. Ее дети, двое взрослых сыновей в свое время продали большую квартиру матери, чтобы разъехаться и позаботиться о собственном будущем. А старушка-мать была рада помочь детям, которые клятвенно обещали о ней позаботиться. Видимо поэтому купили ей тут комнату и почти не навещали. И я сомневалась, что она все еще нужна была им. По крайней мере, ее дети не появлялись здесь месяца три.
– Здравствуй, Варечка, – прохрипела она, снимая резиновые шлепки. – Как у тебя дела? Я вот решила прогуляться. Ноги побаливают, на улицу не пошла.
– Хорошо, баба Зина. Все хорошо, – я улыбнулась, пододвигая ей стул. – Вот недавно с работы пришла. Сейчас поем и дальше пойду.
– Ох, Варечка, загоняешь ты себя. Побереги здоровье, а то потом будешь с такими же руками.
Она показала свои сухие ладони с кривыми пальцами. Артрит в тяжелой форме. Неприятное и болезненное состояние. Я понимала ее, у самой порой болели руки после холодной воды, и я отчаянно надеялась, что со мной такого не произойдет.
– Да я так, не утруждаюсь уж сильно, – попыталась успокоить старушку.
Она кивнула. Не поверила, но не спорила. Никогда не спорила со мной, потому что понимала, что мы одинаковые. И если ее жизнь угасала, и она смирилась с тем, что однажды просто не проснется, и навряд ли в этот же день найдут ее тело, то моя жизнь только начиналась. И какая жизнь? Я загнивала тут, теряла себя.
– Да, не перетрудись, – повторила она мои слова, рассматривая стену за спиной.
– Вам что-нибудь нужно? Я могу по пути вечером заскочить в магазин, молока или хлеба купить.
– Нет, Варечка. Сынок приедет. Обещал.
Я кивнула. Она всегда так говорила, но я по-прежнему покупала для нее продукты. Баба Зина отдавала мне часть своей маленькой пенсии на продукты и квартплату, потому что не доверяла себе. Боялась забыть, боялась потерять деньги. Поэтому я исправно платила за все, приносила необходимые вещи и еду, но Зинаида Ивановна каждый раз говорила, что приедут дети. Она верила, а я не хотела отнимать эту веру.
Я доедала в одиночестве. Баба Зина посидела недолго. Отправилась дальше гулять по этажу, а я вновь закрыла дверь на замок.
Чуть позже собравшись, я отправилась на свою очередную подработку. Небольшой офис через три квартала. Платили хорошо, и уборка не отнимала много времени.
– О, Варька, привет, – в небольшой комнате, где обычно переодевались, появилась Нина.
Она тоже работала тут уборщицей. Причем, как и я, сразу с несколькими подработками. Крутились как могли, как умели.
– Привет, – я улыбнулась, замечая, как на лице женщины расплылась ответная улыбка.
– Ты не представляешь, что я тут слышала, – заговорщически пробормотала она.
– Что? – также тихо ответила.
Женщина хохотнула и склонилась немного вперед.
– Компания «Inter Group» опять набирает сотрудников. И там появилась пара вакансий в клининговый отдел. То есть для нас, поломоек. Надо бы попробовать. Там у них зарплата такая, что можно в ус не дуть и не заморачиваться с кучей подработок.
– Вот только туда с улицы не берут, – проговорила я.
Знала эту фирму, потому что не знать крупнейшую компанию, про которую только ленивый не говорил, было непозволительно. Хотя название мне ни о чем не говорило, так и то, чем они там занимались.
– Не берут, согласна. Но можно же попробовать, – она ухмыльнулась, натягивая платок на волосы. – Ты со мной?
– Не знаю, – пожала плечами. Не хотелось терять то, что удалось получить. Даже здесь, в этом небольшом офисе приходилось доказывать каждый раз, что я не хуже остальных уборщиц, хотя и самая молодая.
– Как знаешь, Варь. А я попробую.
– Обязательно. Потом скажи, как пройдет.
Она кивнула и отправилась работать. Как и я. Моя жизнь продолжалась. Поэтому подхватив ведро и швабру, я отправилась убираться. Мне нужны деньги. И как можно больше. Долги сами себя не закроют.
Глава 2.
Я пришла к Светлане, пожалуй, единственной подруге, оставшейся со времен школы и колледжа спустя неделю после нашего последнего разговора. Тогда она выманивала меня прогуляться вечером, поболтать. Но я отказалась, потому что в моем плотном графике не было времени на сон, не то чтобы разгуливать по городу и беззаботно щебетать. Этим обычно и занималась Света, когда у нее не было смены в гостинице.
– Ну, наконец-то пропажа ты моя, – она рассмеялась и приобняла за плечи. – Я уж думала, что придется брать штурмом твою комнатушку или завалиться на работу. Представляешь, какой бы я там концерт устроила? – и она хитро подмигнула.
– Представляю, – проворчала в ответ, стягивая с ног кеды. – Поэтому и пришла. Сама. Сдаюсь, – и в шутливой манере подняла руки перед собой.
В эти же ладони хлопнула Света.
– Эх, Варёк, я так скучала по тебе. Ты не представляешь, даже поболтать не с кем.
– А как же Миша? – припомнила имя одного из ухажеров подруги.
Но девушка только отмахнулась.
– С ним каши не сваришь. Мямля какой-то. Маменькин сынок.
– Ты же сама решила, что с мальчиком из университета не плохо бы закрутить. Мол, с мозгами, значит перспективный.
– Да, перспективный. Если только колбы свои туда-сюда переставлять. Ох, Варька, видела бы ты его член, – она хохотнула и вскинула руку, – вот такой малюсенький. Я разочарована.
– Значит расстались?
– Не то слово. Я его послала. А он еще мне цветы таскал. Представляешь, три розочки! Я бы его этими розочками по шее настучала, но успел свалить. Подбежал, вручил и был таков.
Я улыбнулась. В этом году у Светы был уже восьмой неудачный роман. И про каждого парня она примерно так и отзывалась. Сначала он мой единственный, а потом бежала как от огня, проклиная себя за поспешность выводов.
– Все-таки надо в гостинице себе мужика искать. Там порой ничего такие дядечки останавливаются, – она томно вздохнула, усаживаясь на зеленый диван с деревянными подлокотниками, рядом с которым стоял стол-книжка.
Я осмотрелась. Давно тут не была. Свете повезло больше. Работа у нее лучше, да и с родными не было проблем. Вот и жила с теткой в квартире, хотя тетя тут почти не появлялась. У нее тоже была своя личная жизнь с собственной как говорила Света шикарной жилплощадью. Квартира в хорошем спальном микрорайоне, трешка. Так что Света берегла эту квартирку, теткину. Заодно и крыша была над головой. Родители подруги давно развелись и разъехались, а дочь им оказалась не очень-то и нужна. Поэтому Света и осталась у близкой родственницы. Сначала для того, чтобы школу закончить, потом и колледж. Никто не был против, а после и вовсе не обращали внимания.
– Жаль, что тебя не удалось пристроить, – протянула подруга, наблюдая за тем, как я кручусь на другом конце дивана, стараясь подогнуть ноги удобнее. В тонких носочках замерзли пальчики. – Сейчас бы не коробки таскала, а работала бы в теплых комфортных условиях. Там и зарплата больше.
– Значит не судьба, – неловко улыбнулась в ответ.
Да, я сожалела, что не получилось попасть на работу в гостиницу, хотя подруга старалась протолкнуть. Да она сама туда попала благодаря стараниям тетки. Но у знакомств не такие длинные руки и крепкие связи как порой хотелось бы.
– Да ладно. Мне и так не плохо. Денег вроде как хватает.
Света покачала головой.
– Не ври, Варь. Ни хрена тебе не хватает. Иначе бы не занимала опять.
Я смутилась. Повесила голову и отвернулась. Опять пришла просить в долг, при этом еще прошлые займы ей не вернула.
– Ну ладно, только не грусти. Конечно же, помогу чем могу. Но обещай, что ей денег не дашь. На себя потрать, поешь что ль нормально.
Я покачала головой. Не могла соврать подруге. Просто не умела это делать.
– И что с того, что ей опять нужны деньги? – Света хлопнула по столу кулаком.
Она злилась, а мне оставалось только пожимать плечами. Из месяца в месяц мы проходили по кругу. Даже знала, что одноклассница скажет потом.
– Шла бы и сама работала.
– Дениска болеет.
– Ты, Варя, балда. И что с того что он болеет. Операция была? Была. Реабилитация? Да. Лекарства? Да. И за все платила ты. Да тебя по миру пустят. Эх, как была лапшой в школе, так и осталась.
Я скривилась. Как же ненавидела это прозвище, приставшее ко мне со средней школы. Класс пятый, или шестой. Точно не помнила, когда именно это случилось, но отчетливо припоминала того, кто меня так прозвал. И вот эта девчонка сидела напротив и злилась.
– Она обещала вернуть.
– У тебя лапша уже до колен висит. Варь, так уши отвалятся, если будешь верить своей сестре. Вот я ей не верю. Нельзя же столько денег просаживать, пусть и на лечение.
– Ты не видела этих прейскурантов. А ценники в аптеках! – жалкие оправдания в глазах подруги.
– А ты видела? – парировала она. – Тебе хоть один чек показали? Или выписку? Звонки да сообщения, и никакого подтверждения.
Я знала, почему Света так относилась к моей сестре. Пожалуй, про Машу все так отзывались. Не любили ее. А я не могла отвернуться от нее. Она моя единственная родня.