Преступные игры гения
– Вы знакомы с Анной? – удивился Валерий.
– Знакомы. Встречались в этом вот самом кафе. Говорили.
Подробностей не последовало. Но по ее вздоху и убежавшему от него взгляду он понял, что разговор вряд ли был приятным.
– Так вы не ответили, Валерий Павлович. Она позировала вам?
– Нет, конечно. При ее-то занятости! Мы сделали несколько фото, и я писал с большой фотографии.
– А откуда мне знать, Валерий, что вы не подкарауливаете зазевавшихся бедных женщин, не фотографируете их тайком. А потом…
– Что потом?
Он пока не понимал, куда она клонит. На душе у него было спокойно. И он, кажется, начинал понимать, откуда у девушки такая тайная тоска в глазах. Может быть, как раз знакомство с Анной обусловило ее печаль? Может, девушка нарушила закон и…
– А потом вы убиваете их и сами же находите! Это ведь вы нашли убитой свою девушку в парке несколько дней назад? Так писали все СМИ!
Он открыл рот, чтобы возразить. Понял, что возражать глупо, поскольку то, что она говорила, – правда. Частично правда. Потому что он никого не убивал. И не собирался этого делать впредь.
– Так писали. И это истинная правда, – не стал он юлить. – Только обо мне не писали как об убийце. Я просто нашел девушку.
– С которой встречались?
– На тот момент я уже с ней расстался и не видел ее целый год.
– Интересное кино! – фыркнула девушка, которая активно его допрашивала и до сих так и не представилась. – Вы с ней расстались год назад. А она на вашей машине месяц назад раскатывала по городу. Этому имеется объяснение?
– Простите, а вы кто? Вы тоже служите в полиции?
Он изумленно рассматривал ее, уже не находя ее взгляд загадочным. Скорее подозрительным, въедливым, опасным даже.
– Нет. Не служу я в полиции. Но с Анной знакома. Мы с ней пили кофе в этом самом кафе и неприятно разговаривали.
Она замолчала, не сводя взгляда с «того самого» столика.
– Вы… Вы правонарушитель? – предположил Валера, не дождавшись продолжения ее рассказа.
– Ну, если отбить мужа считается правонарушением, то – да, я он и есть, – она грустно рассмеялась. – Ее Гена ушел ко мне.
Валерий тут же вспомнил типа, явившегося в его дом вместе с Анной. Он с первых минут понял, что между ними пробежала черная кошка. Вон, оказывается, все как!
– Насколько мир тесен, – пробормотал он. – Я познакомился с Анной при весьма неприятных обстоятельствах. Она вместе с этим самым Геной приехала ко мне в дом, чтобы задать несколько вопросов о Лидочке. Это же ее я нашел… – зачем-то пояснил он. – Я пишу портрет Анны, потому что типаж совершенно невероятен. Потом встречаю вас здесь. Знакомлюсь с вами, чтобы писать ваш портрет. А оказывается, что ваша жизнь тесно переплетена с их жизнью. Как такое может быть? Это же… Это же удивительно!
– Что именно? – холодно глянула девушка.
– Что вы именно в этом кафе пили кофе, когда я пришел и обратил на вас внимание. Не где-то еще, а именно здесь! Вот повороты судьбы, а!
– Послушайте, Валерий… – она положила голые локти на полированный стол. – Вы человек творческий, поэтому и придумали удивительную сказку. Возможно, вам так проще работается. Подобные мысли будят ваше воображение. Но…
– Но?
– Но все гораздо проще. Прозаичнее!
Ее взгляд сверлил его переносицу, где-то он слышал о подобном приеме у полицейских. И он совершенно точно не станет торопиться с написанием ее портрета. Своими словами она разрушала то, что пленило его в ней, – загадку! Не было в ней того удивительного шарма, что в Анне. Странно, что Геннадий променял одну на другую.
– Я оказалась в этом кафе не случайно, потому что совершенно точно знаю, где любит пить кофе Анна. Я искала с ней встречи сегодня. А тут вы. И внимание вы на меня обратили тоже, думаю, не из-за каких-то моих художественных достоинств. А просто потому, что женщин в кафе больше нет сейчас. Подростки, мужчины. Все просто! Я одна. И я жду Анну. Когда-то она придет сюда выпить кофе.
– Зачем она вам? Вы же забрали ее мужа. Что еще вам от нее нужно? – он не хотел, но высказался грубо. И смутился: – Простите.
– Дело в том, что наш с ней муж ушел и от меня тоже, – лицо ее дернулось в нервной гримасе. – И я хочу узнать, не к ней ли он вернулся? Ему позвонить я не могу. Ей тоже. А здесь… самое место. И да, кстати, вы так и не ответили мне: с какой стати ваша девушка, которую вы якобы не видели целый год, незадолго до убийства разъезжала на вашем автомобиле?
Глава 8
Анна сидела на своем рабочем месте как ни в чем не бывало. Будто и не отвозил он ее вчера из больницы с пробитой головой и перепачканными кровью волосами. В легких черных брюках по щиколотку, белоснежной футболке и белых кожаных кроссовках. Все как всегда, если не считать тонкой полоски пластыря на лбу – когда Аня упала после удара, стукнулась лбом об асфальт. Вчера все ее раны скрывала повязка. Сегодня…
– Ты что здесь делаешь? – проворчал Гена, проходя за свой стол. – Тебе неделю надо лежать.
– Серьезно? Считаешь, что я смогу? Буду лежать и ждать, когда вы найдете того, кто напал на меня?
Отвечала она в привычной манере: не отрывая взгляда от монитора компьютера, не глядя на собеседника и произнося слова словно нехотя, как по великому принуждению. Как же его всегда это бесило! Но сегодня – нет. Сегодня он ей все прощал.
– Что ищешь?
Гена швырнул на стол свою сумку, где в маленьком кармашке лежала флешка. Он не сумел изучить содержимое как следует. От Аллочки он поехал в ближайший мотель и оплатил на всякий случай трое суток. За это время, решил он, разберется с жилищной проблемой. Либо квартиру снимет. Либо попросит Анну пустить его пожить на даче. Все равно та пустует. Им и раньше-то некогда было там отдыхать. Иногда телефонные звонки по службе возвращали их с середины пути. После того как это случилось трижды, они махнули рукой и решили, что отдых в городе в их выходные тоже ничего.
С жильем на три дня определился, но ноутбука в отеле с собой не было. Раньше он все время лежал на журнальном столике в гостиной. Гена усаживался в кресло, и пока Анна принимала ванну или ела что-нибудь на ходу, пытался поработать. После его ухода от Ани ноутбук из гостиной перекочевал на работу. Теперь он лежал в нижнем ящике тумбочки. И Гена надеялся, что сегодня в обед он сможет дотошно, детально рассмотреть запись с видеорегистратора Настиной машины. Выпишет все марки и номера, запомнит всех людей, которые смотрели вслед Анькиной машине. Составит список и станет с ним работать.
Такие у него были планы на сегодня. Он думал, что Анны на работе не будет. А она сидит как ни в чем не бывало. А при ней нельзя. Станет задавать вопросы. Узнает о гадком поступке Аллочки. И не факт, конечно, но, возможно, будет злорадствовать. Типа: выбрал себе счастье.
Что же, Аня имела на это право. Он заслужил.
– Так кого высматриваешь? – повторил он вопрос, усаживаясь на свое место.
– Просматриваю записи с подъездных камер.
– Как результат?
– Пока пусто. То есть не совсем, конечно. Прохожих много. Но никого похожего. Самое интересное знаешь что?
Она подняла на него глаза, горевшие болезненным лихорадочным огнем.
А ведь ей очень больно, понял он. Наверняка напилась с утра таблеток и поехала через силу на работу. Ну что за настырное создание!
Тут же вспомнилось, что точно такими же глазами она смотрела на него, когда выпроваживала из своей квартиры и из своей жизни.
Ей тоже было больно, как она ни пыталась это скрыть.
– Что самое интересное?
– Что этот чел напал на меня в мертвой зоне! – возмутилась Анна, снова направляя взгляд на монитор. – Ни метром дальше, ни метром ближе. Именно в точке, куда камера не достреливает, меня шарахнули по башке. Вывод?
– Человек знаком с местностью.
– Да. Он готовился. Хорошо готовился. Выбрал место и время. Там же в это время почти никого. Все, кто вернулся с работы, сидят дома за ужином. Время выгула собак не наступило. Блин… Тщательная подготовка. Интересно, если бы я не уловила движение сзади, он бы меня добил?
– Хотел бы добить, добил бы. Нет, Ань, тут что-то другое. Может, он думал тебя похитить? Надо еще раз просмотреть все машины, что выезжали и въезжали. Тачку спрятать в мертвой зоне не удастся. – Он покосился на сумку и со вздохом полез в тот кармашек, где спрятал флешку. – У меня кое-что есть для тебя. Думал, сам без тебя просмотрю и изучу досконально, но раз уж ты здесь…
Он отдал ей флешку и, пока она просматривала записи, развел суету с чайником и кофе. Сбегал для начала за свежей водой, потом пошел мыть чашки. Поставил их на своем столе, засыпал кофе из банки, потом сахар. Руки не слушались, он без конца все просыпал, сметал на пол ребром ладони. На Аню старался не смотреть.
– Вот твой кофе, – поставил он на край ее стола чашку. – Знаю, не любишь растворимый, но другого нет. Автомат в коридоре вторую неделю не работает.
– Не суетись, Сидоров, – хмуро посмотрела она на него из-под низкой челки. – Лучше объяснись.
– А что объяснять? Сама видишь, за тобой следят. – Он прислонился задом к подоконнику, шумно втянул в себя кофе.
– Это я поняла. Запись у тебя откуда?
– От следопытов, мать их… – он жалко улыбнулся. – Алла с подругой развлекалась.
– Серьезно?! – ее лицо сделалось синюшным от бледности. – Она за мной следила? С подругой? Как давно и как долго? Почему я ее не срисовала?
– Она машины меняла: то на такси, то на своей тачке, то на Настиной, – цедил из себя по слову Гена, поймал взгляд бывшей жены и произнес: – Я только сегодня ночью узнал.
Взгляд был тем самым, от которого ему всегда становилось особенно тошно. Это когда он лажал и не находил себе оправданий. Анька в такие моменты смотрела на него с жалостью и презрением. И чего было больше, попробуй разберись.
– Ты ночью узнал? – Она недоверчиво сощурилась.
– Так точно.
Гена отвернулся к окну. Уставился на летнее ненастье, треплющее зеленую гриву листвы в сквере через дорогу.
– Ночью узнал. Почему мне не позвонил?
– В половине третьего ночи? Серьезно? Ты еле на ногах стояла, когда в подъезд входила.
Он покосился на нее через плечо. Она выглядела обескураженной.
– И твоя эта… Алла – внучка аксакала – как-то объяснила свое дикое поведение?
– Я не требовал с нее объяснений, – резко отреагировал он.
Вот так и знал, что начнутся подобные разговоры! Зря он флешку ей отдал. Сам бы лучше разобрался.
– Конечно! Как можно требовать объяснений с такого ангела! Она такая славная, ей все прощается. Это не я – дура, – вечно замотанная и недовольная. Наверняка она оправдала себя как-то. К примеру, что ревновала тебя. А?
Она неожиданно сорвалась с места, встала за его спиной и ткнула согнутым пальцем между лопаток.
– Отвечай, гаденыш! Стоило оно того? Стоило изменять мне с этой… которая за твоей спиной следит за твоей бывшей женой? Может, она и нападение организовала, а? Надо бы ее допросить. Допросишь сегодня в перерывах между вечерним чаем и сексом?
– Нет. Не допрошу. В перерывах. Их не будет.
Он повернулся, и оказалось, что они стоят очень близко. Непозволительно близко. Уже полгода он не ощущал на своем лице ее дыхания. Не слышал запаха ее удивительных духов.
– Почему? – ткнула она теперь согнутым пальцем ему в грудь, она ничего такого не почувствовала, просто злилась. – Потому что жалко тебе ее, да? Или трахаетесь без перерывов?
– Потому что я ушел от нее, Ань. – Он поймал ее руку, подержал в своей и вдруг забыто перевернул ладошкой вверх и поцеловал ей запястье. – Ушел я от Аллы. И уже не вернусь.
– Ого… – бесцветным голосом отреагировала она и вытерла запястье о брюки. – Неожиданно. И к кому теперь ушел? Утром ушел или в половине третьего?
– В три ночи. Полчаса разбирался с ней. Собирал вещи. И ушел. И не вернусь. В отеле поселился.
– Меня это сейчас должно растрогать? – ее губы дернулись, но не сложились в улыбку.
Аня вернулась за свой стол, принялась щелкать мышкой, снова просматривая кадр за кадром. Он медленно цедил кофе и не сводил с нее глаз. Вот она, не глядя, вытянула руку к ящику стола, порылась там и швырнула связку ключей на стол.
– От дачи, – буркнула бывшая жена. – Живи там. Далековато ездить, но… Больше ничего предложить не могу. И не стану! Теперь давай поработаем над этим видео. Тут много интересного, Сидоров. Бери стул, присаживайся рядом. И это… Ничего личного, только работа!..
Машин оказалось много. И на проспекте, и в ее дворе. Ничего подозрительного в них не было – машины как машины. Люди ехали на работу, на рыбалку – удочки торчали из окна, в детский сад – малыши в креслах лапали автомобильные стекла, из садика. И почти все машины, что засветились на камерах Анькиного микрорайона, въезжали и выезжали туда-оттуда и днем, и двумя ранее. Все, кроме одной.
– Вот эта тачка! – ткнул он пальцем в машину, замеченную Настей и Аллой на проспекте. – Знаешь, кому она принадлежит?
– Пока нет. Надо сделать запрос.
Еле касаясь указательным пальцем, она поглаживала висок, голова у нее сто процентов болела. Но утащить ее с работы теперь так уж точно не выйдет. Анна взяла след.
– Не надо делать запрос. Я знаю, кому принадлежит эта машина, – проговорил Гена, на всякий случай отодвигая свой стул подальше.
Даже представить себе не мог еще вчера утром, что ее близкое присутствие так его разволнует. Внутри ворочался какой-то острый ком из жалости, любопытства, воспоминаний. И это все неожиданно делало ему больно.
– Кому принадлежит эта машина? – она обернулась на него, проследила за его манипуляциями со стулом, понимающе хмыкнула. – Ну!
– Художнику твоему.
– Осетрову? – Аня принялась покусывать костяшку указательного пальца, недоверчиво посматривая в его сторону. – Это ты только что придумал?
– Это Настя выяснила и сказала Алле. И отказалась продолжать следить за тобой.
– Хоть один разумный человек в твоей компании обнаружился, – проворчала Аня. – И когда она это выяснила?
– Если ты внимательно посмотришь на изображение, то поймешь, что запись сделана за несколько дней до известных событий в лесопарке. И за рулем увидишь девушку, блондинку. Предположительно, жертву. И у меня вопрос…
– Почему Осетров промолчал, что виделся с ней, давал ей свою машину? – перебила его Аня с понимающим кивком. – Главное – с какой стати она ехала за мной? И кто на этой машине приехал в мой двор, чтобы на меня напасть? Гена, едем!
– Куда? – он вжался в спинку стула, так резко Аня подскочила с места.
– К Осетрову, конечно же. Надо задать ему все эти вопросы. И если понадобится, привезем сюда и допросим под протокол и…
И вот тут ей сделалось совсем худо. Она покачнулась, и если бы он не успел ее подхватить, точно грохнулась бы на пол.
– Хватит лапать меня, Сидоров, – простонала она слабым голосом. – Скотина такая…
– Ань, давай я тебя домой отвезу. Ты же на больничном. Ну чего геройствовать?
– А Осетров? Вдруг он замешан? Вдруг эта девушка ехала за мной, чтобы о чем-то сообщить?
– Никуда не денется твой Осетров. – Гена осторожно усадил ее в рабочее кресло, убрал с лица волосы. – Как ты, Ань? Воды?
– Пожалуй, – слабо улыбнулась она. – И, наверное, мне действительно сегодня лучше отлежаться. А ты дай слово, что съездишь к Осетрову и поговоришь с ним. Только беспристрастно, Гена!
Последнюю фразу она произнесла с нажимом, почти по слогам.
– Есть, товарищ подполковник.
– Потом позвони мне и доложи. Начальству пока ничего не говори. Нечего поднимать бурю в стакане, который может оказаться наполовину пуст.
– Или наполовину полон, – привычно возразил он. – Пей, и поехали.
До ее дома они добрались быстро, а вот до жилища художника ему пришлось добираться по пробкам. Несколько раз звонили из дежурной части, интересовались, когда он будет на месте.
– У меня опрос свидетеля, лейтенант, по плану. Я еду на адрес. А в чем проблема-то?
– Начальство интересовалось: почему отдел закрыт?
– Отдел закрыт по причине того, что Смирнова на больничном, я на выезде, а Олег Ольховцев в отгуле. Так и доложи.
– Есть, – кисло рапортовал лейтенант из дежурной части.
И через полчаса снова звонок.
– Товарищ майор, начальство требует отозвать из отгула Ольховцева. По убийству в лесопарке у вас дело встало. Тут еще нападение на сотрудника. На Смирнову. Начальство в гневе, товарищ майор, – понизив голос, оповестил лейтенант.
– Чего ты от меня хочешь, Вася? – вспомнил Гена, как зовут молодого парня из дежурной части. – Необходимо отозвать Ольховцева? Отзовем. Нужен рапорт, вернусь – напишу. Смирнова на больничном, ее не тревожьте.
– Так точно, товарищ майор. А что сказать, если потребуют уточнить, на каком вы выезде?
Он обещал Анне, что не будет разглашать их общие подозрения в адрес Осетрова, но его почти приперли к стенке.
– Еду на адрес художника Осетрова. Появилась новая информация, ее необходимо срочно проверить. Возможно, придется везти его в отдел.
– Подкрепление не нужно?
– Думаю, справлюсь…
– Так я звоню Ольховцеву? – не унимался лейтенант. – Чтобы сообщить, что его отзывают?
– Звони…
Машина Осетрова стояла за воротами, прижавшись бампером к бровке тротуара. Только это была не та машина, на которой ездила при жизни его бывшая девушка Лидочка. Это была другая машина. Черный внедорожник с затемненными стеклами. Об этой машине Гена знал. Ее художник им показывал в прошлый их визит. И на ней же заезжал за Анной, приглашая ее поужинать. Гена сам лично видел.
Нет, он не следил за ней. Конечно, нет! Просто случайно оказался в том же самом ресторане, куда они приехали. Это, на секундочку, был их с Анькой любимый ресторан. А она взяла и притащила туда художника. Его тогда, если честно, этот факт покоробил.
Гена встал у изгороди и трижды нажал на кнопку звонка. Никаких движений. Он глянул поверх витой кованой калитки, достающей ему до шеи. Во дворе никого не было. Панорамные стекла холодно поблескивали, красный тент зонта трепало ветром.
Он снова нажал на кнопку. И тут же ему показалось, что за входной дверью что-то загромыхало, а затем раздался вскрик. Через пару секунд дверь распахнулась и Осетров вымученно улыбнулся ему с порога:
– Входите, я отпер дверь.
Гена минуту не мог сдвинуться с места. И не потому, что не справился с задвижкой. Калитка, щелкнув механизмом, распахнулась. Все на автоматике. Нет, причина была в другом. В самом художнике.
Осетров, стоя в тапках и шортах на ступеньках своего дома, призывно махал ему руками, которые были по локоть в крови!
Глава 9
– Алиби у вас нет, Валерий Павлович, – проникновенно глядя в глаза Осетрову, повторял Гена уже в четвертый раз. – Зато у вас есть машина, о которой вы забыли упомянуть. И на которой за подполковником Смирновой следила ваша девушка Лидия Паршина. Которую потом нашли убитой в лесопарке. И нашли ее убитой именно вы. Не находите это странным?
– Нет, – все время отводил глаза Осетров. И все время твердил одно и то же: – Ничего странного в этом нет. Я искал место для работы. Мне нужен был свет.
– Почему вы скрыли от следствия, что у вас есть еще одна машина?
– Потому что ее у меня нет. Я ее подарил Лидочке почти два года назад.
– Но по документам она принадлежит вам!
– Я не оформил сделку. Просто сделал Лидочке бессрочную генеральную доверенность, и все. Я любил ее. И не считал необходимым оформлять какие-то дополнительные сделки, – почти возмущался Осетров. – Какая разница, на ком машина? Ездила-то на ней она!
– Когда вы в последний раз виделись с ней?
– Я уже говорил вам, год назад.
Он всплеснул руками, роняя их на колени. Осетров не держал руки на столе в комнате для допросов. Пару раз коснувшись поверхности, он брезгливо поморщился и тут же начал вытирать ладони друг о друга.
– А вот подруга Паршиной утверждает обратное, – вытащил козырь Гена.
– Какая подруга?
– Та, с которой Паршина жила в квартире, которую вы ей оплачивали.
– Алена? – насупленно глянул художник в его сторону. – Это ложь. Что бы она ни сказала, это ложь.
– Вы, даже не зная, что именно она сказала, утверждаете, что она лжет? Странно…
– Ничего странного! – повысил голос Осетров. – Я способствовал ее отчислению из художественного колледжа, она мне мстит.
– А почему вы способствовали? Она мешала вашим отношениям с Лидочкой?
– Нет. Не поэтому, хотя она и мешала. Просто потому, что она бездарь. И мешать нашим отношениям она начала уже после отчисления. Мы, собственно, и поссорились из-за нее. Я потом слышал, что она переехала к Лидочке, что тоже бессовестный поступок. Я оплатил квартиру своей девушке на два года вперед. И в мои планы не входила субаренда.
Художник нервно повел шеей, вокруг которой был искусно обернут шелковый платок серебристого цвета. Он вообще выглядел франтом. Шелковые черные брюки. Цветная яркая шелковая рубашка, серебристый платок. Дорогие туфли.
Ему в голову не приходило, что из комнаты для допросов он может прямиком отправиться в камеру? Прямо в своих шелках – в камеру! Чего ради вырядился?
И только когда Осетров трижды вопросительно глянул на дверь, Гена догадался. Для Ани он вырядился. Аню ждет.
– На Анну было совершено покушение, – проговорил нехотя Гена.
– Покушение?! – это слово далось художнику с трудом, он им словно подавился, принявшись кашлять. – Но как так? За что?!
– Выясним.
– А злоумышленника поймали?
Взгляд, устремленный на Гену, был полон надежды, придраться было сложно. Но Осетров был творческим человеком. И мог быть не только хорошим художником, а он им был, но и замечательным актером. И эти его шелка…
Гена мотнул головой, сгоняя наваждение. Дались ему одежды Осетрова!
– Нет. Злоумышленника не поймали.
– А Анна? Она как? – кадык под ярким шелковым платком нервно дернулся. – С ней все в порядке?
– Она на больничном. Но с ней все в порядке. В относительном порядке, – подумав, добавил Гена. – Но сейчас не об этом… А о том, кто мог ездить на вашей машине после смерти вашей девушки?
И вот тут Осетров так растерялся, что майору его даже на какой-то краткий миг сделалось жалко.
– Как ездить? Я не понимаю, – поднял он на Гену беспомощный взгляд. – Лидочки нет, кто мог взять ее машину?
– Машина ваша, – напомнил снова Гена. – И вы, как истинный владелец, несете ответственность за транспортное средство, на котором, возможно, преступник въехал во двор, где проживает наш сотрудник. И напал на нее. Повторю вопрос: если это не вы, то кто?
– Я не знаю! Я не видел Лидочку год. И про машину ничего не знал. Хотя… Хотя знал, – он как-то странно и боязливо обрадовался. – Мне приходили штрафы за нарушения, которые она допускала за рулем. И даже было несколько фотоотчетов, прилагаемых к штрафам.
– И за рулем все время была она?
– Насколько я мог судить, да. Лидочка была за рулем. И именно по этой причине… – он опустил голову и сдавленным голосом проговорил: – Я особо за нее не волновался. Ездит по городу. Нарушает. Значит, с ней все в порядке. Она, знаете, любила лихачить. Медленно ездила, если только была сильно расстроена.
– Часто расстраивалась?
– По-разному. Но ее расстройства, знаете, были настолько ничтожны. – Осетров сделал пальцы рюмочкой, покрутил ими. – Ноготь сломался, к примеру. Не смогла записаться на маникюр. У нее был какой-то особенный мастер. Она всегда стремилась попасть именно к нему.
– А где она делала маникюр?
– Рядом с домом, где я ей снимал квартиру. Там салон на первом этаже дома напротив. Большой. Лидочка туда и на спа-процедуры ходила. И на массаж. Да, это все я ей оплачивал. Пока… Пока мы были вместе.
– А потом кто оплачивал?
– Я не знаю. Почему вы спрашиваете?
– Вы оплачивали штрафы за нее, могли и…
– Не мог. Я не мог знать ее жизненного расписания. И не интересовался. Старался забыть, – признался Осетров. – Но у нее был кто-то. На паре фотографий, прилагаемых к штрафам, рядом с ней на пассажирском сиденье отчетливо просматривалась мужская голова.
Про мужчину в жизни Лидочки ее подруга – Лена – промолчала. Не знала? Вряд ли. Жили вместе в одной квартире, наверняка говорили о чем-то на кухне за чаем или завтраком.
Гена сделал себе пометку – выяснить. А еще непременно следовало навестить маникюршу Лидочки Паршиной. Парикмахеры и маникюрши что психологи. И сами все о себе расскажут, и чужие тайны вытянут.
– Мне нужны будут все штрафы, которые вы оплатили за нее. Все фотографии и…
– Я могу это сделать прямо сейчас, если вы позволите мне воспользоваться моим телефоном. Все в памяти, на сайте. Позволите?
Гена не стал возражать. И уже через несколько минут изучал статью, которую нарушила Паршина.
– Она все время ездила этим маршрутом? – спросил он, поняв, что эта та самая улица, где Паршина якобы преследовала Аню.