Лес. Книга 1

Однако последовавшее за лаем рычание тут же вернуло хищника в сознание. Марат открыл глаза: ни хладнокровного взгляда лося, ни его смертоносной ноги перед ним не оказалось.

Волк все еще продолжал ощущать телом прохладу сырой земли и даже учуял резкий запах гниющего дерева. Он попытался приподняться, но теперь уже и боль дала о себе знать. Все обернулось вспять, – и лишь волчий лай по-прежнему звучал в его голове.

– Ты думал, я так просто дам тебе уйти из жизни, даже не попрощавшись?

Марат навострил уши и приподнял голову. Однако так и не успел никого разглядеть. Пронзительная боль в груди вернула волка на землю.

– Тише, не шевелись. Похоже, лось вскрыл тебе брюхо рогами.

Марат уловил знакомый запах наклонившейся к нему Селины, свойственную ей манеру оставаться спокойной даже в самых сложных ситуациях. В какой-то момент она наклонилась чуть пониже и нарочито лизнула волка в ухо, увидев его растерянный взгляд после очередного выдоха с гортанной хрипотой.

– Как ты здесь оказалась? – натужно проскулил Марат, придерживая веки усилием воли, чтобы те не опустились от усталости. – И где…

Волк потерял сознание прежде, чем успел закончить вопрос. Селина тоскливо посмотрела на его истощенное голодом тело, сбитые передние лапы, выдававшие первые признаки отчаяния хищника.

– Отдыхай, – тихо промолвила волчица. – Теперь ты в безопасности.

Напуганная волчьим лаем тетерка нарочно стала отставать от глухаря, сопровождавшего ее к лесной реке. К тому времени она уже успела приноровиться к выходкам самодовольного самца: грациозной походке, которую тот не изменял с тех пор, как превзошел в темпераментной схватке тетерева, его нелепому токованию, провоцировавшему местных глухарей. При этом хорош собой и уверен в собственных силах. Глухарь продолжал восхищать тетерку вызывающим поведением, но ей все больше начинало казаться, что этим поведением он был обязан не столько характеру, сколько пробудившемуся в нем весеннему инстинкту.

– Симон, я тебя прошу, давай вернемся в лес. Мне как-то не по себе здесь.

Глухарь не счел нужным ответить самке на ее опасения. Он продолжал идти вперед, будучи уверенным в том, что тетерка послушно следует за ним.

Почувствовав бодрящий запах молодых сосновых почек, Симон ускорил шаг. Громко захлопал крыльями и с наскока взобрался на ветку подвернувшейся на пути корявой сосны.

– Ну же, Амина! – прокричал глухарь, обернувшись к поспевавшей за ним тетерке. – Почувствуй, какой здесь приятный воздух!

Растущие на окраине леса высокие деревья нещадно отбрасывали тени на заболоченные берега реки, не пропуская к ним лучи уже клонившегося к горизонту солнца. В преддверии сумерек разгулялся западный ветер, нагоняя вечернюю прохладу. Но и она не смогла остудить пыл своенравного глухаря. Уж слишком самодостаточным чувствовал себя Симон в болотной глуши в компании преданной тетерки.

– Слезай оттуда, – позвала Амина, продолжая наставлять своего неистового друга. – Иди ко мне, милый.

Симону польстило столь теплое обращение самки, наконец поддавшейся его обаянию. Глухарь приветливо взглянул на тетерку, уподобившись коварному обольстителю. Ее легкое смятение с отводом глаз в ответ не оставило самцу другого выбора, как вернуться на землю и предстать во всей красе с властным размахом крыльев и чуткостью алых бровей.

Застенчивая самка медленно попятилась от взбудораженного глухаря, нахально распустившего крылья. Симон неотступно следовал за ней, вызывающе токуя в надежде на любовное соитие. Самец был в восторге от поведения заигрывавшей с ним тетерки. Терпение той сводил на нет дерзкий взгляд глухаря, который уже был полон решимости.

Остановившись, тетерка подняла голову и провокационно взглянула на самонадеянного самца. И тут же затейливо прикрыла глаза.

Резкая боль от вонзившихся в спину когтей показалась ей даже излишне агрессивной. Амина возмущенно захлопала крыльями и открыла глаза.

Встревоженный взгляд глухаря, который тетерка увидела перед собой в этот момент, поверг ее в ужас. Понимая, что тот уже ничем не сможет ей помочь, она безвольно опустила крылья и поникла головой.

Спикировавший на тетерку беркут тут же попытался утащить ее с собой, но вовремя подоспел опомнившийся Симон. Глухарь распахнул крылья и смело бросился на орла, нанося ему удары острым клювом.

Один из ударов пришелся хищнику в голову. Однако тот не спешил выпускать из мощных когтей тетерку. Расправил крылья и бойко отмахнулся ими от настырного глухаря, ударив его по шее.

Полученная затрещина лишь раззадорила Симона. Глухарь с еще большей яростью набросился на беркута, пытаясь сбить его с раненой тетерки. После нескольких неудачных попыток он все же добился своего. Защищаясь от атак глухаря, хищник был вынужден отпустить тетерку. Та осталась неподвижно лежать на земле между двумя самцами.

Напыщенный Симон с ненавистью посмотрел на стоявшего перед ним орла и тут же замер. Невозмутимый встречный взгляд убийцы только сейчас вызвал у глухаря страх. Тот самый утраченный им страх, который способствовал его выживанию вплоть до сегодняшнего дня.

Поддавшись одному из основных инстинктов, Симон утратил контроль над другим. Глухарь был рад насладиться тем влечением, которое испытал к тетерке. Но это влечение оказалось для него роковым.

Орел достаточно быстро расправился с Симоном. Глухарь так и не почувствовал боли, – лишь горечь утраты перед последним вздохом, глядя на умиравшую тетерку, которую он не смог защитить от себя самого.

Дневная мирная жизнь речной долины к вечеру стала подавать первые признаки волнения. Потянулась к поверхности реки рыба. Одна за другой подрывались рыбины к зависавшим над водой насекомым, ловко подхватывали на лету поживу и ныряли обратно, оставляя после себя звучные всплески воды.

Напомнили о себе и местные лягушки, повылезавшие на сушу, – вдоволь надышаться да перекликнуться на закате солнца, которое вновь затягивало прощание.

Нагил не спешил вылезать из воды. Успел медведь за день приноровиться к повадкам проворного лосося. Стоял он сейчас в прохладной воде и терпеливо поджидал очередного неудачника.

– Да сколько можно уже! Какой прожорливый.

– Еще бы! Это ты не застала его сразу после спячки, – ответила негодующей подруге блоха. – Еле на ногах стоял. И в рот тянул что ни попадя.

– Как холодно здесь стало, – пробормотала блоха, содрогнувшись на листе кувшинки.

– И опасно. Здесь все как будто с ума посходили.

– Но нам не стоит переживать по этому поводу. Нашего Нагила боятся и уважают не только в лесу, но и за его пределами. Все знают, что он не позволяет себе так нагло использовать свое положение в корыстных целях, как это делают другие хищники.

– Это точно. Не припомню, чтобы от него доставалось муравьям или пчелам.

– А ты никогда не думала о том, что снисходительность нашего упрямого медведя не слишком практична как для леса в целом, так и для него самого?

– В тебе совесть заговорила? – ехидно проронила блоха, взглянув на подругу.

– Я не об этом. Мне кажется, Нагил утратил хищный инстинкт. И некоторые из жителей нашего леса не прочь были бы при случае этим воспользоваться.

– Благо для нас, таких сейчас нет в речной долине. Как бы там ни было, он все еще остается медведем. Одним из самых сильных и проворных обитателей в этих краях.

Обе блохи посмотрели на медведя. Тот стоял в воде и, разбрасываясь брызгами в разные стороны, увлеченно терзал пойманную им рыбу.

– Вот разошелся! – воскликнула блоха, обращаясь к своей собеседнице.

Однако той уже рядом не оказалось.

Самая обыкновенная юная лягушка впервые в жизни выбралась на поверхность воды. Залезла на первый попавшийся лист кувшинки, – и так повезло. Она ловко расправилась с блохой, застав ее врасплох. Не доставила трудностей лягушке и другая блоха, пребывавшая в оцепенении от страха. Однако чувство насыщения к хищнице так и не пришло. Уж совсем никчемными оказались насекомые, столь вызывающе ведущие себя на глянцевом листке кувшинки.

И вновь всплеск раздался на реке. Плюхнулся в воду передними лапами Нагил и побрел к берегу. Добравшись до суши, бодро отряхнулся от воды и вытянул вперед сытую, довольную морду.

Со странным для себя чувством облегчения медведь покидал реку в этот раз. Утолил голод, набравшись сил. Но все никак не мог понять, почему он так комфортно стал ощущать себя на лугу, обдуваемым свободным западным ветром. И что же родной лес так угнетающе возвысился пред ним?

***

Располосовали бледные облака небесное зарево перед закатом. Ветер стал показывать характер, – не оставлял в покое верхушки рослых деревьев, все ниже приклоняя их в своих причудах. Одна за другой летели с них вниз обветшалые ветки.

Тревожилась сейчас Мара. Внимательно прислушивалась орлица к хрипам сосны, на ветвях которой находилось ее гнездо.

Сама занималась его постройкой: подобрала надежный сук, натаскала прочных веток, застелила мхом и травой. Места для птенцов было вдоволь в гнезде, с прекрасным обзором, неприступное для хищников. И все равно было неспокойно ее материнское сердце в преддверии ненастной погоды. Еще и Нестр на охоте задержался.

– Ты что так долго? – бросила недовольный взгляд Мара на орла, швырнувшего в гнездо разбитую тушку глухаря.

– Давайте налетайте! Проголодались, наверное, – прокричал сыновьям беркут, игнорируя недовольство орлицы.

Оттолкнув брата, птенец стремительно бросился к тушке и попробовал самостоятельно справиться с увесистой добычей отца.

Нестр с интересом наблюдал за отчаянными попытками старшего сына урвать больший кусок мяса. Раз за разом в клюве проворного птенца оказывались выдернутые перья, однако тот не сдавался и продолжал усердствовать над тушкой.

Другой птенец был менее расторопен. Все его попытки поучаствовать в трапезе пресекались старшим братом. В конце концов, Мара не выдержала и решила вмешаться. Выдернула клювом крыло из тушки глухаря и положила его рядом с младшим сыном.

– Ты его разбалуешь, – сделал замечание самке орел. – Он должен сам уметь постоять за себя.

– Повзрослеет – и постоит, – ответила Мара, вырвала из крыла кусочек мяса и поднесла его к раскрытому клюву птенца. – Лучше подумай, где мы жить будем. Я уже устала вздрагивать здесь каждый раз, как сорвется от ветра ветка или затрещит соседнее дерево.

– Сама же хотела поселиться на окраине леса.

– Да, хотела. Но теперь у нас есть птенцы. И для их же безопасности нам лучше убраться отсюда.

– Перестань всякий раз придумывать себе лишний повод для переживаний. С птенцами все время кто-нибудь из нас находится рядом, – строго сказал Нестр и, оглядевшись по сторонам, добавил: – К тому же, здесь отличное место для охоты. А эта сосна еще и нас переживет.

Мара промолчала, посчитав беркута слишком взволнованным и неприступным для принятия каких-либо решений сейчас. Нестр привел весомые доводы в пользу их нынешнего места обитания. Но он так и не смог успокоить ее материнское сердце.

Учуяв прежний запах смердевшего дерева, Марат понял, что он все еще жив. Вернулась и боль, напомнившая хищнику о его непримиримой борьбе с инстинктами.

Марат открыл глаза. Увидев стоявших перед ним других волков, он вмиг подхватился и попытался встать, однако его тут же вернули на место.

– Вот неуемный! Только недавно при смерти был, – послышался ему голос взрослой волчицы.

– Это он, мама, тебя поприветствовать хотел. Ничего ты не понимаешь.

Еще больше занервничал Марат, продолжая слышать голоса крутившихся возле него подозрительных волков.

– Перестаньте вы! Видите, как Марат разволновался из-за вас. Дайте ему прийти в себя.

И только этот голос Марат не спутал бы ни с чьим другим. Он обернулся и посмотрел на Селину. И как-то неуверенно завилял хвостом.

– Узнал наконец-таки. А то я уже подумал, что заново придется с ним знакомиться.

– Заткнись, Макс! – раздраженно рыкнула на брата Селина и наклонилась к лежавшему перед ней раненому волку. – Как себя чувствуешь, дорогой?

– Неловко, – тихо ответил Марат и отвел взгляд от волчицы.

– Тоже хорошо. Не припомню, чтобы ты так нервничал при общении со мной. Видимо, за твою жизнь мне более не стоит тревожиться.

Марат увлекся перекличкой сопереживавших ему хищников и в какой-то момент решил поучаствовать в ней сам. Волк приподнял голову, чтобы высказаться, но его вновь вернули на землю.

– Хватит крутиться! У тебя рана только-только перестала кровоточить.

– Как вы здесь оказались? – обратился Марат к обступившим его волкам.

– Это ты ее спроси, – возмущенно ответил Макс, указав взглядом на сестру. И тотчас же получил по уху от матери.

– Не слушай его, – пролаяла Юстина. – Он все еще не может смириться со своей первой неудачной охотой.

– Неправда! Я знал, что мы не охотимся на этих лосей.

– Отчего же ты тогда погнал их до самой реки? – насмешливо произнесла Селина. – С такой-то прытью. Один лаял за целую стаю.

– Тебе-то откуда знать? Ты вообще здесь была все это время, – огрызнулся юный волк.

– Перестаньте оба! – рыкнула на своих детей Юстина. – Только вашего трепа нам не хватало.

– Зачем ты… – Марат вопросительно уставился на Селину, не решаясь закончить вопрос.

– Тебе еще многое предстоит узнать, прежде чем поймешь ее намерения, – ответила самцу матерая волчица, опередив дочь. – А пока выздоравливай.

– Дайте вы уже Марату поесть, – встрял в разговор взрослых волков Макс. – Мне на него больно смотреть.

Юстина указала сыну на их добычу. Макс подобрал возле реки кусок туши косули и подкинул его к ногам раненого волка.

Однако тот не притронулся к мясу. Лишь мордой повел в его сторону с закравшейся в голову навязчивой мыслью.

– Прости меня, – сказал Марат, виновато взглянув на Селину. – Я тебя подвел.

– Глупости не говори. Ешь давай.

– Сама знаешь, что это так. Даже сейчас, находясь здесь, со мной, вы подвергаете свои жизни опасности. Вам здорово достанется от Платона, когда вернетесь в стаю.

– А кто тебе сказал, что мы вернемся в стаю?

Марат навострил уши и застыл.

– Мы не вернемся в стаю, – продолжила волчица. — Мой дядя никогда не славился терпимостью, но теперь, получив власть, он уж совсем зазнался. Жажда наживы сделала его просто невыносимым. Он ставит свою гордыню превыше блага всей стаи. А с твоим уходом так и вовсе озверел. Я жалею, что не ушла с тобой.

– Ты осталась со своей семьей. У тебя не было другого выбора.

– Теперь они со мной. Моя мама не могла там больше оставаться. И не могла позволить Максу взрослеть под началом одержимого яростью волка. Марат, – волчица взяла паузу, прикоснувшись лапой к неподвижной лапе хищника. – Именно ты должен стать вожаком, больше некому. Ты поведешь за собой стаю, пока она окончательно не стала ущербной для леса.

Марат хладнокровно взглянул на волчицу, готовый тотчас возмутиться ее ухмылкой. Но встретил не менее хладнокровный взгляд с ее стороны.

– Вожак, который и за себя-то постоять не способен? – прорычал волк, указав мордой на след застывшей крови на своем брюхе.

– Вожак, который готов действовать наперекор собственным инстинктам ради чести всей стаи, – вмешалась Юстина, подойдя к раненому волку. – Теперь ты на собственном опыте убедился, что ни один обитатель этого леса не сочтет необходимым приносить себя в жертву другим, как бы это разумно ни выглядело. Каждая тварь, – мелкая или крупная, хищная или питающаяся растительной пищей, – будет следовать основным инстинктам, нажитым и испробованным уже многими поколениями. Меняются лишь условия, – потребности остаются те же.

– У стаи уже есть вожак. И я не вправе посягнуть на его место лишь потому, что он переусердствовал с инстинктами. На то он и вожак, – быть примером для своих волков и грозой для чужих. Судя по вашим словам, с этим он неплохо справляется.

– Платон стал вожаком лишь потому, что он был братом моего отца, – напомнила хищнику Селина. – При всем его преимуществе в силе над остальными волками он не способен принимать верные решения в, казалось бы, обыденных жизненных ситуациях для стайного хищника. И участившиеся за последнее время неудачи на охоте тому пример. Платон так и остался дикарем, не сумевшим найти общий язык с сородичами. И самая большая опасность для стаи заключается в том, что ее вожак отказывается признать очевидное: он не справляется со своими обязанностями.

Марат промолчал, предавшись воспоминаниям о проведенном им времени в стае накануне своего ухода.

– Моя мать еще тогда что-то в тебе рассмотрела. Она видела в глазах осиротевшего щенка решительный взгляд волка, способного вернуть былое величие своей стае, – Селина приветливо улыбнулась самцу. – Не знаю, стоит ли тебе доверять жизнь целой стаи. Но свою жизнь я бы тебе доверила.

Беспросветная темнота все напористей сгущалась над лесом. Не видать было ни луны, задевавшейся куда-то на полуночном небосводе, ни верных звезд, ладком сияющих при ней.

Из мрака донесся крик отчаявшейся кукушки. Мгновение спустя разгулялся непомерный ветер, навевая сырой холод. И посыпались одна за другой дождевые капли на продрогшие деревья.

Селина подошла к Марату и легла за его спиной. Свернулась поудобнее, опустила морду на загривок волка и зажмурила глаза.

– Придется тебе вынести мою компанию этой ночью, – прошептала волчица, прижимаясь телом к дрожавшему самцу. – Болеть тебе сейчас никак нельзя.

Так и остался лежать кусок мяса перед носом хищника. Чувствовал волк, как негодовал его желудок. Но остался верен своему сердцу, – не смел тревожить покой той, что согревала его всю ночь теплыми объятиями.