Не говори, что любишь – 1
– Почти, – отвечаю, пытаясь отодвинуть ее. Прижимается горячим телом, ерзает на коленях. Ничего так девочка, но не в моем вкусе, да и пьяных не люблю. Пытаюсь спихнуть ее на диван, не получается, обвила меня ногами и руками, как паучиха.
– Вика, слезь с него, дай человеку поесть, – возмущается Дениска, но та его не слышит. Начинает рубашку расстегивать и лезет руками под нее, подбираясь к ремню на джинсах.
– Ну, все. Хватит, – убираю резко ее руки, излишне сильно сжимая. Девчонка охает, слезы из глаз наворачиваются.
– А, ну, не трогай ее! – слышу гневный окрик, и мы все оглядываемся. У столика стоит моя прежняя знакомая, которая оставила меня посреди трассы. Ключи от машины в руке вертит, глаза молниями сверкают. – Руки свои убери, говнюк, – повторяет она.
– Васька! – кричит Вика и, наконец, соскальзывает с моих колен, пытаясь шагнуть навстречу своей подруге. Ну вот и узнал ее имя, усмехаюсь, застегиваю пуговицы на рубашке. Девица окидывает меня презрительным взглядом и подхватывает свою подругу, которая буквально падает на нее, чуть не сваливая обеих на пол. Встаю, подхватываю Вику на руки, та пьяно хохочет и снова оставляет засос на моей шее.
– Я сказала, не лапай ее, – размахивается девчонка и стукает меня какой-то мелкой сумкой по голове. Что мне ее сумка? Моя голова не такие удары изведала. Стою, смеюсь с девицей на руках.
– Да подожди ты, – пытаюсь увернуться, подставляя Вику под удары. Подругу девчонка бить не стала, ищет лазейки в моей обороне. – Домой ее надо, давай отнесу в машину.
Та брови хмурит, но соглашается. Кивает остальным и разворачивается к выходу из зала. Идем мимо другого столика, там все куда-то делись, кроме одного, который спит.
– А этого надо забирать? – указываю Викиными ногами на спящего. Девчонка отмахивается и жестом подзывает к себе официанта, тот кивает и принимает из ее рук купюру. Значит, вот как здесь принято, иду, посмеиваясь, пытаясь увернуться от поцелуев Вики.
– Какой ты противный, Ник, – возмущенно орет Вика, чуть не оглушив меня. – Дай поцелую, жалко тебе, что ли? Куда по-оедем, к тебе или ко мне?
– Ко мне поедем, – сердито говорит девчонка, открывая дверь своей машины.
– Я без Ника не поеду, – кричит ее подруга. Пытаюсь усадить ее на заднее сиденье, вылезает следом за мной. Да что ж такое, как пиявка, ей-Богу!
– Да отпусти ты его! – уже нервничает девчонка, но Вика ее не слушает, хохочет и затягивает меня следом за собой в салон.
– Поехали, – говорю. – До дома провожу, а там сами.
Девчонка машет обреченно рукой и садится за руль. Уверенно выруливает со стоянки и вливается в поток машин. Вика положила голову мне на плечо и затихла. Сижу, любуюсь девчонкой, она поглядывает на меня в зеркало заднего вида. Сталкиваемся взглядами, краснеет, отводит.
– Василина, – говорит она, когда стоим на светофоре.
– Что? – не понимаю о чем речь.
– Мое имя – Василина. Друзья зовут меня Лина или Васька.
– Красивое имя, – отвечаю задумчиво и ловлю снова ее взгляд.
– А твое?
– Никита, друзья зовут Ник.
– Никита, – тихо говорит она, не сводя с меня взгляда. Сзади раздаются гудки, и Лина вздрагивает, спешно трогаясь с места.
Далее едем молча. Я устало откидываюсь на мягкое сиденье, неосознанно прижимая к себе уснувшую Вику. Мысли ускользают, накатывает сон. День был ужасно длинный и нагруженный, а тут еще это спящее рядом пьяное тело. Разговаривать не хочу, да и незачем. Мне не нужны такие знакомства.
– Тебе не стыдно пользоваться пьяным состоянием девушки? – вырывает из задумчивости сердитый голос. – Видишь, что ее развезло, зачем не остановил?
– Я ее встретил уже такой, – почему-то начинаю оправдываться, хотя ни в чем не виноват.
– Ну, конечно, всегда у вас женщина виновата!
– Как правило, да, – ухмыляюсь, встречаясь с сердитым взглядом. Видимо, меня снова оставят посреди дороги, но нет, эта Василина сдерживается. Молчание, подъезжаем к высоким чугунным воротам, которые распахиваются при нашем приближении. Ну, конечно, где еще может жить эта принцесса, как не в особняке с белыми колоннами?
– Подожди, я тебя отвезу. Хотя нет, с Викой остаться надо, – Василина выходит из машины, дверь ей услужливо открывает охранник. Я вылезаю с Викой на руках, ее тут же берет на руки другой охранник.
Стою, поправляю рубашку, пытаясь, наконец, застегнуть все пуговицы. Девчонка протягивает мне упаковку влажных салфеток, смотрю на нее, не понимая, а она берет одну салфетку из упаковки и приближается ко мне. Приподнимается на цыпочки и что-то стирает с моей щеки, медленно проводя по шее. От нее как-то странно пахнет, апельсином, или это от салфетки. Глаза большие, нижнюю губу закусила, дышит через раз. Понял, не дурак. Медленно отстраняюсь и убираю ее руки со своей шеи.
– Там помада, – шепчет тихо, не вырываясь, смотрит в глаза. Тоже смотрю на ее губы, и будто кроет меня, шкуру передергивает, сердце бухает, как после пробежки. Какого хрена?
– Блять… – произношу и вижу, как морщится, не нравится ей. Не нравится, так иди! Не держу. Резко отстраняюсь, отпускаю ее руки, почти отбрасываю их. – Не трогай меня.
Разворачиваюсь и иду к воротам, стараясь не оглядываться, не видеть ее растерянные и горящие гневом глаза.
– На такси дать? – обернулся на окрик, а она швыряет на дорожку купюру. Будто пронзает всего, рвет на части. Голову сносит так, что убить готов.
– В задницу себе засунь, – говорю тихо, но она слышит. Отворачиваюсь и выхожу за ворота, которые медленно закрываются за мной. Сжимаю кулаки, зубами скреплю. Обидно, мать твою! Очень.
Глава 9. Василина
Слезы из глаз брызнули, ручейками горячими по щекам текут. Грудь сжало, будто в тисках, дышать нечем. Стою, смотрю, как Никита уходит, и бежать за ним готова, но ноги, словно приросли к асфальту. Дура, какая дура! Ладно бы просто деньги протянула, так швырнула на землю. Ну зачем?! Смотрю, уходит, ворота закрываются.
– Василина Дмитриевна, догнать, вернуть? – спрашивает охранник, протягивает мне поднятую купюру.
– Не нужно, – носом шмыгаю, вытираю кулачком слезы.
– Кто такой? Обидел?
– Нет, я его обидела, – говорю сквозь слезы. – Отец дома?
– Нет, не приехал еще.
– А мать?
– Тоже.
– Хорошо, поставь машину в гараж, – тот кивает и ключи из рук берет.
Поднимаюсь на крыльцо, стараясь унять слезы. Обидела, знаю. Сильно. Но, когда Никита оттолкнул меня, так вдруг больно стало, и зло какое-то в душе поднялось. Значит, с Викой можно обниматься и на колени к себе сажать, а я что? Лицом не вышла? Вот и швырнула ему купюру на такси. Ох, что наделала! Когда в чайхане увидела, как с Викой сидит, будто кол в сердце воткнули. Не думала, что так среагирую.
Никита сидел такой веселый, Вику на руках держит, почти целуется с ней. Крепко к себе прижимает. Думала, закричу от злости, ногами затопаю. В глазах потемнело, даже рукой за спинку диванчика пришлось ухватиться. Ну подумаешь, парень, причем даже не мой парень, с другой обнимается. На Артура такой реакции не было, а тут ревность накатила так, что ноги подкосились.
Думала, ногтями расцарапаю, еле успокоилась. В кучу себя собрала, стою, смотрю на него – глаз отвести не могу. Красивый, слов нет. Рубашка черная на груди расстегнута, так что кубики пресса видно на бронзовом животе. Руки сильные. Вику держит, будто и не тяжело ему вовсе. А та хохочет, в шею его целует, бриллиантами своими сверкает. Захотелось на ее месте быть, чтобы руки его почувствовать, прижаться к нему, губами кожи коснуться. Как до дома доехала, не помню. И тут на тебе, слова обратно не возьмешь. Что делать теперь?
Медленно поднялась в свою комнату, где на диване уже спала Вика. Надо матери ее позвонить, волноваться будет. Если узнают, что дочь выпила – примчатся сюда, скандал поднимут. Лучше смс пошлю, напишу – спим уже, к зачету готовились. Не прокатило, мать Вики сразу перезванивает:
– Где она? – режет слова грубо и решительно.
– Спит уже, – отвечаю честно.
– Напилась?
– Нет, устала.
– А-а, устала, значит. Бриллианты на ней?
– Да.
– Хорошо, утром машину за ней пришлю. Завтра выходной, вам на учебу не надо. Заберу часов в десять.
– Лучше в одиннадцать, – с сомнением оглядывая подругу, даю ей еще отсрочку от встречи с родителями.
– Машина будет в одиннадцать, – говорит мать Вики и отключается.
Подхожу к дивану, смотрю на спящую подругу. Эх, Вика, Вика. Наклоняюсь, пытаясь распутать волосы, которые запутались в колье. Снимаю и откладываю на столик бриллианты. Затем снимаю одну туфлю, вторая где-то потерялась, пытаюсь стянуть платье. Вика ворчит, но поддается, дает натянуть на себя мою футболку и накрыть пледом. Надо проследить за ней эти дни, если снова начнет пить, ничем хорошим это не кончится.
Устало снимаю одежду, направляюсь в ванную, где включаю душ и долго стою, чувствуя, как слезы снова сами текут. Никита, повторяю его имя, верчу его на языке, пробую на вкус, мне нравится. Именно так, а не Ник, не Никитос или как то еще. Никита. Почему мне вдруг понравилось это имя? Чем имя Артур хуже? Или Павел, например? Да ничем не хуже. Может, и лучше, но это имя вызывает во мне какие-то странные чувства: теплоту, нежность и много еще других, мне непонятных.
Глава 10. Никита
На следующий день осознаю, что я олень. Подрываюсь с утра, еще до того, как зазвонил будильник, и направляюсь в ванную. Мать застает меня за бритьем и недоуменно смотрит, как вожу тупой бритвой по своему лицу.
– Ты куда в такую рань?
– В универ, – оглядываюсь на нее, чувствуя на языке пену для бритья.
– Так сегодня воскресенье, – удивленно говорит она, и я понимаю, что совсем потерялся с этим переездом. Значит, универ и тренировка отменяются. И что вскочил? Спал бы до обеда. Но делать нечего, раз встал, теперь не усну. Добриваю морду и иду на кухню.
– Значит, мы с тобой сейчас идем на море, – говорю матери, принимая от нее большую кружку с крепким черным чаем, и бухаю туда три ложки с горкой сахара. Люблю крепкий горячий чай или сироп, как называет его мать. Кофе в доме не держим, матери нельзя, а мне все равно, нет и нет.
– Идем, – улыбается мать, и я чувствую, как грудь стискивает, сердце куда-то проваливается.
– Ты это, собирайся, – отворачиваюсь, бутерброд в рот пичкаю, через ком в горле проталкиваю.
– Кашу чтобы доел, – говорит мать и встает, направляется в свою комнату. Слушаю ее и осознаю, как ем, только когда дно тарелки вижу. Рисовая каша с изюмом и медом вприкуску бутерброд с колбасой. Даже не заметил вкуса. Хватаю еще два яйца, и мою тарелки с кружкой. Мать уже готова, сидит на пуфике в прихожей. Быстро натягиваю плавки с шортами и майку.
Выходим на улицу, воздух запахами в нос бьет – цветами какими-то, эвкалиптом, можжевельником. Вдыхаю полной грудью, наслаждаюсь. Медленно проходим по подземному переходу под железной дорогой и, вот он, пляж. Когда встал вопрос о переезде, однозначно было одно условие – близость к морю. Ценник, конечно, зашкаливал, но неожиданно помог Попов. Кто-то у него из друзей уехал в Америку и неизвестно, когда вернется, так что нам хата досталась на халяву – плати коммуналку и цветы поливай. Уже заодно это я был Попову обязан по гроб жизни. Иначе все мои накопления ушли бы на съем жилья.
Мать идет на удивление бодро, будто и не было вчерашней слабости, но я-то знаю, что это временно. Надо будет, и на коляске буду возить, на руках донесу. Она все, что у меня есть. Отца я не знаю. Сколько ни спрашивал мать на эту тему, она отмахивалась, ну, и я отстал со временем. Сделал вывод для себя, что залетный сокол был в командировке, вот и случилось, а признаться матери стыдно. Искать отца одно время пытался, но мать строго сказала: «Нет». Так и оставил эти попытки.
– Вчера поздно пришел? Я не слышала, – отрывает мать меня от мыслей.
– Да не особо поздно, в час где-то.
– Как прошла вечеринка?
– Да какая там вечеринка, посидели в ресторане, хинкали поели, да по домам, – отмахнулся я, вспоминая вчерашнее. Почему-то первым вспомнил деньги на дорожке, которые мне швырнула эта мажориха. Не отпустило, значит, задела она меня за живое.
– Я после обеда ненадолго отлучусь, – говорю матери, усаживая ее на большой камень на пляже. Воздух пахнет соленой водой и почти взрывается в легких своей насыщенностью. С моря дует легкий бриз, волны с шумом рушатся на берег. Сейчас, в утреннем свете, море серое, будто тень. Это днем, когда выглянет солнце, оно станет голубым, а сейчас неопределенного цвета. Вдыхаю полной грудью, скидываю футболку и кроссовки.
– Куда ты днем? – спрашивает мать, поднимая футболку с серо-белой гальки. Бросил, не думая.
– Мотоцикл приехал, – улыбаюсь в ответ, а мать хмурится.
– Снова гонять будешь, – ворчит.
– Ага, – смеюсь я и с разбегу, отталкиваясь ногами, в два прыжка запрыгиваю в море. Проплыв пару метров, выныриваю, отфыркиваясь. Теплое как парное молоко.
– Не холодное? – кричит мать с берега.
– Отличное! – отвечаю и разрезаю руками воду, уплываю вперед, далеко от берега. Устаю, когда уже не вижу мать на берегу, да и сам берег вдалеке. Ложусь на спину, смотрю на облака, наслаждаясь тишиной и успокаивающим плавным качанием на волнах. Так бы и лежал вечность, но знаю, мать волноваться будет, что долго нет, а ей нельзя.
Мать уже стоит на берегу, вглядываясь в море, ждет. Выхожу, встряхиваюсь, как собака. Она полотенце мне подает. На шею его вешаю и стою, закрыв глаза, подставляя тело первым лучам солнца.
– Какое море здесь, совсем другое и дышится так легко, – говорит мать.
Я киваю, соглашаясь.
– Тебе нравится здесь? – спрашиваю, открывая глаза.
– А тебе? – смотрит с тревогой.
– Нравится, – улыбаюсь в ответ, и она успокаивается. Не хочу, чтобы чувствовала себя виноватой, будто из-за нее я все бросил и теперь маюсь здесь. – Не переживай, мне здесь будет хорошо.
– Ты уверен? Из-за меня ты покинул друзей, привычный круг, дом.
– Ко всему привыкаешь, – отвечаю философски. – Да и все основное я взял с собой: тебя, своего «коня» и пара друзей у меня здесь есть.
– Надеюсь.
– Пройдемся немного по набережной? – предлагаю ей, подхватывая покрывало, которое она разложила на камнях.
– Попробуем, – смеется весело, и я радуюсь, как ребенок, что получил игрушку на Новый год. Может, этот климат поможет, и дотянем до операции? Надежда тонким светом загорается внутри и гаснет через полчаса неспешной прогулки. Мать останавливается, губы синие, дышит с трудом.
– Домой? – вглядываюсь в нее тревожно. Кивает и опирается на руку. Обратно почти ползем, останавливаясь каждые десять метров. Дома сразу ложится, принимая лекарство, одышка постепенно проходит, бледность и синева с губ почти исчезает.
Я сижу с ней рядом на кровати, матч смотрю, тактику примечаю, удары фиксирую, даже рука правая иногда дергается. Мать тихо смеется, когда замечает.
– Иди уже за своим «конем», мне лучше.
– Точно? – отрываю взгляд от матча.
– Точно, – кивает. – Иди, только не гоняй, волноваться буду. Обещаешь?
– Обещаю, – говорю твердо и встаю. Пора ехать в порт, получать свой груз. Наконец-то я при транспорте буду, а то, сколько можно на чужих тачках ездить. Даже руки зачесались, как захотелось ручку газа сжать.
– Иди, – торопит мать. – Вижу, не терпится тебе.
Вскакиваю, в щеку ее целую и иду в свою комнату. Затем в душ, смыть соль после моря, и в порт. После душа натягиваю темные джинсы, серую водолазку и достаю из шкафа свою куртку. Мягкая кожа приятно скрипит в руках, пальцы нащупывают защитные вставки на животе, руках и спине. Куртка крутая, купил тогда еще, после чемпионата. Отвалил кучу евро, но если бы не болезнь матери, то это была почти еще одна сбывшаяся мечта после машины и мотоцикла. Была у меня еще «черепаха» (1), но я ее не особо любил, что я ребенок, что ли.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги