Приняв такое благородное решение, мы почувствовали себя немного лучше.
Быстро натянув парадную одежду, мы умылись и поспешили на поиски по-настоящему бедных людей, чтобы отдать им пудинг. Мы нарезали его на ломти, которые положили в корзинку вместе с инжиром, финиками и ирисками. Сперва мы отказывались взять с собой Эйч-Оу, потому что ему хотелось пойти. Тогда Элис тоже не захотела идти, и в конце концов пришлось все-таки Эйч-Оу взять.
Надев лучшие наряды, вы испытываете такое волнение, что оно исцеляет боль раненой чести… Так сказал поэт. Во всяком случае, болеть начинает уже меньше.
Мы шагали по улицам, которые были довольно тихими – почти все уже ели рождественский десерт. Но вскоре мы встретили женщину в фартуке. Освальд очень вежливо спросил:
– Скажите, пожалуйста, вы бедны?
Она велела нам проваливать.
Следующим мы встретили оборванца с дырой в левом ботинке.
– Скажите, вы бедняк? – спросил Освальд. – И есть ли у вас бедные маленькие дети?
Этот человек велел нам прекратить свои дурацкие игры, пригрозив, что иначе мы будем смеяться щербатыми ртами. Мы печально пошли дальше. У нас не хватило духу задержаться и объяснить, что мы не играем.
Еще дальше, у памятника, мы увидели молодого человека. На этот раз попытку сделала Дора.
– Извините, пожалуйста, – сказала она. – У нас тут в корзинке рождественский пудинг, и если вы бедный человек, вы можете взять кусочек.
– Я беден, как Йов, – хрипло ответил молодой человек. Ему пришлось сперва размотать красное кашне, чтобы это сказать.
Мы дали ему кусочек пудинга, и он поспешно откусил, не поблагодарив. В следующую минуту он швырнул пудинг Доре в лицо и схватил Дикки за воротник.
– Черт меня побери, если я сейчас не брошу вас в реку, всю вашу проклятущую компанию! – заорал он.
Девочки завизжали, мальчики закричали, и, хотя Освальд бросился на обидчика сестры со всей своей мужественной силой, автор содрогается при мысли о том, что могло бы произойти, если бы мимо случайно не проходил друг Освальда, полисмен. Парень в кашне был сильным мужчиной, Освальд еще не достиг своего расцвета, а река Куогги протекала совсем рядом.
Наш полицейский отвел обидчика в сторону, и мы стали взволнованно ждать, чем же закончится их разговор. Несколько долгих тревожных мгновений – и молодой человек в кашне с ворчанием удалился, а наш полицейский вернулся к нам.
– Он сказал, что вы дали ему здоровенный кусок пудинга со вкусом мыла и масла для волос.
Наверное, за масло для волос парень принял вкус коричневого виндзорского мыла, выпарившегося при варке.
Мы очень сожалели о случившемся, но все равно надо было как-то избавиться от пудинга. Правда, Куогги была под рукой, но, если ты собрал деньги на пропитание бедным детям и потратил на пудинг, негоже выбрасывать этот пудинг в реку. Люди жертвовали шиллинги, шестипенсовики и полкроны не для того, чтобы мы накормили рождественским угощением жадный речной поток.
И все же нам было страшновато и дальше расспрашивать прохожих, бедны ли они и какие у них семьи. Еще страшнее было предлагать пудинг случайным людям: вдруг они откусят и распробуют мыло, прежде чем мы успеем уйти?
Именно Элис, которую больше всего впечатлил павший на нас позор, придумала лучший выход.
– Давайте отнесем пудинг в работный дом. Там живут только бедняки, которым нельзя выходить без разрешения. Значит, попробовав пудинг, они не смогут за нами погнаться, чтобы что-нибудь с нами сотворить. Никто не разрешит им мстить подателям пудинга. А мы в любом случае избавимся от того, из-за чего нас мучает совесть… Это будет все равно что перечислить деньги совести[1 - Деньги совести – сумма, которую перечисляют анонимно, чтобы загладить плохой проступок (например, неуплату налогов).], только у нас вместо денег будет пудинг совести.
Работный дом был далеко, но мы упорно шагали вперед, хотя очень замерзли и хотели есть больше, чем в начале пути. Дело в том, что мы слишком взволновались, узнав, что натворил Эйч-Оу, и не съели простой пудинг, любезно и заботливо заказанный добрым отцом для нашего рождественского обеда.
Мы позвонили в большой колокол у двери работного дома, и нам открыли. На этот раз переговоры вел Освальд, потому что он следующий по старшинству после Доры, а она уже была сыта по горло разговорами о пудинге.
– Извините, мы принесли пудинг для бедняков, – сказал Освальд.
Открывший нам человек оглядел нас с ног до головы, заглянул в нашу корзинку и сказал:
– Вам лучше повидаться с сестрой-хозяйкой.
Мы ждали в передней, чувствуя себя все более неловко, все меньше ощущая рождественский дух. Мы очень замерзли, особенно руки и носы, и все больше страшились необходимости встретиться лицом к лицу с сестрой-хозяйкой (вдруг она противная?). По крайней мере один из нас пожалел, что мы не сделали реку Куогги последним пристанищем пудинга, чтобы потом каким-нибудь другим способом загладить вину перед ограбленными бедняками.
Как раз в тот миг, когда Элис взволнованно говорила в ледяное ухо Освальда:
– Давай поставим корзинку и сбежим, – по коридору прошла дама.
– Ой, Освальд, вот она! – пискнула Элис.
Сестра-хозяйка держалась очень прямо, ее глаза пронзали насквозь, как голубые буравчики. Не хотелось бы мне заступить дорогу этой даме, если мы с ней когда-нибудь будем стремиться к противоположным целям. Я рад, что такое вряд ли произойдет.
– Что там за история с пудингом? – спросила она.
Эйч-Оу ответил мгновенно, прежде чем мы успели ему помешать:
– Они говорят, что я украл пудинг, поэтому мы принесли его для бедняков.
Мы все воскликнули разом:
– Нет, мы этого не говорили!
– Мы принесли пудинг не потому!
– Деньги нам дали!
– Их дали для бедных!
– Заткнись, Эйч-Оу!
Затем наступила ужасная тишина. Леди смерила нас всех по очереди взглядом голубых глаз и сказала:
– Пойдемте в мою комнату. Похоже, вы закоченели.
Она провела нас в очень веселую комнату с бархатными занавесками, большим камином и зажженным газом, потому что стало уже темно, даже на улице. Леди велела нам сесть, и Освальд сел как будто не на стул, а на скамью подсудимых. У леди был такой судейский вид, что он почувствовал себя ужасно преступным.
Сестра-хозяйка уселась в кресло у камина и спросила:
– Кто из вас старший?
– Я, – ответила Дора.
Еще никогда я не видел, чтобы она так смахивала на перепуганного кролика.
– Тогда расскажи мне все.
Дора посмотрела на Элис и заплакала. Кусок пудинга, брошенный ей в лицо, совершенно выбил из колеи кроткую девочку. Глаза Элис покраснели, лицо опухло от слез, но она вступилась за Дору:
