Для тебя моя кровь

– Позвольте мне ответить на ваш вопрос, молодой человек,– раздался с последней парты голос моего гостя.

Мужчина поднялся и направился к доске.

Я смотрела на него, не скрывая досады. Ну кто его просил вмешиваться? Сидел бы спокойно в своём углу. Словно прочитав мои мысли, гость осклабился , и в глазах его мелькнуло что? Укор? Презрение?

– Меня зовут Алексей Ковалёв, я служил на границе…

В классе раздался одобрительный гул голосов. Я же подумала, что этого человека зовут как то по другому, ну уж точно не Алексей . Ему никак не подходило это имя, Да и стоять с ним рядом становилось всё невыносимее. Он давил на меня своим присутствием, он скручивал мою волю. Интуиция вопила об опасности всё громче, всё пронзительнее.

– Я здесь для того, – продолжал, тем временем, вещать незваный гость.– Чтобы рассказать вам об оружии, которое применялось против вампиров. Как вы уже знаете, враги больше всего на свете боятся багрога. Его мы добываем в глубоких багроговых шахтах на севере материка. Так же, северная часть материка богата амгровыми болотами. Именно на основе амгры изготавливается анти-вампирская сыворотка. Ну и конечно, необходимо упомянуть о серебре. Серебро подавляет процессы регенерации, и враг становится таким же уязвимым, как и человек. Сейчас на наших границах всё спокойно, но мы не должны терять бдительность, и оружие, о котором я вам расскажу, с каждым годом совершенствуется, становится более мощным. Разработана амгровая сеть, для поимки живых вампиров с воздуха, если однажды мы сможем засечь их на нашей территории. Так же для обезвреживания врага имеется О. Б. смесь. Она изготавливается из осиновой вытяжки и малой дозы багрога, имеет резкий аммиачный запах. Этой смесью заполняются болоны, напоминающие огнетушитель. Как ею пользоваться? Очень просто. Срывается чека, а раструб направляется в сторону врага. Масса попадает в цель, и образует петлю. И лишь она коснётся тела врага, тот становится неподвижным и падает, теряя при этом магическую силу. Ну, а ещё, человеческая оборонная промышленность может похвалиться ШСБГ– шаровидные следящие багроговые граната . Солдат бросает её вверх, в след летящему вампиру, и та будет преследовать его на всём протяжении пути. А когда враг устанет и остановится, граната врежется в его тело и разорвет на куски. Но ведь у нас урок истории, правда, ребята? И по тому позвольте поведать то, о чём вы никогда не прочтёте в своих учебниках. Итак, в пять часов утра, наши войска проникли в дома, ничего неподозревающих вампиров. Человеческие солдаты распыляли из небольших пушек ПВ 19 багроговый газ. Ослабленные вампиры падали на пол, корчась от боли. Так как багрог, попав в организм вампира, мгновенно вызывает отравление. Наступает паралич. Вампир теряет способность двигаться, но всё видит, слышит и осознаёт. Враги, как вы уже знаете, не могли призвать на помощь силы своей стихии, и были беспомощны перед нами. Солдаты врывались в каждый дом, и после того, как вампир падал на пол, принимались ломать им кости серебряными топорами, чтобы враги не смогли регенерировать. Вампирские дети плакали, но доблестные солдаты были неумолимы. Плакали дети, но дети врагов. А чтобы взрослые, к концу своих жалких жизней, смогли прочувствовать то, что испытывали люди, когда у них забирали детей, солдаты, на глазах у подыхающих родителей, заливали в глотки маленьким кровососам смесь жидкого багрога и амгры. Эта смесь разрывала тела изнутри. Но, детишки, поверьте мне, те, кого человеческие солдаты, оставили жить, были готовы поменяться местами с умершими, В лабораториях, куда согнали всех пленных, над вампирами проводились жуткие опыты. Им отрезали пальцы серебряными скальпелями и давали немного человеческой крови, чтобы проверить, смогут ли твари регенерировать. Удаляли несколько внутренних органов, учёным было интересно посмотреть, как долго сможет прожить вампир без почки, печени, желудка. И всё это происходило, как вы, наверное, уже поняли, без всякой анестезии, ведь человеческим докторам было необходимо изучить болевой порог врагов. Уж слишком долго они были для нас загадкой, слишком часто пугали нас своей мощью и неуязвимостью. На врагов воздействовали светом, звуком, запахами, заставляли пить кровь друг друга. А порой, шутки ради, приводили к самому ослабленному вампиру привитого человека. Вампир, умирающий от жажды, в ожогах, кровоточащих и гниющих язвах легко попадался на приманку, из последних сил, тянулся к привитому, кусал его, орал от боли и подыхал на месте. Но не все источники оказались честными и отважными. Среди них нашлось немало трусов и предателей, и только по этому некоторые вампиры смогли вступить в бой с солдатами и спастись.

Мужчина замолчал. Класс погрузился в давящую тишину. Было слышно, как гудят под потолком лампы, как уборщица прошла по коридору, звеня ведром. И эта тишина была гадкой, неприятной, словно вот– вот должно произойти что то непоправимое. Лицо Ковалёва походило на каменную маску, ни единой эмоции, лишь в прищуренных глазах таилась боль и злоба. Что же он натворил? Что же натворила я, приведя в класс этого человека? Дура, дура, тысячу раз дура! Для меня, факты, рассказанные Ковалёвым откровением не были. Мне, как историку, доводилось сталкиваться и с определёнными документами, и с мемуарами ветеранов. Но детям рассказывать такое строго запрещалось, в учебниках люди описывались, как абсолютное добро, а вражеская сторона, как абсолютное зло и никак иначе. За распространение лишних подробностей, преподавателю светила статья.

По моей спине побежали противные мурашки, когда я поняла, почувствовала то, что должно было сейчас произойти. И это произошло. В тишине класса раздался плач.

Лена Мугина, уткнувшись лицом в столешницу парты всхлипывала. Подрагивали узкие плечи и белые косы.

– Ты чё, Муха! – удивлённо вскрикнул Животков. – Кровососов пожалела.

– Зачем? – Лена подняла на нас с гостем красное, опухшее от слёз лицо.– Зачем вы нам об этом рассказали? Это же зверство! Как можно так с живыми существами, пусть даже это враги!

Класс разделился на тех кто поддержал Лену и на тех, кто посчитал её слёзы дурными, ведь солдаты поступали правильно, так, как и следует поступать с врагами.

Я уже не вслушивалась в спор своих учеников, просто обречённо ждала звонка с урока. Дискуссией всё это не закончится, я это знала точно. Слухи о моём госте поползут по школе, об этом узнает директор, и я лишусь работы. Хотя, увольнение– не самый плохой исход всей этой истории. Самое страшное то, что меня могут вызвать в СГБ, где обвинят в сознательном разрушении идеалов, искажении исторических событий, и отправлюсь я по этапу в багроговые шахты или амгровые болота, как решит суд.

Звонок на перемену прозвучал райской музыкой. Дети шумной гурьбой выскочили из класса, и я позволила себе тяжело опуститься за учительский стол и обхватить свою бедовую головушку руками. Духота класса, крики детей, доносящиеся из коридора, гудение ламп, всё это давило, раздражало.

Чья – то горячая, тяжёлая ладонь опустилась мне на плечо. Я подняла глаза на стоящего рядом мужчину. Вот кто во всём виноват, вот кому я обязана дурным настроением и зарождающейся паникой, вызванной, теперь уже, не его присутствием, а ожиданием не минуемого наказания.

– Зачем вы вылезли со своими откровениями? – прошипела я. – Это же дети. Их психика ещё не окрепла…

– Не окрепла для чего? – усмехнулся снежный барс.

Его ухмылка показалась издевательской, а в голосе звучала снисходительность, словно ему предстоит объяснить слабоумному ребёнку, о необходимости ношения штанов.

– Они с большим интересом слушали мой рассказ. И прошу заметить, Инга Анатольевна, из двадцати подростков, заплакала лишь одна девочка.

– Этого достаточно, чтобы меня с начала пригласили к директору, а потом и в контору СГБ.

– Так вы боитесь за себя любимую, – протянул Алексей. – Ай– ай– ай, как же вам не стыдно прикрываться учениками.

Моё раздражение достигло своего апогея. Довольно! С меня достаточно идиотского зубоскальства этого хлыща!

– Убирайтесь отсюда! – рявкнула я.

Но мерзавец продолжал стоять, словно испытывая моё терпение, хотя, кто знает, может так оно и было. Он стоял и смотрел. Улыбка с его физиономии исчезла, её место заняло сосредоточенное выражение. Он будто бы изучал меня, оценивал.

Наконец, спустя несколько долгих секунд, он тихо, будто бы кого– то опасаясь, проговорил:

– Знаете, Инга, слёзы этой девочки сегодня стали для меня настоящей наградой. Как всё же отрадно осознавать, что в людях осталось хоть немного сострадания, отвращения к жестокости. Признайтесь, и вам не слишком то понравился мой рассказ, и не только потому, что он повлечёт за собой некоторые последствия…

Я решительно поднялась с места, давая понять, что больше не желаю слушать его словесный понос. Пусть разглагольствует где ни– будь ещё, но не в моём присутствии.

Но, как утверждает народная мудрость, беда не приходит одна. Не успела я открыть дверь, чтобы выйти в коридор, как она сама распахнулась и, заполнив собой весь дверной проём, на пороге очутилась Артамонова Аврора Агафоновна. Любящая мать, гроза всех работников школы, от уборщицы до самого директора, рьяная активистка в родительском комитете, завсегдатая приёмной СГБ. Её жалоб, которые она строчила, наверное чаще, чем принимала душ и чистила зубы, боялся каждый.

Грудь, пугающе огромная, обтянутая малиновой тканью трикотажной старомодной кофты в катышках и кошачьей шерсти, тяжело вздымалась, идеально круглое лицо пылало праведным гневом.

Шумно выдохнув в мою сторону луковым выхлопом, дама заговорила:

– Я недовольна вашей работой, Инга Анатольевна! По какому праву вы занижаете моему ребёнку оценки? Мой Артём – умненький мальчик. Я, конечно понимаю, что вы – молодой специалист, и у вас не так много опыта. Именно по этому, ваше поведение сходило вам с рук…

– Ваш сын безобразно ведёт себя на занятиях, не выполняет домашних заданий, – начала я. Но куда там? Разъяренную мамашу несло. Она отрепетировала речь перед зеркалом и теперь решила высказать всё, сыграть роль до конца. Таким глубоко наплевать и на оценки, и на предмет, по которому не успевает их чадо. Целью этих мамаш является сам скандал, где они выходят победительницами. Да, она рассекает по городу в рваных колготках, моется раз в месяц и питается лишь дешёвыми макаронами, а пьяница– муж частенько поколачивает, как её саму, так и драгоценное чадо. Зато сколько радости получит несчастная женщина при виде испуганной учительницы, склонённой спины директора, предлагающего чаю. Ведь на вахте крупно, чёрным по белому написано: «Защитим детей от вольнодумства!». А чуть ниже: « Если вы сомневаетесь в благонадёжности учителя, звоните по телефону…» И мамаши звонили. Так как жизнь их не удалась, а почувствовать себя значимой хочется всем.

– Закройте рот и слушайте! Я сомневаюсь в вашей компетентности и считаю, что таким бестолковым куклам, как вы, не место в образовательном учреждении.

На плечи давила усталость, язык онемел и не только от неприкрытого хамства малиновой дамы, но и от нежелания что– то доказывать. Уйти домой прямо сейчас, уволиться , навсегда забыть и школу, и детей и мамаш. Расстаться с красивой картинкой, которую я нарисовала себе в студенчестве.

Артамонова замолчала, то ли, набирая в лёгкие побольше воздуха для нового заплыва, то ли ожидая ответного удара. Ведь, что за война без противника? Кого давить? Кому она скажет своё коронное: « Закройте рот и не оправдывайтесь, меня ваш жалкий лепет не смягчит, я иду в приёмную СГБ»

Но здесь, дамочка просчиталась. В игру вступил Ковалёв.

– Мы вас услышали, – с нарочитым спокойствием произнёс он. – Но, хотелось бы, уточнить некоторые детали.

– Я говорю с Ингой Анатольевной. – попробовала сделать выпад Артамонова, но уже как– то вяло. Волны незнакомой, подавляющей волю энергии дотянулись и до неё.

– Итак, – продолжал снежный барс.– Имеете ли вы педагогическое образование по предмету история? Можете ли вы самостоятельно дать своему ребёнку нужную информацию?

Мамашка покачала головой, а в глазах промелькнуло удивление.

– Тогда, каким образом вы пришли к выводу, что Инга Анатольевна некомпетентна?

Артамонова, наводящая страх на всю школу, беспомощно хлопала глазами, прикусывала нижнюю губу, и было заметно, что она нервничает. Ещё бы, впервые за всё то время, что её сын учился в школе, она получила отпор.

– Мы ждём, уважаемая, – с нажимом произнёс Ковалёв.

– Чего ждёте? – мамаша постаралась взять себя в руки.

– Как чего? Извинений, конечно,– солнечная улыбка снежного барса заставила даму вспотеть.

Она поспешно открыла сумочку, достала огромный клетчатый носовой платок и принялась вытирать лицо.

– Я не собираюсь извиняться перед этой…

– Перед этой самоотверженной, стойкой молодой женщиной, которая день изо дня заходит в класс, чтобы передать опыт и знания предшествующих поколений человечества. Которая вынуждена терпеть хамство со стороны глупых, невоспитанных несмышлёнышей, чтобы сделать из них настоящих людей, интересных, эрудированных, грамотных.

– Она получает зарплату,– взвизгнула Артамонова, не выдержав напора противника.

– Да, жалкие гроши, которые она тратит на еду, одежду и дорогу до школы, чтобы учить вашего умненького Артёмку. Так, что, я жду извинений.

– Да что вы ко мне прицепились? Да кто вы такой?!

Страх завладел Артомоновой, но идти у него на поводу она не собиралась. Кошмар школы в грязь лицом падать не желал, репутация превыше всего.

– Тогда мне придётся вас проучить.

Артамонова побледнела, задышала чаще, дрожащими пальцами ухватилась за косяк двери. В глазах отразилась боль.

Смотреть на происходящее было жутко. Творилось нечто необъяснимое, страшное, ни как не вписывающееся в рамки реальности. Мне хотелось закричать, остановить этого странного мужчину, но я не могла. Та гадкая часть, которая живёт, почти в каждом человеке, заставляла заворожено наблюдать за действом. С таким же нездоровым интересом мальчишки наблюдают за похоронным процессом, а толпа зевак собирается на месте аварии.

– Прекратите, – прохрипела Артамонова.

– Прекращу, если вы скажете, как пишется ваше любимое слово компетентность. Давайте по слогам.

– Кам пи тен тность.

– Не правильно, уважаемая. Попробуем ещё раз.

Женщина согнулась пополам, жадно хватая ртом воздух. Из носа тоненькой ниточкой потекла кровь. Красная полоска на белой коже.

– Кам пе тен тность.

– И вновь ошиблись.

Губы Артомоновой посинели, на лбу выступили бисеринки пота, а тело тряслось в ознобе. Зубы отстукивали дробь. Я поймала себя на том, что мне совершенно не жаль эту женщину. Низко и подло наблюдать за тем, как человек корчится от боли, унижается, чтобы получить облегчение. Но как ещё достучаться до того, чьё сердце превратилось в кусок камня, чьи мысли сосредоточены на том, чтобы настрочить очередную кляузу. Не даром, некоторые мамаши шлёпают раскапризничавшихся детей, когда уговоры игнорируются, а строгий тон больше не действует. Как ещё показать, что терпение лопнуло, что ребёнок перешёл все возможные границы. Вот и воспитательная работа Ковалёва пусть послужит неким шлепком для Артамоновой.

– Пожалуйста.

По бледному лицу женщины катились крупные слёзы. Она оседала, вновь и вновь произнося слово, которое, скорее всего, успела возненавидеть. А в коридоре текла обычная жизнь, словно никто не замечал происходящего. Но, почему– то меня этот факт не удивил, наверное устала удивляться.

– Компетентность, – наконец проговорила обессиленная дама, и снежный барс милостиво разрешил ей отправится домой.

Воцарившаяся тишина в коридоре дала понять, что перемена закончилась, и с минуты на минуту в класс войдёт очередная толпа учеников.

– Пожалуйста, уходите, – устало прошептала я Ковалёву, стараясь не глядеть в его сторону.

– Когда мы встретимся?

Этот вопрос вызвал приступ головной боли. Нет, никаких встреч, никаких частных уроков. Если этот человек не уйдёт немедленно, я сорвусь, лягу на пол и начну царапать ногтями линолеум.

– Алексей, – постаралась я заговорить как можно мягче. – У меня из за вас будут проблемы. К инциденту на уроке ещё добавится и жалоба Артамоновой. Она не простит мне подобного унижения.

– Не простит, – согласился Ковалёв. – Да и проблемы из за того, что произошло сегодня на уроке вполне могут возникнуть.

Руки мужчины легли на мои плечи, обжигая через ткань свитера.

– Но только вам, Инга, больше не нужно об этом беспокоиться.

Алексей ушёл, оставляя после себя странный запах своей туалетной воды и ощущение перемен.

Глава 2

Ученики разошлись по домам, и мы с Наташей могли спокойно поговорить за чашечкой кофе. По кабинету разносился приятный кофейный аромат, за окном всё так же валил снег, клён покачивал голыми ветвями. В коридоре то и дело раздавались чьи то шаги, Наташа рассеяно болтала ложкой в своём стакане. Всё как всегда, привычная, мирная картина, но на душе моей было неспокойно. От волнения, от ожидания чего то плохого, слегка подташнивало, руки и колени мелко подрагивали. Нет, в таком состоянии домой мне было никак нельзя. От кофе я отказалась, и без того нервы напределе, и по этому пила уже четвёртую кружку мятного чая.

– Может быть, всё обойдётся, – попыталась успокоить меня Наташа. – Мало ли, что говорят дети, ведь доказательств никаких нет. А истеричке– Артамоновой вообще верить нельзя, у неё же с головой проблемы.

Она и сама не верила собственным словам.

– Я знала, что нельзя было приглашать в класс этого типа. Чёкнутый! Понимаю, что военных обучают всяким штучкам, виде гипноза, но зачем это испытывать на мирном населении?

Усталость накрыла с головой, захотелось просто забиться в самый дальний и тёмный угол, закрыть глаза и погрузиться в спасительный сон, желательно без сновидений.

– Да уж, – невесело усмехнулась Наташа.– А ведь такой мужик классный. Вот уж я бы ему математику преподала!

Подруга мечтательно закатила глаза. Щёки её вспыхнули, а губы расползлись в предвкушающей улыбке.

Я рассмеялась. Кому чего, а Наташке -мужика.

– Наташка! – включила я строгую учительницу.– Не забывай, что у тебя есть дети и муж.

Подруга пренебрежительно махнула рукой

– Муж объелся груш и обосрался. На его брюшко и лысенку смотреть уже невмоготу. А этот блондин – настоящий самец, пугающий, властный. Уж куда моему Костику и твоему Валерику. Кстати, что у тебя с ним?

Тема моей личной жизни была не самой приятной, но чтобы отвлечься от мрачных мыслей, я была готова поговорить и о Валерке.

– Не отвечает, ни на мобильный, ни на домашний. Всё продолжает на меня злится.

С Валерием мы поссорились в прошлую субботу по телефону. Обозвав меня фригидной дурой, он бросил трубку. Я, какое то время, слушала короткие гудки, рассеянным взглядом окидывая собственную комнату, а потом, всё же, решилась набрать его номер. Но абонент был недоступен, каковым оставался и по сей день. Моя комната показалась мне тюрьмой. Мягкие игрушки, сидящие на полке, словно смеялись надо мной: « Ребёнок ты ещё, Инга, взрослые отношения тебе не по зубам». Несколько раз в комнату заглядывала бабушка, о чём то спрашивала, а я что то отвечала. Выходные были испорчены.

– Сама виновата, – заявила Наташа. – Довела мужика. Да дай ты ему в конце то концов, может быть и отношения ваши станут более стабильными. Ну чего ты теряешь?

– Себя, – ответила я.– Ну не могу я. Вот как представлю, что он ко мне прикасается, так прямо гусиной кожей покрываюсь. А пересиливать себя – значит лгать Валере.

– Ну и пошли его тогда. Не издевайся над парнем.

Я уже несколько раз задумывалась над этим. Порвать с Валерием окончательно, не изводить ни его, ни себя, но что -то останавливало. Я даже догадывалась, что именно не даёт мне поставить точку в этих детских, неровных, а в последнее время, тяготящих отношениях. Я боялась остаться одной. Все мои подруги уже вышли замуж, кто -то, как Наташа, обзавёлся детьми, ведь они время не теряли. Уже с девятого класса девчонки интересовались парнями, бегали на дискотеки, заводили ни к чему не обязывающие романы. В студенчестве многие ставили перед собой задачи выйти замуж и выходили. Да, молодым парам приходилось нелегко, не хватало денег, не хватало времени на учёбу, кто– то жил на съёмной квартире, кто– то с родителями жены или мужа, и в таких случаях, конфликты отцов и детей становились неотъемлемой частью семейной жизни. Я же, потрясений не желала, хотя порой смотрела с завистью на очередную невесту в белом платье, с счастливой улыбкой на лице, хотя и мечтала, что тоже когда-нибудь буду приглашать гостей на, приготовленные мной, пирожки. У ног будет тереться кот, а рядом сидеть человек, самый важный, самый любимый. Но мне нужно было хорошо учиться и не отвлекаться на глупости, как говорила моя бабушка. В школе, чтобы получить золотую медаль, в институте, чтобы получить красный диплом. Не для себя, для бабушки– единственного родного человека, который у меня был. Отца я не знала никогда, а маменька, укатила на другой конец материка вслед за каким то актёром. Обуза в виде трёхлетней девчонки была ей не нужна. Какое-то время, маменька присылала мне подарки ко дню рождения и к празднику возрождения человечества, отправляла открытки, но, спустя несколько лет, мама замолчала окончательно. Мы жили вдвоём с бабушкой, и я, испытывая к ней глубокую благодарность и уважение, старалась не огорчать и всегда слушаться. Если бабушка считала, что на дискотеки и всякие там вечеринки ходят только легкомысленные и пустоголовые особы, я отказывалась от приглашений на подобные мероприятия. Только не надо думать, что меня тянуло в море огней и танцующих тел, мне было хорошо с бабушкой, мы пекли булочки, разговаривали обо всём на свете, ходили в театр, в музеи, устраивали пикники за городом.

Любое моё действие, противоречащее бабушкиным убеждениям, расценивалось мной, как предательство. Может быть, и с Валерием у меня ничего не выходило, ведь секс до брака бабушка считала недопустимым. Но об этом я Наташке говорить не стала, засмеёт.

– А может тебе попробовать очаровать того белобрысого ? – не унималась подруга.

– Ну уж нет! – рявкнула я. – К тому же, я сказала ему, чтобы он нашёл другого преподавателя, и без него проблем в жизни хватает.

– Ну и дура!

Наташка порывисто соскочила со своего стула.

– У меня в любом случаи нет никаких шансов. Какой он, а какая я. Да и боюсь я его ужасно.

– Вдвойне дура! Вот от такого, как этот Ковалёв, у тебя точно никакой гусиной кожи не будет. Тебе именно такой мужчина и нужен. Ты пойми, Инга, бабушка не вечная. И когда она уйдёт к властителю вселенной, ты останешься одна! Подружки, коллеги– это всё не то. У них свои семьи, свои проблемы. Ученики – чужие дети, они никогда не смогут заменить тебе своих собственных. Тьфу! Чего я тут с тобой время трачу, мне же Серёжку из садика забирать надо. Иди одевайся, на вахте встречаемся. Кстати, нас Анька сегодня к себе ждёт, ты не забыла?

– Нет, конечно, – улыбнулась я Наташке и вышла в коридор.

Да, подруга права. Ни кто не придёт и не принесёт мне счастье на блюдечке. Нужно меняться и что -то менять . Если секс сблизит нас с Валерой, если наши отношения станут такими, какими они были год назад, я позволю ему то, чего он хочет, вопреки убеждениям бабушки, вопреки своим неприятным ощущениям. А сейчас, домой и к Аньке на день рождения, хотя бабушка опять будет ворчать, что на улицах темно, а я буду возвращаться одна. Ну ничего, переживём.

Но сбежать с работы пораньше мне не дали, в коридоре меня перехватила психолог Эльза Львовна.

– Ах, Инга Анатольевна, – ласково пропела она. – Где же вы ходите, дорогая, вас в учительской все ждут, пойдёмте скорее.

Я обречённо поплелась за ней, не без зависти вдыхая запах её дорогих духов, и глядя на белую кружевную кофточку, скорее всего, Эвильского производства. У нас такие чудеса не творят.

Войдя в учительскую, я тут же поняла причину собрания и вздохнула с облегчением, как потом выяснилось, преждевременно. Значит, об инциденте с Артамоновой и откровениях снежного барса пока никто не знает. Просто очередное собрание, просто обсуждение рабочих моментов. Да, к Аньке я, конечно, опоздаю, но это не так уж и страшно.

Раиса Константиновна – наша завуч собрала лишь преподавателей гуманитарных предметов, физиков и математиков сея участь миновала, как всегда. Ох, наказывала мне бабушка учить химию, да не послушала я её, в историки подалась.

– Все в сборе, наконец, – процедила сквозь зубы завуч, укоризненно кивая в мою сторону, от чего, её очки в потёртой коричневой оправе, съехали на нос.

Раиса Константиновна усадила их на место указательным пальцем и продолжила:

– Скоро праздник Возрождения человечества, уважаемые коллеги. И к празднику нужно поставить спектакль.

Учителя тут же недовольно загалдели, мне же захотелось стать невидимкой. Нет, только меня не трогайте. Я безответственная, не умею держать класс, молодая и неопытная. Я какая угодно, говорите что хотите, но только не школьный театр!