Тайна пленного генерала
– Надо же, – почесал загривок Шперлинг. – Даже не знал, что у русской бани такие целебные свойства.
Сначала немец говорил путано и невнятно, корчил из себя умирающего. Но уловки не сработали, о чем Шубин прозрачно и намекнул. Выяснился отрадный факт: герр Оффенбах полностью в курсе дислокации немецко-фашистских войск в соседнем с Вяземским Кружилинском районе. Иногда он пытался юлить, тогда перед разбитой челюстью возникал кулак, и беседа возвращалась в конструктивное русло.
Подразделения гитлеровских войск концентрировались в крупных поселениях. В Кружилино и Развальном стояли мотопехотные полки – полностью укомплектованные и готовые усилить идущие в наступление части. В деревне Грязево дислоцировались танкисты-гренадеры, там же на рассвете ожидали парашютно-десантный батальон СС. В деревнях стояли небольшие подразделения, усиленные танковыми ротами.
Шубин расстелил на коленях карту, делал пометки химическим карандашом. Появлялась пища для размышлений. База полковника Моисеевского, с которой прибыли разведчики, находилась южнее, в Чановском бору. Путь на восток был отрезан – едва ли полтысячи бойцов, обремененные обозами и ранеными, смогли втянуться, словно нитка в иголку, в узкий проход между селами, напичканными фашистами. Оставалась дорога на север, в Кружилинский район, а оттуда – на восток, где до границы Московской области было рукой подать.
Лейтенант исследовал карту, прислушиваясь к бормотанию майора, чертил карандашом примерный маршрут. Вроде все сходилось – из Чановского леса на север, вдоль протяженной Лосиной балки, отдых в деревне Шлыково, куда не заходили немцы, дальше – краем обширного бора, холмистая местность вблизи заброшенного бетонного завода, безопасный заповедник Куроносово…
Но что-то было не так, немец чего-то недоговаривал, ходил вокруг да около.
– Герр Оффенбах, вы все сказали? – вкрадчиво спросил Глеб. Немец закивал: да, да. Он уже чувствовал себя намного лучше.
– Ну что ж, придется вам еще погреться. – Шубин кивнул товарищам. Немец понял, что сейчас произойдет, пришел в неописуемый ужас. Это было хуже, чем смерть! Только не это! Он вцепился в пол, стал выкрикивать мольбы о пощаде. Потом сдался, пробормотал, что скажет все.
– Только правду, – предупредил Шубин. – Вы же открытая книга, герр майор. Станете врать – и добро пожаловать в русскую баню.
Сведения, данные майором, ввергли разведчиков в уныние. О местонахождении отряда полковника Моисеевского немцы прекрасно знали и готовили операцию по его уничтожению. Данные об отряде поступили недавно, иначе с партизанами давно бы расправились.
Карательные части стоят в деревнях Саженка и Завьялово к югу от Чановского бора и завтра вечером с наступлением темноты начнут разворачиваться в боевой порядок. Лес блокируют, уже готовы мощные прожекторы и целый склад осветительных ракет. У партизан останется единственная лазейка – отход на север. Но не зря в этот район прибывает парашютно-десантный батальон СС! Один из взводов будет выброшен сегодня на рассвете в район небольшого поля – между краем Чановского леса и Семяжинским хутором (последний был отмечен на карте). Взводу приказано окопаться и встретить отступающих партизан. Такие же подразделения будут сброшены восточнее и западнее – они в случае необходимости придут на помощь. Точное время высадки десанта майор не знает. Но это должно быть на рассвете.
От таких новостей становилось дурно. Притихли разведчики – почувствовали, что новости так себе. Призрак крупных неприятностей витал в воздухе.
Шубин внимательно разглядывал карту. Если майор не врал (а он, похоже, не врал), уже завтра днем положение отряда станет безнадежным. А его группа ушла в самую глушь и при этом без рации! До места выброски десанта – коломенская верста, до базы – еще дальше (да еще в другом направлении). Нужно срочно принимать решение, пока оставался хоть какой-то шанс.
– Бабы, живо оделись и пошли вон! – скомандовал Глеб. – Если узнаем, что продолжаете обслуживать оккупантов, пеняйте на себя. Живо, кому сказано! Пешком добежите до своего Развального, не развалитесь!
Женщины засуетились, стали натягивать пальтишки, задыхались от волнения. Матрена бормотала слова благодарности, уверяла, что они больше никогда, ни за что на свете! Никто не сомневался, что по прибытии в Развальное они побегут к немцам, будут каяться, оправдываться, но когда еще это произойдет! Партизаны уже уйдут.
Халевич сунул два пальца в рот, засвистел, как Соловей-Разбойник, и перепуганные девчонки пулей вылетели из бани. Кошкин с улицы докладывал: они уже на дороге, скачут так, что грязь летит из-под копыт, – а вдруг разведчики передумают?
– Последний вопрос, герр Оффенбах. – Шубин склонился над пленным: – Откуда вам известно местонахождение отряда?
– Военная разведка получала сведения из вашего леса, их оставляли в условном месте… Этот человек сам предложил свои услуги, он понял, что бессмысленно сопротивляться германской армии. К тому же через неделю-другую будет взята Москва… Это один из помощников полковника Моисеевского, он занимается хозяйственной частью, не знаю его фамилии.
Шубин едва сдерживал ярость. Вот уж воистину, сколько сюрпризов сразу… Он сел на табуретку, перевел дыхание.
– Все плохо, товарищ лейтенант? – осторожно спросил Вартанян.
– Не позволим довести до трагедии. – Лейтенант лаконично описал создавшуюся ситуацию. Разведчики помрачнели. Курганов грыз последний огурец – набирался сил перед дорогой. – Не знаю, мужики, что бы мы делали без сведений герра Оффенбаха. Столько сказал, что даже убивать жалко.
– Так не убивайте, – пожал плечами Вартанян. – Выпустим в лес голышом, пусть побегает, утром поймет, что здесь не Елисейские Поля.
– А это еще где? – не понял Халевич.
– В Париже.
– Там есть поля?
– А где их нет, – хмыкнул Арсен. – Высаживают рожь, овес, гречиху – все как у людей…
– Так, хватит глумиться над малообразованными, – перебил его Шубин. – Обратите внимание на карту. К пяти часам утра, желательно не позднее, мы должны прибыть в этот квадрат. – Он обвел пальцем место предполагаемой высадки парашютистов. – С этим десантом надо решать, он не должен закрепиться. Снять пулеметы с мотоциклов и взять с собой. Вартанян, у тебя толковая голова и быстрые ноги – возвращайся на базу, доложи Моисеевскому все, что мы узнали. Докладывать с глазу на глаз – никаких посторонних. Мы не знаем, кто работает предателем. Базу эвакуировать не позднее обеда, выступать в этом направлении, – он снова показал пальцем, – использовать передовые дозоры. Надеюсь, мы встретим отряд. Дорогу ты должен помнить. Старайся меньше отдыхать и держись подальше от немцев.
– Есть, товарищ лейтенант. – Вартанян немного побледнел. Перспектива в одиночку ломиться через ночной лес не окрыляла. – Я все сделаю, не беспокойтесь…
– Остальные выступают через десять минут. Шперлинг, Халевич, демонтировать пулеметы, собрать боеприпасы.
Возник вопрос: что делать с майором? Тот пришел в себя, но боялся встать, на что-то надеялся. Моральные принципы в подобных ситуациях не работали. Глеб кивнул Курганову. Тот вынул из-за пазухи пистолет с навернутым глушителем, взвел курок и выстрелил в затылок ничего не подозревающему Оффенбаху.
В парной все было кончено – голые тела не подавали признаков жизни. Один задохнулся жаром, у другого от предельных температур произошла остановка сердца. Жар стоял безжалостный – его не выдержал бы даже тренированный человек.
– Товарищ лейтенант, давайте еще раз посмотрим карту, – предложил Курганов. – К Семяжинскому хутору наверняка ведут проселочные дороги. Они раскисли, но это неважно. Вы забыли про вездеход? Он стоит без дела, бак наверняка заправлен, а немцы в ближайшие часы не бросятся его искать. Пусть проедем лишнее, дадим крюк, но все равно это будет быстрее, чем пешком ломиться через дебри – да еще с полной выкладкой и немецкими пулеметами.
А это была идея. Шубин задумался…
Глава вторая
Громоздкая машина месила грязь, подминала под себя кустарники и неокрепшие деревца. Изделие фирмы MAN представляло собой нечто среднее между грузовиком и легковым автомобилем. Кузов и передние сиденья укрывал брезент. Мощные передние колеса, гусеницы – на задних.
Машина обросла грязью – даже одержимые чистотой немцы не успевали ее смывать. Грязь лепешками летела из-под колес. Шперлинг и Халевич обнимали длинноствольные пулеметы МG‐34 – пусть не совершенное, но мощное оружие. Эти штуки весили по двенадцать килограммов, за минуту вырабатывали тысячу патронов, имели прицельную дальность почти километр и снабжались коробчатыми магазинами.
Шубин лично сел за руль. Сложностей с управлением не возникло, двигались на пониженной передаче. Карта района, как фотография, стояла перед глазами лейтенанта…
Вездеход оказался неплохим подспорьем. Без него бы не успели. Но дальше дорога уходила на северо-запад, и это было неприемлемо. Для выхода в указанный район требовалось совершить бодрый марш-бросок по дикому лесу. В эти края не забирались немцы, здесь не орудовали партизаны, отсутствовали населенные пункты.
Вездеход загнали в лес, сами спешились. Огни фонарей блуждали по скоплениям голого кустарника, по ковру из сырого хвороста. Дряхлые осины переплетались ветками. Разведчики шли осторожно, природных ловушек хватало. Берегли дыхание, несли по очереди громоздкие пулеметы. Глеб постоянно сверялся с компасом, на коротких привалах припадал к карте, высчитывая пройденное расстояние…
С того дня, когда мобильные соединения Группы армий «Центр» окружили под Вязьмой несколько советских армий, прошло больше трех недель. Поражение было сокрушительным, немецкая разведка сделала все, чтобы сбить с толку советских стратегов, пустить их по ложному пути. Направление главного удара оказалось вовсе не на дороге Смоленск – Москва, как ожидали наши. Танковые колонны ударили южнее и севернее, смяли редкие порядки Красной Армии и к 7 октября замкнули кольцо под Вязьмой. Вырваться удалось лишь небольшим группам.
Красная Армия потеряла сотни тысяч человек – убитыми и пленными. Немцы были в растерянности: куда девать всю эту беспомощную человеческую массу? Пленных расстреливали, угоняли на запад, держали в построенных на скорую руку концентрационных лагерях.
Можайская линия обороны оказалась не готова, и на всем протяжении от Вязьмы до столицы практически не осталось советских войск. В Москве вспыхнула паника, которая продолжалась несколько дней, пока власти не взяли ситуацию под контроль.
Положение на фронте было катастрофическим. Для латания дыр бросали едва сформированные дивизии московских ополченцев, курсантские отряды – они погибали полностью в первых же боях.
Лейтенант Шубин и несколько человек из его взвода полковой разведки неделю плутали по Вяземским лесам в поисках следов своей дивизии. В итоге нашли. 303-ю стрелковую дивизию ожидала та же участь, что и большинство окруженных войск. Но полковнику Моисеевскому удалось прорваться с несколькими сотнями красноармейцев, осесть в лесах восточнее Вязьмы. С ними были гражданские, много раненых. Лида Разина, которую Глеб уже и не чаял увидеть живой, оказалась в их числе. Санитарному поезду не удалось прорвать кольцо, большинство раненых погибло, но небольшая группа пробилась к лесу, где и встретилась с бойцами Моисеевского.
В последующие дни отряд пополнялся выходящими из окружения группами, прибыла сотня штыков под командованием батальонного комиссара Ухтомского. Но это уже была не регулярная часть. Пять сотен бойцов, бабы, дети, полторы сотни больных и раненых – это был какой-то неповоротливый табор.
Каратели сжимали кольцо, пришлось уйти на северо-восток, путая следы, – в Чановский бор. Там, в окружении болот, полковник Моисеевский выстроил себе новую базу. Связь с Большой землей поддерживалась – руководство группы было в курсе дел на фронте.
Попытки пробиться не имели успеха, и Москва отдала приказ засесть в лесу и заняться партизанской деятельностью. В тылу немецких войск работы хватало – громить склады и казармы, уничтожать коммуникации, колонны с горючим и продовольствием.
За три недели партизаны провели десяток акций. Был уничтожен едва сформированный взвод полиции; освобождена группа вяземских евреев, которых не успели расстрелять; ликвидирован склад ГСМ, взорвана подстанция, от которой питался военный аэродром в Сосновке.
Дважды разведчики Шубина устраивали засады на дорогах, брали высокопоставленных офицеров вермахта, допрашивали, а потом секретные данные отправлялись в Москву. Выжившие в котле Шубин, Кошкин, Шперлинг, Курганов стали костяком разведки полковника Моисеевского. Глеб добавил еще несколько человек, сформировал из них отделение – по принципу «лучше меньше, да лучше».
Полковник Моисеевский выделил своему начальнику разведки отдельную землянку, и теперь в нее частенько захаживала Лида. Сначала смущалась, норовила быстрее прошмыгнуть, прятала лицо под платком. Потом перестала таиться, но все равно смущалась, ловя на себе заинтересованные взгляды окружающих. Однажды осталась на ночь, а сбежала под утро, когда бодрствовали только часовые. Через сутки опять заглянула на ночь, и это вошло в привычку. Никто не осуждал, но глядели косо – больше завидовали, чем попрекали. «Нехорошо это, Глебушка, – вздыхала Лида, гнездясь под бочком. – Ведем себя бесстыдно, а ведь мы даже не женаты. Люди смотрят, что попало думают». «Так давай поженимся, кто бы возражал», – отвечал ей Шубин, борясь со сном. «А кто нас распишет? – смеялась Лида. – Полковник Моисеевский? Это не в его полномочиях. Забежим в загс ближайшего села, попросим полицаев отвернуться? Слушай, у нас же поп Василий есть, – осенило Лиду. – Позавчера прибыл из Елизаровки, фрицев перестрелял, когда они поджигать его церковь пришли, и с автоматом – к нам. Вот поп Василий нас и обвенчает, решено».
Это была шутка, подобного новаторства никто бы не оценил. Да и не считался бы этот брак настоящим. Но слушок о предстоящем бракосочетании пошел в народ, разведчики уже не косились на Лиду, украдкой пробирающуюся в землянку.
Партизанская вольница выдалась недолгой. Для проведения акций бойцы совершали затяжные переходы. Орудовать под носом у фашистов было самоубийством.
В последнюю неделю решительно не везло. Засада на колонну, перевозящую провиант, обернулась неудачей. Охраны оказалось больше, чем думали, в каждой машине работал пулеметчик. Наши откатились, потеряв четырех человек.
Контакт с партизанами соседнего района также не удался. Группа прибыла на встречу со связником в деревню Выселки и вступила в кровопролитный бой с озлобленными полицаями. Троих убила, семерых потеряла – что было равносильно разгрому.
Среди местных нашелся предатель, сообщил в комендатуру. Складывалось впечатление, что над отрядом Моисеевского нависли тучи. Линия фронта сместилась на восток, но представляла ломаную линию с переменными впадинами и выступами. Отступающие войска дрались с упорством обреченных.
В конце октября пала Можайская линия обороны, бои шли в семидесяти километрах от Москвы. На других участках ситуация менялась каждый день. Немцы обходили столицу с севера и с юга, бои велись практически везде с разной интенсивностью.
Конец октября ознаменовался проливными дождями, тотальной распутицей. На участках фронта, где не хватало проходимой техники, немцы буксовали. 43-я армия генерал-лейтенанта Голубева внезапно провела маневр и остановила продвижение противника на рубеже реки Нары, западнее захваченного Наро-Фоминска. Отдельные части вышли к реке и захватили плацдармы.
Два полка форсировали Нару и закрепились на ее берегу. Попытки противника сбросить их в реку успеха не имели. Красноармейцы держались под шквальным огнем, зарывались в землю. Потрепанные подразделения получили подкрепления и покидать район не собирались.
До позиций 704-го полка от базы было семьдесят верст. Моисеевский получил депешу из Центра. Смысл ее сводился к следующему: довольно партизанить, товарищ полковник, ваши усилия все равно сводятся на нет. Собирайте свой отряд и выводите его в расположение 704-го полка, пока тот находится в окрестностях Нары. Ситуация может измениться в любой день, войска отойдут, и тогда прорываться будет некуда.
Полковник принял известие с энтузиазмом. Кадровому военному, ему претило сидеть в лесах и обрастать мхом. Но местность на востоке кишела неприятелем. Рыскали «волчьи» стаи – отряды полицаев, ненавидящих все советское.
Шубин предложил: двигаться на восток севернее, где плотность вражеских войск была наименьшей. Предстоящий рейд был непредсказуем и чреват опасностями. Полтысячи боеспособных бойцов, а с ними орава баб, детей, тяжелораненых, три десятка подвод и ни одной единицы автотранспорта…
Для прорыва требовалась разведка местности. Шубин вызвался пойти, и уже двенадцать часов маленькая группа месила грязь, проклиная неподходящее для войны время года. Впрочем, дорога между деревней Лавочки и рабочим поселком Новобитным оказалась проходимой: здесь преобладал глинозем.
Новость, что отряд могут уничтожить уже завтра, стала громом среди ясного неба. Шубин спешил. Перекуры становились все короче, и уже было ясно, что поспать этой ночью разведчикам не удастся.
К Семяжинскому хутору группа вышла в начале пятого утра. Округа спала, признаки воздушного десанта отсутствовали. Разведчики лежали на опушке, оружие наготове. Справа в низине грудились крыши лачуг. Перед глазами метров на шестьсот простиралось поле, за ним опять чернел лес.
– Ну, и чего мы приперлись в такую рань? – ворчал Халевич. Он вставлял в пулемет ленту с патронами. – Немцы же не идиоты прыгать ночью. Не видно ни зги, как они сядут?
– Не говори, Холерыч, – зевал Кошкин. – Могли бы вразвалку догрести, куда спешить на этой войне?
– Курганов, Шперлинг, отбой, – скомандовал Глеб. – Двадцать минут на сон, потом меняемся. Если повезет, то еще по двадцать минут.
– Вот это дело, – обрадовался Курганов и мгновенно уснул. Не смущали его ни холод, ни мокрая земля, ни постоянный озноб, продирающий до костей.
Шубин тоже задремал. Во сне, как водится, явилась Лида – она всегда являлась, даже в те ночи, когда была рядом. Девушка что-то шептала, смотрела с печалью, потом сообщила вполне внятно: «У меня недоброе предчувствие, Глеб, нам недолго быть вместе». Он очнулся, истекая холодным потом, потом опять уснул.
Бывшая воспитательница Ключинского детдома теперь работала медсестрой – пригодились полученные знания. В отряде Лида не отходила от раненых, выхаживала тяжелых, лечила при тотальном дефиците медикаментов и каждую смерть воспринимала как свою. Часто плакала во сне, бормотала слова оправдания. Вчера перед уходом группы висела у него на шее, обливаясь слезами, умоляла вернуться живым…
Глеб очнулся от толчка в плечо. Кошкин что-то жарко бормотал. В уши вгрызался гул авиационного мотора. Небо покрывалось серостью, над полем плыли рваные облака.
Туша самолета обозначилась в их разрывах. Прямо на глазах из «брюха» летательного аппарата посыпались люди – черные точки. Поочередно раскрывались купола парашютов. Они качались в небе, часть десантников еще пряталась в облаках, но вот вынырнул последний, и вся компания возникла воочию…
Не обманул герр Оффенбах! Глеб впал в предательское оцепенение, зачарованно смотрел на висящие в небе парашюты. Казалось, они не движутся, зависли под облаками. Но это была иллюзия – десантники снижались, минуты через три весь взвод будет на земле. Тогда с ним не сладить!
– Халевич, с пулеметом в обход! – Лейтенант выбросил руку вправо, где метрах в трехстах посреди поля чернела вереница кустов. – Ударишь с фланга, но только после нас! Не давай им уйти к дальнему лесу, отрезай дорогу! Только не светись, ползи и смотри, чтобы эти твари тебе на голову не сели! Понял задачу?
– Так точно, товарищ лейтенант… – У бойца от напряжения свело скулу.
– Действуй, Холерыч, пулей – одна нога здесь, другая там.
– Я Халевич, товарищ лейтенант…
Чавкал мох под ногами – разведчик, пригибаясь, бежал вдоль опушки. Приклад громоздкого пулемета волочился по земле. Пользоваться вражеским оружием умели все – иначе не попали бы в разведку.
Остальные тяжело дышали, ждали приказа. Пятеро против взвода парашютистов – тот еще расклад!
– Мужики, рассредоточились, из леса не выходить… В первую очередь сбивайте тех, кто должен приземлиться – плевать на остальных, пусть пока висят. Сядут да залягут в поле – тогда их не возьмешь. Василий, сможешь работать этой штукой? – Глеб кивнул на второй пулемет, оснащенный жестяной коробкой для лент.
– Смогу, товарищ лейтенант… – Боец волновался, бледнел на глазах. – Раньше мог, а чего же сейчас-то не смогу?
– За дело, ребята. Да не сбивайтесь в кучу, расползитесь пошире…
Парашютисты неторопливо снижались, держась за стропы. Это было полностью укомплектованное, вооруженное до зубов подразделение СС. Шубин пытался их пересчитать, но всякий раз сбивался на втором десятке. Не меньше двадцати, а то и больше.
Руки дрожали. Он отполз за ближайшую березу, прижал ствол к рыхлой бересте, поймал в прицел снижающуюся фигуру. Показалось лицо: немец был невозмутим, как сфинкс, облачен в комбинезон и мягкие короткие сапожки. Автомат висел на груди. Парашютист зорко следил за округой, уже поджимая ноги, чтобы мягко соприкоснуться с землей.
Он и оказался первой ласточкой. ППШ выплюнул короткую очередь. Немец вздрогнул, свесилась голова, кровь моментально залила лицо. Десантник криво повалился на землю, подломились неживые уже ноги. Купол парашюта накрыл его, как саван.
Загрохотал пулемет, вступили в дело еще два автомата. Стрелять прицельно уже не получалось, да и ладно… Еще один парашютист поник головой, за ним третий. Разгорелась в небе сорочья ярмарка! Злобно каркал офицер, но где он находился, разведчики пока не видели.
Парашютисты бросали стропы, хватались за автоматы. Кто-то выплюнул трескучую очередь, но она никому не навредила. Еще один труп покатился по земле, увлекаемый парашютом.
На правом фланге заработал второй пулемет, усилил панику в неприятельских рядах. Халевич не жалел патронов и едва ли тщательно целился. На это не оставалось времени. Двое немцев столкнулись в воздухе, запутались стропы, и оба камнем устремились вниз, превратившись в мелькающую многоножку.
Перекатился Курганов, сменил магазин, снова открыл огонь, ловя в прицел мишени.
Паника не прекращалась. Десантники, как кули, плюхались на землю. На дальнем краю поля кто-то ухитрился приземлиться живым, отцепил лямки парашюта, побежал. Халевич достал его очередью – десантник покатился по кочкам.
– Товарищ лейтенант, в пулемете патроны кончаются! – сообщил неприятную новость Шперлинг.
– Экономь, это же не перловка!
Засмеялся Кошкин, выдохнул, снова припал к автомату. Половина десантников еще была жива! Они совершали в воздухе нелепые маневры, стреляли наобум, если имели возможность. Их выкашивали пули. Задергался приземистый эсэсовец, получив свинец в нижнюю часть живота.
Опасность заключалась в том, что выжившие садились на другом конце поля, метрах в четырехстах от опушки. Халевич дотянулся до парочки, но всех истребить не мог.
Шубин сменил на бегу магазин, бросился вперед, прыгая через кочки. Товарищи устремились за ним. Шперлинг волочил тяжелый пулемет. Выругался Курганов – нога соскользнула в борозду, – ударился плечом, поднялся, бросился ловить оброненный автомат.
Жидкая цепочка красноармейцев катилась через поле. Шперлинг пристроил пулемет к бедру, выстреливал последние пули. Выявили офицера! Жив еще! Судя по холеной морде, это был именно он. Лицо побелело, затряслись конечности. Лететь оставалось метров двадцать, можно было представить, что творилось в гордой арийской душе. Командир извивался, пристраивая к бедру автомат, но это пустое занятие – стрелять вниз, болтаясь в воздухе. Он висел практически над головой. Глеб вскинул автомат. Хорошо, что заметили: парашютист отцепил от пояса гранату, бросил вниз.
– Ложись! – крикнул Шубин дурным голосом.
Разведчики попадали, закрылись руками. Долбануло метрах в двадцати, не страшно. Но уши заложило. Поднялись, открыли огонь по спускающейся мишени. Офицер орал, выпучив глаза, пули рвали комбинезон.
Двое приземлились метрах в семидесяти от дальней опушки, отстегнули десантные ранцы, пустились бежать. Одного сразу повалил Халевич на фланге, другой схватился за простреленную руку и припустился еще сильнее, но следующая пуля перебила ему позвоночник. Еще трое побежали к лесу, отстреливаясь. До первого дотянулся Виталик Халевич – сраженный десантник кубарем покатился в кусты. Остальные продолжали отступать. Шперлинг вырвался вперед – голова отключилась, зато сил стало больше.
Пулемет захлебнулся. Кошкин набрал скорость, подобрал автомат мертвого эсэсовца, стал долбить на одном дыхании. Дурная затея – выбросил раскалившееся оружие. МР‐40 – штука несовершенная: мощная отдача, эффективно стрелять можно только с упора, длинные очереди решительно противопоказаны. Воскликнул Шперлинг, упал – споткнулся, наверное. Двое десантников вбежали в лес, там их накрыл свинцовый рой. Немцы подмяли собой кустарник, забились в корчах.