– Ты – творческий человек, и ты не имеешь права баррикадироваться от новостей, которые напрямую касаются тебя самого.
– Не думаю, что лужи другого времени года меня могут как-то задеть, Варин. И повторю – мне все равно.
– Может быть, ты хоть телевизор смотришь?
– Нет.
– Слушаешь радио?
– Редко.
– Ищешь что-то в интернете?
– Послушай, а нельзя ли ближе к делу, Варин? Это становится скучным.
– Хм, к делу, так к делу. Ты помнишь свою последнюю книгу, Лоренц? Как она называлась, в каком году вышла, какие рецензии получила от критиков?
Лоренц скривился: дым попал в глаза.
– Конечно. Не надо считать меня полным идиотом. Роман «Серая шаль». Я закончил его два года назад. Была в печати средним тиражом. Получилась довольно сильная вещь. Не без изъянов, конечно, но…
Варин шумно вздохнул, поправил рукава свитера, словно стряхивал с них невидимые соринки, снова сел в кресло.
– Нет, Лоренц. Твоя последняя работа «Серая тварь» вышла четыре года назад. И она не была в печати, ибо редактор не пропустил ее, как бы я не старался. Ты знаешь, что они назвали ее «вырождением жанра» и «бессмысленным бредом душевнобольного». И счастье, что критики до тебя не добрались – тогда от твоей репутации мастера ужасов остались бы одни косточки.
Лоренц посуровел, ощутив, каким горьким стал табачный дым. Он постарался сосредоточиться на маленьком тлеющем угольке перед глазами. Неужели, Варин прав? Насколько же лет он выпал из жизни? Ему внезапно стало страшно.
– С предыдущей книгой «Нуар» ситуация была чуть лучше, но все эти извращенные идеи с расчлененкой не слишком пришлись по вкусу читателям. Ты стал наполнять романы бессмысленным и бесконечным насилием, заменив им сюжет. Помнишь?
Лоренц почувствовал острый укол самолюбия. Это уже слишком. Он всегда остро реагировал на малейшую критику, и теперь его распирало от ярости. Вместо того, что бы заорать, перевернуть стол и запятнать безукоризненный свитер Варина жирными пятнами, он только раздавил в пепельнице сигарету и передернул плечами.
– Ты пришел, чтобы оскорблять мои работы? – сухо спросил он.
– Ты знаешь, что я говорю правду, – заметил Варин, пытливо глядя на него, – Поэтому не перебивай, пожалуйста, пока я подвожу тебя к основной идее. Помнишь, те новеллы, которые требовалось написать по мотивам детских сказок? Детские страшные истории к Хэллоуину. Ты первый предложил свою кандидатуру и название для сборника «Альбом проклятых».
– Неужели, и здесь все пошло не так?
– Пошло не так? – ахнул Варин, – Ты превратил детские сказки в больные фантазии маньяка. Помнишь, чем ты закончил «Кота в сапогах»? Он сожрал своего хозяина и стал носить его кожу, как плащ, вместе с сапогами? А Дюймовочка, которая повесилась на побеге цветка? А Гензель и Греттель, которые сожрали собственных родителей, когда вернулись из леса и сложили камин из их костей? Такой кровавый бред даже взрослых вгоняет в ужас, не говоря уже про детей…
– Это специфика жанра. Я пишу в таком стиле. Это мое авторское клеймо. Ты должен об этом знать, как литературный агент. Сколько лет мы с тобой работали, Варин? – собственный голос, полный истеричных ноток, показался ему отвратительным. Лоренц снова потянулся к пачке сигарет.
– Не работай я с тобой столько времени, я бы непременно сдал тебя в лечебницу, потому что тебе точно нужна помощь. Так вот, в один прекрасный момент, задолго до развода с Марлис, ты просто перестал писать, заявив, что ждешь прихода вдохновения.
– Небольшой перерыв. Такое у всех бывает, – ощетинился Лоренц, – Это что, преступление? Я присылал тебе черновики и наброски.
– Неужели ты думаешь, что можно выпустить сборник произведений, состоящий из разрозненных частей, где только насилие и страдания? Кому это будет интересно? Насколько мне известно, только Виктор Франкенштейн создал так своего монстра, и результату он не слишком обрадовался, если что. На твоем счету больше тридцати отличных работ, Лоренц. С глубоким сюжетом, интересными поворотами, яркими персонажами и необычным финалом. Именно за счет этих работ, ты стал тем, кем был еще пять лет назад. У тебя было все, пока ты не начал пить. Я надеюсь, что только пить. Ты же не употребляешь ничего крепче алкоголя?
– Если ты о дури, то успокою. К этой дряни я не притрагиваюсь.
– И на том спасибо. Вот, скажи мне, о чем ты пишешь сейчас? Да и пишешь ли на самом деле? Хочешь ли ты вернуться в литературу? Или тебя устраивает прозябание в этой… в этом доме?
Лоренц бесцельно поглазел на стеклянный стол, на закрытый ноутбук и содрогнулся. Он уже давно ни с кем не обсуждал собственные литературные планы, и даже не думал, насколько это больно. Конечно, проблемы с творчеством волновали его, но он даже не догадывался, насколько глубоки эти проблемы. Всему виной Марлис, всему виной кризис, всему виной все, что угодно, кроме него самого. И выпивка здесь абсолютно не при чем.
– Я не пьяница, Варин. И не надо считать меня таковым.
– Хм, а ты так в этом уверен? – вопрос Варина ударил не хуже прямого хука. Лоренц потер щетину на подбородке, пытаясь найти какие-то аргументы, но в голову так ничего и не пришло.
– Что тебе нужно, Варин? Я понимаю, что не оправдал кучу надежд. И твоих, и Марлис, и детей, и издательства, и может быть, самого Господа Бога. Ты хочешь, что бы я извинился?
– О чем ты пишешь сейчас, Лори? Мне твои извинения до одного места, знаешь ли.
Лоренц поерзал в кресле, собираясь с мыслями.
– На самом деле, я не знаю о чем писать. В прежние времена, я мог превратить любую идею, даже самую ничтожную, в настоящую историю. Мысли сами приходили в голову, стоило мне только уцепиться за какую-то деталь. Я всегда считал себя выше бульварных писак. А теперь, я не вижу в этом никакого смысла. Сюжет не складывается, герои не появляются. Если раньше персонажи были живыми, то теперь напоминают трупы, которые подключили к сети с напряжением – они шевелятся, но живее, чем были, не становятся.
– То есть, ты потерял вдохновение?
– Я начал пить, когда потерял вдохновение. А потерял вдохновение из-за того, что начал пить. Такой, вот, замкнутый круг. У меня нет идей, нет сюжетов, нет мыслей. Желание писать осталось, но я не знаю о чем.
Варин сцепил руки на животе, соединив подушечки пальцев.
– Давай не будем равняться на печально известного Виктора Венцеля, который мнил себя великим писателем, а на самом деле издал только одну несчастную книгу и покончил с собой, когда не получил признания. Я пытался работать с ним одно время. Так вот, врачи диагностировали у него шизофрению и манию величия, если что. Ты – Лоренц Фрост, а не слетевший с катушек Венцель, запомни это, пожалуйста, и впредь не жалуйся на отсутствие вдохновения.
Лоренц хмыкнул, повертел в ладони коробок спичек.
– А на что мне жаловаться? Хочешь, что бы я выдумывал причины, вместо того, чтобы называть их по именам?
– Ты умеешь писать, ты должен писать. То, что у тебя сложный период, не значит, что так будет всегда. Ты должен перестать убивать самого себя, и начать работу. Тебе будет легче, вот увидишь. Творчество помогает многим художникам, писателям и музыкантам восстановиться. И ты не исключение, ясно?
– Каждый человек мнит себя исключением. Это обычное дело, если что. Поверь мне, как писатель, я хорошо разбираюсь в психологии.
– Как писатель ты хорошо разбираешься в психах. А творчество – это кое-что совершенно другое.
– Было бы неплохо понять, как вернуться к этому самому творчеству, Варин, если я списан в тираж. Ноль без палочки. У меня идей не больше, чем у этого самого стола, за которым мы сидим.
Варин коротко улыбнулся, кивнул в ответ, подтверждая каждое слово.
– Вот поэтому я к тебе и пришел. У меня есть для тебя чудесные новости. Скажи, чем помимо пирамид, саркофагов, мумий и фараонов известен Древний Египет? Ну, не разочаровывай меня.
Лоренц развел руками, с раздражением отметив, что тремор снова вернулся.
– Древний Египет? Серьезно? Ну, хорошо. В Древнем Египте были изобретены бетон, обувь на каблуках, расчески и зубной порошок. И откуда я только это помню, интересно узнать?
– Ну, а помимо того, что эти умельцы внесли огромный вклад в технологическую сферу, медицину, строительство, религиозные и культурные устои общества, что они сделали?
– Без понятия. Удиви меня. Как ты заметил выше, я пьяница и идиот с маниакальными чертами, так что я могу позволить себе неведение.
– Не утрируй, пожалуйста. Я указал тебе на действительно важные проблемы, которые ведут тебя…
