– Он там! Там! Не выходил!
– Как это не выходил, если в доме пусто?! – возмутился Сумерник и, как-то особенно горестно согнувшись, поплелся обратно.
– Они его убили! – взвизгнула Мара.
Я затаил дыхание. Почему-то подумалось: если не дышать и вообще ни о чем не думать, то все обернется хорошо. Из дверей вместе с Кириллом выйдет Чернов, а в руках он будет нести батон хлеба и упаковку колбасы. Я бы такую колбасу прямо от целого куска отламывал. Не стал бы искать нож.
Вернулся Сумерник. Один.
– Да нет там никого.
– Слава! – Мара с воплем кинулась к двери. Сумерник вовремя успел отпрыгнуть. Что-то внутри опять грохнуло. Я посмотрел на нехотя закрывающуюся дверь и пошел к окну. Если Чернов увидел еду в окно…
Так и есть! Как в телевизоре, все было хорошо видно: Чернов сидел за столом и жрал бутерброд. От голода у меня голова закружилась и на мгновение потемнело в глазах. Двоюродный отхлебнул прямо из бутылки ядовито-желтой жидкости и снова впился зубами в колбасу.
Мне так захотелось оказаться за этим столом и сначала дать Чернову в лоб, отнять бутерброд, а потом есть и есть, пока силы не закончатся, что я подался вперед, представив, что через секунду буду стоять рядом с двоюродным. Удар о стекло был настолько неожиданным, что я обиделся – чего оно меня не пускает?
Чернов удар услышал, перестал жевать. Но посмотрел не в мою сторону – хоть я уже приготовился показать ему кулак, – а в стенку. Он там кого-то увидел, потому что отложил бутерброд, встал и вышел из зоны видимости.
Я опять подался вперед, чтобы сказать ему, пусть возьмет побольше еды. Но уперся носом в стекло. Плюнул на попытку попасть в комнату через окно и побежал к выходу.
На пороге стояла Мара. Вид растерянный.
– Там никого.
– Как же никого?! Да вот же! – Я показал в сторону окна, а сам обогнул недогадливую девчонку, чтобы заглянуть в комнату.
Ужас ледяной водой прокатился с затылка в пятки.
Стол был пуст. Прежде чем дверь закрылась, я успел заметить задравшийся деревянный заусенец на столешнице, скукоженный сухой листок. Как будто бы муха пролетела.
– Как же так? – пробормотал я.
Мне показалось, что в темном дальнем углу кто-то сидит. Ведьма? Прорисовывалась сквозь серость ее улыбка.
«Иди сюда», – позвали меня.
Попятившись, я чуть не рухнул с крыльца:
– Этого не может быть!
На ватных ногах подошел к окну.
Стол. Пустой. В углу сидит ведьма. Судя по всему – злая. Та, что не добрая. Добрых было две, злых осталась одна. Вот это она и есть. Улыбается.
От страха у меня зачесались мозги. До чертиков, до темноты в глазах захотелось оказаться в родной деревне. И пускай туча родственников. Пускай мама с дядькой ругаются за стенкой, пускай завтра контрольная по алгебре. Да хоть экзамен! Только бы не этот чертов лес.
А на столе перед ведьмой лежала книга. Я не сомневался, что знаю ее название.
– Хорошая книжка, – произнесла ведьма. – С детства мне нравилась.
Прямо какое-то вечное Глумово. И Парша с Поддыбьем. Что мы там еще проезжали?
– Так, – Сумерник закончил обход дома, – возвращаемся к машине. На месте во всем разберемся и найдем Славу.
– Никуда я не пойду, – замотала башкой Мара. – Слава! – вдруг рявкнула она, задрав голову.
Я вздрогнул. Очень уж демонично получилось. И тоже посмотрел наверх. Небо было серым. Впрочем, его особенно и не было видно за деревьями. Деревья эти качались. И скрипели. Или скрипело что-то другое. Но очень тоскливо. Зубы заломило.
– Слушайте, пойдемте отсюда, – попросил я. На мой взгляд, очень жалостливо.
– Нет! – сжала кулачки Мара. – Мы останемся. Мы его найдем!
И побежала в дом. Штурмом его взяла. Дверь шарахнула о стену. Что-то должно от такого напора сломаться. Но пока не ломалось.
Смерник молчал. Завел нас сюда, а теперь молчал.
Мара вышла. Я выдохнул – могла и не выйти. В окно опять ничего не было видно.
Я подумал, что окно показывает то, что хочешь увидеть. Чернов захотел еды, увидел ее, поел. А я захотел увидеть Чернова – и тоже увидел. Может, тоже еду захотеть?
– Мы останемся здесь! – затопала ногами Мара. – Мы его дождемся.
– Если он исчез, то может появиться где угодно, – рассуждал Сумерник. – Надо идти.
– Нет! Он сюда вернется.
Я попытался вспомнить, с какой стороны мы подошли к дому. Везде глухая стена деревьев. Мне даже показалось, что их стало больше.
– А откуда мы пришли? – прервал я бесконечный спор на тему «уйти – остаться».
Сумерник лениво махнул вдаль.
– Он ничего не помнит! А туда же! – скривилась Мара. – Оттуда мы пришли! – И показала в другую сторону, но опять неправильно.
Я сглотнул, вспомнил ведро, подумал про воду. Если есть ведро, должна быть вода – пить очень хотелось.
– Так, хватит! Ты чего путаешь-то всех?! – разозлился Кирилл. – Здесь два шага всего. Я сейчас.
Он бросил палочку – вертел ею весь спор – и пошел, по-моему, совсем не в ту сторону. Пошел – и быстро исчез.
Я посмотрел на дверь. А вдруг? Толкнул ее, не переступая порога.
Сегодня чудеса были запланированы только плохие. Чернова не было. Зато была книга.
– Не бери!
Я чуть не закричал с перепугу – Мара, оказывается, стояла за спиной. Советы давала.
– Да отвали ты уже со своими советами! – рявкнул я. Руки тряслись нешуточно. Что за черт нас водит?!
Книга.
«Удивительный волшебник из страны Оз». С жуткой картинкой. За такие художникам надо руки отрывать и кисточки отбирать.
Книга лежала на пороге. Дверь, скрипнув, откинулась до стены, приглашая зайти, присесть, почитать. Прям само гостеприимство.
Отметина на лбу запульсировала.
В открытую дверь была видна совсем другая комната, не та, что через окно. Она была сильно пожившая, скукоженная, с покосившимся потолком, в дальнем углу стояла кровать – на ней навалены одеяла. Под одеялами кто-то хрипел.
Я не понял, что это означало – можно брать книгу или нет, – но взял.
Ничего не произошло.
Чернов увидел еду, пошел есть – и исчез. Я увидел книгу, взял – и не исчез.
– Ах! – громко позвали из одеял.
Я закрыл дверь. С реальностью стоило разобраться.
– Иди, – толкнул я Мару к окну.
– Чего? – До недавнего времени такая активная, сейчас девчонка застыла.
– К окну иди. Посмотри – что видишь?
– Ничего не вижу. – Мара глядела на меня как на сумасшедшего.
– Иди!
Мара поискала Сумерника, словно он мог ее защитить. Но ему еще не пришло время возвращаться. Мара обреченно пошла, спотыкаясь на каждом шагу, пытаясь завязать шнурки на кроссовках. Долго шла. Дошла наконец.
В окно я увидел пустой стол. Интересно, что же мне показали в открытую дверь? Другую реальность?
– Славка! – прыгнула к стеклу Мара. – Славка! – забарабанила она кулачками по окну.
Вот о чем она думала! Так ведь можно и разбить.
Когда Мара рванула к крыльцу, я не стал ее удерживать. Если искать проход, то только опытным путем. Опять шарахнула дверь, крякнула стена. Нет, долго домик не продержится.
– Слаааава, – взвыла Мара.
На душе похолодело.
Представился труп, кровь и что-то еще очень страшное, о чем не успел додумать, потому что тоже рванул к крыльцу, придержал дверь рукой.
Мара сидела на коленях посреди пустой комнаты. Метод не сработал. Я потряс головой. Пустая комната. И светлая. Не та мрачнятина, что виделась мне до этого.
– Славка! – рыдала Мара, утирая кулаком слезы. – Где ты? Мне без тебя нельзя! Меня без тебя домой не пустят! Славка!
Дальше было много бессвязных бормотаний, из которых я понял, что любимец в семье Чернов, а Мара на вторых ролях. Что без двоюродного семья вообще развалится и судьба Мары без брата незавидна. Что она бы его здесь бросила, потому что он ей надоел. Но опять-таки – без Чернова никуда. В целом она его искренне и от всей души ненавидит и желает провалиться куда-нибудь поглубже, чтобы падал и падал до скончания века.
Я кашлянул. Слишком уж мощные были откровения. Даже мне стало жутко от очередного описания адских мук Славика.
– Пойдем, – позвал я Мару. – Еще поищем.
– Да! – вскочила девчонка. Глаза ее нехорошо блеснули. С таким взглядом Фредди Крюгер натягивает перчатку с лезвиями. – Надо искать! Он здесь!
Я вообще не был уверен, что кого-то надо искать. Может, Чернов уже дома, а мы тут колобродим. Может, противная ведьма разводила не только меня, залезая своим голосом в башку и выдавая картинки с темными комнатами. То же самое она могла говорить и Чернову. И он, в отличие от меня, мог послушаться. Он же избранный.
Отметина на лбу заболела.
Избранный-то избранный, вот только жить мне с блямбой на лбу. Надо ее чем-нибудь завязать.
Мара опять побежала к окну. Картинка ее не порадовала, поэтому она шарахнула по стене и рванула кругом.
Между тем по-прежнему что-то скрипело. Звук становился все назойливее.
– Кирилл! – позвал я.
Деревья глухо приняли в себя мой голос, пережевали и проглотили.
Мара обежала дом и опять приникла к окну.
– Славик, – жалобно протянула она.
Так и с ума сойти недолго.
Я пошел на звук. Слышать завывания сил уже не было.
– Не уходи, а как же Чернов?
Сумерник пропал, а она все о Чернове беспокоится.
А вообще дела наши не так уж и плохи. Ведьмы не дуры. Если хотят кого-то убить – сразу убивают. А мы тут второй день шарашимся – значит, убивать никто нас не собирается. Сами заблудились. А книга… Что книга? Сколько там тысяч экземпляров напечатали? Небось миллион, вот она везде и валяется. Вдруг в этот район как раз сразу полтиража и привезли. Привезли, по каждому дому разнесли, теперь ею печки топят и всем встречным показывают. Встречными второй день оказывались мы, нам на эту книгу и фартило.
Я ухитрился себя успокоить, подумал, что сегодня наше путешествие точно закончится. Сколько можно плутать? Лимит исчерпан. Тем более все гаджеты сели, пора заряжать. Это навигатору было хорошо – заряжается от машины, а у нас нужных переходников не было. А то бы тоже от машины зарядились…
– Это все из-за тебя!
От ужаса я замер. Никогда не представлял, что испугаюсь этой чокнутой, но страх пробрал меня до копчика. Глаза Мары были распахнуты и черны, круглое лицо побледнело, щеки как будто впали. Она вывалилась на меня из-за угла с вытянутыми руками. Скукоженные пальцы вцепились в куртку.
– Из-за тебя это произошло!
Она оказалась потрясающе сильная. Я успел упереться ногами в землю, но она легко сдернула меня с места, толкнула на стену дома. Деревянная конструкция дрогнула.
– Ты избранный!
Она ткнула меня в лоб. Между глазами проскочила искра от вспыхнувшей боли. Боль жестко сковала голову. Мне даже на мгновение показалось, что она сейчас отвалится.
– Значит, ты выживешь, а мы все погибнем, да?! – брызжа слюной мне в лицо, орала Мара. – Специально нас сюда привел?! Для нее?!
Мара кричала, даже как будто не набирая воздуха – на едином дыхании. Я задергался, выбираясь из ее жутких объятий. Но она потащила меня вдоль стены, ткнула затылком в стекло.
– Ты знал – и все равно привел нас сюда! Она тебя подговорила! Ты все придумал! Ты подготовился заранее! Сдохни!
Последнее слово мне совсем не понравилось. Я замычал, забрыкался, но Мара снова применила свою странную силу, приподняла меня и швырнула к окну.
Это я так подумал, что «к» окну. На деле вышло, что «в» него.
Звон. Грохот. Отбитый локоть. Пустота в голове. Падение. Я зажмурился.
– Эй! Ты чего? – Голос Чернова. Трогает за плечо. Сильно наклонился – я чувствую колбасный запах его дыхания. Желудок возмущенно вопит. – Ты как?
– Хреново, – отстранился я. – Твоя сестра псих.
– Я знаю.
Чернов был печален. Прямо как-то совсем печален. Как будто и не жрал ничего.
Мы были в комнате. Стол. Лавка. Еды нет.
– Как это я?
– Прямо сквозь стенку влетел, – возбужденно сообщил Чернов. – Я уж отчаялся, а тут ты.
А тут я. Почесал голову, потрогал лоб. Все на месте. И голова, и отметина. Говорить о том, что меня сюда забросила Мара и что она перед этим кричала, не стал. А то братец еще плохое про меня подумает.
– А мы тебя обыскались. Бегали-бегали вокруг… – Я потрогал локоть. Болит. Глянул в угол. Никого. Спокойно, сейчас разберемся. Так просто люди сквозь стенки не ходят!
– Да я сам ничего не понял, – возбужденно говорил Чернов, помогая мне подняться. – В дом вбежал, а выйти не могу. Дверь открываю – и опять в комнате оказываюсь. Раз двадцать пробовал – одно и то же. А ты как же?
– И я пробовал. – Подошел к окну, коснулся стекла. Холодное и целое. Мне не нравилось, что я здесь оказался. – Марка в дом забегала, а там пусто. Вокруг шарились. А тут окно… удачно так.
Я посмотрел на дверь. Понятно, человеческим путем отсюда не выйти. Может, Мара тоже сюда запрыгнет, чтобы нас с Черновым выкинуть?
Мара не появлялась. Поорала, поорала и выдохлась. С девчонками такое бывает. Моя мать тоже иногда начинает орать. Главное в этот момент – ей не мешать. Дать спокойно откричаться, все высказать. Можно даже тарелку под руку подсунуть. Пройдет часа два – мать и не вспомнит, из-за чего орала. Так и Мара: сейчас поорет, башкой о стенку постучит, а потом к нам прыгнет – и кааак начнет спасать! Иначе зачем я здесь? Есть ощущение, что не из-за Чернова.
– А еда где? – оглянулся я на пустой стол.
– Исчезла куда-то, – пожал плечами двоюродный. – Я только собрался вам взять, а она раз – и нету.
Собрался он… Сначала нажрался от пуза, а потом уже никуда не собрался.
– Ладно, пошли отсюда, – вяло согласился я. Вяло – потому что как-то разом устал. Спал плохо, орали много, вот сил никаких и не осталось. Не каждый день через стенку меня бросают.
Обессилел: сколько ни стучал по стеклу – оно не разбивалось. Я сначала легонько кулаком, потом костяшками посильнее, потом саданул локтем. Разбежался и ударился боком. Не помогло. Чернов проявил свои знания в карате – треснул ногой. Но тут же изобразил инвалида, начал верещать и прихрамывать.
А Мара меня пропихнула. Может, нам силы не хватает?
Я поставил Чернова перед собой, разбежался и толкнул. Чернов сделал страшные глаза, взмахнул руками и врезался в стену. Внутри него что-то ухнуло. Чернов скукожился, стек по стене на пол и стал ныть.
Так… Здесь все понятно. Мара не своей силой меня толкала. Ее, наверное, ведьма вдохновила. Девчонок легко вдохновить на что угодно. Особенно на какую-нибудь глупость.
Я плюнул и пошел к двери.
За дверью была темная затхлая комната, в углу тряпье. Там кто-то лежал. Знакомая картинка.
Отметина запульсировала.
«Войди!» – прилетело мне в голову.
Я захлопнул дверь. Но она снова отворилась. Двумя руками меня ударили в спину, проталкивая в комнату. Но я стоял далеко от порога, успел зацепиться за косяк. И вообще – хватит меня толкать! Сколько можно?!
– Подойди! – прохрипели из-под тряпья.
Так, с этим мы потом разберемся. Я закрыл дверь, провел локтем по лбу, смахивая неприятное чувство боли. Реальная боль стерла чужие мысли – о том, что нужно куда-то пойти, пожать чью-то руку, – и вернула в реальность. Если то, что вокруг, можно назвать реальностью. Я бы не отказался от другой.
Посмотрел на сидящего на полу Чернова.
– Я тебя на стенку бросал? – уточнил на всякий случай. Вдруг его успели подменить?
– У тебя кровь! – показал Славик.
Я прошел по комнате, вытирая испачканную в крови руку о штаны:
– Какие еще есть предложения?
Смущало, что волшебница обещала мне счастливый конец. Если она считает, что умереть с Черновым от голода – это счастье, то ее надо скорее в этом разубедить. А еще дверь. Кто там в тряпье лежит-то? Тоже мое счастье?
– Ну и ладно, – решил я, присаживаясь рядом с двоюродным. – Сейчас Сумерник с Марой что-нибудь придумают.
Сидеть на деревянном полу неожиданно оказалось очень удобно. Он был теплый и как будто даже мягкий. Я поерзал, устраиваясь. Шик! Жизнь налаживается. А чего там за дверью, я думать не собирался. Может, это портал во времени. Ну его, пускай ученые исследуют. Вот как помрем мы здесь, вот как пройдет сотня лет, набегут археологи, все раскопают и начнут гадать, что за картина такая им открывалась.
– Ничего они не придумают, – решил испортить мне настроение Чернов. Он лежал на боку, свернувшись калачиком, подтянув к подбородку колени, шмыгал носом и слегка шевелил ногами в кроссовках. – Твой Кирилл давно сбежал. Чего ему с нами возиться! Специально завез нас в лужу, чтобы мы все вышли, отправил нас в чертово место, а сам смотался. Не такая машина «Нива», чтобы в канаве сидеть. Не могла она там забуксовать.
– Да ладно, – не совсем убедительно сказал я. – Ему перед родоками нашими отвечать. Там еще Мара истерит. Кричит, что без тебя ее домой не пустят.
– Это да, – как-то совсем обреченно вздохнул Чернов и замолчал. Ушел в свою печаль.
Мы сидели как в батискафе, снаружи не доносилось ни одного звука. Внутри дома тоже не было разнообразия – сопел Чернов, булькал губами, чуть поскрипывали доски пола, вздыхала крыша.
Я прислушался. Что-то шуршало. Так крылья бабочки бьются о стекло.
В окне никого не было.
– Все, все, – пробормотал Чернов и всхлипнул.
– Тихо, – пнул я его кулаком в бок.
Шурх-шурх. Быстрое-быстрое движение крыльев.
Пробежал глазами по всем углам. Никого. Выглянул за дверь.
Птичка. Маленькая, желто-зеленая. Она висела на месте и стремительно махала крыльями. Увидев меня, пискнула и рванула в приоткрытую дверь.
– Чернов!
Двоюродный приподнялся. Без подсказки нашел глазами птичку.
– Вставай!
Не знаю, почему я был уверен, что птичка прилетела за нами.
Сделав круг под потолком, птичка устремилась к двери, юркнула в щель, я вышел следом. Комнаты здесь больше не было. Было темно. В этой темноте я налетел на что-то легко грохнувшееся, дико больно ушиб ногу, споткнулся и рухнул руками вперед. Попытался обо что-то упереться, удержаться на ногах. Все вокруг оказалось неустойчивым. Рука врезалась как будто в стенку, и эта стенка подалась, уходя из-под пальцев. Стало светло. Я увидел проеденные гнилью доски, кривые ступеньки крыльца. Потом все это еще и пересчитал ребрами и плечами.
– Выбрались! – выдохнул Чернов. Он стоял на крыльце, весь такой красивый и счастливый. Над его плечом мелькнула птичка.
Дверь резко закрылась.
Хрустнуло.
«Скриииип», – приоткрылась дверь с противным до омерзения звуком.
Останки птички упали на гнилые доски крыльца.
Глава 6
Помощь в пути
Я отказывался уходить, пока мы не похороним птичку. Мара крутила пальцем у виска, орала, что мы все умрем. Я ковырял землю палкой. Чернов сопел в стороне. Сумерник не вернулся.
Никогда не думал, что копать так тяжело. Видел, как это делает мама на огороде: у нее получалось лихо, в пару движений.
– Потому что лопатой, – прокомментировала Мара. Я ей еще припомню «сдохни!». Она у меня попрыгает.
Лопата тут была ни при чем – я не мог продраться сквозь корни травы. Они сцепились друг с другом настолько крепко и были такие настойчиво прочные, что ничего их поначалу не брало. Я стал рвать эту дурацкую траву руками – до того мне надоело происходящее.
Странное и непонятное творилось кругом, и со временем понятней все это становиться не желало. Книга, навигатор, плутание на одном месте, ночевка в лесу, севшие телефоны. Теперь еще дом. А в нем кто-то, к кому меня звали подойти. Да убейтесь веником, никуда я не пойду. Сейчас похороню того, кто нам помог, и дальше поеду. Мара уверена, что это ведьма. Возможно. Но почему мы? Нарушили какой-то запрет?
Под ноготь больно загнался мелкий камешек.
Черт, надоело!
– Может, лучше сожжем? – предложил Чернов, не спешивший мне помогать. – У древних индейских народов был такой обычай – сжигать тела погибших бойцов.
Я бы что-нибудь в двоюродного запустил, но палка в руках была мне еще нужна.
– Значит, все благодаря ей? Она нас вытащила, – философски изрек двоюродный.
Как только мы вышли, Чернов стал меня утомлять своими рассуждениями. Прямо до кончиков волос пробирал озноб от раздражения.
– А почему она раньше не прилетала?
– Может, и прилетала, только ты тупой, – буркнул я.
Чернов пропустил мои слова мимо ушей.
– Но дверь не я закрыл! – в двадцать пятый раз стал оправдываться Славик.
Я фыркнул. Сколько можно говорить! Не он, не он! Мара поначалу визжала, обвинив брата в убийстве птички. Но я-то видел, что дверь закрылась сама. А вернее – ее закрыли. Специально резко. Чтобы убить.
Земля была сплошь корни. Палка проходила по ним словно гладила, не проникая вглубь.
– Меня вообще рядом не было, я уже на ступеньках стоял, – бормотал Чернов.
– Да, блин, сквозняк это был! Сквозняк! – не выдержал я.
– Это был не сквозняк, – похоронным голосом выдала Мара. – Это ведьма.
Она смотрела мимо всех нас. Вдаль. Я крутанулся. Не удержал равновесие и плюхнулся на мокрую землю. Чуть птичку еще раз не задавил.
Никого в этой дали не было. Плотный ряд темных елок, застывшие серые деревья. А у нас сейчас разве не лето? Куда листва-то делась? Опала с горя?
– Это ведьма промышляет, – повторила Мара и лицо при этом сделала, как будто кирпич жует. – Она нас не выпускает.
Чернов засопел особенно громко. О том, кто и кого не выпускает, он знал хорошо.
– А птичка… – Мара загадочно повела рукой, словно круг над собой начертила. – Мы ее второй раз видим. Помните, в машину попала?
Такое разве забудешь! Торчащие лапки. Птичка, желто-зеленая.
Посмотрел на раздавленную. Похожа. И лапки так же торчат. Быстренько отогнал мысль, что это она же. Не могла она ожить и снова кинуться нас спасать. Нет, это другая птичка. Маленькая. Меньше воробья. С крошечной головкой и тонкой шейкой. Та просто так была. Заблудилась в тумане и не успела увернуться. А эта…
Тоже не успела увернуться. Все сходилось. Хотя тумана тогда не было. И птиц вокруг тоже. Как и сейчас.
– Ну и что? – гундел Чернов. – Тут аномалия. Птиц много, жрать нечего, вот и летают с трудом.
Стоял бы рядом – отвесил бы Славику подзатыльник. Ему бы с таким трудом летать, как эта птичка нас вывела.
– Нет! – торжественно произнесла Мара. – Это птичка-проводник. Она нас хотела вывести, а ведьма ей не дала. И теперь ведьма здесь.
Я еще раз оглянулся. Не было ведьмы. По крайней мере той, что все время виделась мне: в полосатой юбке и рубахе с цветами. Поизучав окрестности, снова принялся копать.
– Никого же не видно, – заметил я вслух.
– Нужно обладать специальным астральным зрением, чтобы ее видеть, – сообщила Мара, и я замер. Не помню, чтобы эта девчонка чем-нибудь сильно ударялась. Или в нее прилетал кирпич? Да и Чернов вроде ее не бил. Чего это с ней?
Видимо, закосы такие у Мары были не впервые, Чернов остался совершенно спокоен. Вот как сидел на ступеньках, так и сидел.
– И чего? – вяло спросил. – Ты ее видишь?
– Нет, – легко призналась Мара. – Он видит.
Угадайте с трех раз, на кого она показала. И даже не столько на меня, сколько на мою отметину.
– Она его выбрала.
– Я тебя сейчас сам выберу! – Я швырнул в нее палкой. – И никакая птичка не спасет!
– Скажешь, нет? Сколько Славик в доме провел – никакая птица не прилетала. А ты только зашел – она сразу появилась.
– Так она, может, постоянно над башкой его кружилась, он не видел!
– Он не дурак! Он бы ее увидел!
– Да он жрал там все время, по сторонам не смотрел!
Мара замерла с открытым ртом. Я взял новую палку. Сейчас закопаю птичку, и мы уйдем отсюда.
– Ведьму надо изолировать, – выдала Мара. – Для начала начертим на земле круг!
Она подняла брошенную мной палку, воткнула ее в землю и, смешно виляя попой, пошла спиной вперед, ведя черту. Плохая у нее получалась черта. Приблизительно такая же плохая, как и моя могила. Неглубокая. Мара согнала Чернова со ступенек, поставила его около куста и замкнула круг.
– Так. – Она по-деловому отряхнула руки. – Начали.
Чернов покорно кивнул. Я опять принялся копать.
– Все поменяли обувь местами. – Она показала на свои ноги. Вот как переобулась тогда в машине, так и бегала лево-направо, упырица.
Чернов сразу бухнулся на землю и принялся переобуваться. Ага. Я на него посмотрю, как он будет ходить. Неправильно надетая кроссовка – это смерть. Тем более в своих я уже зверски натер ногу. Мокрые до сих пор. Не буду переобуваться.
Мара жгла меня взглядом. Я копал. Под таким напором у меня стало хорошо получаться. Выкопал, завернул птичку в несколько листиков, согнул крылышки, чтобы не сильно топорщились, присыпал землей. Ничего, сейчас я все доделаю и дам Маре в лоб.
– Еще надо крест перекинуть на спину. – Она хлопнула себя по груди.
Чернов сунул руку под футболку, долго там шерудил на уровне пупка, вытащил сжатый кулак. Раскрыл. Крестик. Надо же! Кто бы мог подумать. Перекинул. Мара смотрела на меня.