28 июля

Дома, в родном поместье, Роуз показалось холодно и одиноко. Миссис Фёрт занималась чтением, мистер Фёрт сидел в своём кабинете, занимаясь своими обязанностями, поэтому Роузмари осталась один на один с собой.

Про Лешека Домбровского она пыталась не вспоминать, но про Эдварда вспоминала очень часто. Она пыталась не думать о разговорах о войне, она больше жалела, что сейчас его нет рядом, и она вынуждена мириться с одиночеством.

Через пару дней в Лутоне, к Роуз пришла её подруга, и они решили отправиться прогуляться по городку. Прячась от летнего солнца под одним большим зонтиком, они шли вдоль дороги мимо магазинчиков и лавок.

– Ты приехала из Лондона удивительно печальной, – говорила ей подруга, – там видимо было гораздо веселее, чем здесь.

– Возможно, Энн, ты и права, – ответила Роуз, – там были ежедневные гости, пусть и не совсем приятные, и я очень много общалась с разными людьми.

– Конечно! В столице совсем другая жизнь, глупо даже сравнивать ее с нашим покоем.

Девушки замолчали, разглядывая шляпу на витрине.

– Ты представляешь, Энн, пока я была в Лондоне, мне успели сделать предложение.

Роуз и не заметила, как рассказала это, хотя думала, что мистер Домбровский забыт ею навсегда.

– Правда? – Энн явно развеселилась. – Так ты выходишь замуж? Кто он?

– Он кавалерист, зовут его Лешек Домбровский. Он поляк. Но замуж я за него не пойду.

– Как не пойдёшь? Ты отказала? – спросила девушка.

– Да. Не люблю тебя, сказала. Да и родители были против. Не хорошо кузина матушки отзывалась об этом Лешеке, бандитом называла.

– Вот это да, – Энн улыбалась, – ты у нас в себя влюбила бандита.

Девушка в ответ лишь молча кивнула, и они пошли дальше, заглядывая в витрины магазинов.

День сменялся днём, и каждый день тянулся невозможно долго. Никто Роузмари письма не писал, гости редко посещали их, и то, это были гости её родителей, а не ее.

Иногда Энн приходила к Роуз в гости, и они вдвоём сидели в одном из салонов первого этажа, вышивая и выпивая чая.

– Мисс Шарп, а Вы ни разу не были в Лондоне? – спросила миссис Фёрт, зайдя к ним однажды в салон.

– Нет, отец бывает ездит туда иногда, но ни я, ни матушка ни разу там не были, – ответила Энн.

– Очень жаль, всем нужно хоть раз увидеть Лондон. Это большой, развивающийся город. Там очень скоро все дома будут освещаться с помощью электричества, и там уже никто не использует лошадей. Там ездят на автомобилях!

– Словно сказка какая-то! – удивилась Энн. – Экипаж без лошадей? Автомобиль едет сам?

– Да, мисс Шарп, – отвечала ей миссис Фёрт, – благодаря двигателю… забыла…

– Внутреннего сгорания, – подсказала Роузмари, понимая, что все это женщина услышала из разговоров своего мужа.

– А как это понять, внутреннее сгорание? В двигателе огонь?

Никто не смог ответить на вопрос Энн, так как в нем не разбиралась ни Роузмари, ни ее мать. Миссис Фёрт могла говорить только то, что случайно услышала от мужа, Роуз же пыталась подчерпнуть знания не только из разговоров мистера Фёрт, но и из газет, что приносили раз в день по утру.

Про Титаник говорили все больше и больше, описывая все его будущие характеристики. Люди, имеющие толстый кошелек и проживающие в Лутоне, а таких было очень мало, мечтали купить билет в первый класс и отправиться в Новый свет – в США.

И в этом развивающемся мире война?

От миссис Фергюсон пришло письмо в начале августа, где сообщалось, что она счастливица обладательница электрического освещения. В этом письме она передавала приветствие от Эдварда для Роузмари, и девушка решила воспользоваться этим для личного письма для Эдварда. В нем она честно призналась, что ей не хватает юноши в родном поместье, без него ужасно одиноко и совершенно нечем себя занять. Расспросила его, как дела состоят в Лондоне, не собираются ли его насильно женить на мисс Стрикленд, не наступит ли скоро война и не собирается ли он в гости к ней в Лутон.

Ответ пришёл скоро. В нем Эдвард рассказал, что в Лондоне все спокойно, и война не наступит в этом году. Сообщил, что свадьба все-таки расторгнута, так как в очередной раз, когда Вайолет была у них в гостях, он прямо ей так и сказал, что любит другую. Поделился, что в Лондоне уже почти везде электрическое освещение, и он пишет ей это письмо в свете настольной лампы. И сказал, что обязательно приедет в начале осени вместе со своими родителями, пообещав лампу в подарок.

Так начался регулярный обмен письмами с Эдвардом. Днём Роуз гуляла с Энн, иногда с ней же выпивая чая и вышивая или играя в карты или шахматы. Вечером Роуз читала в одиночестве в свете свечи, с улыбкой вспоминая, что Эдвард намерен подарить ей лампу.

Лето вышло достаточно тёплым. Температура не опускалась ниже двадцати градусов, даже когда за окном шёл дождь, но и аномальной жары не наблюдалось. Должна была прийти осень, и Роузмари ждала приезда Эдварда с его семьёй.

Третьего сентября всей семьей они вышли на улицу, когда автомобиль мистера Фергюсона был вдали еще маленькой черной точкой. Из Лондона мистер Фергюсон привез новое модное веяние – курительная комната. Мистер Фёрт и мистер Фергюсон исчезали в ней каждый раз после обеда, но Эдвард оставался с Роузмари. Специально для курения была переделана небольшая библиотека, окна которой выходили на поле. Миссис Фёрт даже пожертвовала для благоустройства комнаты двумя обрезами бархатной ткани, так как занавески в комнате обязаны были быть из бархата.

– Да, отец вычитал это в какой-то газете, курение табака сейчас в моде, – говорил Эдвард, когда они шли с Роуз по коридору первого этажа.

– Отец пахнет очень неприятно, когда выходит оттуда, да и обычно пьян, – ответила Роузмари.

– Конечно, они там пьют, бренди, – ответил юноша.

– Откуда Вы это знаете? Я заметила, что Вы не ходите в курительную комнату.

– Я был там пару раз, но я не нахожу курение табака чем-то занимательным, – ответил ей Эдвард.

– Я рада, что Вы приехали, Эдвард. Здесь без Вас было ужасно тоскливо.

– Я тоже рад, что приехал. Мне всегда было интересно увидеть Ваши родные места. Лутон симпатичный городок.

– Но он все равно не такой, как Лондон, – Роузмари слегка покачала головой.

– Вам понравился Лондон?

– Да, – Роуз кивнула, – прекрасный город, наверное, я хотела бы там жить.

– Может Вам повезет, Роузмари, и Вы будете жить именно там, – ответил ей юноша.

– Как прошло Ваше лето?

– Я Вам писал, – Эдвард пожал плечами, – я помогаю отцу в бюро, в конце концов, оно достанется именно мне, но не думаю, что хочу заниматься этим. Продам его и займусь чем-то более приятным. Каждый день лета я провел там, даже ни разу не свиделся с друзьями.

– Кавалеристы? – уточнила Роузмари.

– Да, именно они, поэтому Лешека я не смог увидеть. Надеюсь, он не сильно горевал после Вашего отказа.

– Вы за него переживаете? – спросила Роуз.

– Немного есть, но я не буду что-либо говорить, дабы не разбудить в Вас чувство вины. Он сам виноват, наивно поверил, что такая как Вы полюбит его.

– Такая как я?

– Да, такая потрясающая девушка.

– Вы мне льстите, Эдвард, – Роузмари засмеялась, – я верю, что подобные вещи мог говорить мистер Домбровский, ослепленный нежными чувствами, но Вы-то? Нет, Вы так не думаете.

Юноша в ответ промолчал, и Роуз почувствовала себя уязвленной. Они прошли дальше по коридору и оказались в уже пустой столовой, ярко освещенной осенним солнцем. Девушка прошла к окну и присела на подушку на подоконнике, наблюдая, как Эдвард осматривает картины.

– Здесь мало что интересного, – заговорила Роуз, – в нашем поместье совершенно нечем заняться, но я знаю, что сегодня вечером в Лутоне танцы.

– Бал? – спросил Эдвард, оборачиваясь через плечо. – Вы идете?

– Мы с моей подругой Энн договорились там присутствовать, с нами идут наши матери, – ответила Роуз, – хотели бы Вы, Эдвард, пойти с нами?

– И Вы познакомите меня с прелестными жительницами Лутона? – спросил юноша, подходя к ней ближе.

– Не знаю, как со всеми, но с Энн познакомлю точно.

Энн Шарп была ниже Роуз почти на целую голову, пусть была старше почти на год. Она была очаровательной блондинкой, которой почему-то природа дала карие глаза. Кожа у нее была с легкой смуглостью, а руки настолько миниатюрны, что, глядя на них можно было с уверенностью сказать, что они детские. Отец Энн занимался ремонтом обуви, а ее мать продавала домашний хлеб на улице возле их дома. Энн была самой обычной крестьянской девушкой, надеющейся, что в один прекрасный день она выйдет замуж за дворянина. Она ходила в скромных платьях в отличии от Роуз, у нее не было личных зонтов, которыми она могла бы укрываться от солнца, дождя или снега, потому к сентябрю на лице ее образовался неравномерный сильный загар, из-за чего она выглядела так, словно перепачкалась в огороде.

Миссис Шарп (мать Энн) была рыжей женщиной с карими глазами, чье лицо было полностью усыпано веснушками. Руки были грубыми, крупными, и сама женщина была полной, тучной. Одежда ее была скромной. Но при этом она была очень общительной и приятной женщиной, к которой всегда можно было обратиться.

В тот вечер, они все встретились возле необходимого места, и Роузмари, как и обещала познакомила Эдварда с Энн. Девушка сначала растерялась, забыла, как делать реверанс, но все же взяла себя в руки и ответила Эдварду на знакомство. Сегодня Энн была в скромном желтом платье, которое ей было великовато, а шляпу она надела не ровно, отчего прическа измялась и спутанные волосы торчали у ее правого уха.

Они прошли внутрь. Там уже все танцевали. Люди пили и знакомились, и, как и хотела Роузмари, Эдвард пригласил Энн на танец. Сама Роуз расположилась на скамье у стены и смотрела как ее друзья танцуют.

Почему-то вдруг Роузмари поймала себя на мысли, что не хотела бы, чтоб Эдвард полюбил Энн. Эта мысль была настолько внезапной и болезненной, что девушка поднялась на ноги. Ей хотелось срочно с кем-нибудь потанцевать.

Удостоверившись, что миссис Фёрт и миссис Шарп не скучают, завязав диалог, Роузмари приняла приглашение на танец, и уже очень скоро она кружила по залу в танце, даже не обращая внимания, кто ее партнёр. Теперь думать она могла только о болезненном ощущении внутри, которое возникало, когда танцующая пара Эдварда и Энн попадала в поле ее зрения.

Следующий танец Эдвард решил подарить Роуз. Она согласилась, но радости не испытывала, так как ее все еще беспокоило странное чувство внутри.

– Вы прекрасно танцуете, – начала разговор Роузмари.

– Спасибо, – ответил юноша.

– Надеюсь, танец с Энн Вам понравился. Она хорошо танцует! – говорила Роуз, испытывая нетерпение от ожидания его ответа.

– Да, Ваша подруга танцует просто замечательно, я и не заметил, как танец закончился, – ответил ей Эдвард, – если Вы не против, следующий танец я бы снова хотел подарить ей.

– Нет, что Вы, конечно, Эдвард, – говорила Роуз, чувствуя что-то очень странное, но похожее на гнев, – потанцуйте с ней.

– Вы уверены? – спросил юноша, и Роузмари что-то укололо внутри.

Роузмари колебалась. Ей хотелось сказать одно, но следовало говорить совершенно другое. Глубоко вдохнув, Роузмари ответила.

– Да, конечно. Но только не забывайте и про меня! Не хотелось бы весь вечер просидеть в одиночестве.

– Ничего, Роузмари, я думаю, в одиночестве Вы не останетесь.

Слова Эдварда ранили Роуз. Когда танец закончился, он поспешил пригласить Энн на следующий.

Роузмари приглашали на танцы другие молодые люди, она танцевала с ними, а Эдвард больше не подходил к ней, чем только еще сильнее терзал ее сердце. Весь оставшийся вечер он протанцевал с Энн, и по девушке было видно, насколько сильно она этому рада. Она улыбалась так широко и часто, что Роузмари поняла, что ее подруга просто без ума от Эдварда.

Танец закончился, и Эдвард отправился за напитками, так как в зале становилось жарко. Роузмари прошла к скамье, и к ней подсела подруга.

– Роузмари, милая моя Роуз! Спасибо тебе большое, что ты познакомила меня с ним! – Энн не скрывала эмоций. – Он замечательный! Он просто потрясающе танцует. И он очень умен! И с ним так весело, и интересно! Роуз, он мне так понравился!

– Я рада за тебя, Энн, – ответила ей девушка, пытаясь как можно искренне улыбаться.

Начался очередной танец. Роузмари никто не позвал, потому она осталась сидеть на скамье у стены. Эдвард танцевал с Энн.

Бал должен был закончиться глубокой ночью, но Роузмари хотела вернуться домой уже сейчас. Понимая, что она не сможет объяснить матери столь ярое желание вернуться домой, она осталась сидеть на скамье, отказывая в танцах тем, кто к ней подходил.

– Отчего ты отказала всем этим джентльменам? – спросила Энн, подойдя к подруге.

– Знаешь, что-то я не важно себя чувствую, – говорила Роуз, – от танцев уже кружит голову, но я не хотела мешать тебе получать удовольствия от танцев, потому решила посидеть и дождаться, когда бал закончится, и мы сможем все вместе уйти.

Роузмари откровенно лгала, но подруга сейчас была не способна отличить ложь от правды, поэтому воскликнула.

– Какая же ты милая, Роуз, но жертвовать собой было совершенно не обязательно. Эдвард здесь на две недели, так что я его еще увижу, а вам нужно возвращаться домой, раз ты плохо себя чувствуешь.

Роузмари благодарно ей улыбнулась, и миссис Фёрт, Эдвард и Роузмари отправились домой.

Когда они вышли на улицу, от радости, что Роуз смогла украсть Эдварда из цепких рук подруги, была готова рассмеяться, но истинных эмоций показывать было нельзя. Сведя брови, она демонстрировала насколько же сильно ей плохо от всех этих танцев.

Эдвард шел к ней очень близко, готовый подхватить ее, если она начнет падать в обморок. И пару раз она чувствовала, как его рука слегка касалась его талии, словно готовая если понадобится подхватить Роуз. Это делало сдерживание эмоций еще более сложной задачей.

В поместье Роуз ушла к себе, где уже смогла выплеснуть как отрицательные, так и положительные эмоции, сославшись, что она хочет прилечь.

Только от разрушительной эмоции ревности Роуз смогла понять, что Эдвард ей нравится. По-настоящему нравится.

На следующий день после завтрака в доме появилась нежданная гостья. Энн Шарп одела свое лучше платье и даже воспользовалась румянами, а глаза подвела черной пастой. Она была очень любезна, приятна и широко улыбалась. Когда к ней вышел Эдвард, она засияла как утренняя звезда, и Роузмари почувствовала легкое облегчение, заметив, что Эдвард был растерян подобным визитом и вел себя дружелюбно, но холодно.

– Рад Вас видеть здесь, – говорил он, – но не думал, что Вы придете в гости в столь ранний час.

– Простите меня, мистер Фергюсон, если я помешала Вашему утреннему досугу, просто я так сильно хотела снова оказаться в компании Вас и Роузмари. Мне кажется, мы вчера прекрасно сходили на бал.

Роуз понимала, что Энн просто снова хотела увидеть Эдварда.

– Да, вчерашний вечер был вполне не плох, мне понравился бал. Это был мой первый бал в Лутоне, – ответил юноша.

– Первый и не последний, я слышала, что на следующей неделе планируется новый бал, в среду. Думаю, Вы бы хотели пойти.

Эдвард ответил после небольшой паузы:

– Очень приятно Ваше приглашение, мисс Шарп, но думаю, я лучше останусь здесь в поместье. Дело в том, что в следующий четверг мы с семьей уезжаем, и я буду собирать свои вещи в среду вечером.

– Это печально, – лицо Энн помрачнело, – но может Вы сложите вещи вечером по вторник?

– Боюсь, мисс Шарп, я вынужден отказать в предложении, – ответил юноша.

Девушка пыталась сделать вид, словно его слова ее не ранили. Она улыбалась, но не так счастливо, как до этого, и понимающе кивнула в ответ. После этого она вдруг вспомнила про неотложные дела и поспешила покинуть поместье. Поцеловав Роуз на прощание и попросив передать приветствия всем остальных членам семьи, она выскочила на улицу и поспешно направилась к воротам. Роуз долго смотрела ей в след, ничего при этом не испытывая.

Эдвард и Роуз остались одни, они вернулись в гостиный салон. Юноша продолжил чтение, Роуз взяла в руки вышивку. Она сидела в кресле у окна и наблюдала за юношей, в голове которого проходили активные думы, так как было видно, что он постоянно отвлекается от чтения, сдвигая брови.

– А Вы ведь ей понравились, мистер Фергюсон, – заговорила Роуз.

Эдвард вдруг тяжело вздохнул и перевел взгляд на девушку.

– Я это понял, когда она пришла сюда, когда на часах нет и одиннадцати утра.

– Вчера Вы дали ей ложную надежду, что и она Вам нравится, – проговорила Роуз, отложив вышивку и встав.

– Значит, Вы неправильно меня поняли, – ответил ей Эдвард.

– Тогда разъясните мне свое вчерашнее поведение, ведь Вы разбили девушке сердце.

Роузмари обошла диван, на котором сидел Эдвард и встала прямо перед ним.

– Я ее пожалел, – коротко ответил юноша и опустил взгляд в книгу.

– Пожалел? Эдвард, я прошу конкретики.

– Она не красива, Роузмари, – ответил ей Эдвард, снова поднимая взгляд, – бедна и не красива, ко всему и глупа. На Вашем фоне она проигрывает, ведь Вы полная противоположность. Мы пришли вместе, я мог бы танцевать с Вами или с кем-либо еще, Вас тоже звали на танец. Вы не были обделены вниманием. Если бы я не танцевал с ней, она была бы одна. Сидела бы на скамье и ненавидела нас. Я не знал, не догадывался, что моя любезность может стать у нее основой для появления нежных чувств ко мне.

– Вы сейчас говорите о моей подруге, Эдвард. Как по мне она вполне очаровательна.

– Возможно, Вы и правы, но я перестал замечать женскую красоту у девушек кроме той, что украла мое сердце.

Роуз смотрела на Эдварда, он – на нее. Но девушка больше не осмелилась задать хоть один вопрос. Она развернулась и ушла к своему креслу у окна. Вышивка помогла ей забыть слова Эдварда о том, что у него есть дама сердца.

Энн больше не появлялась, и Роуз понимала, что она больше не явится сюда, пока в поместье был Эдвард.

До отъезда его семьи оставалась неделя.

Пока в поместье Фёрт были гости из большого города, к ним постоянно приходили жители Лутона, так как все хотели узнать новости из Лондона и получить подтверждение всему, что написано в газетах.

– Да, это правда, и в моем доме тоже уже есть электричество, – гордо говорил мистер Фергюсон, – да, это тоже правда, для автомобилей не нужны лошади. Хотите я покажу свой? Мы с семьёй приехали на нем из самого Лондона.

Автомобиль мистера Фергюсона был главной достопримечательностью двора поместья. Гости с любопытством рассматривали диковинку, мужчины среди которых просили рассказать про этот волшебный двигатель, что заставляет экипаж двигаться.

– Да, в Лондоне уже почти все ездят на них, кто может себе это позволить, – говорил мистер Фергюсон, – а я зарабатываю почти четыре тысячи фунтов в год. У меня своё личное похоронное бюро!

Мистер Фергюсон хвастал себя как мог перед наивным населением Лутона, которое смотрело на него как на спустившегося с небес ангела. Ему это льстило. Он сиял как никогда, казалось, что он даже забыл, что злился из-за расторжения свадьбы Эдварда.

В один из прекрасных дней пришёл мистер Синглтон. Любимиц миссис Фёрт, так как именно он устраивал обычно балы в Лутоне, рассеивая ужасную скуку. Мистер Синглтон жил в большом особняке в самом городе, имел очень добрую репутацию и сам отстроил небольшой театр, где и проводились все балы Лутона. Обычно балы проводились раз в неделю, бывало и реже, если мистер Синглтон покидал город из-за дел. Так же проводились пышные балы в праздники.

Он был высок, с узкими плечами и толстым животом. Густыми усами и очень светлыми, почти водянистыми глазами. Ему было около шестидесяти. Мистер Фергюсон сразу во время знакомства решил произвести впечатление на гостя, сообщив, что он из Лондона. Мистера Синглтона это никак не удивило, и он не выразил восхищения, которого так ждал мистер Фергюсон.

– Лондон не далеко отсюда. Полтора часа, и я сам там. Вот если бы Вы приехали с Луны.

Мистер Фергюсон не растерялся, и после званного ужина пригласил гостя в курительную комнату.

– О, так Вы отдаёте дань моде, мистер Фергюсон, – мужчина усмехнулся, – как жаль Вас огорчать, но я не курю.

Тогда уже мистер Фергюсон достал из рукава джокера и вывел мистера Синглтона на улицу, демонстрируя автомобиль.

– Вы, должно быть, хотели меня поразить? – холодно спросил гость. – Но нет, не удалось. Дело в том, что я сам хозяин двух автомобилей.

Мистер Фергюсон хотел уже что-то сказать, но его перебил мужчина:

– Да, я знаю, что в Лондоне провели электричество.

Больше мистер Фергюсон не пытался поразить гостя. Он был явно разочарован. И больше никому из гостей не хвастался до самого отъезда, иногда вздыхая и сводя брови, когда видел, что гости жаждут увидеть автомобиль, про который уже все говорили в Лутоне.

Миссис Фергюсон же была на седьмом небе с счастья, когда снова увидела кузину. Они вместе проводили очень много времени, сетуя о мужьях и детях. Миссис Фергюсон привезла из Лондона шоколад и обрез ткани для платья миссис Фёрт, поэтому они могли разговаривать только о том, как миссис Фёрт пойдёт в ателье со своей тканью заказать пошив. Иногда они включали музыку на граммофоне, и кружили в дальней гостиной комнате в матчише с невидимыми партнерами, а потом громко над этим смеялись. Им было даже веселее, чем в Лондоне, потому что они знали, что могут вести себя так, как им угодно, ведь никто не видит их в Лутонской глуши в поместье мистера Фёрт.

Это были две молодые красивые женщины, вероятно вышедшие замуж слишком рано для своего возраста. Миссис Фёрт вышла замуж едва ей исполнилось семнадцать из-за вспыхнувшей горячей любви к мистеру Эбенейзеру Фёрт, а через год она уже стала матерью Роузмари. Ее муж был значительно ее старше – на момент их свадьбы ему было почти двадцать восемь лет. Миссис Фергюсон не могла похвастаться чувствами к своему мужу, так как замуж её выдал отец, как он считал, за респектабельного джентльмена с особняком в Лондоне, и она порой понимала, что мужа своего ненавидит всей душой. И только в компании миссис Фёрт она забыла о том, что вынуждена называть мужем совершенно чужого ей человека, возвращаясь душой в прекрасную юность. Ей было чуть больше тридцати пяти.

Роузмари пыталась им не мешать, проводя свои дни обычно с Эдвардом в другой части дома. Он не общался со своим отцом и мистером Фёртом, полностью посвящая своё время ей. Как и обещал, он привёз ей лампу.

– Лутон мне нравится все больше и больше, – сказал Эдвард, услышав смех своей матери и звуки граммофона.

– Отчего? – спросила Роуз.

На этот раз она занималась шитьем.

– Здесь все кажутся такими счастливыми. Матушка при моей памяти никогда так громко не смеялась. Вернёмся мы в Лондон, и вся её радость растает.

– Возможно, Вы и правы, мистер Фергюсон, – отвечала Роуз, не поднимая взгляда от шва, над которым работала.

– Им так весело, – Эдвард грустно вздохнул.

– А Вам, я вижу, должно быть грустно, – Роуз все-таки отвлеклась от шитья.

– Когда должен был быть бал? – спросил юноша.

– Было бы очень некрасиво явиться туда после отказа в приглашении Энн.

Роуз снова вернула внимание к шитью.

В выходные Эдвард и Роуз решили прогуляться, и к ним присоединились их матери, желая посетить церковь Святой Марии. Это была огромная церковь, поражающая своими масштабами. Башня церкви была видна в любой части Лутона, даже из окон поместья мистера Фёрт.

Вспоминая опыт посещения церкви в Лондоне, Роуз пыталась дышать как можно глубже (благо ей ничто не мешало это делать), дабы не потерять сознание. Благо, в Лутоне населения гораздо меньше, чем в Лондоне, да и размеры церкви позволяли ей вместить в себя все население городка. Роуз чувствовала себя комфортно, но несмотря на это, Эдвард пытался держаться как можно ближе, и однажды даже спросил: