Хризантема с шипами
– Госпожа Александра Эйден, Руанна Кошевич и Мэри Пливел, – громко произнес одетый в старинную одежду глашатай, и мне пришлось отложить размышления и шагнуть в распахнутые двери зала собраний.
Внутри оказалось достаточно просторно. Украшенные росписью стены, истертый от времени мрамор пола, широкие проемы, огромные, заливающие залу ярким светом люстры. У дверей стояли слуги в зеленых ливреях и парочка плечистых мужчин в старомодной черной форме. Они казались застывшими изваяниями. Неужели это та самая личная охрана графа, о которой рассказывала как-то госпожа Пенси?
Люди по одному входили со стороны площади, отдавали свои нехитрые подарки, и, не задерживаясь, выходили через другую дверь. Несколько богато одетых горожан, среди которых я узнала госпожу Варсон с дочерью и местного мэра с супругой, неподвижно застыли вдоль стен, но стоило мне увидеть стоящее посреди зала кресло с высокой деревянной спинкой и сидящего в нем графа, как я разом забыла об остальных присутствующих, сосредоточившись на одном. Длинные распущенные волосы, гладкие, блестящие, насыщенного черного цвета; плотно сжатые губы, твердый подбородок, холодная синь глаз – пронзительных, настороженных, недоверчивых. Их взгляд напоминал взгляд зверя, выслеживающего свою добычу. Граф смотрел на меня, не мигая, и я чувствовала себя той самой добычей, на которую объявлена охота. Вот же глупости какие!
Я стряхнула странное оцепенение и подошла к «трону», протягивая восседающему на нем мужчине испеченный Руанной пирог.
Граф не торопился принимать подношение. Он подпер голову рукой и продолжал смотреть с холодным интересом, словно снимая с меня и платье, и сорочку, и белье, и оставляя в одних чулках. По коже побежали мурашки, плечи обдало ледяным ветром, внутри что-то сжалось. Прошла минута, другая, третья, и я не выдержала.
– Он довольно тяжелый. Не хотите его взять? – громко спросила у графа.
Тот не ответил, по-прежнему не спуская с меня взгляда. И мне вдруг почудилось, что окружающие куда-то исчезли, свет стал приглушеннее, и в зале остались только мы с Уинтширом. Я стояла перед ним с пирогом в руках, он неподвижно сидел в кресле, минуты бежали одна за другой, а между мной и графом кружило что-то странное. Мне казалось, что я чувствую прикосновение к лицу прохладных ладоней. Ощущаю, как они оглаживают шею, спускаются к груди, ласково касаются выступающих над корсетом холмиков, как длинные пальцы обводят контур выреза лифа, задерживаются на ложбинке… Все это было таким явственным! И в то же время я понимала, что это мираж. Магия. Или нет?
– Вам не нравится мое приношение? – громко спросила у графа, разрывая путы странного видения и возвращаясь в реальность. Однако призрачные прикосновения никуда не исчезли. Я чувствовала их все так же отчетливо.
Стоящие вокруг люди, услышав мой вопрос, встревоженно зашушукались. Госпожа Варсон, застывшая неподалеку, неодобрительно поджала губы.
– Ты не поклонилась.
Голос Уинтшира звучал спокойно, почти равнодушно, но глаза смотрели цепко, словно он оценивал противника на поле боя. И меня охватило возмущение. Святые небеса! Мало того, что этот нахал касается меня против моей воли, так он еще и поклона требует! Но ведь и не поклониться нельзя. То, что позволено леди Монт, не подобает госпоже Эйден, и мое нежелание склонить голову перед Уинтширом может быть расценено как неуважение. А там и до наказания недалеко.
Эти мысли пронеслись мгновенно, а уже в следующую секунду я оставила блюдо с пирогом на одной руке, а второй прихватила край юбки и присела в коротком реверансе. Вроде и поклон, да не совсем.
«Вот тебе! И только попробуй что-нибудь возразить!» – злорадно подумала про себя, наблюдая, как вспыхнули синие глаза. И в тот момент я не думала ни о своих былых намерениях не выделяться из толпы, ни о том, что могу вызвать ненужный интерес хозяина графства.
Уинтшир ничего не сказал. Он молча принял мое подношение, тут же передал его стоящему рядом с «троном» горбатому старику и едва заметно кивнул глашатаю. Тот подтолкнул вперед Мэри. Я остановилась, собираясь проследить, чтобы никто не обидел мою служанку, но один из охранников настойчиво указал на выход, и мне пришлось уйти.
***Оставшийся вечер прошел почти как обычно. Я поужинала, Мэри с Ру затеяли тихую перепалку, но сегодня мне даже разнимать их не хотелось. Все мои мысли были заняты графом. Я раз за разом прокручивала в голове недавнюю сцену, и моя задетая гордость никак не могла успокоиться. Наверное, впервые со времени своего развода я сполна ощутила, что значит быть простой мещанкой. Граф показал мне это, заставил понять. Не было больше леди Александры Монт. Ее теперь просто не существовало. А ведь я все еще продолжала ощущать свою принадлежность к высшему обществу. Нет, умом понимала, что развод уничтожил мое прошлое и мое будущее, но глубоко внутри не верила этому. И вот сегодня иллюзии оказались развеяны окончательно. «Ты не поклонилась». А невидимые прикосновения? Граф касался меня так, словно был в своем праве. Словно мог походя огладить меня, как племенную кобылу.
Я невесело усмехнулась. Вот они, новые реалии моей жизни. Любой из тех, кто обладает властью, может потребовать поклона, или наказать за неповиновение, или приказать. Святые небеса! Урок оказался болезненным.
«Успокойся, Сэнди. Хватит думать о том, что было, и о надуманных страхах. Лучше займись делом».
Я решительно встала и окинула взглядом гостиную.
– Мэри!
– Да, госпожа Эйден?
Служанка в считанные секунды оказалась рядом.
– Помоги мне сдвинуть кресла к стене, – попросила я ее. – Нужно освободить середину комнаты.
– Я тожей могу помочь, – подала голос застывшая в дверном проеме Ру.
– Хорошо. Беремся за кресло, и двигаем его вон туда.
Я указала нужное место, и работа закипела. И уже спустя полчаса гостиная стала выглядеть гораздо просторнее.
– А теперь вы обе должны пообещать, что никому не расскажете о том, что увидите, – обратилась я к служанкам.
– Беру в свидетели Лею, что никому не скажу, – серьезно произнесла Мэри, и на ее миловидном личике появилось забавно-серьезное выражение.
– Клянусь пресветлым Мефором, что не стануй болтать, – в тон горничной заявила Ру.
Я кивнула. А потом подошла к свободной стене, положила на нее правую ладонь и попыталась настроиться на душу дома. Пару минут ничего не происходило. Но потом перед глазами мелькнула серая хмарь, а когда она развеялась, я увидела гостиную, только выглядела она, как изнаночная сторона ткани: вроде, узор тот же, но цвета приглушеннее, да и четкости нет. «Астано верос», – безмолвно произнесла я, и видение изменилось, подернулось рябью, потемнело, на глазах приобретая объем.
Я не впервые использовала слова старого заклинания, которому научил меня отец, но все равно каждый раз испытывала волнение. Откликнется ли дух дома? Захочет ли помочь? Хватит ли у меня сил, чтобы выстроить связь?
– Снова ты? – раздался у меня в голове шелестящий голос. – Зачем разбудила?
Откликнулся. Хороший знак. Если дом поддался заклинанию, значит, с ним можно найти общий язык.
– Мне необходима помощь, – тихо произнесла в ответ.
– Вот так и знал, что покою от тебя не будет, – вздохнул дух. – Как увидел, так сразу понял, что не уймешься, пока своего не добьешься. Чего хочешь-то?
– Нужно расширить пространство и изменить стены.
– Зачем это? – подозрительно спросил дух дома.
– Собираюсь устроить на первом этаже ателье.
– Еще чего удумала! – возмутился дух. – Не бывать этому! Чтобы из Бузинного коттеджа проходной двор сделали? Нет. Даже не рассчитывай.
Изнанка гостиной подернулась серым туманом и стала таять.
– Подожди! – взмолилась я. – Ты ведь не хочешь, чтобы коттедж пустовал?
– Так он и не пустует, – после долгой паузы проворчал дух. – Ты вон тут теперь живешь. И целый выводок за собой привела.
– Это ненадолго. Через несколько месяцев у меня закончатся деньги, и я должна буду съехать. И вряд ли кто-то захочет снять коттедж в межсезонье. Так и останешься в одиночестве.
– Почем ты знаешь, может, найдется наниматель. Да получше тебя, – не сдавался дух.
– И он тоже будет с тобой разговаривать? Сомневаюсь. Лучше помоги мне, и в Бузинном коттедже снова закипит жизнь, а ты сможешь получать живительные эмоции.
Я знала, что каждый дом, в который при основании заложили искру, нуждается в подпитке. И если он долго ее не получает, то дух дома постепенно слабеет и засыпает. И разбудить его бывает очень сложно. Папа говорил, что нужно обладать большой силой, чтобы вернуть уснувшего духа к жизни.
– Значит, собираешься шить платья? – в бестелесном голосе послышалось раздумье. – И в дом начнут шастать всякие визгливые дамочки?
– Почему же визгливые? Наш Модный дом будет обслуживать только самых лучших клиентов.
– Как ты сказала? Модный дом? – переспросил дух. – Хм-м, ладно. Давай попробуем. Но если мне не понравится, так и знай, я терпеть не стану. Сразу все сверну.
– Тебе понравится, – уверенно сказала в ответ. – Вот увидишь, Бузинный коттедж скоро станет известен во всем графстве.
Дух недоверчиво вздохнул, но ничего не сказал.
– Так что, поможешь?
– Куда ж от тебя денешься? Говори свое заклинание, – проворчал дух.
Я плотнее закрыла глаза, сосредоточилась, черпая из источника всю силу, какая там была, и тихо прошептала заклинание. Активирующий жест – и стены медленно раздвинулись, расширяя комнату. Миг – и они изменились, получив мраморные вставки и лепнину на потолке, а люстра засияла тонкими хрустальными подвесками. Но не успела я порадоваться переменам, как в глазах потемнело, и пол куда-то поплыл из-под ног.
– Госпожа Александра!
Пронзительный голос Мэри мелькнул на краю сознания, а в следующий миг я ощутила крепкие руки Руанны, поддерживающие меня за талию, и оказалась в одном из кресел.
– Вот уж негожей это, без сил колдовать, – ворчала Ру, растирая мои ладони. – Цельный вечер на ногах, разве можной так?
Она с укором посмотрела на меня, но я разглядела в зеленых глазах сочувствие и тревогу, и на сердце стало теплее.
– Спасибо, Ру.
Я улыбнулась кухарке, и в этот момент с кухни донесся оглушительный грохот.
– Это еще что?
– Попался!
На лице Ру появилось кровожадное выражение, и грошчанка потерла руки.
– Сейчас узнаем, ктой еду ворует, – заявила она и кинулась к двери.
Мэри припустила за ней, и мне не оставалось ничего другого, как пойти следом.
С каждым шагом, приближающим меня к кухне, грохот становился все сильнее. А когда я спустилась вниз и оказалась в полутемном помещении, то в первый момент застыла от неожиданности. На полу валялся лоток с наполовину съеденным мясным рулетом, между разделочным столом и буфетом металось странное, похожее на огромный ком шерсти, существо, а за ним волочились привязанные на веревку металлические кружки и ложки. Именно они издавали тот самый грохот, что привел нас всех на кухню, и при каждом движении воришки звенели так, что уши закладывало.
– А ну, стой! – выкрикнула Ру и попыталась поймать зверька, но тот проскочил мимо нее и припустил к печке. – Ишь ты, чегой удумал! Добро хозяйское воровать! Я чтой, для тебя полночи рулет готовила? Куда?!
Кухарка кинулась к воришке, тот на миг замер, а потом рванул к черному ходу.
– Мэри, держи его, чегой стоишь? – не унималась Ру. – Уйдет ведь, ворюгай!
Служанка растопырила руки и закрыла собой дверь, зверек заметался, кружки оглушительно зазвенели, веревка запуталась вокруг лап, и грохочущий клубок покатился прямо мне под ноги. Звон, лязг, тонкое поскуливание, ворчание Ру, выкрики Мэри – вся эта «какофония» сбивала с толку, и я едва успела наклониться и подхватить повизгивающего зверька. А тот прижался ко мне, поблескивая из под длинной густой шерсти глазками-бусинками, и странно затих.
– Вот же негодник! – проворчала Ру, разглядывая «преступника». – Понял, к кому бежать.
– Госпожа Александра, а он вас не укусит? – встревоженно спросила Мэри. – Что это за зверь такой? Ру, ты знаешь?
– Да кто ж егой разберет? – отозвалась кухарка и пожала плечами. – То ли собака, то ли хентарь какой.
Ру с сомнением посмотрела на зверька и нахмурилась.
– Никогда таких не виделай, – пробормотала она, а я глядела на огромный ком шерсти, смирно сидящий у меня на руках, и понимала, что не могу сердиться на воришку. Подумаешь, рулет съел!
Понять бы еще, что это за зверь такой. По виду он больше походил на собаку, но только какую-то необычную: черная шерсть свисала длинными неопрятными прядями, маленькие острые ушки стояли торчком, а блестящие круглые глаза и влажный нос почти сливались с общей чернотой, если бы не смешные желтые полоски, окаймляющие слегка вытянутую мордочку.
– И что с ним теперь делать? – спросила Мэри.
Зверек, словно сообразив, что говорят о нем, уставился в глаза умоляющим взглядом. А мне вдруг показалось, что в воздухе повеяло холодом, как бывало всегда, когда поблизости кто-то занимался волшбой.
– А чегой тут думать? Выгнать егой, да и все, – сказала Ру и сердито зыркнула на зверька. – Только унести подальшей, чтобы этот обжора не вернулся.
Зверь возмущенно тявкнул и прижался ко мне еще сильнее. А я поняла, что не могу выкинуть его на улицу. Вспомнилась Рилли, оставшаяся в доме на Лейрен-сквер, ее умная морда и понимающий взгляд, и в горле появился комок. Конечно, это непонятное существо не заменит мне мою красавицу-колли, но я не смогу просто взять и выкинуть его на улицу. «Если к дому прибилась кошка – это к счастью, а если собака – к благим переменам», – вспомнились мне слова старой нянюшки Дролл. И я решилась.
– Пусть остается, – слова почти сами собой слетели с губ. – Будет, кому нас охранять. Только нужно привести его в порядок: вымыть, высушить, вычесать. И снимите с него уже эту грохочущую веревку.
– Вы увереный, что он дом не разнесет? – нахмурившись, спросила Ру и принялась распутывать свою «сигналку».
– Думаю, он будет вести себя хорошо, да, малыш? – я посмотрела в умные темные глаза и неожиданно почувствовала идущую от зверька теплую волну. – Мэри, неси корыто. Ру, подогрей воды. Попробуем привести нашего нового жильца в порядок.
Этим мы и занялись. И уже спустя полчаса чистый и вычесанный зверек чинно восседал рядом с моим креслом в гостиной, с интересом наблюдая за тем, как я рисую набросок вывески Модного дома.
Редклиф Бенси
Он задумчиво смотрел на окна дома напротив. Было что-то умиротворяющее в льющемся из них теплом желтом свете. Представлялась склонившаяся над пяльцами женщина, уютная тишина небольшой гостиной, треск горящих свечей. Редклиф усмехнулся. Вряд ли Александра Эйден будет корпеть над вышивкой. С таким характером впору каким-нибудь мужским делом заниматься. Магографией или ездой на магомобиле. Или чем там сейчас в столицах увлекаются?
Он разглядывал соседний коттедж, а в душе зрело сомнение. Дом изменился. Стал выглядеть иначе. Бузинный коттедж и раньше принимал постояльцев, но почему-то сейчас впервые выглядел так, словно у него появился хозяин. Хотя, скорее уж, хозяйка.
Хозяйка… Редклиф потер переносицу и нахмурился. Перед глазами мелькнуло видение склоненной в реверансе фигуры, и душу снова окатило предвкушением. С тех пор, как он увидел Александру Эйден, его не покидало странное предчувствие. Казалось, эта женщина сыграет какую-то роль если не в его судьбе, то в судьбе графства точно. Он и сам не знал, откуда взялось это убеждение. И почему оно помешало ему сосредоточиться на деле.
Грасс! Уже второй раз он теряет контроль при встрече с приезжей женщиной. В первый упустил след гверха, а вчера не сумел понять, чью оболочку использовал донный. Досадная оплошность. Раньше с ним такого не случалось. А ведь чувствовал, гверх где-то рядом. В Кранчестере, в толпе хмурых горожан, пришедших на карст. Когда донный сливался с телесной оболочкой носителя, разглядеть его было сложно, и удавалось это далеко не каждому Черному лорду. Его отец, например, так и не овладел этим искусством. А вот дед делал это с легкостью. И Редклифа сумел обучить.
Он снова потер переносицу и отвернулся от окна. Нужно перестать думать об этой Эйден. И перестать вспоминать соблазнительный изгиб ее бедер. И тонкую талию. И гордую посадку головы. И твердый взгляд дымчатых глаз. И непокорный огонь, горящий в их глубине… «Может, вы его возьмете?» Смелая. Видимо, жизнь еще не учила. Не понимает, что нельзя задирать того, кто сильнее. И все же, ему скорее понравилась ее непокорность. Грасс знает, зачем он потребовал от Александры Эйден ритуальный поклон? Никогда не любил эту старую традицию, да и карст устроил лишь для того, чтобы поймать гверха. А тут как под руку кто толкнул. Захотелось понять, что за птица в их края залетела. Почувствовать, чем дышит. Что ж, почувствовал. Да так, что до сих пор забыть не может. А это странное ощущение, будто она касается его лица своими тонкими пальчиками? Что это было? Какая-то магия?
– Генри! – активировав голософон, сказал Редклиф. – Сильвия еще в замке?
– Да, милорд, – невозмутимо ответил дворецкий.
– Скажи ей, что я скоро буду.
– Слушаюсь, милорд. Что-то еще, милорд?
– Достань из подвала бутылочку Пено. И вели приготовить на ужин отбивную с кровью.
– Будет сделано, милорд.
Редклиф отключил голософон, задернул занавеску и вскоре вышел из дома.
Александра Эйден
Дела по созданию Модного дома шли полным ходом. Госпожа Линдси согласилась на мое предложение, и мы с ней подписали договор. Благодаря помощи духа дома, мне удалось изменить пространство первого этажа, а в мастерской господина Крули уже изготовили стол для раскроя, несколько витрин для тканей и пять манекенов. Оставалось еще оборудовать примерочную, украсить холл подходящими картинами и повесить вывеску. Но для этого мне нужно было наведаться в главный город графства, что я и собиралась сделать.
– Госпожа Александра, а вы прямо в сам Уинтшир поедете?
Мэри раскраснелась от возбуждения и то забегала вперед, то останавливалась, чтобы дождаться меня и задать очередной вопрос.
– Да, в Уинтшир.
Я потянула на себя вокзальную дверь и направилась к кассам.
– На целый день? – не унималась служанка.
– Поезд до Кранчестера отправится в восемь вечера, так что вернусь не раньше десяти.
– А как же вы одна? Может, мне с вами поехать?
– По-твоему, я нуждаюсь в няньке?
– Нет, что вы, просто я подумала, что…
Служанка не договорила и вздохнула. Я знала, о чем она подумала, но не могла ее взять. Денег оставалось в обрез, а два билета туда и обратно стоили недешево, да и еда в большом городе обойдется не меньше двух дьертов. Так что, как ни хотелось мне взять Мэри с собой, от этой идеи пришлось отказаться.
– В Уинтшир я тебя не возьму, но после обеда можешь быть свободна.
– Вы даете мне выходной? – удивилась Мэри.
– Что-то вроде того. Проведи время с пользой, сходи куда-нибудь.
– Спасибо, миледи, – обрадовалась служанка и тут же исправилась: – То есть, госпожа Александра.
Я взяла билет, поправила шляпку и посмотрела на Мэри.
– Все, иди домой. Дальше я сама.
– Так я и до вагона могу проводить. Посмотрю, чтобы все хорошо было, удостоверюсь, – не сдавалась Мэри.
Я только усмехнулась и пошла к выходу на перрон. Поезда были слабостью моей служанки. Из Вердофа до Кранчестера мы добирались с тремя пересадками, и Мэри радовалась этому, как ребенок. Да она и была ребенком. Что такое четырнадцать лет? В Эрилии детство у простолюдинов заканчивалось рано, кто-то начинал работать в десять, кто-то – в двенадцать. Мэри появилась на Лейрен-сквер, когда ей было тринадцать, а до этого она помогала тетке в швейной мастерской, получая полдьерта в неделю. Так что должность младшей горничной в особняке казалась ей настоящей удачей. А уж когда я предложила девочке стать моей личной служанкой, то она и вовсе была вне себя от счастья. Еще бы! Глупышке казалось, что теперь она утрет нос старшей горничной Доре, которая постоянно учила новенькую уму-разуму.
Какая-то женщина торопливо прошла мимо, задев меня локтем, и я невольно проводила ее взглядом. Светлые волосы, симпатичное, но какое-то напряженное лицо, недорогое серое платье. Скорее всего, прислуга или чья-то работница. Незнакомка села в красный вагон, в котором ехали пассажиры третьего класса, а я подошла к синему.
– Хорошего пути, госпожа Александра, – сверкая глазами, напутствовала меня Мэри.
Я опустилась на жесткое сиденье, кивнула служанке и закрыла дверь купе. Спустя минуту поезд тронулся. За окном поплыли лица провожающих, здание вокзала, грустная статуя богини Леи, пара старых лип. Колеса стучали все быстрее, за стеклом замелькали зеленые холмы и кранчестерский лес, пол под ногами подрагивал, а в воздухе застыл горьковатый запах дыма.
Я откинулась на твердую спинку дивана и закрыла глаза. В голове мелькали обрывки недавних событий, правда, я старалась на них не останавливаться. За последние пару месяцев научилась этому искусству. Мысли перешли к предстоящим покупкам, но не успела я прикинуть, куда пойти в первую очередь, как в памяти неожиданно всплыло суровое лицо с ледяными синими глазами. Святые небеса! Да что ж у меня этот граф никак из ума не идет? Почему я все время о нем думаю? И откуда это странное, сжимающее сердце, предчувствие? Каждый раз, когда вижу Уинтшира или вспоминаю о нем, мне кажется, что однажды он доставит мне неприятности. Не знаю, откуда взялось это убеждение. То ли зловещий облик графа виноват, то ли впечатление от нашей первой встречи.
Хотя, глупо плакать над не пролитым молоком, как любила говорить няня Дролл. И верить плохим предчувствиям. Лучше поразмыслить о том, как выгодно продать мамино кольцо – единственную дорогую вещь, которую я смогла забрать из дома мужа. Бывшего мужа. Вспомнились лисьи глаза компаньона Лейбена, составлявшего опись всех моих драгоценностей, жадные толстые пальцы, перебирающие сверкающие ожерелья и колье, попытки стряпчего внести в список доставшееся мне от мамы кольцо с бриллиантом, и собственные усилия отстоять единственную дорогую мне вещь. Хорошо, что полковник Бартен был в тот момент в доме и подтвердил, что кольцо принадлежало мне до замужества. Лейбен отстал, а я получила еще один повод ненавидеть Берти. Впрочем, лучше о нем не вспоминать.
Я достала из сумочки вырезанный из газеты адрес ломбарда и снова вчиталась в короткие строки рекламы. «Выгодный обмен, продажа и покупка драгоценностей». Интересно, выгодный кому? Владельцам?
Я тихо хмыкнула и раскрыла записную книжку, в которую вносила заметки по Модному дому. Итак, что мне нужно? Договориться с поставщиками тканей о скидке. Заказать вывеску и заглянуть в типографию, чтобы дать объявление в «Уинтширский вестник». А еще надо выписать модные журналы из Вердофа и зайти в местные ателье, посмотреть, как они работают.
Я так глубоко задумалась, что не заметила, как пролетели полтора часа пути. И очнулась только в тот момент, когда услышала хриплый голос.
– Уинтшир! Прибываем через две минуты.
Усатый кондуктор приоткрыл дверь купе и повторил:
– Уинтшир, ари! Конечная. Прибытие через две минуты.
Я кивнула, а кондуктор окинул меня равнодушным взглядом и со стуком захлопнул дверцу.
– Уинтшир! Две минуты… – неслось по вагону.
Вскоре поезд миновал предместья, и за окном поплыли дома и сады главного города графства. Серый камень ограждений, высокие особняки, изящная башня с часами, белое здание вокзала. Я дождалась, пока картинка за окном остановится, подхватила сумочку и сошла на перрон.
В отличие от Кранчестера, здесь было многолюдно. Пассажиры прибывающих поездов, носильщики с вещами, скрип тележек, толкотня и многоголосый шум – все это напоминало Вердоф, с его вечной спешкой и суетой. Сердце тоскливо сжалось. Вряд ли я когда-нибудь вернусь в столицу. Разве что случится чудо, и время повернет вспять.
Вот уж права была матушка, когда говорила, что плохие мысли как комары: сгонишь с одного места – ужалят в другое.
Я вскинула голову и заставила себя не думать о прошлом. Все хорошо. У меня теперь новая жизнь.
«Выше нос, Сэнди! – сказала себе и сразу вспомнила папу. Он один называл меня моим детским именем, тогда как мама и тетя Мейбл предпочитали взрослое Алекс. – Иди и выбей из местных дельцов скидку. У тебя все получится!»
Улыбнувшись краешками губ, сжала ремешок сумки и решительно направилась к выходу в город.
Редклиф Бенси
Кранчестер, Уитби, Бейквилл, Вир, Лоунхем – Редклиф отмечал на карте города, в которых успел побывать с карстом, и пытался определить, куда двигаться дальше. Гверх исчез. Ни следов, ни зацепок. Словно растворился в воздухе.
Редклиф устало потер переносицу, потянулся к бокалу, но тут же опустил руку. Любимое кальво не радовало. Ничто не радовало. В душе ворочалась тревога, и он никак не мог ее усмирить. Мало того, что гверх пропал, так еще и Уилфрид передал ходящие при дворе слухи, что Руфус Блэк собирается посетить Уинтшир. Это был плохой знак. Редклиф знал, что глава тайной канцелярии давно собирает на него компромат. Еще с того проклятого суда. Тогда, десять лет назад, Редклифу удалось выкрутиться, и дело закрыли за недостатком улик. Но Блэк не смирился. Не поверил в случайную гибель несчастных парней. А Редклиф не мог рассказать правду. Да и кто бы в нее поверил? Скорее, его объявили бы сумасшедшим, и отправили в лечебницу. «Гверхи? Вы собираетесь пересказывать мне эти сказки? – словно наяву услышал он насмешливый голос короля. – Бенси, не пытайтесь запугать меня баснями о пожирателях душ, как это делал ваш отец, я все равно не поверю».