Позолоченные латунные кости. Коварное бронзовое тщеславие

Я без труда вообразил, как Кивенс справляется с воскрешением людей. У меня не было шанса узнать ее хорошо, но я помнил социально патологическую личность. Однако такая формулировка была справедлива в отношении большинства членов Клики, где Кивенс еще не самая плохая и ужасная.

Эта сторона дела нуждалась в расследовании.

Итак, не исключено, что Кивенс жила на том складе на севере, производя новых людей из лучших частей старых.

Где она доставала деньги, чтобы оплатить столь дорогостоящее воскрешение?

У Кипа?

Я положил ладонь на руку Страфы, вцепившуюся в спинку моего кресла.

– Она не может себе этого позволить.

– Чего?

– Подумай. Где бы Кивенс взяла такую крупную сумму, чтобы основать то, что ты видела на Северной стороне?

Кира пристально заинтересовалась моими руками и диалогом. Без сомнения, Тинни получит детальный рапорт.

А я, будучи Гарретом, чудо-дураком, должен был успокоить перепуганную Страфу и потому сказал:

– Кивенс никогда не смогла бы так хорошо выглядеть в черном, как…

Может, да. А может, и нет.

Когда я познакомился с Кивенс, она притворялась мальчиком. Если она пошла в маму, то могла сделать так, чтобы черная кожаная одежда сладострастно тлела на ней.

Стрельба наобум (чтобы заставить Страфу почувствовать себя лучше, потому что ее дочь имела странное телосложение) была одним из тех особенных моментов, которые делали меня уникумом.

Мгновение спустя, когда языку моему уже поздно было прилипать к гортани, я легко вообразил хор голосов, твердящих, какой же я бесчувственный тупица.

Один из голосов вовсе не был воображаемым. Он исходил от существа по ту сторону прихожей и звучал сердито. Но негодование сменилось неясными извинениями. Если я правильно понял, Покойник вымещал на мне раздражение, накопившееся во время беседы с рыжулей. Тинни продемонстрировала, что ей совершенно безразличен реальный мир.

Я изумился. Покойник потерял терпение и выставил ее. Наверняка это было тактической ошибкой. Даже сегодня самую трудную Тинни можно было вразумить, потратив на это некоторое время. Выдержка, отсутствие нравоучительности, никаких разумных доводов. Просто рьяно преподноси свою позицию. Беспокойство или испуг действуют лучше всего. Потом надо заткнуться и уйти. А в конце концов подать все так, будто взаимное согласие – ее идея.

Большинство парней сочли бы такую работу чрезмерной. Да и, честно говоря, для меня тоже она стала превращаться в вынужденные сверхурочные.

Старые Кости думал, что факты и цифры должны возобладать над эмоциями. Он отъединился от ранимой напряженности живых существ, однако его могла взбесить упрямая женщина. Начать с того, что он вообще не любил слабый пол. У него ушла целая вечность, чтобы Тинни начала ему нравиться, насколько вообще когда-нибудь нравилась женщина. И ему понадобилось время, чтобы привыкнуть к Синдж, но теперь они пребывали в ладу и согласии.

А вот с Пенни Мрак у него никогда не возникало проблем, может, потому, что Пенни явилась к нам до того, как к ней самой явилась зрелость. Покойник сделал исключение для Страфы Альгарды, которая, без сомнения, была в самом соку.

Способность Покойника развлекаться моими одержимостями и тревогами не уменьшалась.

Мне было слышно, как Тинни разговаривает в коридоре – возможно, с Морли. Она не познакомилась с Ди-Ди или с Майк – тон ее не был враждебным.

«Я исчерпал все ее запасы яда».

За мной наблюдало слишком много глаз, и я не мог вступить в беседу со Старыми Костями. Это его тоже развлекало, потому что половина нынешнего народонаселения в доме считала, что он дремлет.

Я сосредоточился на Кире, хотя дядя Освальд и Артифик могли причинить больше бед. А пока я был одержим Тейтами, Уэстмен Туп (отнюдь не выпивший так много, как притворялся) фиксировал в своей памяти каждый нюанс.

Синдж и ее брат обменялись многозначительными взглядами.

Краш оставалась милой юной фантазией каждого мужчины, прикидываясь рассеянной и оценивая литературные сокровища Синдж.

Кира и Страфа продолжали снимать друг с друга мерку.

– Что еще мы можем швырнуть в этот котел, чтобы добавить толику аромата? – проворчал я. – Как насчет какой-нибудь жгучей приправы?

Жгучая приправа вышла в свет, ее появление было цивилизованным.

«Я ее утомил».

Один-единственный взгляд сказал мне, что никого, кроме вечно любимого голубоглазого малыша мамы Гаррет, не запугало это появление.

Тинни остановилась в дверях. Она всмотрелась в каждого по очереди и вспомнила всех, кроме Краш. Краш не удостоила ее чести повернуться и взглянуть, кто там вошел. Тинни нахмурилась, узнав Страфу, которую мельком видела раньше.

Она была впечатлена. В одной комнате она нашла командира полицейских сил величайшего города мира, вожака самых больших подпольных операций, главного игрока Холма и меня.

Перед появлением Тинни умная Страфа уменьшила интимность разделявшего нас расстояния, хотя и ненамного.

Посетив Покойника и Морли, Тинни поневоле поняла: происходящее тут – не просто заговор с целью причинить ей беспокойство.

«До нее начинает доходить. Выведи ее на крыльцо и объяснись».

Я тяжело поднялся с кресла. С кружкой в руке. Под одобрительное бормотание Бегущей по ветру.

«И ради всех богов, не превращай себя в жертву, возложенную на алтарь того, чтобы позволить нам всем просто мирно сосуществовать».

Что он хочет этим сказать?

«Я хочу сказать – не надо потакать ей только потому, что не любишь споры. Это важно».

Вслед за этим раздалось мысленное эхо жалобно мяукающего котенка и щелканье бича.

Эй!

Покойник продемонстрировал мне, как я позволяю запугивать себя личностям слабого пола начиная с моей матери, но особенно досконально остановившись на инцидентах, позволивших некоей рыжуле взять в свои руки развитие наших взаимоотношений.

Что ж…

«Ты стоишь с тупым выражением лица, практически обомлевший, пока остальные таращатся на тебя и начинают недоумевать».

Да. Верно.

Старые Кости инсценировал пьески в моей башке. Я гадал, проделывает ли он то же самое в голове Тинни. Надеялся, что да.

– Давай выйдем на крыльцо, где сможем поговорить, – обратился я к Тинни.

Ночь была тихой. Небо – ясным. Луна должна была взойти позже. Зато на небе высыпали триллионы звезд. Кое-где было больше серебряной пыли, чем черноты. Ни один из скрывавшихся в тени наблюдателей не обнаруживал себя. Люди, сопровождавшие Тупа, отправились на поиски таверны. Ночь принадлежала только нам двоим.

Мы молчали до тех пор, пока падающая звезда не полыхнула, прочертив небосвод, стремительно направляясь на восток. Потом взорвалась. На мгновение Танфер залил бледный свет.

– Тинни, это могла быть одна из самых важных ночей в нашей жизни.

В ответ она издала невнятный звук, полный сожаления, и прижалась ко мне, словно ей было холодно. Она дрожала.

– Мы давно знаем друг друга, – продолжил я. – Я не могу представить своей жизни без тебя. Но я не могу продолжать жить так, как мы жили. Я не могу быть тем, кем ты хочешь, чтобы я был. Люди, которые сейчас в этом доме, – тоже значимы для меня.

Последний свет умирающей звезды отразился в слезе Тинни. Рыжуля ничего не сказала.

У меня упало сердце. Старые Кости потерпел поражение. Она останется упрямой до конца.

«Действуй нежно, Гаррет. Еще не все потеряно».

Однако Страфа Альгарда нравилась ему больше этой женщины, которую он знал намного лучше.

– Гаррет, я люблю тебя, – сказала Тинни. – Ты это знаешь. Я всегда тебя любила. Я могла бы сказать что-нибудь банальное вроде: «Без меня ты не будешь собой». Я не могу вообразить себя с другим мужчиной. Что бы я ни сказала, как бы я себя ни вела, что бы ни случалось в нашей жизни, это всегда было правдой – с тех пор, как я была еще ребенком, а ты заходил повидаться с Денни. С тех пор я все время так усердно пыталась понять Гаррета, который действует за пределами закрытого мира, включающего лишь тебя и меня. Но больше я не могу этого делать. Я знаю, что не должна быть настолько эгоистичной. Я знаю, что сворачиваю в темноту, которую люди могут счесть безумием. Но я одержима. Я больше не могу ни с кем тебя делить. Я не могу. Монстр внутри меня хочет подтолкнуть это к тому пределу, где не будет никого, кроме тебя и меня. Ни работы. Никаких отвлечений. Только мы. Я знаю, что это безумие. Но не могу остановиться.

Она меня испугала.

«То, что она говорит, – правда, но сейчас она пытается манипулировать тобой с помощью преувеличений. Тем не менее эти преувеличения базируются на истине, залегающей так глубоко, что она никогда не проявлялась раньше».

– Сможешь помочь?

Тинни была важной частью моей жизни. Я любил ее – может, слишком часто на расстоянии, – любил почти так же долго, как, по ее словам, она любила меня. Но я не был одержим. Я влюблялся и раньше. Разум говорил мне, что я выживу, хотя боль настойчиво твердила, что придет.

Приключение по имени Страфа Альгарда ожидало в другой части моего разума. Я это знал. Страфа предложила мне шанс на взрослые, равноправные отношения.

Я посмотрел на Тинни и подумал: как она дошла до такого?

– Покойник был в моей голове, пытаясь мне кое-что показать, – сказала она. – Он говорит, что ты – часть сети дружбы и обязательств. И… что есть прекрасная женщина, которая хочет стать для тебя важной, но ты смотришь только на меня…

В какие игры играет старый Мешок с костями?

Тинни разразилась душераздирающими всхлипываниями.

«Проблема в том, что часть ее разума остается полностью рациональной. Эта часть знает, что она сумасшедшая и что ею правит одержимость. Но рациональная часть не имеет никакого контроля и остается узницей внутри растущей одержимости».

– Не могу в это поверить. Как такое могло случиться? Колда может предложить какие-то травы? Ты знаешь, как это прооперировать?

«Возможно, да. Но тебе нужно будет убедить мисс Тейт, что она сама хочет проведения подобной коррекции. К тому же стоит вопрос и о силе твоих собственных эмоциональных обязательств».

Я игнорировал Страфу, хотя тема работы над Тинни и случай со Страфой шли параллельно.

«Такое возможно. При условии, что она согласится».

– Проклятье.

«Мне придется исследовать ее разум – воспоминание за воспоминанием, обиду за обидой, – чтобы найти переломные моменты, нуждающиеся в корректировке или уничтожении. Каждый такой переломный момент окажет воздействие на каждый последующий момент. Это трехмерная проблема. Хирургия будет куда более тонкой, чем та, в которой нуждается жертва семейных обстоятельств вроде мисс Альгарды. Тинни довольна жизнью, которую вела. И я не смогу дать никаких гарантий».

– Вы говорите с ним обо мне? – спросила Тинни.

– Да.

Я притянул ее к себе. По обыкновению, чувствовалось, что она в моих объятиях как дома – что она создана для них.

Она заплакала. Я заплакал.

– Мы сможем с этим справиться, – сказал я. – Если ты позволишь, чтобы мы с этим справились. Если разрешишь Старым Костям сделать небольшие поправки… Я дам ему согласие поработать надо мной.

Я ляпнул это не подумав и почти внаглую солгал. Любые усовершенствования, в которых нуждался мой мозг, уже были проведены, без упоминания о переделках. Возможно.

Жутковатая мысль.

Никто не хочет услышать, что нуждается в исправлении. Даже когда люди сами это сознают. Первая и естественная реакция Тинни была категорически отказаться. Я продолжал крепко сжимать ее в объятиях. И ничего не говорил. Слова не помогли бы. Все было сказано.

Изменения в нас приведут и к изменениям в наших беседах.

Я подумал, что это шанс и что мы смогли бы найти путь.

Дядя Освальд открыл дверь и проверил, как у нас дела. В руке он сжимал кружку. Румянец на его щеках свидетельствовал, что дядя изо всех сил налегал на выпивку, наслаждаясь моим гостеприимством.

Не увидев разбросанных вокруг внутренностей, он крякнул и снова закрыл дверь.

Клинч продолжался. Тинни медленно расслабилась, отдавшись тому, в чем нуждалась. Мы должны были поддерживать отношения. Ей предстояло сразиться с одержимостью, которая сделает невозможным продолжение этих отношений.

Я, без сомнения, был сбит с толку. У меня была Тинни, знакомая и самая уютная, хотя всегда полная эмоций и драм. А на заднем плане была Страфа со своей удивительно могучей привлекательностью – не такой, какая обычно бывает у любого существа женского пола между семью и семьюдесятью годами. К ней меня тоже тянуло, без вопросов. Но дело было не только в этом, но и в интеллектуальной интриге, и в уверенности, что Страфа Альгарда будет разыгрывать куда меньше драм.

Ты грязная тварь, искушение!

Я ощутил веселье невидимого наблюдателя.

Классическая дилемма.

В данный момент Тинни лидировала на фурлонг[3]. Едва расслабившись и прислонившись ко мне, она стала удобной, как разношенная обувь. Но Страфа могла поравняться с ней или даже вырваться вперед, если Тинни здесь не будет, чтобы смущать мой разум.

«Пора войти в дом, – предложил невидимый наблюдатель. – Что-то движется в темноте. Ты не захочешь оставаться снаружи, если оно направится в твою сторону».

Большой званый вечер Покойника продолжался.

Я повел Тинни в его логово.

Температура там поднялась. В воздухе из-за собравшейся толпы начали ощущаться запахи.

Пенни и Птица работали над портретами. Джимми Два Шага и младший из братьев Бутч расположились на складных стульях так, чтобы быть незаметными. Они сидели с закрытыми глазами – может быть, без сознания. Старые Кости, наверное, буравил их мозги. Там было немного того, что можно буравить. Как ни посмотри.

Ради художников комната была освещена ярче обычного. Лампы добавляли тепла.

Цвет лица Плеймета уже улучшился. В нем стало больше красок и жизни. И все равно Плеймет оставался долговременным проектом. Он многого потребует от Покойника, пока будут происходить все остальные события.

Старые Кости был чудом в покойной плоти, но и у него имелись свои пределы.

Когда он найдет время, чтобы поработать над Тинни?

«Рад, что ты заметил эту сложность прежде, чем мне пришлось упомянуть о ней самому. Буду счастлив возложить на тебя наблюдение за расписанием».

– То есть?

Я заглянул через плечо Пенни. Она сделала несколько набросков в движении, на всех была изображена очень привлекательная девушка. Теперь Пенни рисовала ее же – в полный рост, в разных позах и с разными прическами.

Все, что я смог сказать, это:

– Ух ты!

Тинни не пихнула меня. Она просто стояла молча, удивленная и завистливая.

«Ты позволяешь воображению и ожиданиям уносить тебя невесть куда. Именно дерзкий выбор костюма делает женщину такой поразительной. Мисс Тейт и ее племянница в подобном наряде выглядели бы точно так же впечатляюще».

Я ничего не сказал, но подумал, что младшая мисс Тейт имела бы преимущество перед старшей.

Веселье.

– Я не мертв. Я кое-что замечаю.

Я наблюдал за работой Пенни. Она была талантливой и проворной и без проблем находилась рядом со мной. Пуская в ход уголь и набор палочек для рисования производства Объединенной компании, придавала формы бригаде вымышленных девушек.

Птица занимался цветными портретами. Эта работа заставила уродливого сукина сына с ленивыми глазами выглядеть так, будто он собирался гавкнуть, податься вперед и откусить кусочек.

Тинни казалась потерянной. Я уловил, что Покойник попросил ее отойти назад и не мешать.

– Кто на этом наброске? – спросил я.

«Композиция из деталей, извлеченных из многих умов. Я не уверен, но этот человек может оказаться боссом похитителей трупов».

– Как мы до такого додумались?

«Мистер Птица – под моим руководством – создает портрет, составленный из кусочков, взятых из памяти всех, кто появлялся в пределах досягаемости с момента моего пробуждения. Похитители трупов – часть происходящего, и эта сторона остается неисследованной. Они собирают тела, которые потом перестраивают. Этот человек может представлять собой особый интерес. Если мы найдем его».

Он был прав. Такой метод не приходил мне в голову.

«Большинство наших посетителей никогда о нем не слышали. Немногие – слышали, но только по имени… Натан. Никто из наших друзей, никто другой не знает, что они на самом деле с ним встречались, но некоторые, возможно, и встречались, сами того не сознавая».

И это, вместе с неправдоподобной способностью устанавливать связи между вряд ли взаимосвязанными фактами, делало Покойника таким ценным.

– Он слегка похож на Барата Альгарду, – сказал я.

Тепло как будто покинуло комнату. Его Милость устроился в моей голове и изучал рисунки моими глазами, сквозь призму моих предубеждений.

«Не Барат Альгарда. Глаз. Нос. Шрам».

У этого человека был шрам от ожога справа на голове, захватывающий часть уха.

«Попроси Бегущую по ветру прийти сюда».

Тинни двинулась было за мной. Споткнулась, остановилась, повернулась, нашла складной стул, разложила его и понесла в дальний темный уголок комнаты.

Проклятье! Может, я должен заставить Старые Кости научить меня этому трюку?

Страфа уставилась на шедевр Птицы. Сам художник устроил себе передышку, нянча бутылку спиртного.

– Я его не знаю, – сказала Страфа. – Но выглядит знакомо.

Не сознавая, что в темноте позади нас горят зеленые глаза, она сжимала обеими руками мою левую ладонь. Руки ее тряслись.

– Я подумал, он смахивает на Барата Альгарду.

Я не смог назвать этого человека ее отцом.

Она уставилась на картину и крепче сжала пальцы.

– И правда похож немного! Странно.

Страфа выпустила мою ладонь и заходила вокруг, осматривая картину под разными углами.

«У меня есть все, что нужно. Можешь отвести ее обратно».

– Итак, что думаешь? – спросил я Страфу.

– По-моему, это странно.

– Жаль. Что ж, нам это нужно.

На середине прихожей я спросил:

– Ты знаешь кого-нибудь, кто называет себя Натаном?

– Нет.

Два шага.

– Погоди! Кажется, папиного дедушку звали Натан. Он умер, когда мне было четыре. Я помню, как подтянулась, держась за край гроба, чтобы на него посмотреть.

Уже в дверях кабинета Синдж она добавила:

– У него не было шрама от ожога.

– Спасибо.

Вернувшись в комнату Покойника, я спросил:

– Есть шанс, что этот парень – вампир?

«Мисс Альгарда сказала правду. Она действительно его не знает. Сомневаюсь, что он вампир. Но лицо его напоминает того человека, которого мисс Альгарда видела в гробу, когда была ребенком».

Вампиры недолго продержались в окрестностях Танфера.

Если заподозрят их присутствие, это объединит все классы и расы, как ничто другое. Одно только подозрение, что здесь появились вампиры, приведет к неистовой охоте.

«Ситуация может стать не менее отвратительной, чем охота на вампиров. Этот довод, возможно, скрывается за сдержанным поведением Холма».

Такие войны всегда выходили из-под контроля. В результате невинным протыкали сердца палочками для еды. Последняя широкомасштабная охота на вампиров случилась, когда мне было девять лет. Она принесла больше несчастий, чем любое разразившееся с тех пор стихийное бедствие.

– Позволь спросить об этом генерала.

«Попроси его прийти и посмотреть картины».

Туп не узнал злодея. Он допускал, что за раздающимися приказами не вмешиваться может стоять ужас перед массовой истерией. Возможно.

У Тупа была почти такая же врожденная подозрительность, как и у Дила Шустера.

Туп вернулся к своей огненной воде, а Покойник тем временем размышлял:

«Нам нужно повидаться здесь с Баратом Альгардой и его дочерью. Эту задачу должна взять на себя Бегущая по ветру».

– Внушить ей такое может оказаться непросто.

«Вряд ли. Она согласится, если ты по-джентльменски попросишь и объяснишь, какие за этим кроются причины».

Примечания