Книга Тайный советник императора Николая II Александровича - читать онлайн бесплатно, автор Виктор Анатольевич Коробов
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Тайный советник императора Николая II Александровича
Тайный советник императора Николая II Александровича
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Тайный советник императора Николая II Александровича

Виктор Коробов

Тайный советник императора Николая II Александровича

1. Отец Михаил.

Природа Соловков по-своему красива. Но именно по-своему. Красоту Кавказа каждый оценит, а здесь… Ну, море, плоское, холодное. Ну, острова. Может быть, даже, унылые. Чтобы оценить местную красоту, мне пришлось отойти от толпы паломников. Вроде, православные люди, сдержанные, а всё равно находятся болтливые пожилые дамы, и толпа в целом галдит. Не итальянцы, но отвлекают. А отойдя метров на двести и постояв несколько минут, я услышал здешнюю тишину. Шуршат волны, ветер хорошо слышен, птицы. Но всё это успокаивает и перестаёт замечаться. И становится понятно, что молиться здесь очень хорошо. Какое-то глубокое спокойствие кругом. Вот сюда уходили монахи, молились здесь годами, работали фактически на себя. Не надо думать о семье, об обидах, некому завидовать. Обеспечь себе скромное питание и дрова, и молись, и размышляй, и это до смерти.

Теперь, конечно, всё по-другому. Монастырь возрождён, но… Паломники, и особенно паломницы накидываются на каждого монаха как чайки на кусок хлеба. Что такого особенного они хотят услышать? Что может им сказать человек, заплативший дорогую цену за то, чтобы из мира уйти? Что все их проблемы это суета? Что путь у каждого свой, и чтобы его найти надо молиться? Читали бы книги святоотеческие, нет, каждой надо, чтобы ей индивидуально всё разъяснили про её проблемы. Сюда, в Савватиевский скит, вообще бы их не пускать, но всем нужны деньги…

Монахи спасаются в кельях, наружу стараются не выходить. Вон один вышел, вёдра тащит. Сразу к нему больше десятка моих попутчиков устремляются. Остановили, разговаривают. И это простого монаха так атакуют, а ведь все мечтают поговорить со знаменитым отцом Михаилом, старцем. А что может сделать старец для такой толпы, которая скоро сменится другой толпой? Разве что сказать какие-то общие слова. Так главное уже сказал Иисус, потом ещё книг написали немало…

Я в атаках на монахов не участвую. Довольствуюсь ролью экскурсанта, посмотрю, что здесь и как, и всё. А чтобы глубже понять здешний мир, это надо сюда поступить трудником, и прожить зиму. Да и то – вряд ли кто-то труднику всё объяснит, живи, работай, молись, наблюдай. Что сумеешь понять, то и твоё.

Вот слух среди паломников: отец Михаил выйдет к народу. Пройдёт от своей кельи до храма Смоленской иконы Пресвятой Богородицы. Народ планирует кампанию так: не кидаться на него всей толпой, а выстроиться коридором, и пока идёт, пытаться задавать вопросы. Я не планирую ничего спрашивать, постою в стороне, посмотрю, послушаю. И так желающих много.

А вот и он, старец. По виду обычный бородатый дед, в чёрном, конечно. Идёт по живому коридору, вопросы игнорирует. Больше половины прошёл, и вдруг стоп! Остановился, медленно поворачивает голову, и смотрит на меня. А народ его постепенно окружает, вопросы задают, пытаются заговорить. А мы стоим в 15 метрах друг от друга, и смотрим друг другу в глаза. Вот Михаил двинулся ко мне, раздвигая толпу как ледокол.

– Сергий? Зайди ко мне после службы, тебя пропустят, – и, не говоря больше ни слова, двинулся снова к храму.

На меня посматривают, кто я: старый знакомый старца, или его знаменитая прозорливость проявилась? Я молча иду за старцем в храм. Надо ещё выстоять долгую службу, неудобно теперь отлынивать, все на меня смотрят. Да и вообще, перед такой встречей, наверно, надо усердно молиться.

Служба была такая долгая, что к концу я совсем увлёкся, смотрю, а народ уже расходится. Где теперь его искать? Иду туда, откуда старец вышел. Но дверь закрыта, стучу – не отвечают. Молитву прочёл – без толку. Есть ещё сбоку дверца, иду туда, снова молитва вслух – дверь открыли.

– Я… меня отец Михаил приглашал.

Монах кивает, и я иду за ним. Останавливается у какой-то двери, всё молча. Я снова вслух молюсь, из-за двери слышится «Войдите». Места в келье мало, но, кроме кровати, есть столик и два стула. Правда, сидеть приходится боком к столу.

– Сейчас чай принесут. Вы ведь Сергий?

– Сергей Михайлович. Но я простой прихожанин, даже не очень усердный. Причащаюсь в год несколько раз, посты не все соблюдаю.

– Да… Со мной многие хотят поговорить, но… По большей части, особо сказать мне им нечего. Вы… вам я могу время уделить. Как у вас с верой, есть проблемы?

– Проблем немало. Я ведь от мира не отказался, а это источник многих проблем. Да я вообще недалеко ушёл от простых оглашенных. Вот хоть возьмём новомучеников. Понятно, что многие честно пострадали за веру. Но есть и такие, что шёл против власти, иногда и с оружием. Вот читал я о священнике, который благословил восстание крестьян против советской власти. Точнее, против призыва в красную армию. А его и расстреляли. Так он кто – мученик или уголовный преступник?

Отец Михаил лишь кивает молча.

– Вообще, вот, допустим, христианин с кем-то поссорился. Осуждать врага не дело, хотя на это все мастера. Лучше разобраться, а в чём виноват я? Найти и покаяться. А с его виной разбираться – не моё дело. Церковь же – знай осуждает богоборческую власть. Хоть и ясно сказано Павлом, что власть от Бога. А покаяться за тех, кто встрял в политику, да даже и в гражданскую войну – об этом я пока что не слышал.

Тот же монашек, что меня сюда привёл, принёс чай. Точнее, отвар шиповника. Налил в кружки из большого чайника, и чайник на подставочку поставил. Две вазочки варенья, блюдце с просфорами посредине. Отвар вкусный и явно полезный, варенье – так вообще земляничное. Я считаю – деликатес. Монашек скромно уходит. Местные, вообще, умеют молчать.

– Или возьмём главного новомученика – царя, – я с удовольствием ем просфоры с вареньем, запиваю чаем, – Мне вообще непонятно, разве его расстреляли за веру? Да пофиг была его вера большевикам. Просто бывший царь, ну и на всякий случай… Конечно, расстрелять всю семью… Вкусное у вас варенье, вообще отличное. Но ведь сколько таких семей погибло в гражданскую. А в мировую? Миллионы людей! А кто её начал? Николай, Вильгельм и Франц-Иосиф, на троих сообразили. А с Японией война? Сотни тысяч погибли, неизвестно, за что. Я уж не говорю о кровавом воскресенье, хотя убить ни за что, самых доверчивых… Но вот его иконы во многих храмах видел.

– Я вам сейчас на этот вопрос не отвечу, но, думаю, ответ вы получите. И скоро. А вот скажите мне, как вы относитесь к своему возрасту? Пятьдесят лет, в этом возрасте многие мужчины начинают жалеть о прошедшей молодости, о женщинах.

– Да, бывают такие мысли. Но это же так, пустые мечты. Молодости не воротишь.

– А если бы можно было вернуть? Вы читали Гайдара «Горячий камень»?

– Да. Никогда не понимал, почему старик отказался. Ну ладно взрослый мужик – ему семью надо кормить, но старик… И под надуманным предлогом, как мне кажется.

– А для нас, монахов, это естественно. Ведь молодость… Гормоны давят, далеко ли тут до греха?

– А это всегда грех?

– Часто. Женщина хочет, чтобы на ней женились, помогли детей вырастить. Это естественно. Часто ещё и хочет жить богато, красиво. А кто должен это обеспечить? Вот вы – на каждой женились?

– Конечно, нет. Я всего один раз женился.

– Вот. А остальные женщины – они могли и обидеться. Я уж не говорю об изменах. Был грех?

– Ну да, если подумать… Но я ведь не монах. Да, наверно, некоторые обижались.

– Да и потом – вот вы женились. Надо кормить семью, детей выращивать. Можно сказать, вас запрягли на четверть века, если не больше. Не мудрено, что старичок отказался, он-то всё это понимает. Молодость… Всё время должен, должен. А уйти в монастырь – так ведь это подвиг. Многолетний подвиг, а старость, тем более смерть – как награда. А вы добровольно готовы?

– Ну, я особо не думал… Но ведь если не потерять память – это какое преимущество. С теми же женщинами… Хотя, конечно, грех… а вы почему об этом спросили?

– Узнаете, раб Божий, всё узнаете. И скоро. Но сначала надо вам кое-что сделать. Прямо сейчас. Берите лодку, они просто на берегу стоят, и отправляйтесь на остров Анзер. Знаете, как добраться? Из бухты выйдете, и направо, а там не так далеко.

– Ну хорошо, на Анзер, я помню схему. А там что?

– А там – не волнуйтесь, там всё будет хорошо. И с вами, и с женой. Вам главное до туда добраться. Прямо сейчас и отправляйтесь с Богом, – отец Михаил меня крестит. Наверно, я должен руку поцеловать? Но я просто встаю, кланяюсь, поворачиваюсь к двери.

– Да, и ещё – не держитесь вы за лодку, если вдруг перевернёт – просто плывите вплавь.

Старец замолкает, и я выхожу. Ничего себе, это последнее замечание. Температура воды сейчас градусов десять, наверное. Долго не проплаваешь. Есть, наверно, тренированные люди, но я вряд ли долго продержусь.

Сейчас вечер, но июнь, белые ночи. Надеюсь, ветер к ночи стихнет. Хотя – погода, кажется, портится. По небу летят с юга тучи. Ветер не слишком сильный, но это здесь. А в открытом море? Пожалуй, идти на лодке несколько километров я бы не рискнул. Но ситуация уникальная: старец меня из всех выделил, побеседовал, дал прямое указание…

На берегу три лодки, перевёрнутые. А вёсла где брать? Рядом никого не видно. Ладно, перевернуть лодку я смогу. Вот эту, она ближе к воде. Так, в ту сторону, совсем почти в воде окажется. Ээээ… Застрял, надо руки перехватить… Коленкой помогаю… Ещё немного… Получилось. Запнулся за вёсла, чуть не упал. Они под лодкой лежали. До воды полметра, но сдвину ли я лодку с места? Получилось, по мокрой грязи лодка хорошо скользит. Но кроссовки все в грязи теперь. Наверно, не только кроссовки. Ладно, хоть сортир чистить не поручили. Снимаю кроссовки и с лодки полощу их в море. Пусть пока посушатся на ветру, на кормовой лавке.

Грести я в целом умею, приходилось. Да и дело это нехитрое. Пожалуй, дойду за пару часов. Сразу забираю к восточному краю бухты, волн почти нет, ветер попутный. Когда выхожу из бухты, вижу, как быстро уходит берег. Кажется, до 7 км/ч разогнался. Поворачиваю правее, на восток, вдоль берега. Лодка по инерции продолжает от берега отходить. Или это не инерция? Точно, южным ветром относит! Как бы в море не унесло, у меня ведь никаких запасов, даже бутылочки воды нет. Разворачиваюсь носом на юго-восток – теперь я уравновешиваю ветер и уверенно иду на восток. Если скорость сохранится, то мне до Анзера меньше полутора часов. Скорее, час с небольшим.

Вдруг справа ударил порыв ветра – я с трудом удерживаю лодку. Разворачиваюсь к ветру кормой, чтобы не перевернуло. А, вот в чём дело – я вышел из под защиты острова в пролив, а тут южный ветер дует в полную силу. А ещё – здесь несутся волны высотой выше лодки. Они догоняют лодку, сильно бьют в корму, разлетаются брызгами. Так я совсем промокну, брызги на меня летят. Меня быстро несёт на север – срочно надо грести, а то унесёт в море. Надо развернуться носом на юг, грести против ветра, и отклонив нос чуть в востоку от ветра, буду скользить к Анзеру. Даже если мне понадобится на это два часа или больше – другого выхода нет. Или лучше вернуться? Тоже непросто против ветра. Ну и, находясь в опасной ситуации, идти против воли старца? Нет уж, ему виднее.

Тут как раз и ветер стих, срочно разворачиваюсь. И тут лодку сильно качнуло – я растопырил вёсла, расставил ноги – еле удержался. Ветер снова подул, следующая волна бьёт в борт и заплёскивает ведра три. Начинаю грести в разные стороны, тяжёлая лодка разворачивается градусов на 30 носом к югу, и тут ещё одна волна бьёт в правую скулу, её верхушка рушится в лодку, и это уже немало воды. И меня снова поставило бортом к югу. Что делать? Снова начинаю разворачиваться в том же направлении, но на этот раз успеваю ещё меньше. Волна заплёскивает, и воды уже пол-лодки. Продолжаю грести, но я уже не понимаю, держится ли лодка, или она уже в воде и плавает за счёт того, что дерево легче воды. Следующая волна проходит поверху, и становится понятно, что лодка ещё держалась, а вот теперь она полностью заполнилась водой. Я даже не очень чувствую, что вода холодная.

Что теперь? Я сейчас севернее Реболды, километрах в трёх. До Анзера километра четыре на восток. Старец говорил, не держаться за лодку. Действительно, так меня просто снесёт ещё севернее. Впрочем, я быстро замёрзну. Да, единственный шанс – это плыть. И на Анзер даже лучше – подальше немного, но хоть не против ветра и волн.

Плыву на восток, стараясь согреться движением. Но за несколько минут устаю, в таком темпе я плыть не могу. Ладно, придётся экономить силы, на воде я держусь довольно уверенно. Не то, чтобы я не чувствовал холода – скорее, он воспринимается по-другому. Тело как-то деревенеет, и сознание… Как будто отвлекаюсь на что-то важное и интересное, а то, что тело барахтается в холодной воде – это как-то надоело, не интересно, с трудом на этом сосредотачиваюсь. Так всё-таки я утону или замёрзну?

2. Яхта "Штандарт"

Все, наверно, слышали о втором дыхании. И вот я его почувствовал, и очень явно. Как будто вдруг прибавилось выносливости – да я, по ощущениям, могу и час плыть! И надо скорость увеличить. И, кажется, и волны поменьше стали. Или я переоценивал их высоту? А ведь у меня появляется шанс! До Анзера плыть не так далеко, может, и доплыву? Нет, вода холодная – раньше я этого так не чувствовал, а теперь – очень холодно, я замерзаю. Дай-ка кролем проплыву хоть сколько-то. Вдыхаю воздух, конечно, слева, с подветренной стороны. А что это там чернеет? Прекращаю ритмичный кроль, и высовываю голову повыше. Корабль, и довольно большой. Странный. Две трубы, и три мачты. Не нормальные мачты, для радиоборьбы и локации, а с вантами. Наверно, учебный. Или какого-нибудь олигарха яхта под старину. Начинаю махать руками – впрочем, кажется, меня умудрились заметить ещё раньше, уже спускают шлюпку. Странно, пловца среди волн разглядеть трудно. Хотя… волны явно стали меньше. Такое впечатление, что шлюпке ничего не грозит. Она, правда, большая, одних гребцов шесть, и отдельно рулевой.

Шлюпка мчится, совершенно не замечая волн. Матросы как на картинке, одеты в грязно-белое с отложными воротниками. Здоровые усачи – выдёргивают меня в шлюпку за руки как кролика за уши. И тут же мчатся обратно, к кораблю.

– А ты не оттуда? – рулевой кивает в сторону Большого Соловецкого.

– Оттуда, но я простой паломник. Плыл в лодке на Анзер по благословению старца, но лодку затопило. Вон волны-то какие.

Рулевой с сомнением смотрит на волны – а они что-то действительно не впечатляют. Стихли, что-ли? Даже странно, что такие волны так легко заплёскивали в лодку. От матросов попахивает потом, но гребут они как спортсмены – шлюпка летит со скоростью 12 км/ч (это я глядя на GPS научился скорость на глаз определять).

– Это что у тебя, часы? Промокли, да?

– Что с ними сделается, они водоупорные. А чей это кораблик такой красивый?

– Самого государя. Яхта Штандарт, слышал о такой?

Кажется, так и в самом деле называлась царская яхта. Вроде, она ещё долго потом служила, в войну даже. Потом не знаю, может, стояла где-то, а теперь, наверно, реставрировали? Да, какой-нибудь олигарх мог додуматься, и теперь, типа, как царь.

– А сейчас там кто?

– Не видишь? На мачту посмотри. Сам Государь.

Рулевой так верноподданно это выговорил, «Государь». Я бы ни за какие деньги так не стал. А на мачте и в самом деле чёрно-жёлто-белый царский штандарт с орлом. Кажется, этот богач серьёзно играет в царя. Блин, куда только деньги уходят…

– А ты вообще кто, мил человек? С часами, вон. Не из благородных?

Явная подача – назовись дворянином, или даже князем, и прими участие в нашей игре. Но мне это противно, быть клоуном неизвестно для кого.

– Я предприниматель, из Москвы.

– Это что-же, из купцов?

– Ну, можно и так сказать.

– И чем же ты торгуешь?

– Владелец логистической фирмы. Товары вожу для других купцов.

– Это по рекам?

– Нет, в основном автотранспорт. Европа, Финляндия, ну и по России.

Рулевой смотрит на меня как-то странно, вроде даже чуть испугано, как на психа.

– Если купец, так надо бы ребят наградить. Кто тебя увидел, кто шлюпку спустить повелел. А то ведь как есть, замёрз бы в такой воде.

– Да я не против. Но смартфона, как видишь, нет. Там остался – я указываю на остров. Все сдали в самом начале, не благославляются на Соловках смартфоны.

– А по иноземному ты говоришь? – не только рулевой, но и матросы смотрят на меня как-то подозрительно.

– Ну, как все – по-английски через пень-колоду.

На этом фарсовый диалог заканчивается – шлюпка ловко подходит вплотную к борту, прямо к свисающей верёвочной лестнице.

– Взойти-то сможете? Павленко, давай ты первый, если что – поможешь сверху.

Один из матросов взбегает по лестнице так ловко, что становится ясно – он много тренировался. Пальцы у меня, вроде, работают, хоть и замёрз я сильно. По верёвочной лестнице лазить трудно, ладно, попробую. Неожиданно тело работает лучше, чем я надеялся, видимо, адреналин. Я забираюсь на палубу не очень ловко, но уверенно. За мной и матросы один за другим выскакивают на борт как пробки, только рулевой остаётся цеплять тали.

На борту тоже всё под старину. Меня встречает офицер, тоже в старинной форме, и сразу ведёт в каюту.

– Раздевайтесь, вас спиртом оботрут.

В каюте потеплее, ветра нет, но я всё равно дрожу. Вместо кушетки здесь крашеная деревянная скамья. Входит доктор, да какой! Кроме усов, которые, кажется, здесь у всех, у него ещё и ухоженная бородка, и, главное, пенсне. Да, здесь забавляются всерьёз. Видимо, бюджет неслабый. Доктор добросовестно трёт меня мочалкой (кажется, натуральное мочало из коры уж не знаю чего, липы, наверно) щедро расходуя спирт. К счастью, все части тела эту мочалку хорошо чувствуют.

– Не соизволите ли и внутрь принять?

– Нет уж, спасибо.

– Так вы из купчиков, из Москвы? Верно, старообрядец?

– Чё бы я тогда на Соловках делал?

– Действительно. Покорно прошу извинить.

Доктор, всем своим видом вызывавший доверие, уходит. Надевать мокрые трусы и всё остальное не хочется – кажется, снова тогда замёрзну. Но тут снова заходит офицер, который меня сюда привёл. У него в руках одежда и грубые ботинки.

– Вот, пожалуйста одевайтесь. Не знаю, подойдут ли вам ботинки, кажется, у вас большой размер.

Одежда здесь тоже старинная: трусов нет, есть кальсоны. На них штаны парусиновые, как у гребцов в шлюпке, и подобная же рубашка, одевается через голову. Тельняшку не дали. Носки странные – где такие взяли? Ничего похожего на резинку сверху не видно. Грубые тяжёлые ботинки оказываются мне по размеру, но, если в таких пройти хотя бы несколько километров, мозоли гарантированы.

Одеваясь, я замечаю некоторую странность: ну ладно кожа хорошо выглядит – это можно объяснить купанием, протиркой спиртом и масссажем, но я, кажется, похудел. Серьёзно так похудел. А ведь у меня было какое-то подобие провала в памяти. Я совсем уже терял сознание, и вдруг – второе дыхание, много сил, и волны почему-то меньше стали. Похоже, что несколько дней из памяти выпали, не меньше трёх, иначе я бы так не похудел. С другой стороны, есть особо не хочу. Странно всё это.

– Как вы себя чувствуете? С вами сам адмирал хочет поговорить. Вы готовы?

– Спасибо, неплохо себя чувствую. Да, готов поговорить.

Подошва у ботинок жёсткая, идти в них неудобно, к тому же я громко топаю на деревянной палубе. А ведь, кажется, здесь уже был отбой.

В довольно большой, но не слишком роскошной каюте нас встречает невысокий полноватый человек. Издалека мне кажется, что наконец-то кто-то без усов. Нет, некое подобие усов у него есть. Усы типа «небрито под носом». Он жестом предлагает мне сесть перед столом, а сам садится за большой, массивный стол. Сбоку присаживается офицер, который меня сюда привёл.

– К вашим услугам, контр-адмирал его величества императора Нилов Константин Дмитриевич.

– Простите мне мою излишнюю официальность, а не могли бы вы полностью назвать императора?

– Со всеми титулами?

– Нет, конечно нет. Только имя и страну.

– Император всероссийский Николай второй Александрович.

– Вы имеете ввиду, что яхта ему принадлежала. А сейчас кому вы служите?

– Государю и служу. И яхта как ему принадлежала, так и принадлежит.

Да, похоже, я попал к опасным маньякам, и очень богатым. Если они сбросят меня обратно в море… Тогда, только если команда проболтается, а иначе и не накажут никого. Да и то, просто пропустят мимо ушей, а болтунов накажут. Может быть, этот олигарх друг Путина. Или… А что – встреча Путина с Меркель на той самой яхте, где встречались Николай с Вильгельмом. В этом что-то есть. Паузу прерывает адмирал:

– Молодой человек, потрудитесь представиться. Тем более, после того, как я, человек старше вас во всех отношениях, представился первым.

– Простите. Попов Сергей Михайлович, предприниматель из Москвы.

Адмирал не выглядит старше моих пятидесяти, но не спорить же с маньяком, от которого я завишу.

– Да, мне говорили, купец. Расскажите, пожалуйста, о вашей торговле.

– Я владелец и директор ООО «КаргоРусТранс».

– Гм… Ну хорошо. И как же вы стали владельцем в таком возрасте?

– Ну, я ещё в девяностые начинал. А последние 17 лет КРТ возглавляю.

– Так сколько же вам лет? С какого вы года?

– С 70-го.

– А не похоже. Тридцати трёх лет вам не дашь.

– Разумеется. Мне далеко уже не столько.

– А сколько?

– Пятьдесят, как нетрудно посчитать. Я в апреле родился.

– Молодой человек, потрудитесь подойти к зеркалу.

Зеркало здесь тоже как из музея, и чтобы к нему подойти надо оказаться сбоку от стола адмирала. А вот и матросик без усов. Что? Это я? Снимаю бескозырку. Вместо лысины (ну, не на всю голову, но очень заметной) короткая стрижка. Борода, кажется, только начинает расти. Но это я. Да, где-то на первых курсах я так и выглядел.

– Так что же – будем признаваться? Для шпиона вы ведёте себя слишком глупо. Вы спятили, или авантюрист? Сколько времени вы пробыли в воде?

– Мне казалось, что минут 15-20. Но теперь я ничего не понимаю. Не подскажете ли, какой теперь год?

– Вашей лодки мы не видели, а за такое время далеко уплыть вы не могли. А год теперь, как известно, 1903-й. Июнь, 23-е число.

– Простите, напомните пожалуйста, как вас зовут по имени отчеству?

– Константин Дмитриевич.

– Скажите пожалуйста, Константин Дмитриевич, это в вашей игре сейчас 1903-й год, или во всём мире? Если телевизор включить, там что скажут, какой теперь год?

– В цивилизованном мире, в Европе, год 1903-й. Мне говорили, что вы заговариваетесь непонятными словами, теперь я и сам убедился.

– Да, после вашего зеркала я уже ничему не удивляюсь. Или это не зеркало, а экран?

Начинаю себя разглядывать, даже рубашку задираю. Телу явно не 50, кажется, дело не в зеркале.

– А у вас, господин Попов, вероятно, готова своя картина мира. Я слышал, что у сумасшедших так бывает. Ну-с, расскажите, хотя бы в общих чертах.

– Родился я в 1970-м году, 7 апреля, в Лобне под Москвой.

– В каком, простите, году?

– В 1970-м.

– И кто же у вас там царствует?

– Президентом теперь Путин, Владимир Владимирович. То есть, в 2020-м он президент. А в 1970-м – тогда был генеральный секретарь ЦК КПСС, Брежнев Леонид Ильич.

– И много вы таких знаете, кто из будущего?

– Думаю, не меньше, чем вы. Вы скольких людей знаете?

– В общем, ясно одно – никакой торговли у вас в Москве нет. И, кажется, вообще ничего нет, даже сапог. Или вы вспомните, что у вас что-то есть в нашем времени? Возможно, родственники, семья? Просто знакомые?

– Разумеется, нет. Откуда, я здесь оказался меньше двух часов назад.

– А у нас некоторые надеялись на награду от вас. Зря, значит.

– Да уж, деньги я теперь не перечислю. Только и есть у меня, что часы и знания тут, – стучу себя по голове.

– Не дадите ли взглянуть на ваши часы? Может быть, они позволят что-то о вас узнать? И что же это за часы? Это что за цифирки?

– Ну, часы, минуты, секунды. Здесь год, месяц, число, день недели.

– А как вы эти цифры меняете?

– Да, теперь придётся поменять, год-то изменился. Ну и всё остальное выставить. Вот эти кнопки сбоку нажимаю, и так можно изменить.

– И так каждую минуту? А как вы узнаёте, сколько минут? Есть другие часы?

– В смысле? Смотрю сюда, и узнаю. А иначе зачем часы?

– Как цифры минут меняются? Это такой механизм?

– Да. Батарейка, микросхема, жидкие кристаллы. Да вот, посмотрите на секунды.

– Странно… Это электричество?

– Электроника. Да, на основе электричества. Но это не важно, такого в ваше время всё равно не сделать. Важнее мои знания. Вас, ваш экипаж, я хочу отблагодарить песней.

– Споёте песню? Вы певец?

– Нет, я плохо пою. Но, разумеется, я знаю песни, в ваше время ещё не сочинённые. Передам такую вашему экипажу, и у вас будет своя песня.