Узы

– Брось. Ты уже поехала? – Утвердительно киваю. – Севен гулял? – Снова киваю. – Хорошо. Я буду ждать тебя.

– Да нет, я просто зашла, отдыхай.

– Стоп. – Он поднимает ладонь. – Молчи. Как освободишься, приезжай ко мне. Я буду ждать тебя. Ты же знаешь, в этот день я весь твой.

Он тепло обнимает меня.

– Сегодня юбилей, – шмыгаю я носом.

– Серьезно? Так, не плачь. Соберись. Тебе нельзя плакать, макияж потечет. – Патрик вытирает пару слезинок большим пальцем. – Соберись. Может, хочешь, чтобы я тебя отвез?

– Нет, я сама.

Он кивает и смотрит мне вслед, когда я ухожу.

***

Приезжаю к месту встречи ближе к полудню. Всегда в это время. Несу в руках небольшой букет коротко обрезанных желтых гербер. Я приближаюсь к человеку, судьба которого так сильно отразилась на моей собственной.

Сажусь на колени и кладу цветы к надгробию. «Сэмюэл Ньюборн. 15 августа 1987 – 08 сентября 2014».

– Здравствуй, любимый.

Сэм. Моя первая и единственная любовь. Мы познакомились, когда мне было семнадцать, а ему девятнадцать, и сразу влюбились. Окончательно и бесповоротно. Мы начали встречаться, позже – жить вместе. Он выучился на архитектора, а я на дизайнера. Мы планировали пожениться и открыть свою фирму. Мы проектировали бы дома, их внутренний и внешний дизайн. Он сделал мне предложение, подготовка к свадьбе шла полным ходом. Наши родители были очень счастливы, а уж мы как – и слов не хватит описать. Помолвочное кольцо я бережно храню в шкатулке, и надеваю раз в году – в этот день.

Таких чувств и отношений, как были у нас с Сэмом, я никогда больше не встречу. Он был бесконечно позитивным, оптимистичным, его ничто не могло расстроить. Он тонул в моих глазах, называя их волшебными из-за желтых вкраплений. Он говорил, что это отпечатки солнца. Он называл меня «солнышком». Поэтому я никому больше не позволяю так меня называть. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой и слабой, но такой защищенной… Он был заботлив, но не навязчив. Он знал, когда и что нужно сказать, а когда стоит промолчать. Когда побыть рядом, а когда оставить меня одну. Я купалась в нем и в его любви, и дарила ему свою. Не смотря на столько лет вместе, мы только сильнее влюблялись друг в друга.

Наше бесконечное счастье. После помолвки Сэм убеждал меня прекратить предохраняться. Ведь если у нас будет ребенок, это же здорово – мы же будем уже женаты. Но я смеялась и спорила – не хочу выходить замуж беременной. Только после свадьбы. До сих пор жалею, что не послушала его.

Все оборвалось в один миг. Пьяный водитель на сумасшедшей скорости вылетел на встречную полосу и врезался лоб в лоб с машиной Сэма. Тот водитель отделался сломанными ребрами и лишением прав. Мой жених погиб на месте. Моя же жизнь остановилась в тот момент, когда офицер полиции сообщал мне о случившемся.

Первый год прошел как в тумане. Довольно долго я не осознавала реальности произошедшего. Не верила, что его больше нет. Вскакивала среди ночи после очередного тяжелого сна и хваталась за телефон. Думала, что сейчас позвоню ему, и он ответит голосом, чуть замедленным спросонья.

Позже я решила, что, если не могу вернуть Сэма, то могу сделать что-то, чтобы как можно меньше женихов погибло от рук пьяниц, севших за руль. Так я стала курсантом Полицейской академии Полицейского Департамента Нью-Йорка.

Каждый год в этот день я оставляю работу, отключаю телефон, наряжаюсь для Сэма так, как наряжалась раньше, беру цветы, которые он всегда дарил мне, и навещаю его. Я рассказываю ему о своих успехах на работе и неудачах с парнями. Рассказываю о том, как дела у моих родителей. А после еду домой, к Патрику, где он уже ждет меня с чем-нибудь дико вкусным и вредным, готовый целый день слушать мое нытье и утешать меня. Один день в году я позволяю своей боли полностью поглотить меня, упиваюсь этой болью и вином, что покупает Патрик. В моей новой жизни никто, кроме него, не знает о Сэме.

Сегодня юбилей, это случилось пять лет назад. Пять лет назад человек, не способный побороть свое желание выпить, разрушил мою жизнь. Лишил меня возможности любить, быть любимой, наслаждаться любимым человеком и хранить нашу с ним семью. Всех парней я неизбежно сравниваю с Сэмом, и все они неизбежно недостойны его.

Рассказав ему о Бо, долго смотрю на имя, высеченное на сером камне.

– Мне очень плохо без тебя. Я так скучаю. Знаешь, временами я жалею о том, что не поехала тогда с тобой. А временами – о том, что не послушала тебя, нужно было забеременеть. Сейчас у меня был бы уже четырехлетний малыш, похожий на тебя. Мне осталось бы от тебя хоть что-то, кроме боли и пустоты в душе.

По моим щекам ручьем текут слезы, но сегодня я даже не пытаюсь с ними бороться.

– На прошлой неделе мы задержали десятерых пьяных водителей, представляешь. Десятерых. Каждый раз, когда я смотрю на них, думаю о том, что, возможно, я кого-то спасла. Спасла чью-то семью от горя, которое этот урод мог принести, врезавшись в кого-нибудь или сбив. Конечно, аварий по вине этих пьяниц случается гораздо больше. Я понимаю, что не могу поймать всех. Но я стараюсь. Может, тебе это покажется глупым. Но на данный момент я все еще не знаю, для чего мне жить. Поэтому целиком отдаю себя работе. У меня есть радости, конечно. А иногда мне даже удается не думать о тебе. Ненадолго. Когда что-то происходит, я сразу думаю – а что сказал бы на это Сэм? Какой совет он дал бы мне?

Замолкаю и вспоминаю его лицо. Вспоминаю, как он дарил мне подарки, как мы мечтали о нашем будущем. Всю мою душу застилает тоска. Бесконечная, тягучая, вязкая и непроглядная.

Внезапно позади меня раздается мягкий женский голос:

– Салли? Салли, это ты?

Оборачиваюсь, уже зная, кто это. Мать Сэма. Я не видела ее с тех пор, как поступила на обучение в Академию. Она осудила мой выбор. А я все равно не могла с ней больше общаться, потому что она говорила лишь о Сэме, о своей боли, для меня это было слишком тяжело. Так мы и прервали общение.

Поступив в Полицейскую Академию, я полностью переписала свою жизнь. Прервала все контакты с теми, с кем раньше общалась. Кроме своих родителей. Купила квартиру в доме, где сейчас живу, начала работу в полиции, завела новые знакомства. Никто из прошлой жизни не знает, где я и чем занимаюсь. А в новой жизни никто, кроме Патрика, не знает, что было со мной раньше. Как говорится, жизнь разделилась на «до» и «после». Моя жизнь и я сама.

Поднимаюсь на ноги и пытаюсь улыбнуться так и не состоявшейся свекрови.

– Здравствуйте, миссис Ньюборн.

– Салли, это правда ты. Мы так давно не виделись. Каждый год я приезжаю к Сэмми, и каждый год вижу отъезжающую машину. Я подозревала, что это ты. В этот раз решила приехать пораньше, чтобы застать тебя.

Я не знаю, что ей сказать.

– Дорогая, мне очень приятно, что ты его не забыла.

Чувствую, как связки деревенеют, хриплым голосом произношу:

– Разве его можно забыть?

Она начинает плакать и бросается мне на шею. Мы стоим, обнявшись, и рыдаем. Проходит не меньше пятнадцати минут, прежде чем мы успокаиваемся. Вдруг она предлагает:

– Давай посидим где-нибудь, поболтаем? Расскажешь мне, как живешь. Мне не хватало тебя.

Нехотя соглашаюсь. Мне не хочется ее обижать, но и разговаривать не хочется. Я с нетерпением жду, когда уже можно будет реветь у Патрика на диване в обнимку с Булкой и Севеном.

***

Спустя полчаса мы с матерью Сэма сидим в кафе и ждем кофе. Она постарела. Сильно сдала за то время, что мы не виделись. Неудивительно, она потеряла любимого сына. У Сэма есть еще старшая сестра, ей сейчас где-то около сорока лет, но она живет в Чикаго и неохотно общается с родителями. У них был какой-то конфликт в молодости, о котором никто так и не захотел рассказать. Я видела его сестру несколько раз. Пару раз мы гостили у нее в Чикаго. А еще встречались на похоронах.

– Расскажи мне, как ты живешь? Чем занимаешься? Ты отстригла свои прекрасные волосы. Такая жалость.

– Я служу в полиции. Я патрульный офицер, как и хотела. Длинные волосы мешают работе, поэтому пришлось обрезать. Это ерунда.

– Это трудно?

Пожимаю плечами.

– Временами. Я привыкла и люблю эту работу.

– Это ведь опасно? Сэм бы не позволил тебе…

– Бывает и опасно. Бывают спокойные дни. Если бы Сэм был здесь, я и не пошла бы в полицию. Вы же знаете, чем мы с ним хотели заниматься.

– Почему ты не занимаешься дизайном? У тебя ведь талант.

– Похоже, он оставил меня. Я не вижу цвета, не понимаю сочетания, не разбираю стили. Я больше не рисую, поэтому заниматься дизайном не могу. И, если честно, не хочу.

Она качает головой.

– Ты прекрасно выглядишь. Ты не вышла замуж? – Зачем она спрашивает, если не отводит глаз с моего безымянного пальца, на котором сверкает кольцо Сэма.

– Нет. Я одна. У меня есть друг, собака и работа. И родители, конечно.

– Как они?

Улыбаюсь, думая о них.

– Хорошо, ведут спокойную размеренную жизнь. Они здоровы и дружны. Это главное.

– Замечательно.

– Как мистер Ньюборн?

– Мы совсем перестали общаться. Вроде бы он женился на какой-то юной девице, старый болван.

Родители Сэма развелись за два года до нашей встречи, но продолжали тепло общаться. Инициатором была его мать, но ей не нравилось, что бывший муж пытался устроить свою жизнь. Странная женщина.

– Знаешь, Салли. Я понимаю, что не вызываю у тебя положительных эмоций. Я старая, вредная, и я считаю, что потеря сына – лишь моя боль, которую никому не понять. Но я хорошо отношусь к тебе. Мой сын любил тебя, очень сильно любил. Я только хочу сказать, что он хотел бы, чтобы ты была счастлива.

Смотрю на нее сквозь завесу слез.

– Думаете, хотел бы?

– Конечно, дорогая.

– Тогда ему следовало объяснить мне, как стать счастливой без него, – вновь начинаю плакать, стараясь сдержать рыдания, которые меня душат.

– Ох, Салли. Думаю, он смотрит на тебя сверху, и ему очень плохо от того, что плохо тебе.

Она берет мои руки и сжимает их. Ее пальцы такие тонкие и холодные, что невольно ассоциируются со смертью. Мне хочется, чтобы она меня отпустила.

– Ты должна позволить себе стать счастливой. Это нелегко. Но ты должна. Ради Сэма. Ради того, что он посвятил бы этому свою жизнь, если бы его не лишили этой возможности.

Не в силах больше этого выносить, я встаю, но ноги плохо слушаются меня.

– Миссис Ньюборн, я была очень рада встретить вас. Правда. К сожалению, мне нужно ехать. Вас отвезти куда-нибудь?

– Нет, дорогая, я выпью еще кофе. Поезжай, конечно. Подумай над тем, что я сказала.

Она встает и крепко меня обнимает.

***

Стою перед дверью Патрика и реву. У меня нет сил даже постучать в дверь. Слышу, как из квартиры доносится дружный собачий лай.

– В чем дело, ребята? Кто-то за дверью? Давайте посмотрим.

Мой сосед открывает дверь, и его лицо меняется от удивления.

– Салли, почему ты стоишь за дверью? Почему не стучишь, не заходишь?

У меня нет сил на слова, я разражаюсь истошными рыданиями и падаю в утешительные объятия друга.

– Идем, приляг.

Патрик отводит меня в гостиную и укладывает на широкий диван. Держит меня за руку, пока я выпускаю наружу все, что скопилось в душе за год. Рыдаю, кричу, издаю стоны, бью подушки кулаками. Наши собаки притихли, лежат на полу возле дивана и ждут, пока закончится мое сумасшествие.

Наконец выбиваюсь из сил. Я опустошена и издаю лишь редкие судорожные всхлипывания. Друзья человека забираются ко мне, Булка ложится в ноги, а Севен, мой драгоценный Севен, устраивается рядом, давая мне себя обнять и уткнуться носом в его плотную теплую шею. Патрик укрывает меня тонким пледом и нежно целует в висок.

– Отдохни, дорогая.

Уставшая, выплаканная, убаюканная уютом дома Патрика и теплом наших собак, я проваливаюсь в сон.

***

Просыпаюсь почти в шесть вечера от того, что Булка лижет меня в нос. Смеясь, открываю глаза. Чувствую, как опухли и горят веки. Севен, похоже, так и не пошевелился за все время, зато теперь, когда я его освобождаю, он сладко потягивается и начинает играть с золотистой подругой. В комнату заходит хозяин дома с бутылкой вина и огромной тарелкой суши.

– Патрик. Суши!

– Да, подумал, что сладкое слишком банально, а пицца слишком просто.

– Ты просто чудо. Я так голодна, ты не представляешь. Не ела со вчерашнего вечера.

– Налетай, я принесу бокалы.

– Я только умоюсь, глаза горят.

Зайдя в его ванную, смотрюсь в зеркало. Зеленые глаза обесцветились от слез. Мне на грудь словно давит огромный камень, но плакать пока больше не хочется. Может, чертовы слезы наконец закончились? Есть ли какой-то лимит слез для одного человека?

Умывшись ледяной водой, возвращаюсь в гостиную и задаю этот вопрос Патрику. Он пожимает плечами, наливая вино в большие бокалы.

– Кто знает. Наверное, у каждого человека по-своему. Я знаю людей, которым, кажется, совсем не выдали слез. И так же знаю людей, которые могли бы переплакать весь Мировой океан.

Мы выпиваем бутылку, начинаем вторую. Я рассказываю ему о встрече с матерью Сэма.

– Знаешь, Сэл. Может, тебе не понравится, что я скажу. Но она права. Тебе нужно как-то преодолеть это. Сэм умер, и это ужасно. Но ты жива. И должна жить и быть счастливой.

– Что мне сделать для этого?

– Как я могу тебе сказать? Только ты знаешь, что может принести тебе счастье.

– Он мог.

– Но его нет. Детка, посмотри на это его глазами.

– В смысле?

– Представь, что ты погибла, не дай Бог, конечно. А он остался жить. И ты можешь наблюдать за ним сверху. Какой жизни ты бы для него хотела? Чтобы он продолжал жить, обрел счастье, неважно, каким образом. Или чтобы он оплакивал тебя каждый день? Чтобы он страдал и растрачивал себя на то, что лишь вытягивает из него положительные эмоции?

Сглатываю подступивший комок и смотрю в свой бокал. Долго молчу, стараясь ответить честно самой себе. Затем шепотом произношу:

– Конечно, я хотела бы для него счастья, – тяжело вздыхаю. – Патрик, я понимаю. Но все эти мужчины, которых я встречаю… они не такие.

– Конечно. Они другие. И ты можешь перебрать всех мужиков в Нью-Йорке, или во всем штате, и еще в соседнем, или даже во всей стране. Но ты не найдешь такого же, как Сэм. Он был уникален. Все люди уникальны. Ты не найдешь второго такого человека, как ты. И второго такого человека, как я, тем более, – он улыбается. – Я не говорю о том, что нужно снижать планку – нет, ни в коем случае. Но, поверь, даже среди непохожих на него есть достойные.

– Не хочу больше нарываться на таких, как Бо. И как те двое до него.

– Тебе нужно больше времени уделять общению. Чтобы лучше узнать человека. А потом уже решать, стоит ли завязывать отношения. Потому что этими пустоголовыми болванами ты лишь делаешь себе хуже. Они не показатель того, что все вокруг отстой. Они просто не твой уровень, вот и все. Ты достойна большего.

– А что думаешь насчет Догэна?

Он пожимает плечами.

– Не знаю, Сэл, тут ты сама решай. Если это просто секс, и вас обоих устраивает, то почему бы и нет. Главное – не привязывайся.

– И не собиралась. Я могу покончить с этим в любой момент. И когда-нибудь я так и поступлю. Знаешь, Бо возле участка сказал мне кое-что. Не могу выбросить это из головы.

– Что же? Принес тебе свое сердце в коробочке?

Смеюсь.

– Нет, циник ты чертов. Он назвал меня бесчувственной эгоисткой. Неужели я и вправду такая?

– Эй, – Патрик ласково смотрит на меня. – Это чушь. Он просто слабак, ему было плохо, и он хотел сделать плохо тебе. Это низко, это как–то… по-детски. Не понимаю, почему это вообще тебя задело. Ты пошла в полицию, чтобы никто не пережил того, что пережила ты. Не ради денег, социальных гарантий, красивой формы, в которой ты так сексуальна, – он улыбается, когда я снова смеюсь. – Не ради того, чтобы все время быть в окружении мужиков в форме, в которой они так сексуальны. – Хохочу так, что не могу произнести ни слова, чтобы заставить его замолчать. Он делает паузу, ждет, когда я успокоюсь, затем становится серьезным и продолжает, – а ради того, чтобы защищать других. Если это черствость и эгоизм, тогда я Леди Гага. А еще, – он показывает на наших меховых друзей, – тебя любят собаки. А собаки, как ты знаешь, не любят плохих людей.

– Патрик, – зачарованно смотрю на него, чувствуя, как моя опустошенная душа наполняется теплом. – Что бы я без тебя делала?

– Ума не приложу! Честно, даже представить боюсь, – он говорит абсолютно серьезно. – Еще вина?

– Да, давай.

Я ложусь поперек широчайшего дивана и закидываю ноги на спинку. Подол платья сползает, обнажая бедра и кружевные края чулок. Меня это ни капли не смущает, поскольку я знаю, что и Патрика не смутит.

Внезапно раздается стук в дверь. Затем, почти сразу, еще один, сильнее и настойчивее.

– Ты кого-то ждешь?

Он появляется в гостиной с бутылкой вина в руках и смотрит то на дверь, то на меня.

– Нет, все знают, что сегодня я занят.

Стук повторяется. Патрик подходит к двери и открывает ее.

В квартиру врывается Бо. Я пытаюсь резко встать или сесть, но моя поза не предусматривает быстрой ее смены. Мой бывший таращится на меня. Представляю, что можно подумать. Я красиво одета, волосы растрепаны, лежу, сверкая чулками, которых Бо на мне не видел ни разу, в квартире своего друга среди пустых бутылок из-под вина. Его щеки пылают, он взбешен.

– Я так и знал. Я пришел к тебе, чтобы помириться, чтобы дать тебе шанс исправить свою ошибку, но не застал тебя дома. Я поехал в участок, мне сказали, что ты взяла выходной. Тогда–то я понял. Ради меня ты никогда не брала выходной, даже когда я очень просил.

– Поверь, тебе стоит радоваться этому, – выплевываю я, на что Патрик прыскает от смеха, но тут же зажимает рот рукой.

– Все ясно. Я приехал снова сюда, и что я вижу? Моя девушка тут трахается со своим соседом, якобы другом, якобы геем.

Я качаю головой.

– Бо, тебе нужно лечить голову. Я все тебе сказала. Я не считаю, что совершила ошибку, и тем более, не сбираюсь ее исправлять. Прекрати меня преследовать и позорить на работе. Ты ведешь себя недостойно.

– А ты достойно? Ты просто шлюха!

Уставившись на него, не знаю, что сказать. Патрику это надоедает, и он повышает голос.

– Достаточно, Бо. Мы все поняли, что ты не в себе. Будь так добр, убирайся из моего дома.

– Я никуда не пойду без нее.

– Она никуда не пойдет с тобой. Тебе нужно успокоиться и смириться с тем, что вы расстались. Уходи, или я вызову полицию. Приедут ее коллеги и поколотят тебя дубинками.

Будь Бо мультяшным быком, из его ноздрей вылетали бы клубы дыма. Никогда не видела его таким злым. Постояв посреди комнаты еще с минуту, он все-таки убирается прочь.

Какое-то время мы с Патриком смотрим друг на друга так, словно через его гостиную только что пробежал тираннозавр, а потом начинаем хохотать.

– Ты слышал? Он видел, как мы трахаемся, – я едва могу говорить, – Я была на диване, а ты с другой стороны вышел, дверь ему открыл!

– Тогда ты так себе в постели, детка, я даже ничего не заметил.

От смеха я начинаю икать.

– А это у нас безопасный секс! Боже, какой он придурок!

Успокоившись, возвращаемся к ужину.

– Слушай, у него ведь по-прежнему мои ключи. Если ты не против, пусть Севен останется у тебя? Не хочу прийти с работы и обнаружить, что он отравил моего пса или что-нибудь в этом духе.

– Конечно, не вопрос. Тебе нужно заменить замки. И сама оставайся пока у меня.

– Договорились. Завтра же вызову мастера.

***

Два дня мы с Севеном ночуем у Патрика на диване. На третий посреди смены, во время перерыва, заезжаю домой, чтобы прихватить массажер для Джона, в начале осени у него жутко ноет спина. Судя по машине на парковке, мой друг дома, я решаю забежать на минутку, но после того, как загляну к себе. Завтра с утра придет слесарь, сменит мне замки, и я смогу вернуться домой без опаски.

Подходя к своей квартире, вдруг ощущаю какое-то странное предчувствие. Не зная, почему, просто толкаю дверь, и она тут же открывается. Вот черт, похоже, мой бывший все же решил напакостить. Беру рацию, прикрепленную на плече.

– Джон, ты не мог бы подняться, кажется, в мою квартиру кто-то вломился.

– Ты уверена? Вызвать подкрепление?

– У меня дверь нараспашку, я уверена. Не нужно, сами разберемся.

– Понял. Жди меня, не заходи.

Не послушавшись напарника, достаю пистолет из кобуры и осторожно захожу внутрь. В моем доме царит хаос. Все вещи разбросаны, мебель перевернута, посуда на кухне перебита. В спальне на кровати сидит – кто бы вы подумали – Бо.

Нехотя убираю пистолет, борясь с желанием пристрелить его прямо здесь.

– Очень мило. Очередной сюрприз, Бо? Решил обуютить мою квартиру? Надеюсь, ты не нагадил где-нибудь в углу?

– Ничего не хочешь мне объяснить?

– Что, прости? Разве я должна что-то объяснять? Поправь меня, если я ошибаюсь, но, кажется, это ты разнес мой дом. Какого черта ты тут делаешь?

На входе появляется Джон с пистолетом.

– Салли?

– Я здесь, все в порядке.

– Вот черт, ты знаешь, кто это мог быть?

– О да.

Хили заходит в комнату и смотрит на Бо.

– Это тот парень? – Я слегка в ступоре, поэтому просто всплескиваю руками. – Давай задержим его. – Увидев мой шокированный взгляд, Джон добавляет, – давай его проучим. Посидит пару дней в обезьяннике. Ребята объяснят ему, почему не стоит доставать офицера полиции.

– Вы не имеете права!

Я взрываюсь.

– Мы имеем право! Ты вторгся на мою частную территорию, я понесла ущерб – моральный и материальный. Это ты не имеешь права находиться здесь и тем более, разрушать то, к созданию чего ты не приложил ни малейших усилий! Тебе придется за это ответить.

– Но у меня есть ключи!

– Которые я просила тебя вернуть. А я еще я просила тебя оставить меня в покое. Все ребята из моей смены подтвердят, что ты доставал меня. Помнишь, ты сам устроил шоу перед участком?

– Сэл, посмотри, что-то пропало?

Оглядевшись, невесело усмехаюсь.

– Сложно так сказать. Пропал порядок, моя посуда. Подожди-ка.

Я осматриваю спальню, судорожно пересматриваю те вещи, что валяются на полу, затем – те, которым посчастливилось остаться на своих местах. Меня охватывает мелкая дрожь.

– Толстовка! Бо! Где толстовка?

– Что? Он украл толстовку?

– Она там, где ей и место!

Этот ответ меня огорошивает.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я вернул ее владельцу. Сказал, что тебе не нужны его вещи.

Это толстовка Сэма, поэтому я зависаю на несколько секунд, не в силах понять его слова. Внезапно до меня доходит.

– Какой же ты идиот. – Я устало качаю головой. – Джон, посади его в машину. – Снова беру рацию и связываюсь с диспетчером, – Центральная, это Один-Три-Чарли, проникновение в дом офицера полиции, виновник схвачен на месте, мы доставим его в участок.

– Один-Три-Чарли, принято. В чей дом он влез?

– Офицер Диксон. Обнаружила пакостника, когда заскочила на обед.

– Передаю в участок.

– Поехали, милый, покатаю тебя на полицейской машинке.

Бо сопротивляется, но его попытки выглядят довольно жалко на фоне отточенных действий опытного офицера Хили. Джон, как и положено, зачитывает нарушителю его права.

– Веди его, я догоню. Нужно кое-куда заскочить.

– Нет проблем.

– Я быстро.

Стучусь к Патрику, он открывает дверь и смешно таращит на меня глаза. Но мне не до смеха.

– Сэл, тут такое.

– Патрик, он разгромил мой дом!

– Я звонил тебе! Он был у меня, принес толстовку, сказал, что тебе не нужны мои вещи. Я не стал с ним спорить, просто взял ее.

– Толстовка у тебя?

Он кивает и отворачивается, берет с тумбочки мою драгоценную вещь и протягивает мне. Я хватаю и разворачиваю кофту, на пол выпадает маленькая шкатулка. Присаживаюсь на корточки, открываю ее, внутри кольцо Сэма. Оно на месте… От волнения теряю равновесие и приземляюсь на задницу прямо в коридоре перед дверью друга.

– Слава Богу! Патрик, я так испугалась. Мы с Джоном задержали его. Сейчас повезем в участок.

– Это правильно. Пусть ребята как следует его отмутузят.

– Нет, не нужно этого, еще по голове попадут, а он и так чокнутый. Мне пора. Пусть это пока побудет у тебя.

– Конечно.

Патрик помогает мне встать и обнимает. Он знает, что это действует на меня как успокоительное. Патрик почти всегда спокоен, мне бы такой самоконтроль. Его спокойствия и уверенности в лучшем с лихвой хватает на нас двоих, он всегда охотно делится.

По пути в участок у меня начинает жутко болеть голова. Мы едем молча, вдруг Бо подает голос с заднего сиденья.

– Салли, прости меня.

– Заткнись. Нужно было раньше думать.

– Я погорячился. Обещаю, ты меня больше никогда не увидишь.