Команда сорванцов: Музей восковых фигур. Бал газовщиков

– Так, – сказал Бенни (это слово ему явно нравилось). – Перво-наперво мы должны изучить все улики.

Он выложил на всеобщее обозрение добытые монеты. Помимо них в кармане обнаружились: кусок мела; магнит с несколькими приставшими к нему гвоздями; коробок «люциферовских» спичек; еще один коробок с неким особым червяком… который, правда, вот уже несколько дней не подавал признаков жизни; настоящая пуля от джезайля; осколок зеркала с обмотанным липкой лентой краем, чтобы заглядывать за угол; сильно поцарапанное увеличительное стекло, чтобы разглядывать отпечатки пальцев и пятна крови и заодно разжигать огонь, и, наконец, рваный носовой платок цвета натуральной природной грязи.

Монеты положили в один ряд – все они были блестящие, очень настоящие с виду. На каждой в каком-то месте красовалась отметина от зубов, наглядно демонстрировавшая, что сделаны они из мягкого металла, а вовсе не из нормального серебра.

– Первый ключ, – сказал Бенни, назидательно подняв палец. – Они все из наших мест. В основном от Диппи и с рынка.

– А у меня еще несколько от мясника, – ввернул Гром.

Ляпнул он это не подумав и слишком поздно догадался, что, возможно, тем самым изобличил собственного отца. Впрочем, метаться было так и так уже поздно.

– Он мне еще рассказал про старого Штампа Биллингса, – быстро добавил Гром.

– Про кого? – удивилась Брайди.

– Был такой фальшивомонетчик, – объяснил Гром. – Жил в Нью-Кате. Очень давно.

– А ведь его вещички до сих пор могут быть где-то здесь, – задумчиво сказал Бенни. – Инструменты и всякое прочее. Нужно выяснить, где именно он жил. А потом – где именно бросают в оборот эту дрянь. Здесь у нас этого добра навалом, а вот есть ли оно в Нижнем Марше? И еще дальше – в Элефант-энд-Касл или на Ламбет-уок? Потому как они могут быть вообще не отсюда. Нам, иными словами, нужно сейчас рассредоточиться по всему Ламбету и поискать источник, откудова енто все пускают в оборот. Только давайте без этих вот «оборотов» – какой смысл использовать слова, если каждый раз приходится объяснять, что они значат? Короче, ищите, насколько широко оно все раскатилось, а потом соберемся и вычислим, в каком месте центр, стало быть.

– И что потом? – резонно поинтересовалась Брайди.

– А потом… мы будем знать, вот что. И сможем очистить доброе имя Громова папаши.

Гром на этих словах густо покраснел. Уставясь в грязный пол, он принялся ковырять соломинкой дырку в доске.

– Ладно, – подытожила Брайди. – Пора действовать. Мы с Акуленышем возьмем на себя Элефант.

– Мне нравятся элефанты, – сообщил Акуленыш.

– Ты же никогда не ел элефантов! – поддела его сестра.

– Бьюсь об заклад, он бы отлично справился, – великодушно потрепал его по голове Бенни. – А мы, стало быть, поднимем по тревоге остальную банду. Я свяжусь с близняшками Перетти…

– Не-е-ет! – в отчаянии простонал Гром.

Брайди сурово покачала головой.

– Ну, может и нет, – пошел на попятный Бенни. – Значит, вы с Акуленышем идете в Элефант, я – на Ватерлоо, а Гром может окучить Лайм-Три-уок. Встретимся здесь в четыре часа.

И они с Брайди и Акуленышем вихрем ссыпались по лестнице и разбежались в назначенные стороны. Гром, в отличие от них, не торопился. На улицу ему идти совсем не хотелось: казалось, каждый с одного взгляда узнает в нем сына государственного преступника. И какого преступника! Подлее преступления не сыскать! Будь в нем что-нибудь такое… бесшабашно-удалое – наподобие пиратства на морских просторах! – было б еще полбеды. Но подделывать шестипенсовики – совсем другое дело. Это низкое, скрытное преступление… для слабаков, для хлюпиков. И страдают от него обычные бедняки – что может быть гаже!

Кругом словно стемнело – так Грому было худо со всего этого. А когда он пытался не думать про па, в голову навязчиво лез тот кусок краденого свинца… – из-за него Грому казалось, что всякий встреченный полицейский охотится лично за ним.

Злосчастная свинчатка разрослась у него в воображении до размеров Гибралтарской скалы – и уже вся была утыкана флагами и плакатами, кричавшими:

Детективничать он все-таки пошел, но особых результатов не добился, и когда все снова собрались на улице у конюшен несколько часов спустя, чувствовал себя абсолютно бесполезным.

Зато Брайди притащила пару кульков Диппиных каштанов, а Бенни – большой кувшин имбирного пива, а у Акуленыша Боба обнаружился сверток с яблоками, и все они были такие довольные, такие веселые, что и у Грома потеплело на сердце. Глядя, как Бенни увлеченно вгрызается в яблоко, он и сам почувствовал, что, пожалуй, голоден.

Но не успел Гром и рта раскрыть, как Бенни, уставя палец вдоль по улице, вдруг заорал:

– Хлытыды! Хтота хорует Тытты!

Стерев с очков жеваное яблоко, Гром обернулся и посмотрел, куда ему показывали.

Хтота… то есть щуплый мужичонка в крысоловьей шляпе – выскользнул из ворот конюшни, безуспешно пытаясь спрятать под пальто свою ношу: признанный шедевр Бенни, восковой портрет Диппи Хичкока!

– Эй! Держи вора! А ну, вернись!

Коротышка в ужасе оглянулся и, увидев четырех весьма грозного вида детей, стремительно приближавшихся к нему, пискнул и попытался дать деру. К счастью, длинные ноги куклы запутались в его коротких и опрокинули преступника на грязный тротуар, по которому он и покатился кувырком, панически вереща. Кукольные руки страстно обвились вокруг него, так что со стороны казалось, будто на ни в чем не повинного человека напал какой-то монстр из мира снов.

Прохожие, естественно, останавливались поглазеть. Привлеченные криками, люди выглядывали из ворот рынка, открывали окна на верхних этажах; из «Розы и короны» тоже высыпало порядком народу – и все с интересом глазели. Компания праздношатающихся собак, которым явно было нечем заняться, появилась из ниоткуда и обступила вора и куклу, радостно гавкая, – ни дать ни взять дети на школьной площадке, где кто-то затеял драку! Престарелая коняга, запряженная в кэб, напугалась и нервно шарахнулась в сторону.

Увы, когда банда подоспела к месту действия, коротышка отчаянным усилием освободился от монстра и дернул прочь во все лопатки. Бенни жаждал припустить за ним и произвести гражданский арест, но Брайди поймала его на лету.

– Да оставь ты его в покое, – проворчала она. – Кукла же у нас.

– Но не вся, – уточнил Гром, поднимая ее подальше от веселящихся собак: на каком-то этапе у Диппи отвалился нос, и теперь некрупный терьер по кличке Рон с энтузиазмом его доедал.

Увидав, что ему удалось урвать, остальные псы горячо позавидовали товарищу, но Рону удалось бежать с носом в зубах. Менее чем через минуту после начала представления все интересное кончилось. С куклой, надежно зажатой между ними, банда двинулась в штаб-квартиру, кипя негодованием от бессовестности взрослых.

– С ума сойти! – сказала Брайди. – Я прямо шокирована!

– Его, самое малое, стоит повесить, – вынес приговор Бенни. – Никому нельзя доверять!

Он ласково обезглавил фигуру, разгладил воск по краям оставшейся от носа ямки, вправил кровавый глаз обратно в глазницу и почистил щеки от грязи и гравия.

– Наверняка это был один из этих… воров, которые крадут искусство, – поделился своими мыслями он. – Тащат картины, статуи, фарфор всякий и прочие штуки, а потом загоняют музеям да богатым американцам за громадные деньги. Вот зуб даю, точно он – искусственный вор!

Тут их нагнала подзадержавшаяся Брайди.

Ее заинтересовало необычное поведение мужчины иностранного вида, который стал свидетелем и бегства вора, и спасения куклы. Этот подозрительный иностранец сначала внимательно рассматривал мостовую там, где валялся похититель кукол, потом наклонился, подцепил что-то (слишком маленькое, не разглядеть), и – представьте! – положил это в конверт, а конверт сунул в жилетный карман.

Гм-м, отметила Брайди про себя, но никому покамест ничего не сказала.

А сказала, наоборот, совсем другое:

– А по-моему, ему без рыла лучше. Дружелюбнее как-то стал.

И она еще раз внимательно осмотрела причиненный ущерб.

– О чем ты говоришь! – возмутился Бенни. – Выглядит он ужасно. Как будто на него лев напал. Поглядел бы я на тебя, если бы тебе вот так взяли и нос откусили!

– И вовсе это не лев был, – вмешался Гром, – а старый Рон из рыбной лавки. И совсем он не ужасный. Выгреби у него еще кусман из затылка и сделай новый шноц, а дырку мы кепкой закроем. А вообще он в полном порядке – так, запылился чутка.

После небольшого ремонта кукла заняла свое привычное место возле потолочного окна, а банда – свое, вокруг апельсинового ящика.

В приветливом свете фонаря они поделили и съели яблоки и каштаны. Кувшин имбирного пива несколько раз обошел по кругу и опустел. Потом Брайди нейтрализовала Акуленыша гигантской мятной конфетой, и банда приступила к докладам.

– Я дошел до моста Блэкфраерс и дальше, через реку, – начал Гром. – На той стороне почти ничего нет, зато на этой – целая уйма. Потом наведался на Лайм-Три-уок, поговорил с одним попрошайкой, и он мне много всего рассказал про фальшивомонетство. Самое трудное – не начеканить фальшивых денег, а сбыть их с рук. Говорит, нужна целая толпа народу, потому как не может один кто-то завалиться в лавку или в паб с мешком новеньких денег – это будет выглядеть подозрительно. Так что те, кто вбрасывает, покупают у чеканщика шестипенсовики и шиллинги по пенни за штуку и сбывают их в разных местах по всему городу. Он мне отдал один такой шестипенсовик – так и подумал, говорит, что тут дело нечисто: обычно-то ему только полпенни да фартинги достаются.

Голос его по мере рассказа делался все тише и тише, а под конец и совсем уплыл. Нет, Гром был не прочь помочь банде в расследовании… но с каждым шагом они могли приближаться к доказательству вины его папы! И больше всего на свете ему сейчас хотелось зажмуриться покрепче и спрятаться навсегда в темноте.

А вот Брайди была твердо намерена докопаться до истины.

– Фальшивые монеты ходят вдоль всей Сент-Джордж-роуд и Лондон-роуд, – сообщила она. – Одна-две буквально в Элефанте, а вот в Ньюингтон-баттс – ни одной. И на Нью-Кент-роуд. И на Уолворт-роуд.

– Хоть одну удалось добыть? – деловито спросил Бенни.

– Три.

Улики перекочевали из одной липкой ладошки в другую. Бенни внимательно осмотрел добычу и присоединил к остальным на ящике.

– А еще, – победоносно заявила Брайди, – мы поговорили со Змееглазом-Мелмоттом, который букмекер, и он нам сказал, где жил старый Штамп Биллингс! А жил он прямо тут, по соседству, под тем местом, где теперь универмаг!

– Что, прямо под ним? – изумился Гром.

– Он подвал занимал. Большинство монетчиков по верхним этажам сидят, сказал нам Змееглаз, чтобы, значит, услыхать, когда к ним копы полезут, и успеть все в огонь покидать. А вот Штамп Биллингс – тот в подвале работал. Как раз в том сплошном ряду домов, где сейчас «Универмаг Гребби». Потому как старый Гребби его весь и купил, ряд этот.

Гром слушал во все уши. Большинство фальшивомонетчиков работает на последних этажах… А папа – в подвале… Но ведь и Штамп Биллингс – тоже в подвале.

Бенни едва мог усидеть на месте – так ему не терпелось поделиться своими открытиями.

– А я заходил к «Гроверу и Коэну» на Пикок-элли! – сказал он. – Ну, вы помните, к тем детективам.

«Гровер и Коэн» были два частных сыщика с очень сомнительной репутацией (ни разу не того же класса, что Секстон Блейк), которым Бенни тоже время от времени оказывал разные услуги. Всю вторую половину дня он проторчал у них в конторе, выспрашивая про фальшивые деньги в целом и про нынешний массовый вброс в частности.

– Но им мало что известно, – признался он. – Конечно, пришлось пообещать им кой-какую работенку. Им надобно найти кошку одной старушки, которая взяла да и сбежала. Кошка, понятное дело, не старушка. Долго это не займет, я знаю, где тут кошек берут пачками. А, да – и еще я за одно утро собрал вдоль Ламбет-уок полдюжины свеженьких фальшачков!

Еще шесть монет легли рядом с товарками на ящике.

При этом Бенни продолжал ерзать и подергиваться от возбуждения, так что это еще не все, догадался Гром.

– В общем, – разразился наконец Бенни, – я его раскрыл! Я раскрыл преступление!

Все собрание безучастно уставилось на него.

– Да правда же! Честное слово!

И, не в силах совладать с собой, он вскочил и исполнил небольшую джигу, словно Пэдди Фелан, знаменитый Плясун-с-Ложками. Акуленыш Боб в полном восторге присоединился к нему.

– Не иначе ему мышь в подштанники забралась, – понимающе кивнула Брайди и, встав с места, отвесила Бенни смачную затрещину. – Заглохни, придурошный! Садись и выкладывай, раз ты у нас такой Секстон Блейк!

– Хорошо. Хорошо, – отозвался Бенни и действительно сел. – Когда поймали Штампа Биллингса?

– Сто лет назад, – мрачно отрезала Брайди.

– Это было… это было, – Гром принялся копаться в памяти: ведь мясник что-то такое на эту тему говорил… – Ага! Это было в том году, когда Сефтон выиграл Дерби!

– Значит, в 1878-м, – тут же сказала Брайди.

– А теперь посмотрите на монеты! – продолжал Бенни. – Да на год, на год посмотрите!

В то же мгновение три руки протянулись в кучке сияющего серебра и схватили по монете.

– 1878!

– Все?

– Да!

– Значит, это все Штамп!

– И вовсе никакой не Громов папа!

– Но…

Это «но» вырвалось, конечно, у Грома… а дальше с ним что-то произошло, и он вдруг начал верить. Лихорадочно перевернул все монеты на ящике – да, все совершенно новые с виду и на всех 1878 год, точно в нужном месте. В груди словно надулся большущий шар радости – Гром чуть не всхлипнул от облегчения, но постарался замаскировать звук икотой. Монеты сверкающим водопадом сыпались из одной ладошки в другую… Да, кажется, все правда.

– Все, теперь мы сможем доказать, что он невиновен! – заключил Бенни.

Чердак захлестнуло волной аплодисментов и ликующих возгласов, но тут Брайди сказала: «Нет, не сможем», – и воцарилась тишина.

– Это ничего не доказывает насчет мистера Добни, – продолжала Брайди. – А доказывает только то, что, кто бы эти деньги ни чеканил, для модели у него была новая монета 1878 года.

– Да кто бы стал такое делать в 1894-м? – простонал в отчаянии Гром. – Монетам 1878 года должно быть аж шестнадцать лет! Уж всяко бы поистерлись с тех пор, хоть немного. Наверняка их прямо тогда и сделали!

– И потом, – не унималась Брайди, – если их действительно делал старый Штамп Биллингс, почему они стали появляться только сейчас?

– А потому что где Штамп жил, не забыли? – встрял Бенни. – Под «Универмагом Гребби», вот где! Я смекаю, он понаделал сотни таких фальшивок да все припрятал, и никто их тогда не нашел. Потом Гребби купил дом, сделал там магазин, и нашел в подвале клад… ну, или там тайник в стене или еще что. И в этот самый оборот их сейчас пустил он!

– Но мистер Гребби – богач, – слабо возразил Гром. – Зачем ему пускать на улицу фальшивые пенсы, сам подумай.

– Потому что он не только богач, но и злыдень, – авторитетно объяснил Бенни. – Это всем известно. И у него есть идеальная возможность это сделать. В таком большом магазине с кучей народу сунуть кому-нибудь в сдачу поддельную монету – раз плюнуть. А мы сегодня выяснили, что универмаг торчит аккурат посреди того района, где они имеют хождение. Чем дальше от универмага, тем их меньше. Мы сами только что это доказали!

– А вот это вполне может быть, – согласилась Брайди. – И самый первый раз мы с ними столкнулись как раз возле «Распродажного». Бьюсь об заклад, кто-то получил монету внутри со сдачей и тут же расплатился ею с Диппи.

– А в прошлом месяце они открыли в подвале магазина новый отдел! – вспомнил Гром. – И могли найти Штампов клад, когда делали там ремонт.

– И вообще Гребби – жалкая, мерзкая, старая сволочь, – вздохнул Бенни. – Это просто обязан быть он!

Мистер Гребби и вправду был жалкая, мерзкая, старая сволочь – он этим, можно сказать, славился. Банду изгнали из универмага после того злосчастного инцидента в туристическом отделе, но Гребби изгонял не только потенциальных полезных сотрудников вроде них – он изгонял всех, даже взрослых! К изгнаниям он пристрастился после того, как в магазине установили новый электрический лифт, один из первых в Лондоне. На каждом этаже расставили служителей с нюхательными солями и бренди – на тот случай, если пассажирам после поездки станет дурно. Натурально, вскоре лифты уже ломились от клиентов, которые выходили на нетвердых ногах и принимались требовать свой законный бренди. Мистер Гребби рассвирепел и изгнал их всех.

А потом была еще старая Молли Томкинс! Чокнутая на всю голову, да, но ведь при этом совершенно безобидная. Втрескалась в один манекен в витрине и все пыталась туда залезть, чтобы быть с любимым: решила, бедняжка, что мистер Гребби держит его у себя в заточении. Так ее, представьте, даже с тротуара изгнали – запретили гулять по улице вдоль витрин, и она, бедняжка, все торчала через дорогу оттуда и сигналы подавала своему жениху, пока ее не забрали в сумасшедший дом!

Короче, мистер Гребби был человек раздражительный и задира – а теперь еще и фальшивыми деньгами баловался… возможно.

Гром подумал про своего отца, запертого сейчас в камере. Мысли его, небось, так и бились об оконную решетку, что твой почтовый голубь с весточкой надежды.

– Мы должны его поймать, – веско сказал Бенни. – И непременно на горячем.

– И как мы это сделаем? – спросила Брайди. – В магазин он нас не пустит. Может, лучше пойти в полицию и все им рассказать?

Казалось бы, что может быть проще, но при одной этой мысли у Грома мороз побежал по коже. Он даже на секунду забыл про свое собственное преступление.

– А может, – со слегка диким видом предложил он, – нам стоит проникнуть в магазин и найти тайник?

– Ну, много времени это не займет, – согласилась Брайди. – Там всего-то двадцать два отдела. И примерно десять тысяч мест в каждом, где можно что-нибудь спрятать. Минут десять нам на все про все хватит. Айда?

– Это смотря… – начал было возражать Гром, но Бенни вдруг поднял руку.

– Тссс!

Все умолкли.

Бенни на цыпочках прокрался к люку, встал на четвереньки и прислушался.

– Внизу кто-то есть! – прошептал он.

Шпион!

Ребята переглянулись. Зловещий холодок пробежал по спинам. В полной тишине каждый нашарил себе оружие – рогатку, палку, складной ножик, да что угодно, что под руку попалось… – и приготовился дорого продать свою жизнь.

Внизу беспокоился, топотал и всхрапывал Джаспер. Потом стало тихо. А потом раздался скрип. Это был очень знакомый скрип: такой звук издавала пятнадцатая ступенька лестницы, если считать снизу. Чужак был уже почти наверху!

Тихо, в полном молчании Гром, Брайди и Бенни подкрались к люку. Акуленыш Боб грозно хмурил брови из-за апельсинового ящика. Шальной сквозняк положил и задергал пламя свечи в фонаре, и по всему чердаку, словно огромные черные флаги, заполоскались тени.

Под люком заскреблись и защелкали, словно чужак возился со щеколдой. К тому же он еще и бормотал что-то – да не как-нибудь, а на чужом языке! Гром подумал, что, возможно, на французском. Он даже разобрал что-то типа: «Morbleu! Que diable ont-ils fait avec le… Ah! Voilà…»[1]

Защелка открылась.

Крышка люка поднялась.

В дрожащем свете фонаря возникло лицо. К лицу прилагались маленькая острая бородка, опрятная шляпа жемчужно-серого цвета и белые лайковые перчатки. Что бы лицо ни ожидало увидеть на чердаке, в перечень явно не входило кольцо свирепых физиономий и целый арсенал опасного оружия, направленного прямо на него.

Лицо потрясенно ахнуло, а потом…

– Non! Non! Aah…[2]

Пятнадцатая ступенька! С детским весом она справиться еще могла, но француз попался пухлый и даже откормленный, и когда он наступил на треснутую перекладину, та крякнула и подломилась.

Исчезновение гостя сопровождалось затихающим воплем:

– Уааааааааааа!!!

Надо же, заинтересованно подумал Гром, а по-французски звучит совсем как по-английски!

Банда сгрудилась вокруг люка и выжидательно уставилась вниз. Старый Джаспер наверняка не обрадуется, если под ноги ему будут валиться всякие французы…

Через мгновение пронзительное ржание и грохот копыт подтвердили эту теорию. Последовали еще крики, на смеси французского и панического, затем шпион нашел, наконец, дверь и выскочил вон.

Банда снова переглянулась. Бенни отрицательно покачал головой.

– Псих. Из сумасшедшего дома сбежал. Наверняка его скоро поймают. Или, может, еще один искусственный вор… Кстати, да! С виду настоящий искусственный вор! Но забудьте про него – я придумал, как нам поймать Гребби с поличным! Закройте люк, я вам расскажу мой план.

Глава четвертая. Превращение Диппи Хичкока

– Трущобство! – авторитетно изрек Бенни, как только все расселись обратно вокруг ящика. – Мы должны взять Гребби на трущобстве.

– А? – сказала Брайди.

– «Трущобство». Мне Гровер и Коэн рассказали. Главная проблема с фальшивыми монетами в том, что они выглядят слишком новыми. Настоящие серебряные шестипенсовики должны быть более тертые. Ему должно прийти в голову, что раздавать деньги такими опасно, – стало быть, надо их затрущобить. Для этого ты мешаешь ламповую сажу с маслом и втираешь в монету – и она получается такая, малек трущобная. Поняли? Короче, до него эта идея доходит, и он все делает, и тут появляемся мы и берем его горяченьким.

– О, – сказал Гром.

– Ясно, – сказала Брайди.

– Но как мы заставим его это сделать? – поинтересовался Гром.

– Мы подговорим Диппи зайти в магазин и громко завести об этом речь, чтобы Гребби услышал.

– Диппи, между прочим, оттуда тоже изгнали, – напомнила Брайди.

– Ну, значит, еще кого-нибудь! Гровера. Или Коэна. Или еще кого. Или дядьев твоих, во!

– Все это хорошо, но как мы попадем внутрь? – возразила Брайди.

– И как мы потом докажем, что видели? – развил эту мысль Гром.

– Я одолжу у Гровера с Коэном их детективную камеру, и мы сделаем картинку.

– Они все равно не… – с сомнением начала Брайди.

– Допустим… – начал Гром.

– Не думаю, что… – сказала Брайди.

– А что, если… – сказал Гром.

На этом Бенни в очередной раз вышел из себя.

– Вы меня не заслуживаете!!! – взорвался он. – А заслуживаете вы кого-нибудь вроде Громилы Уоткинса – пусть он вам говорит, что делать! Пусть вас эта чертова кукла возглавляет! На что я трачу свою молодость! Меня здесь никто не ценит! У вас смелости и воображения – как у буфета с тараканами! Да таким планом бы сам Секстон Блейк гордился! Вот уйду к нему и буду работать на полную ставку, вместо того чтобы вас, паразитов, возглавлять. Стану партнером – уж он-то меня оценит по достоинству. Скажет, вот, мол, Бенни, мне бы такие планы, как ты, выдумывать! «Да, но…»! «Допустим…»! «Что, если…»! Ух, зла на вас нет!

– Я просто хотел сказать, а что, если мы заставим Диппи нас впустить?

Воцарилась тишина.

Гром весь подался вперед и моргал без перерыва – как всегда, когда думал. Потом, вернув на место сползшие по носу очки, он все-таки попытался разъяснить идею, пухнувшую у него в голове, как радужный мыльный пузырь.

– Свинец, – сказал он. – Мой кусок свинца, который я выменял у Гарри Флетчера… который от статуи на лошадиной поилке… И Диппи хотел стать восковой фигурой… И тот дядька в витрине вчера, когда Диппи получил первый фальшивый шестипенсовик…

– Ты сейчас вообще о чем? – осторожно поинтересовался Бенни.

Гром объяснил, о чем.

Прошлым летом Лондонская Ассоциация Питьевых Фонтанов и Водопойных Корыт сделала крупную ошибку – установила статую Царя Нептуна из чистого свинца у поилки прямо напротив заведения мистера Дж. Бизли, скупщика металлолома. Искушение для местного населения предсказуемо оказалось слишком велико – при нынешних-то ценах на свинец! Через тридцать шесть часов после торжественного открытия статуи она бесследно исчезла. Следующие несколько недель неузнаваемые слитки свинца с завидной регулярностью объявлялись у Бизли – один из них, сравнительно небольшого размера, как раз и причинял Грому периодические припадки криминального чувства вины.

Впрочем, когда постамент осиротел, выпивохи из расположенного рядом «Овна и флага» решили, что так дело не пойдет, и как-то раз теплым вечером устроили шоу живых картин, позируя на нем по очереди перед почтеннейшей публикой. Публика восхищалась, критиковала – словом, развлекалась вовсю.

«Наполеона» Томми Глоссопа, помнится, очень хвалили. «Леди Макбет» в исполнении миссис Амелии Прайс доставила массу удовольствия любителям высокой драмы. Но именно «Моисей, повелевающий расступиться водам Красного моря» (его представлял Диппи Хичкок) вызвал овации и настоящую бурю аплодисментов. Диппи выбрал крайне выразительную позу и держал ее так долго, что впору было подумать, у него не только голова дубовая, но и все остальное тоже, по меткому выражению миссис Фанни Блоджетт из кофейни «Эксельсиор». Двойняшки Перетти, помнится, еще поставили на него и выиграли два шиллинга.