По идее, все уже должны быть на рабочих местах. Ну, те, кому «посчастливилось» в Праздник торчать на работе. И присматривать за любимым БАК-ом. А то он прямо убежит! Или нашалит. Хотя вот со мной, например, он… Н-да. Но мне надо внутрь.
Прохожу мимо нашей внутренней охраны даже не вынимая пропуск-допуск. Потому что снова приказал меня в упор не видеть. А старшего смены так вообще заставил открыть мне вход своей магнитной картой. Вот и лестница, по которой иду пешком: мне сейчас лифты без надобности. Вот и нужный уровень, и коридор. И диспетчерская.
А предусмотрительно она размещена. В самом глубоком подвале, на восьмом подземном уровне. За тремя герметичными стальными дверьми. Которые я открываю уже сам. Предусмотрительно взятой у начальника охраны магнитной картой-ключом. И если бабахнет чёртов коллайдер, расположенный, вообще-то, в десяти километрах отсюда, уж диспетчерская-то, со всеми своими «чёрными ящиками», постоянно ведущими запись происходящего с БАК, сохранится. Будет, так сказать, возможность у выживших изучить, «что пошло не так».
Чтоб попасть внутрь, пришлось заставить одного из дежурящих внутри учёных – это оказался док Сайрус Штенге – оторвать свою задницу от кресла, а глаза – от «Плейбоя», и отпереть изнутри чёртов супернавороченный кодовый замок. Реагирующий уже на сетчатку глаза и отпечаток пальца.
Захожу внутрь. Комната, конечно, низковатая, но огромная – тут бы сделать тренажёрный зал для качков железа… Приятный, прохладный и кондиционированный, воздух. (Сразу пришла мысль, что если «поработаю» здесь,– так и вообще замёрзнуть можно!) Вот они: так называемые дежурные. Тринадцать человек, каждый отвечает за свой сектор. И координатор, конечно.
Ну и конечно я приказываю им всем меня «в упор не видеть».
Сработало. Подхожу к координатору – сегодня это профессор Карл Брюэр.
Вот в его-то мозгах я и роюсь, пока он с сосредоточенным видом, и даже не подозревая, что в его мозгу копошатся, словно крысы, два рассерженных инженера, рассматривает на экране компа какие-то графики.
Знает он, к сожалению, немного. И то – только понаслышке. Впрочем, не думаю, что док Сид Браннер, дежуривший тогда, знает о произошедшем больше. Так что придётся мне шарить не в мозгах, а в харде. В-смысле – в памяти компьютеров.
Заставляю Карла вывести на экран записи того, что произошло позавчера. Для начала – с видеокамер. Так. Ага – есть.
Вот я. Вот верчу гайки. Вот стучу по фланцу. Вот спрыгиваю на пол… И падаю.
Негусто. А главное – никакого видимого воздействия на меня не видно. (Извините уж за тавтологию.) Впрочем, это было ожидаемо. Теперь вернёмся. И просмотрим данные по потреблению энергии, по производимым действиям, и всяким прочим процессам, которые тоже записываются.
О, есть!
Вот: чудовищный всплеск ЭМИ, то есть – электромагнитного излучения!
И откуда же он появился в контурах системы, управляющей всеми этими электромагнитами?
Ах, вот как…
Это новичок, (Ну как – новичок. Тридцатидвухлетний профессор Жак Готье) якобы случайно локтем задел кнопку подачи электричества в большой контур магнитного блока рядом с пикетом, где я!..
И подавалось оно туда всего-то с секунду.
Но сравнив видеозаписи и всплеск ЭМИ, понимаю, что время – одно и то же.
Мне много думать не нужно. Я знаю, и профессор Жак знает, что импульс очень сильного магнитного поля, так называемый электромагнитный шок, способен мгновенно стереть память у любого белкового существа, оказавшегося в пределах воздействия, сделав того буквально овощем! Способным только есть с ложечки и пить из бутылочки с соской. Хотя…
Хотя всё это чёртово магнитное поле было надёжно заизолировано за внутренним и наружным кожухами нашего агрегата! И наружу вырваться имеет такие же шансы, как снег, помещённый на раскалённую сковороду, дожить до следующей зимы…
Странно.
А впрочем… Прогуляюсь-ка я до квартирки этого самого Жака Готье.
И задам ему, мысленно, или вживую, пару интересующих меня вопросов.
В частности, не месть ли это за «отбитую» мной у него на вечеринке по случаю юбилея директора нашего чёртова института, лаборанточку Катарину Йоханссон!
До квартиры – вернее, как и у меня – номера в неприметном отеле – Жака добрался я на такси. Бесплатно. Таксисту приказал, естественно, меня забыть.
Подхожу к дверям на втором этаже. Думаю. Вижу сквозь дверь и стену, что не спит мой соперник. Потом следую совету своего напарника. Мысленно захватываю сознание своего конкурента по борьбе за «элитную самку». (А втюрился он, похоже, в неё!)
Ах, вот оно как. Да чтоб тебя! Вот! Лишнее подтверждение того, что я всегда говорил! Все проблемы и хлопоты людей – из-за этой самой чёртовой любви!!!
Это он всё это и подстроил!
Смог дистанционно убрать часть контуров магнитной защиты у пикета, где и ослабил болты фланца. Накануне моей смены. И, оказывается, он слышал, как мой напарник отпрашивался у шефа к семье. Знал, стало быть, что я буду один…
Рассчитал он всё, надо признать, чётко. Азот начал просачиваться не сразу, а спустя десяток часов… Ну ладно, погоди ж ты, подлая мразь! Хочется тебе Катарину Йоханссон?! Ну так я тебе её обеспечу! Да так, что ты эту встречу надолго запомнишь!
Приказываю мысленно злополучному влюблённому одеться по выходному – быть при параде, проще говоря. И заставляю его вызвать такси и спуститься вниз. Ждать нам долго не приходится: городишко у нас маленький. Садимся. Он – вперёд, я – на заднее. Меня, понятное дело, ни таксист, ни Жак не видят.
Доехали быстро. Он расплачивается, вылезаем.
А теперь – к квартирке Катарины. Расположенной тоже в отельчике. Женском.
И то, что по дороге его видит местная вахтёрша – очень даже хорошо. Меня она, понятное дело, не замечает.
Не замечает меня и Катарина, когда Жак стучится к ней в номер, и она открывает. Ничего такого не подозревая. А зря!
Потому что ведомый моим напарничком, да и мной, озверевший Жак вдруг накидывается на неё с остервенением, рвёт на даме халатик, и срывает трусики…
Даже не захлопнув входную дверь.
То, что происходит потом, описывать смысла нет – сцены изнасилования есть почти в каждом дешёвом боевичке. Чтоб потом оправдать «естественное» желание главного героя отомстить обидчику (Обидчикам!) своей девушки…
На крики и вопли, которые Жак просто игнорирует, сбегается, ясное дело, половина обитательниц этажа! И вахтёрша. Кто-то умный вызывает полицию. Но вразумить Жака, или помочь соседке никто из женщин почему-то не торопится. Хорошо хоть, меня они не видят в упор.
Впрочем, как и три усталых и мрачных полицейских, которые прибывают буквально через пару-тройку минут. Жан ещё даже «закончить дело» не успел.
Его снимают с девушки, и уводят, заковав в наручники.
Ну вот. В ближайшие пять-шесть лет Жаку придётся рассматривать стены тюремной камеры. Пусть и белённые. Но уж никак не шкалы и циферблаты приборов в диспетчерской. И вообще: о карьере учёного он теперь может забыть!
Вы скажете – слишком жестоко?!
Ну, это смотря на чей взгляд. А если бы всё произошло так, как этот мстительный, но не занимавшийся в университете американским футболом, хилый гад планировал, мне до конца моей жизни светило только заведение для даунов и калек, и кормление с ложечки и питьё из бутылочки… И то – если б выжил. Магниты-то у БАК – мощные.
Рыдающая Катарина одевается – её тоже забирают в участок. Для дачи показаний. Соседки выражают ей своё «глубочайшее» сочувствие, и наилучшие пожелания.
Но я-то вижу. Теперь – вижу.
Собственно, я и раньше подозревал, что все бабы – стервы. Не имеющие настоящих подруг, а только – конкурентки друг другу. В борьбе за «элитного» самца. Пусть и на подсознательном уровне. Да и на сознательном: вижу я, что примерно треть из сбежавшихся на шум десяти незамужних женщин и девушек про себя злорадствуют: так тебе, сучка излишне красивая, и надо! Теперь тебе и твоим перспективам – хана! На изнасилованную ни один уважающий себя неженатый учёный не посмотрит! А, значит, и нам может чего – а вернее, кого! – перепасть…
Остаться в квартире дамы – не проблема. Да и кстати это мне: уж если где и будут меня искать спохватившиеся козлы из госпиталя и нашего института – так здесь в последнюю очередь! Так что ложусь себе, скинув только туфли, на кровать. И позволяю себе (И напарнику!) расслабиться и заснуть.
А то денёк выдался уж больно хлопотный.
