Я пожал плечами и замолчал, на центральном рынке мы вышли, и я проводил Веронику до дома, около которого Вероника сказала мне «до свидания» и назвала номер квартиры – тридцать девять, общей площадью сорок пять, полезной двадцать семь, маленькой кухней, но большой ванной комнатой и вот-вот поставят телефон.
Я присел на скамейку и удивленно поговорил с собой: какого черта?! что дальше?! впрочем… ни к чему не… и т. д.
***
Дома я умылся, поел и лег на диван посмотреть какие-нибудь умеренно эротические дневные сны.
Мой дверной звонок безостановочно выдавал хриплую трель, быстро приближаясь к шепоту.
Голубоглазый мальчуган с удовольствием давил хоккейной клюшкой в нежную кнопочку моего звонка.
– Уже зима наступила?
– Нет, мне папа сегодня клюшку купил, потому что мама сказала, что он жалкий придурок, мерзкий ублюдок и вонючий козел, который обманывает детей и не приносит к Новому Году обещанные подарки.
– Хорошая клюшка.
– А где Сережа?
– Вы ошиблись, Сережа здесь не проживает.
– Я один. А где живет Сережа?
– Откуда же я знаю. На четвертом этаже, кажется, живет паренек твоего возраста – поспрашивай там.
– А это какой?
– Третий, четвертый – следующий, умеешь считать до четырех?
– Я до ста умею!
Обиделся летний хоккеист. Надо сходить к Георгию Григорьевичу отчитаться.
***
Георгий Григорьевич предложил мне теплого пива и соленых орешков.
– Как поживает Коромыслов?
– Нормально. Дрова рубит, самогонку пьет.
– Самогонку? Как бы он в запой не ушел, помнишь, в прошлый раз с Толиком две недели не просыхали?
– Может быть, сейчас без Толика не уйдет.
Георгий Григорьевич задумчиво посмотрел сквозь меня и сказал:
– Что?
– Говорят, налог на добавленную стоимость вот-вот отменят.
– Брехня.
Я влил в стакан пиво, белая пена поднялась над краями и в зыбком равновесии повисла. Георгий Григорьевич сказал:
– Сейчас не удержится – отхлебни.
Я сказал:
– Удержится.
– Не удержится.
– Удержится.
Георгий Григорьевич сильно дунул, пена колыхнулась и сползла по краю стакана на расписанный аляповатыми цветками поднос.
– Я же говорил, что не удержится. Возьми эти черновики и отпечатай договоры и акты так же, как в прошлый раз.
– Хорошо.
Я залпом выпил пиво и закусил тремя орешками, хотел налить себе еще стаканчик, но Георгию Григорьевичу кто-то позвонил по телефону, и он сказал, что в данный момент свободен, и совершенно один, и ждет с нетерпением. Я тактично откланялся, вышел из уютного дворика Георгия Григорьевича и пошел куда глаза глядят.
Я шел, шел, шел и пришел к квартире номер тридцать девять.
Черная дверь, глазок, строгий звонок, здорово сдавшая Вероника.
– Здравствуйте, а Вероника дома?
– Нет. А ты кто?
А черт его знает кто.
– Я Виктор. А скоро ли она придет?
– Часа через два, я думаю, подойдет. Что-нибудь передать?
– Да. Передайте, что я непременно зайду еще раз.
– Зачем?
– Обещал. А так как я человек слова, то сами понимаете, что не могу не прийти.
***
Я сидел на кухне и смотрел в окно. За окном мальчики бегали за девочками и обливали их водой из полиэтиленовых бутылей, девочки пронзительно визжали и громко кричали, что мальчики дураки, но при этом далеко от мальчиков не убегали. Я достал из холодильника водку и налил полный стакан. Чиркнул спичкой, синее неустойчивое пламя заскользило по выпуклому мениску, сжигая молекулы несвязной речи, путаных мыслей, утомительного бахвальства, вздорной агрессивности, немотивированной похотливости и никому не нужного свободного времени. И что же? Прошло два часа четыре минуты. Пришла? Я накрыл стакан ладонью, потом вылил водку обратно в бутылку и решил, что, пока не поздно, нужно принимать превентивные меры.
***
