Долина драконов. Магическая Экспедиция

© Звездная Е., 2018

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

В Горлумском лесу, покрывавшем большую половину территории нашего королевства, среди древних, переживших не одно столетие деревьев, скрытые непроходимой чащей от королевских сборщиков налогов, прятались десятки маленьких деревушек. И прятались весьма успешно. Нет, изредка их обнаруживали, но вскоре вновь благополучно теряли, так как едва ли переведутся маги, готовые продать лесному жителю простейшую заплутайку или мощный отвод глаз. Государство же на своих сборщиках налогов экономило знатно, от того с поисковыми отрядами магов не отряжало ввиду дороговизны их магических услуг. Время от времени король издавал указ, по которому все граждане, имеющие сведения о «незаконных лесных поселениях», во имя долга перед родиной обязаны были донести эти самые сведения королевским чиновникам, аки птицы из долга родительского доносят пищу в клювиках своим птенцам. Но то ли народу не нравилось сравнение с птицами, то ли никто не любил прожорливых чиновников, в итоге сведения никто не нес.

В результате ситуация складывалась следующая: казна нищала, лесной народ богател, король, которому и так «призрак триждыпроклятый» досаждал, становился все печальнее и печальнее. Однако, вероятно, все оставалось бы по-прежнему, если бы не одно «но» – монарх был неистово, безумно и невероятно зол на главу королевского Университета Магии.

Зол настолько, что в один вовсе не добрый день в УМ примчался королевский посыльный, гордо въехал в университетский двор и попал в не слишком красивую ситуацию.

– Отребье, ты пожалеешь! – орал мне вслед Айван Горски, собирая энергию для удара.

Я ощущала ее привычным давлением в основании шеи, вызывающим непроизвольное желание сглотнуть, но даже не обернулась. Бояться Горски мне смысла не было – за два минувших месяца я, недосыпая ночами, вызубрила весь курс «Магии индивидуальной защиты», а потому, даже не особо напрягаясь, создала зеркальный щит, намереваясь активировать, как только Айван нанесет удар. Причем это далось настолько легко, что я даже успела полюбоваться на торжественный въезд гонца на территорию УМа и вежливо улыбнуться горделивому молодому человеку с напомаженными усами и волнами явно магически уложенных кудрей.

И в этот момент Горски ударил со всей, удвоенной благодаря родовым артефактам, мощью. Стремительно оборачиваясь, я активировала зеркальный щит, но не рассчитала и, поскользнувшись от резкого поворота, начала падать, чем исказила угол отражения. И наполненное энергией артефактов заклинание, отрикошетив от моего щита, угодило не обратно в Горски, а ударило прямиком в королевского гонца!

Айван, узрев это, взвыл в ужасе и поступил так, как поступал всегда при столкновении с любой опасностью, – бросился улепетывать. Да так, что только красные подошвы его щегольских сапог и сверкали… С перекошенными от ужаса лицами, от чего-то прикрыв уши, вслед за предводителем бросились и все его приспешники, и сочувствующие, и даже знакомые. А я как-то совсем запоздало поняла, что сбежавшие все сплошь были отпрысками придворных, просто побег был столь странным, а лица исполненными невыразимого ужаса, что и я, и присутствовавшие во дворе студенты не столь знаменитых фамилий были слишком удивлены, чтобы последовать здравому примеру аристократии.

Увы, мы остались. И даже с каким-то интересом, я так точно, уставились на застывшего королевского посыльного, который краснел, бледнел, багровел и смотрел на нас огромными округлившимися глазами.

– Чай, лопнет сейчас, – предположил Славен, подходя ко мне и протягивая руку.

– Не думаю, чтобы Горски направил в меня смертельно опасное заклинание, – принимая помощь и поднимаясь, сказала я. – Он все-таки списать хотел, а не стереть меня с лица земли.

– Ну… тогда с чего бы им всем убегать? – полюбопытствовал парень, которому очень шла новая мантия. Всем стипендиатам новые выдали, но только Славену она действительно шла… Может, потому, что он был единственным, кому повезло и мантию выдали по размеру?

Я недоуменно пожала плечами и посмотрела на посыльного, а впрочем, все смотрели на него, не зная, чего ждать, и на всякий случай активировав щиты. Лично я ожидала чего-нибудь вроде ветряной сыпи, того, что гонец покроется прыщами к примеру, лишится волос, зубов, на крайний случай, что рухнет на колени и начнет превозносить Горски на все лады. Айван просто очень любил себя и подобный способ ставить неугодных на место.

Если бы я только знала…

Если бы только все присутствующие знали…

Если бы хотя бы мела привычная всем метель, валила с ног снежная буря, завывал бы буран и прочее – но нет, сегодня было совершенно ясное небо, а потому, когда над посыльным развернулось красноватое, подобное листу, присыпанному глиной, магическое полотно, его увидели все! Не только мы, но и те, кто находился на расстоянии трехсот шагов от университета. И все уставились на это призрачное полотно, сильно заинтересованные, однако с еще большим интересом подались вперед, когда на нем возникла надпись:

«Срочное секретное донесение его королевскому величеству Умарху Третьему от восьмого яросня от верноподданого мага Гарнилиуса. Великий, истинный, святопомазанный, гениальнейший и умнейший, простите, сегодня я вынужден быть краток и не могу в полном объеме выразить вам свое восхищение и уважение, ибо сообщить должен – орден «Мучительной гибели всех драконов» требует от вас решительных действий, ваше величество. И знать желают, что там с тем ядом, экспериментальный состав коего вы передали магистру Аттинуру для испытания на гадах подлых из комиссии проверяющей. Издохли ли? Мучительно ли? Корчились ли поганые?»

В этот момент я поняла страшное – мы все трупы. Все, кто успел прочесть это, все, кто просто имел возможность увидеть эти строки из явно секретного послания для самого короля! Зато ни я, ни все присутствующие ни на миг не встревожились о драконах – магистр Аттинур просто совсем не враг самому себе, чтобы даже пытаться подсунуть яд драконам. И все, кто знал ректора нашего университета, могли головой ручаться – яд он во дворце несомненно взял, а потом осторожненько вылил где-нибудь в лесу, не доезжая до учебного заведения. Потому что не дурак и дураком никогда не был.

Так что драконы были в безопасности, и магистр Аттинур был в безопасности, а вот мы – нет! И те, кто не осознал этого, прочтя первый секретный документ, несомненно прозрели, увидев второй:

«Срочный секретный королевский указ: деревеньку Седые Веды сжечь дотла! Не жалеть ни баб, ни ребятишек! В происшествии обвинить богомерзкий Рассат». И подпись: «Умарх Третий». И дата: «восьмое яросня», то есть сегодня.

Вот после этого народ побежал. Да не то что побежал – ринулся врассыпную, осознав, что король сделает с теми, кому стало известно содержание секретных документов.

Я не побежала, понимала, что поздно, страшное уже произошло, а еще… еще откровенно говоря, даже немного порадовалась тому, что оно произошло. Деревня Седые Веды от нашей Переславенки в дне пути располагалась, так что мы с бабушкой по весне в нее на ярмарку ходили. Это была большая деревня, разбогатевшая за счет того, что граница княжества Рассат от нее через реку находилась, а потому зерно свое крестьяне не королевским скупщикам за медяки отдавали, а продавали рассатовским торговцам за полновесные серебряные монеты. И потому деревня росла, богатела, поля засевались не высевкой, оставленной скупщиками из жалости после долгих просьб и молений, а качественным отборным посевным зерном, плуги и прочий инструмент так же крестьяне в Рассате закупали, а там хоть княжество и мелкое, но за качество стоят, и служил рассатовский скарб не одному поколению. Не то что в других деревнях, где крестьянин по четыре плуга за жизнь сменял, разоряясь каждый раз на покупку нового. И королю бы радоваться тому, что Седые Веды исправно налог платят, и не малый, но нет, нашему Умарху жадность глаза застила, в итоге… А радовалась я вот чему – теперь, когда все известно стало, я понадеялась, что отменит он приказ свой, может, даже объявит, что клевета это, ложь и навет… Иначе ведь народ не глуп, сообразят люди, что очень уж странно однажды загорелись Козловы Кряжи. Огонь-то погасили, на людское счастье рассатовские маги там рядом как раз практику своим первогодкам-стихийникам устраивали, вот совместными силами ливень и организовали, а если бы не они…

А потом до меня дошла прописная истина – не станет король отказываться от своих планов из-за огласки! Потому что огласки никакой не будет – нас всех просто поубивают!

Но уже в следующую секунду я узнала – что таки нет, таки мы будем жить. Недолго и вряд ли хорошо, но будем.

Потому что на магическом полотне появилась новая запись, и гласила она следующее:

«Я, король Умарх Третий, милостью и величием своим повелеваю – привлечь студентов Университета Магии для составления карты поселений Горлумского леса!» Далее подпись, дата…

Стало окончательно ясно, что за заклинание применил Горски. На магическом полотне появлялось содержание всех документов, к которым, видимо, за последние дни прикасался королевский гонец.

Ну вот, собственно, после этого бежать уже вообще не имело смысла, и, отойдя к скрытой за деревьями скамье, я села, кутаясь в плащ и в очередной раз мысленно поблагодарив Камали за такую потрясающую вещь – в этом плаще никогда не было холодно. Зябко по причине того, что ветер дул на лицо, но холодно – никогда. И в новых сапогах ноги никогда не мерзли, так что в зимнем саду на покрытой снежным настом скамейке я устроилась даже с комфортом, и принялась ждать.

Долго ждать не пришлось – не прошло и получаса, как ворота распахнулись и во двор университета въехал отряд королевских дознавателей. И рассмотрев неприязненный острый профиль возглавляющего кавалькаду, я с тянущей тоской, возникающей у каждого не желающего вляпываться в неприятности человека, узнала лорда Даметиса Энроэ, тайного, впрочем, ни для кого это тайной не было, советника короля. А вот рядом с ним, растрепавшийся, раскрасневшийся, с выражением гадкой, на мой взгляд, абсолютной услужливости, ехал Айван Горски и что-то беспрестанно говорил и говорил… Я догадываюсь что – меня во всем обвинял.

Догадка только подтвердилась, когда лорд Энроэ, резко повернув голову, посмотрел прямо на меня так, словно деревья и ветки ничуть не препятствовали его орлиному взгляду. Хотя… может, и не мешали, все-таки лорд Энроэ был магом, причем сильным магом, что и подтвердил – одним движением руки уничтожив рвущиеся на магическое полотно откровения. Сразу после этого королевский гонец рухнул с лошади в снег. Потом пала лошадь. А дознаватели в черном, словно стая налетевшего воронья, ринулись собирать всех, кто хоть что-то видел. Поэтому я ничуть не удивилась, когда фигура в угольном, развевающемся на поднявшемся ветру плаще, направилась ко мне. Скорее испытала удивление, когда при приближении дознавателя стало ясно, что это сам Энроэ.

И если бы в присутствии любого другого дознавателя я бы осталась сидеть, то лорд Энроэ – совсем другое дело. Поднявшись, склонилась в реверансе. Не уверена, что правильном и грациозном, все-таки деревенщины мы, пусть и с лучшими баллами по этикету и придворным манерам, но кровь не вода, и все такое.

– Госпожа Милада Радович, – раздался глубокий, низкий, профессионально вкрадчивый голос, – мое имя лорд Даметис Энроэ.

Я в этот момент очень понадеялась, что все допросы будут проходить в университетских помещениях, потому как слышать подобный голос в гулких застенках королевской тюрьмы, наверное, совсем жутко.

Выпрямившись после представления, я пронаблюдала не слишком почтительный поклон лорда и, к сожалению, имела несчастье разглядеть мага вблизи. Лорд Энроэ не был молод, на вид ему было что-то около сорока – сорока пяти, сеть иссушенных ветрами морщинок покрывала большую часть его лица, острый нос вызывал не менее неприязненное впечатление, чем колючий взор глубоко посаженных темно-карих глаз, губы были плотно сжаты, с морщинками вокруг, намекающими на привычку лорда всегда издевательски ухмыляться. Я слышала, он любил поиздеваться… в прямом смысле этого слова.

Лорд Энроэ, выдержав паузу, протянул руку к скамье, что привело к мгновенному исчезновению на ней снежного наста, и предложил:

– Присаживайтесь, госпожа Радович.

– Благодарю вас, – отозвалась я, ну и присела как можно дальше от стоявшего дознавателя – на самый край скамьи, чем вызвала неприятную усмешку.

Однако лорд сел, не делая попытки приблизиться, левую руку закинул на спинку скамьи, правой извлек маленький карманный блокнот и тонкий черный карандаш. Положив блокнот на колено, демонстративно вписал мое имя, и началось:

– Как вам, вероятно, известно, я являюсь дознавателем, госпожа Радович.

– На это недвусмысленно намекает ваш плащ, – тихо заметила я.

Лорд окинул меня внимательным взглядом, кивнул и продолжил:

– И прибыл сюда с целью разобраться в происшествии, виновницей коего являетесь вы.

Я открыла было рот… и тут же его закрыла. Ну естественно я, кто же еще! Учитывая, что Айван Горски сломя голову помчался тут же доносить о случившемся, он проявил себя как истинный сын королевства, а я вообще осталась на месте преступления, как, собственно, преступник, желающий насладиться последствием своей противозаконной деятельности.

Судорожно вздохнув, обреченно уточнила:

– То есть все обнародованное магическим информационным полем – это плод моего больного воображения, а король никогда, вообще никогда ничего подобного не писал даже в мыслях?

– Вы умная девушка, госпожа Радович, – высказал своеобразную похвалу лорд Энроэ.

«Да нет, просто слишком хорошо знаю, кого в таких случаях делают крайним», – подумала я, но говорить не стала.

Где-то в глубине души начала зарождаться, к сожалению, вполне обоснованная паника, я поняла, что меня ждет масса всего унизительного и неприятного, надеялась только, что, ввиду королевской необходимости составления карты поселений Горлумского леса, мне сохранят жизнь. Очень надеялась.

– Где и что подписать и в какой форме я должна буду принести извинения королю, короне и отдельно Айвану Горски? – тяжело вздохнув, спросила я.

Лорд Энроэ усмехнулся, закрыл блокнот, убрал в карман вместе с карандашом и насмешливо проговорил:

– Приятно видеть в столь юной девушке столь неожиданные ум и проницательность.

И вдруг иным, практически светским тоном дознаватель осведомился:

– Что вы делаете сегодня вечером, госпожа Радович?

Настороженно глядя на него, напряженно ответила:

– Зависит исключительно от вас, лорд Энроэ.

Мужчина усмехнулся, кивнул и сделал странное заявление:

– Мы несомненно поладим, госпожа Радович.

После чего поднялся и уверенным шагом человека, обладающего всей полнотой власти и неизменно этой властью пользующегося, направился к гонцу, которого уже подняли на ноги, и нетерпеливо ожидающему Айвану Горски, стоящему в группе других дознавателей.

Я тоже поторопилась покинуть двор, но старалась идти по тропинкам через заснеженный сад, чтобы не попадаться никому на глаза. Было обидно и горько вляпаться в столь существенные неприятности из-за такой мелочи. Все дело в том, что я не дала Горски списать. Всего лишь не дала списать! Триединый, у него семь репетиторов, неограниченное количество денег на учебники и возможность, которой никогда не будет у меня, – проконсультироваться с преподавателем! Он мог бы подготовиться в сто раз лучше, чем я, но… предпочел потратить имеющееся в его распоряжение время на безуспешное ухлестывание за новой примой Королевского театра. По слухам, витающим в университете, он осыпал дорогу перед ее домом лепестками роз, потратил фантастические средства на покупку изумрудов, под цвет глаз прекрасной актрисы, и ночами упражнялся не в магии, а в написании стихов о ее неимоверной красоте.

Горски, который, кстати, теперь, когда я носила жемчужину от воздушника, позволяющую видеть сквозь иллюзии, оказался не столь привлекателен, как был раньше, как, впрочем, и многие иные представители древнейших родов, ходил по университету со скорбным видом, чем приводил в умиление девушек и вызывал чувство мужской солидарности у парней. Но ни того ни другого не возникло у преподавателей, когда на трехступенчатом пробном экзамене Горски завалил сначала тест, затем практическое задание. И теперь от исключения из университета его могло спасти только эссе на заданную тему. И вот вопрос – чем занялся студент, находящийся на грани отчисления и обладающий всеми возможностями для написания работы?! А ничем! Он продолжил волочиться за актрисой, а сегодня, за день до сдачи работы, после окончания занятий подплыл ко мне вальяжной королевской походкой и потребовал предоставить ему мою работу, дабы он мог «проверить ключевые моменты». Я на это ответила скромным: «Сама проверила». Он в ответ насмешливо заявил: «Да что ты можешь?» Я ответила: «Все, что могу, – все мое, и на чужое, в отличие от некоторых, не претендую». И вот тогда Горски, озверев, потребовал дать ему списать. Я ответила отказом, собралась и сбежала во двор. Он догнал… и случилось то, что случилось.

И теперь нужно было думать, что с этим всем делать. Хотя что тут думать – дальнейшее зависело исключительно от лорда Энроэ. И тут я могла лишь предполагать, что меня ждет. Гарантировать же могла только одно – Горски, несомненно, потребует, чтобы я извинилась перед ним максимально постыдным и принародным способом… Вероятнее всего, в зале собраний и на коленях, чтоб его!

Остановившись, запрокинула голову и, глубоко дыша, посмотрела в небо. Небо начало затягиваться тучами и грозило разразиться снежной бурей к ночи.

Постояв, подуспокоилась, взяла себя в руки и пошла дальше. Так, принародное унижение я выдержу, не знаю как, но выдержу, выбора у меня нет. А вот что будет дальше, уже вопрос… То, что меня обвинят в происшедшем, – сомнений нет, сомнения имеются лишь в том, какое наказание изберет лорд Энроэ. А в его власти практически все – от заключения в тюрьму в том случае, если мне вменят покушение на гонца, до казни на королевской площади, если лорд-дознаватель решит инкриминировать покушение на честь и достоинство короны.

Остановилась снова. Постояла, держась за дерево. Хотелось расплакаться и от досады, и от обиды на судьбу, волей которой именно в этот момент во двор въехал королевский гонец, на Горски, у которого не хватило ни ума, ни достоинства, чтобы готовиться самостоятельно!

И не успела я дойти до здания университета, как над всем учебным заведением раздался заунывный голос Овандори:

«Всем студентам немедленно собраться в зале собраний, приказ ректора».

Началось.

Стараясь даже не думать о том, что меня ждет, я торопливо свернула к жилому корпусу, поднялась по лестнице и, пройдя мимо разноцветных, разукрашенных сердечками, цветочками и блестящими камешками из горного хрусталя дверей, дошла до единственной простой деревянной двери. Присмотревшись к ней, привычно деактивировала тройку мерзких заклинаний типа «Ногтевая сыпь», достав из кармана салфетку, осторожно взялась за ручку, и не зря – ее в очередной раз измазали ваксой, и только после этого открыла и вошла в свой маленький волшебный край. Моя комната. Моя целая комната, с двумя окнами и нормальной кроватью. На втором этаже, и не под крышей, где всегда или убийственно холодно, или столь же убийственно жарко. И пусть с маленьким, но душем прямо в прилегающей уборной. Это была самая скромная комната на этаже, но для меня она была просто великолепна.

Сняв плащ, повесила его на вешалку в угол, под ним разместила сапоги, переобувшись в туфли, учебники сложила на полки в шкаф, свое эссе, как и прочие научные работы, предусмотрительно спрятала под доской в полу – мою комнату взламывали уже трижды, пытаясь отобрать то, что сами делать никак не хотели. Причем в первый раз, когда украли курсовую и две контрольные, преподавателей совершенно не смутило то, что у сданных им работ на титульном листе было зачеркнуто мое имя и вписано «Ивлин Дарски». Просто попросили данного студента в следующий раз аккуратнее оформлять работу.

Именно после этого случая я начала совершенствовать защитную и охранную виды магии и устроила целый сейф в полу, потому как стены эти… нелюди простукивали, а вот о возможностях полов не догадались пока.

И только после, усилив защитные плетения, я, на ходу поправляя мантию и волосы, поспешила на место экзекуции. Несомненно, меня ждала очень впечатляющая экзекуция, максимально болезненная для моего самолюбия. Хотя… о каком самолюбии может идти речь, если дело касается сироты столь непрезентабельного происхождения, что для меня величайшим благом должно быть любое предложение ложа и защиты?

Непонятно каким образом, но студенты уже знали о случившемся. Вслед мне летели оскорбления, а в глаза мне откровенно усмехались, громко и подробно смакуя предстоящее. И да – большинство, как и я, пришло к выводам, что Горски обязательно заставит меня встать на колени, некоторые, правда, гарантировали, что еще и сапоги его целовать потребует.

Зал собраний гудел, как растревоженный улей.

Ярко освещенный укрепленными на стенах факелами и магическими светильниками, принявшими вид полупрозрачных свечей, он был забит студентами до отказа, но, когда я появилась, все издевательски расступились, образуя для меня своеобразный путь на плаху. Горски уже стоял там – горделивый, откровенно ухмыляющийся, вставший на первую ступеньку, ведущую на высокий, огражденный парапетом постамент, на котором уже собрались преподаватели. Магистр Аттинур, заметив меня, скривился, как от зверски кислых ягод, и повернулся к драконам. Их было пятеро – двое в черных мундирах, один в белой, сверкающей словно сотворенной из снега мантии и еще двое в серебристых мантиях, оба с символикой дома Владыки на воротниках. Драконы в мантиях были магами, причем снежный, насколько я поняла из разговоров между студентами и преподавателями, являлся невероятно сильным, и вот все они трое исследовали лаборатории и тайные библиотеки университета. Драконы же в черных мундирах были чем-то вроде дознавателей – они везде ходили совершенно беспрепятственно, проверяли охранные заклинания по периметру университета, и из-за них практически полностью прекратились любые издевательства над бедными студентами. То есть нас по-прежнему презирали, нам устраивали разного рода пакости, но никаких больше избиений, никакого физического вреда, никаких «случайно» опрокинутых столов, стульев, подносов с едой и прочее.

Просто никто из наших прежних мучителей не хотел больше в момент издевательств вдруг оказаться подвешенным за ногу посреди все той же столовой. И драконы не делали различий между парнями и девушками, как сказал халоне Зэрнур, старший из черных: «У мерзости нет пола». Произнес он это в тот эпический момент, когда вылившая на меня остатки супа Айдалин Ванески, двоюродная племянница короля, истошно верещала, вися вниз головой, удерживаемая драконом за лодыжку, а ее жених Вилиан Раймс настаивал на освобождении нареченной, мотивируя тем, что это же девушка. В результате дракон продержал ее почти четверть часа, после чего, разжав пальцы, обеспечил вовсе не бережное возвращение практически принцессы на землю. И что за подобное обращение с особой королевской крови было драконам? А ровным счетом ничего. Говоря откровенно, если бы даже Зэрнур голову ей оторвал, ему бы ничего за это не было, и даже самые напыщенные аристократы прекрасно об этом знали. К слову, драконам можно было пожаловаться, и я знала, что и Славен, и Тихомир, да и остальные из стипендиатов не раз уже подходили к черным, и те вмешивались в случае необходимости, Тихомиру вообще курсовую вернули где-то месяц назад… Но я за помощью никогда не обращалась. Привыкла со всем разбираться сама, да и… напутственные слова Главнокомандующего до сих пор жгли каленым железом.

И в этот момент появился лорд Энроэ.

Вошедший через служебные двери дознаватель подошел к парапету, все студенты тут же притихли, заинтересованно поглядывая на меня, на выпячивающего грудь Горски и на дознавателя. Все с азартом предвкушали расправу, втайне надеясь, что она будет кровавой. Горски предвкушал так же и, пользуясь тем, что я стояла недалеко, громко шепнул мне:

– Готовься вылизывать мои сапоги, Радович.

Искренне надеялась, что до этого не дойдет – драконы же здесь. Могли бы не появляться, да их и не ждал никто, но раз они пришли, то до поцелуев сапог Айвана дело точно не дойдет. На колени скорее всего поставят, но, надеюсь, этим ограничится. Как, к примеру, Горски ограничился требованием дать списать, а раньше просто отобрал бы работу, и дело с концом.

– Гхм, гхм! – прочистил горло лорд Энроэ, попутно призывая всех к еще более подчеркнутому вниманию. – Сегодня, – начал он, пристально вглядываясь в каждого присутствующего студента с таким видом, что любой попавший в поле зрения дознавателя мгновенно чувствовал себя виновным в чем-то определенно противозаконном, – в старейшем учебном заведении нашего королевства, – он снова обвел всех пристальным взглядом, – случилось нечто, выходящее за рамки собственно университета и бросающее тень на достоинство и честь его величества!