Лицей 2018. Второй выпуск
– Я еще могу порассказать, если надо.
– На сегодня достаточно, – ответила Катя, закрывая грудь сумочкой, как щитом. Всем своим видом она давала понять, что мечтает убежать.
– Ладно, Катюх. Ты извини, если перегнул. Кузьма попросил тебе оказать “максимальное содействие”, понимаешь, вот я и…
– Понимаю, спасибо!
Он подошел к ней, попытался обнять и поцеловать в щеку, девушка отпрянула. Стрельцов с любопытством глядел на них, но в этот момент официант принес кофе, закрыв от него парочку, и спросил, хочет ли он заказать еды.
– Нет-нет, спасибо, вот, – Стрельцов кинул на стол две сотни и поднялся. За эти несколько секунд парень куда-то подевался, а девушка уже шла прочь от кафе.
Стрельцов поспешил за ней.
– Простите, – окликнул он, – простите! Постойте, пожалуйста!
– А? Да? – девушка глядела затравленно.
– Извините, я случайно услышал часть вашего интервью с тем парнем.
– А, это, – она покраснела. – Да он так, болтает.
– Нет, вы не понимаете, я сам оттуда. Я слышал, вы говорили про Кузьму.
Девушка часто водила по волосам рукой и смотрела не вполне сфокусированным взглядом, но постепенно успокоилась и вдруг поглядела осмысленно, будто узнавая что-то в Стрельцове, и улыбнулась.
– Да, мы говорили про Кузьму, – признала она.
– Я служил там же, на той войне. Я приехал вчера, чтобы найти его. Можете мне рассказать немного о нем?
– Вот как, – Катя слабо улыбнулась.
– Я собираюсь с ним скоро встретиться, – Стрельцов поспешил улыбнуться в ответ. – Кстати, меня зовут Артем.
– Очень приятно. Катя.
– Рад познакомиться.
– Пойдемте. Не хочу, чтобы он нас увидел.
Они свернули в проулок, ушли подальше от кафе. Внезапно Стрельцов почувствовал, что за ними кто-то наблюдает, но решил не подавать виду. Может быть, просто паранойя из-за слов Марины?..
– Хороший мальчик, – сказала тем временем Катя, убедившись, что вокруг никого нет, – но явно с приветом. Рассказывает с наслаждением практически, как убивал, сжигал, калечил… Надеюсь, вы не такой? Выглядите нормальным.
– Я нормальный, – улыбнулся Стрельцов. Про себя он добавил: “Иногда кажется, что я умер и мне все это снится, но в остальном я полностью нормальный”.
– Я не совсем делаю интервью. Я пишу книгу. Точнее, хотела написать… Книгу-диссертацию. Но это, оказывается, тяжелее, чем я думала. Эти люди…
– А что с ним не так? – осторожно спросил Стрельцов.
– Нет-нет, не подумайте. Я с уважением отношусь к вашей службе, к вашему… подвигу. Но этот Никита… Черт, я не ожидала такого! У него ведь явно проблемы. А Кузьма сказал, что это “его парень”. Что же думать?
– Это как? – Стрельцов изобразил удивление.
– Как я поняла, Кузьма тут собрал целый отряд. Никита сказал, они тут будут… наводить порядок. Так и сказал. Мол, кавказцы распоясались, и Кузьме это не нравится. Я заметила вчера, когда только приехала, что он их недолюбливает. Ну, недолюбливает и ладно – мало ли. Но это не похоже на то, как обычно люди говорят… Они что-то собираются устроить.
Стрельцов удивленно посмотрел на нее.
– Вы же не затем приехали, чтобы к ним присоединиться? – испуганно спросила Катя.
– Нет-нет. Я просто хотел отдохнуть, тут же море, санаторий известный.
– А, да, санаторий, – растерянно кивнула Катя. – А я зачем-то в гостинице остановилась.
Стрельцову нравилось бродить глазами по ее худым плечам и ключицам, пока она впадала в задумчивость. Но когда она возвращалась и снова смотрела с осмысленным удивлением, как ребенок, он переставал глядеть на ее тело.
Катя смутилась и снова принялась поправлять волосы.
– Как тебе сам Кузьма?
– Интересный человек. Немного странный. Мне нужна еще хотя бы пара встреч, чтобы раскрыть его. Я вчера слишком резко оборвала интервью… Он мог обидеться. Но я почувствовала, что он начинает говорить какими-то лозунгами и мы уходим от событий.
– Не напугал тебя? Я тут слышал от одного человека, что он страшный.
– Мне показалось, он хочет позаботиться обо мне. Но этот Никита… напугал изрядно. А ведь Кузьма хотел, чтобы он защищал меня.
– Защищал? От кого?
– Сама не знаю, – Катя раздраженно дернула головой. – Взбрело ему, что мне нужна защита. Я отказалась. Мне нужна только информация.
– Ты знаешь, что за голову таких людей, как Кузьма, назначена награда?
– Украми?
– Да.
Повисла пауза. Страх девушки был смешан со странным возбуждением. Может, ей нравится быть вовлеченной в насилие, подумал Стрельцов.
– Я не ожидала, что все они соберутся вместе и он станет их командиром.
– Сколько их?
– По-моему, пятеро. Но герой из них только Кузьма.
– На войне все герои, – поправил Стрельцов. – Даже такие, как я, кто контракт отрабатывал, хорошие деньги получал. Попробуй для начала вернуться живым. Ты туда ездила?
– Еще нет…
– Может, ты хотела написать книжку, не заезжая туда? – спросил он насмешливо.
– Я не…
Стрельцов поднял палец. Что-то живое шелохнулось в тени подъезда в конце переулка. В этот раз он был уверен. Чей-то взгляд все это время следил за ними.
– Надо уйти отсюда, – голос Стрельцова изменился, стал холодным и сосредоточенным. – Возможно, кто-то наблюдает за нами.
Он взял ее за руку и повел за собой. Она возразила было, но Стрельцов снова вычерпнул из прошлого грозный взгляд, не терпящий возражений, и вынудил ее последовать приказу молча. Они быстро шли вверх по переулку, Катя поминутно оборачивалась.
– Откуда ты знаешь? – спросила она.
Стрельцов промолчал. Чутье редко подводило его. Это был такой же инструмент на войне, как нож, или винтовка, или спирт, – как все, что врастает в солдата, чтобы сохранить жизнь и приспособить к исполнению задачи, тогда как лишнее отмирает очень быстро.
В переулке не было ни людей, ни машин. Солнце припекало, заливая ярким белым светом асфальт и кусок набережной далеко внизу. Природа и поселок выглядели безмятежными. Не играла музыка, не смеялись дети. Но Стрельцов был убежден, что тишина обманывает его и, прыгая зигзагами меж теней, их кто-то преследует. Он ощущал на своем лице взгляд. Чутье сотни раз за прошедшие два года спасало ему шкуру. Укры работают неплохо, и если в поселок за ними приехал настоящий профессионал, то он умеет многое из того, что умеет и сам Стрельцов. Нельзя полагаться на авось.
– Пошли к тебе в гостиницу? – вдруг пришло Стрельцову в голову. Он остановился, обернулся к ней.
– Ну, я… – Катя немного покраснела. Видимо, все еще не поверила в угрозу и думает, будто это он заигрывает.
– Пойдем, не беспокойся! Это просто мера предосторожности.
Делая вид, что это игра, он слегка подтолкнул ее, и они быстро зашагали прочь. Близился полдень, тени стали меньше, но где-то прятался невидимый соглядатай. Стрельцов несколько раз вилял с улицы на улицу. То и дело он поворачивался к журналистке, улыбкой показывая, что все в порядке.
Налетел ветер, и в его порывах примчалась разозленная Марина. Она посмотрела на Катю с удивлением, переросшим в ревность.
– А я говорила, – вздохнула она. – Это была плохая идея! С самого начала.
– Не сейчас, Мариночка, не сейчас, – прошептал Стрельцов. Катя, торопившаяся поспеть за ним, пока не слышала, что он говорит. – Давай потом. Помоги нам оторваться.
– Это кто? Почему ты с ней таскаешься?
– Сначала оторвемся, потом будем выяснять. Она знает Кузьму.
– Ох уж этот Кузьма.
– Слушай, сейчас не до этого. Ты поможешь или нет?!
– Ты что-то сказал? – спросила журналистка испуганно.
– Нет.
– Кажется, ты с кем-то говорил.
– Нет-нет, просто думал вслух.
– Сюда! – воскликнула Марина, указывая на приоткрытую дверь старого трехэтажного дома, походившего на бывшую гостиницу.
Стрельцов не раздумывая свернул туда. От неожиданности Катя не сразу сориентировалась, и ему пришлось опять взять ее за руку и тянуть за собой, затем он лязгнул дверью.
– Наверх, – скомандовала Марина, которая уже поднялась на два пролета.
Лестница была совсем старой и крошилась под ногами. В здании, видимо, шел вялый ремонт, но ни одного рабочего не было видно. Лишь по небрежно наваленным в углу лестничной площадки стройматериалам становилось понятно, что здесь, бывает, совершаются работы.
На третьем этаже Марина выбрала единственную закрытую, но не запертую дверь и затащила их туда. В пустой комнате пол был завален хламом, а стены изрисованы граффити, помещение было погружено в полумрак, окна заколочены досками. Из коридора слабо тянуло краской.
Стрельцов закрыл дверь, приложил палец к губам. Катя попятилась в угол, вновь закрываясь сумочкой, и смотрела на него преданно и растерянно.
– Может, нам все показалось? – спросил Стрельцов у Марины. Она пожала плечами. Оба прильнули к двери и сосредоточились на тишине за ней.
Стрельцов закрыл глаза. Это место напоминало войну: многие дома в зоне боевых действий были такими же покинутыми. Изуродованными, испещренными осколками и пулями. Интересно, подумал он, слово “война” давно не подходило столь близко. Ее как бы и не было за пределами Одессы, ведь люди здесь живут лишь тем, чем кормят их новости…
– Стрел, не начинай, – шепнула Марина.
– Что?
– Не начинай философствовать! Сосредоточься!
Стрельцов не стал спорить. Вернуть концентрацию было и вправду непросто. В комнате было душно, морской воздух не поступал сюда. Он понял, что голова кружится, затылок пронизывала острая боль.
– Артем! – кричала Марина. – Ты должен собраться! Сейчас опасно, не время раскисать, слышишь!
Ее голос был таким близким и реальным – Стрельцов готов был поклясться, что если только протянет руку, то почувствует ее кожу, сможет взять за руку. Вдруг безумная надежда, как сквозняк, освежила его, и, собрав силы, он шагнул к ней, но свалился, когда попытался прикоснуться.
Он увидел, что Марина глядит на него с болью и сочувствием, но ничего не может сделать. Это было как в тот день. Что тогда было? Среда или воскресенье? Кого он обманывает? На войне не было дней, не было ночей – был счет. Тик-так – сердце бьется, можно жить. Тик-так, есть команда, и ее надо исполнить, больше ничего. Приказы чередовались, и важно было только их исполнение. Простые, лаконичные: “Убей”, “Следи”, “Наблюдай”, “Отступаем”. Но все же чаще прочих первый. Все хотели смерти, все пришли за смертью, чтобы полюбоваться на нее, потанцевать с ней!
Катя помогла ему подняться. Марины нигде не было.
– Сколько времени прошло? – спросил Стрельцов. – На сколько я отключился?
– Не знаю. Может, на секунду. Что с тобой? Неужели нам действительно надо было лезть сюда?
Он сел посреди кучи хлама и огляделся. Ему стало лучше, но легкое головокружение не проходило.
– Душно. Извини, что-то я… не в форме.
Он посмотрел на дверь, силясь увидеть Марининым всевидящим взором то, что творится по ту сторону. Но девушка больше не появлялась.
– Там тихо, – прошептал он наконец.
– Вроде того. Может, тебе показалось? – робко предположила Катя.
– Нет-нет, послушай… Награда назначена. Укры многих доставали. На фронте, в тылу, даже в России. Посидим еще.
Катя глядела недоверчиво, но любопытство играло в ее глазах, заряжая взгляд сладким возбуждением. Они просидели в молчании друг напротив друга минут десять. Ему нравилось разглядывать ее, а она делала вид, что не замечает.
– Может быть, оторвались. Пошли.
Стрельцов и Катя вышли на отбеленную солнцем улицу. Они здесь были как на ладони, но никто не смотрел. Прохожих не было, беспечно дремлющими казались домишки частного сектора, утопленные в сочной зелени.
– Безопасно, – выдохнул Стрельцов.
– Точно? – Катя слабо улыбнулась.
– Эй, я не шутки шучу. Надо быть настороже, ясно?
– Не шутки, – подтвердила она, но все еще улыбалась.
– Дурочке нравится, что ты приволок ей войну, прямо как под заказ, – с ненавистью прошипела Марина.
– Пошли, провожу тебя в гостиницу.
По пути он изучал поселок, людей: местных и приезжих. На центральной улице велись приготовления к Дню Победы. Перед входом в гостиницу они расстались. Стрельцов оставил ей свой номер телефона. Попросил не говорить Кузьме об их знакомстве, и она загадочно кивнула.
– Дура, – сказала Марина ей вслед.
Стрельцов улыбался.
– А ты – ходишь по тонкому льду, – повернулась она к нему. – Либо делай дело, либо поехали отсюда.
– Нет, рано. Довольно на сегодня. Пошли, выспимся наконец.
Глава девятая
Спустя несколько дней, девятого мая, в Крае совершались торжества в честь праздника Победы. Несмотря на то что большое празднование приходилось на Геленджик, поселок чувствовал себя важной частью всероссийского ликования, и тем, кто остался в Крае, выдалось посмотреть праздничный концерт на набережной, принять участие в марше “Бессмертный полк”, отведать гречневой каши из полевой кухни, выпить за символическую плату “фронтовые” сто грамм. Вечером обещали салют.
Кузьма и его люди наблюдали за гуляниями отстраненно, но внимательно. Кузьма испытывал странное чувство, хотя не впервые он приезжал в поселок, чтобы послушать песни и поздравления государственных служащих, специально прибывших на отдаленный мыс. Единственный живущий в Крае ветеран справил столетие нынешней зимой, и никто, кроме близких родственников, не знал, будет ли он присутствовать.
– Придет, как думаешь? – спросил вполголоса Кузьма у Павла. Тот пожал плечами.
– Откуда мне знать. Он ваш, я и не знаю, кто он.
– Артиллерист, – со значением сообщил Кузьма. Под его рукой смиренно и торжественно сидел Борька.
Остальные Кузьму мало интересовали. Его взгляд слепо блуждал по радостным молодым лицам, наслаждающимся призрачным миром, который сохраняется благодаря незнанию, и он скорее испытывал раздражение, но оно не было злым – больше как к детям, не выучившим урок. Однако в праздник вполне можно было простить им желание не думать о дурном, не представлять себе настоящую боль, кровь и грязную фронтовую работу. Дети иногда заглядывались на пятерых угрюмых мужчин, сгрудившихся на краю набережной, вдали от сцены. Они не надели формы, но все пришли в выглаженных рубашках, брюках, начищенных ботинках. К пиджаку Кузьмы была приколота звезда. Солнце было горячим, но тусклым из-за дымки над поселком, и геройское золото мерцало слабо, никому не заметное, кроме его людей.
В середине дня, синхронно с остальной страной, в поселке прошел парад памяти: колонна из нескольких десятков жителей пронесла по расступившейся набережной портреты и флаги. Многие надели гимнастерки, некоторые были и в полной военной форме времен великой войны. С черно-белых или реже цветных фотокарточек на зрителей глядели люди, перенесшие первый бой с фашизмом, но некоторые пришли и просто с фото своих родственников прошлого-позапрошлого поколений. Кузьма наблюдал живое движение памяти по брусчатке, залитой современной музыкой, и тихий гнев давил его сердце. Он не мог описать, против кого направлено клокочущее чувство, – знал лишь, что это нечто темное, отвратительное человеческой природе, остановленное бессчетным множеством смертей. Ему было приятно, когда глаза давно минувших людей-героев коротко смотрели в его глаза. И он прощал мирным людям их почтительный карнавал, переполненный гордостью за предков и любовью, не прошедшей еще настоящего испытания.
В очередной песне сознание Кузьмы потонуло, вернувшись в дни решающей битвы за вокзал. Были недели, когда надежды уже не существовало, потому что огонь врага казался неостановимым, продвижение упрямого спецназа противника – неотвратимым. Отряд таял, вжатый в восточном вестибюле вокзала в пол, в искалеченную стену, в крайний мраморный угол. Радист Алеша Степнов давно был порван взрывом, и ждать крупных подкреплений в любом случае не приходилось – иные, политические бои сдерживали их приход. Коридор до порта был перерезан, и никто не знал, стоят ли еще в том порту русские суда. Не было произнесено слов, но по бывшему залу ожидания, утопленному в каменной крошке, в щепах скамей, перемолотых взрывами, в штукатурной пыли бродила невысказанная клятва укров: “Мы уничтожим вас”.
Изредка над окружностью выглаженной Привокзальной ударял одинокий выстрел, ему в ответ сыпались раздраженные очереди и минометный огонь: Стрельцов работал из укрытия по перебегающим площадь силам врага. Но большую часть суток снайпер молчал, вынужденный менять дислокацию и таиться, чтобы артиллерийский огонь не нашел его. Наверняка, думал тогда Кузьма, только Профессор и останется, чтобы рассказать о том, как все они погибли. И тем не менее, пока оставались патроны, пока жив был пулемет Семена, пока юркий Гал, отрядный доктор, ползал от одной кровоточащей медленной смерти к другой, Кузьма приказал сопротивляться.
Один яростный бой растянулся на семьдесят три дня. Вначале их отрезали от сообщения с портом, потом выбили из окружающих укреплений: вагонов поездов, подстанций, близлежащих построек – и, наконец, вдавили в вокзал, раскрошили минометами и танками три четверти здания. Последним натиском, уже ворвавшись внутрь, укры рассеивали их, отрезали друг от друга, потом принялись бить артиллерией по остову западного крыла, уничтожая половину оставшихся людей, а Кузьму и дюжину бойцов в зале ожидания маринуя перед финальной схваткой. В ней сходили в небытие черные, утомительные дни, похожие на ночи, плавилось пропахшее порохом, дымом и свинцом время, но, чудом или благодаря неистовому упорству, они держались, слышали крики подстреленных врагов, подкравшихся слишком близко… Держались, то и дело переходя в рукопашную, и не спали, не спали, не спали, кажется, никогда.
Однажды сквозь черноту стало что-то просвечивать, и Кузьма, обрушившись на слабое, живое, – зарезал ножом совсем молодого мальчишку, исколол его с утробным стоном, как чучело, не осознавая вполне, мужчина ли под ним умирает, женщина или зверь, – хватало лишь сил понять, куда опускать нож. Трясущимися руками он перевернул тело, прикрываясь от очередной порции огня. Скользкая острая боль прошила ногу. Граната взорвалась неподалеку, и все кругом переполнил звон, и снова замельтешили неутомимые враги. Именно в этот последний час свет пришел ко тьме.
В пробитом потолке сияло дневное солнце, в заполненное дымом здание ворвался рокот вертолета, прикрывавшего подход подкрепления. Шум вертушки вытеснил звон от легкой контузии, вселил невероятную мысль, что они выживут. За ними действительно пришли, два с половиной месяца спустя (сорвались какие-то очередные переговоры в Кишиневе); подкрепления отбросили врага, дали передышку на сутки. А следующим днем они переломили украм хребет: был застрелен командир спецназа, упертые мерзавцы выбиты с путей, еще через двое суток от них очистили поезда, захватили здание “Макдоналдса”, откинув окружение на пятьдесят метров и, главное, восстановив заветный коридор до порта.
“Герой”, – холодно, как приговор, сообщил Кузьме командир батальона. Звезду выковал кровавый десятинедельный бой. Из него живой выбралась горстка почерневших, израненных и изможденных людей, которые долго потом не верили, что остались в живых. На Кузьму еще много месяцев глядели так, словно он воротился с того света, пока почти все свидетели его выживания не погибли либо не уехали домой. Взяв новых людей в отряд, он пошел на следующий контракт.
А на набережной тогда и теперь играла музыка. Кузьма и его отряд следили внимательно: ветеран-артиллерист так и не вышел из дома и не приехал на мероприятия. Он остался участником всеобщего праздника лишь в речах чиновников. Поговаривали, будто в честь столетия ему под вечер вручила именные золотые часы лично глава администрации Края.
После салюта Кузьма позвал отряд за собой. У ресторанчика в северной части поселка за расставленными на улице столиками сидело полдюжины молодых кавказцев. Они шумно разговаривали и смеялись. Кузьма и его люди встали рядом и угрюмо молчали. Их появление постепенно высосало веселость из компании. В предлетнем вечернем тепле стала вязнуть тишина.
– Да, Кузьма. Ты чего? – спросил старший с улыбкой, встал, наклонил голову, как бы выражая почтение.
– Вот поинтересоваться пришел, – задумчиво ответил тот. – Кто вам разрешил ленточками сегодня торговать?
– Ленточками? – мужчина усмехнулся, обводя свою компанию глазами. Кое-кто стал подниматься, и тогда Никита шагнул вперед и посадил первого встающего обратно на стул. Тот вскочил, но Никита легко уклонился от удара и врезал протезом в челюсть. Ойкнув, мужчина уселся пятой точкой на землю. Повскакивали остальные, но драка пока не разразилась.
Старший из группы кавказцев еще пытался показать миролюбие, хотя по глазам было видно, что его распирает гнев. Злобно улыбался в ответ и Кузьма.
– Ты мне не придуривайся, – отчеканил он. – Я видел. Деньги брали за ленты. Хотя они бесплатные.
– Мы не…
– Охренели, черти?! – взорвался вдруг Кузьма, и вокруг повисла тишина. Только ветер шелестел в траве, не живой и потому не испуганный командиром. Каждый услышал в его голосе предвестие смерти.
Молчание продлилось долго, и первым его прервал Борька, зарычав на шелохнувшегося справа от Кузьмы мужчину. Тот что-то хотел достать из-за пазухи, и пес ощетинился, показал клыки. Кузьма смерил кавказца взглядом и оттолкнул, продолжив разговор со старшим.
– Вас кто звал сюда? Вы откуда повылазили? Кто у вас главный? – стал он задавать безответные вопросы, напирая, вынуждая пятиться вставших. Ветераны, хоть их и было меньше, взяли шестерых в кольцо. Из ресторана вышли еще трое, и теперь было девять против пятерых, но они чувствовали себя слабее.
– Кузьма Антонович, мы тоже тут живем, у нас документ есть, это наш ресторан, – миролюбиво стал объяснять кавказец, – зачем кричишь? Зачем вы бить нас пришли? Мы ничего не сделали. Если кто за деньги георгиевские ленточки продал, я с этим сам, лично разберусь и Юнусу сообщу.
– Юнус у вас главный? – уже спокойнее уточнил Кузьма.
– Юнус Абдуллаевич, да, он главный. Это его ресторан, он решит этот вопрос. Я скажу, чтобы он вам позвонил.
– Ты че перед ним прогибаешься, эй? – крикнул один из молодых, самый высокий.
Кузьма, не раздумывая, повернулся и наискось пробил в его нижнюю челюсть правым локтем с такой силой, что в тиши хрустнуло, голова неестественно вывернулась и огромный человек, не успевший ни закрыться, ни опомниться, рухнул как подрубленный. Из-под головы потекла кровь.
Пораженные быстротой и жестокостью, люди молчали, и только Борька залился неистовым лаем.
Лишь несколько секунд спустя затмение прошло и, будто запоздавшая вспышка молнии, началась драка, но не все кавказцы бились – некоторые стояли как вкопанные, а один, на которого пошел Кузьма, даже убежал. Борька бросился за ним, догнал, свалил на землю и долго в отдаленной тьме рвал одежду, мешая побегу, а потом вернулся к Кузьме на выручку, и его глаза были исполнены преданной готовности.
Драка закончилась. На выглаженных рубашках, брюках, чистых еще поутру ботинках была кровь. Кузьма напоследок бросил:
– Вы через неделю все должны отсюда уехать. А ваш сраный ресторан закрывается, и все ваши палатки, поняли?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги