Красный Лотос

Акинобу бегал между домами и хатами, разглядывал самураев, копейщиков, коней. Был настолько возбужден, что совершенно забыл об обязанностях, которые поручил ему отец. Да и все равно шла зима, какие там обязанности? Посещение богов было в сто раз важнее!

И в конце концов он сделал такое, за что его отругала бы даже безустанно балующая ребенка бабушка. Акинобу знал все тайные ходы, пути и щели в здании старой крепости. Через многие из них взрослый бы не протиснулся, но ребенок? Да запросто. А Акинобу был очень целеустремлен. Хотел еще раз увидеть госпожу Красный Лотос, богиню на этой земле.

Говорят, что давным-давно Изанагу, богиня дня, и Изанами, бог ночи, гуляли по миру, паря над океаном. И наконец увидели такое место, которое им исключительно понравилось. И тогда Изанами погрузил в воду свое копье, а из капель, что падали с острия, выросли острова. Так и возник Ниппон.

Акинобу был уверен, что госпожа Шора по прямой линии потомок этой пары богов, благословленная даром вечной жизни от Мудреца. Когда он, Акинобу, умрет от старости, она, бессмертная дама, будет все так же прекрасна и молода, а ее мощь с каждым годом будет расти и расти – пока она сама не станет богиней и своей силой не прогонит диких мангутов.

Поэтому мальчик так хотел ее увидеть. Может быть, вид доброй госпожи пошлет благословение и на него, и на его семью? Может быть, вылечит гниющую ступню отца и зрение бабушки?

Он вскарабкался на наклонную крышу, проскочил по черепице венчающего стену навеса. Добежал до амбразуры чуть выше и протиснулся сквозь нее в башню. Дальше дорога вверх была уже прямая, только избегай слуг и служанок, и доберешься до верхней части.

Мальчик повернул раз и другой, проходя через комнаты, но наконец остановился. Застыл, чувствуя нежный запах чая.

Он отправился вслед за этим запахом, прошел через одну из нижних комнат, чтобы оказаться в помещении с окном на нижний двор.

Здесь царила тень, полумрак. Солнце освещало эту комнату только раз в день, и то очень ненадолго. А теперь, зимой, тут было почти совершенно темно.

Мальчик ступал осторожно. Он чувствовал отчетливый запах, слышал, как что-то булькает в чайничке.

Замер.

Мужчина сидел в позе лотоса в самом центре комнаты. У его правой руки стояли заварной чайничек и кубок, наполненный дымящейся жидкостью.

Это был Дух. Он сидел в темной комнате и предавался медитации.

– Входи, мальчик, – сказал он.

Его голос был подобен скрежету стали. С одной стороны, полный силы, с другой – несущий какую-то странную угрозу. Страх.

Так не разговаривает самурай. Так разговаривает убийца.

– Входи, я сказал!

Акинобу очень испугался.

Но вошел в комнату. Обошел мужчину и встал перед ним. Глаза Духа были закрыты.

– Я застал тебя врасплох, господин? – спросил наконец мальчик, стараясь быть храбрым. Он не хотел выглядеть трусом, предпочел изобразить твердость. Особенно перед человеком, в котором он так разочаровался.

– Нет.

– Наверняка застал, – не сдавался Акинобу. – Ты не ожидал меня.

– Я слышал тебя с того момента, как ты взошел на стену. Слышал, как ты протискивался через амбразуру. Как ты бежал по комнатам и как один раз остановился, опасаясь проходящего слуги. Я слышал каждый твой вздох и каждый твой шаг. Я считал их. Ты сделал семьдесят восемь шагов.

– Но как?..

– Я ведь Дух, ты помнишь? – Мужчина указал место на полу рядом с собой. – Присядь.

Он налил чай во второй кубок, придвинул его к мальчику, сам сделал глоток.

Они сидели молча. Но мальчику не сиделось.

– Господин? – не выдержал он.

– Да?

– Почему ты здесь один? Размышляешь? Медитируешь?

– Угу.

– Раздумываешь над прошлыми битвами? Поединками, в которых ты принимал участие?

Боями с могучими врагами?

– Раздумываю, – ответил Дух, – над вкусом идеального чая. И наслаждаюсь им.

Мальчик попробовал чай на вкус. Напиток был теплым, приятным – но идеальным? Чай как чай. Акинобу пил такой каждый день.

– Ты полагаешь, таким должен быть вкус идеального чая, господин? – спросил он.

Дух усмехнулся.

– Есть мудрецы, что скажут тебе – в конце жизни все, что ты когда-то попробовал, будет казаться тебе идеалом, потому что больше тебе этого уже никогда не попробовать, – ответил он. – Может, они и правы, все же мудрецы. Но мне кажется, что это неправда. Ты знаешь, чем занимаются самураи?

– Конечно! – оживился Акинобу, довольный, что может продемонстрировать Духу свои познания. – Сражаются! За своего господина или госпожу! А когда надо, то и за нас, простых людей. И за Ниппон!

Снова улыбка.

– Хорошо. Но не только этим. То, что ты говоришь, верно. Самурай сражается. Но сражение – лишь элемент, проявление чего-то большего, целого. Так вот, путь самурая – это путь поиска совершенства. Прежде всего в себе. Самурай должен посвящать свою жизнь тому, чтобы идеальным стало все то, что он делает. Да, и сражения тоже. Но и служение. И честь. И все повседневные дела. И, например, заваривание чая.

– Этот чай заварил самурай?

– Этот чай заварил я.

Акинобу грустно покачал головой.

– Я не понимаю, господин, – признал он честно.

Разговор с Духом доставлял ему большое удовольствие – взрослые редко уделяли малышу столько внимания. Даже обычные взрослые, а тут такой великий воин! Но после этих слов мальчик испугался, что мужчина отругает его и презрительным жестом отправит вниз. И, может быть, поручит слугам придумать какое-нибудь наказание.

А вот и нет!

– Не понимаешь, – повторил Дух. – Объясню по-другому. Мудрецы говорят, что в конце жизни все кажется идеальным, потому что единственное, чего хочет человек в конце жизни, это… жить дальше. Жить больше, а раз уж это невозможно, то человек грустит по своим воспоминаниям. По жизни. Потому что то, что мы теряем безвозвратно, кажется нам идеальным – когда его уже нет. Мы начинаем ценить те вещи, которые больше никогда не будут с нами. А тем временем самурай точно знает, что однажды он погибнет. В бою, в поединке или от собственной руки, если запятнает свою честь. И поэтому он знает, что должен постоянно совершенствоваться, ибо знает, что его путь – смерть, а не наивная тоска по прошлому. Теперь понимаешь?

– Да, – радостно согласился Акинобу. – Теперь да! А можно… Можно спросить тебя еще о чем-нибудь, господин?

– Спрашивай.

– Мудрецы тоскуют по уходящей жизни, а путь самурая – самосовершенствование. А каков твой путь, господин? В чем твоя цель?

Дух поднял кубок, выпил глоток чая, отставил в сторону.

– У меня нет никакой «собственной цели».

Акинобу был потрясен.

– Как же это?! Это неправда, господин! – запротестовал он. – Я ведь слышал, что Дух сражается за своего господина… или госпожу. Что он лучший из воинов, способен победить сотню самураев в открытом бою!

– Только сотню? – спросил Кентаро с улыбкой. – А не тысячу?

Мальчик погрустнел и замялся:

– Я слышал про сотню.

Дух вновь серьезно посмотрел на мальчика.

– У меня нет цели, – сказал он. – Я и не могу иметь цель, потому что цели бывают у людей. А я всего лишь инструмент, инструмент в руке моей госпожи. Я должен ее защищать, служу для этого.

– Но ведь ты человек, господин! Я же вижу!

– Ну да, у меня есть руки, ноги и голова. Делает ли это меня человеком? Нет, мальчик. Понятие «быть человеком» состоит из многих элементов. Я бы тебе описал, каких именно, что делает человека человеком, но это тема для другого дня и другого разговора. Может быть, мы его и проведем. А сейчас могу сказать тебе одно. – Он сделал еще глоток чая. – Я знавал людей, которые не были людьми. Чудовища в человеческой коже. Настоящие монстры. Они были злыми, испорченными до мозга костей. Жестокими. И они не были людьми, хотя на первый взгляд людей и напоминали.

– Ты убил их? – В мальчике проснулся мужчина.

– Некоторых да.

– А остальных?

– А остальные все еще ходят по земле. Многих из них я даже не встречал и надеюсь, что и ты с ними не встретишься. Не тело делает человека человеком, а то, что у него здесь. – Он указал на голову мальчика. – И здесь, – указал на его грудь, а точней, на сердце. Потом спокойно допил чай.

Акинобу долго раздумывал над этими словами; наконец допил и свою чашу.

– Я не до конца понимаю это, господин, – признался он, – но я постараюсь понять.

– Постарайся. А теперь иди, возвращайся к родителям. Я знаю, что ты хотел увидеть мою госпожу. И увидишь ее, но в другой раз. Возвращайся к родителям.

– Слушаюсь, господин!

Мальчик встал и поклонился, имитируя поклоны крестьян Красному Лотосу, когда та въезжала в крепость. Кентаро лишь кивнул ему.

Выходил Акинобу все же медленно, то и дело оглядываясь на Духа, который, судя по всему, выпил весь чайник.

– Понравился ли тебе чай, господин? – спросил он еще напоследок.

– Да, – ответил Дух, – но все же это был не идеальный чай.

Когда Акинобу добрался до дома, было уже темно. Зимой солнце быстро скрывалось за горами.

Он снял сандалии перед входом и беззвучно вошел в дом. Думал, что двигается тихо. Представлял себе, что он – Дух.

Отец сидел в главной комнате. Сидел на полу в странной, но явно удобной для него позе, с поджатой под себя правой ногой и выпрямленной далеко вперед левой. Он снова вырезал очередную статуэтку Мудреца – полного пожилого мужчины в кимоно, сидящего в позе лотоса и созерцающего вселенную. Вот только статуэтки отца не изображали Мудреца спокойным, тихим, благообразным старичком, вовсе нет! Изображали они мужчину с лицом, искаженным гневом. Мудрец, возникающий под резцом отца, всегда был воплощением ярости.

Ступня отца гнила. Была опухшей, покрытой красноватыми и зеленоватыми ранами. Но сейчас было еще не так плохо. Летом, когда становилось тепло, она причиняла отцу настоящие мучения. Не помогали любые количества саке.

Сейчас отец тоже пил саке. Он всегда пил, когда вырезал фигурки Мудреца.

– Ты вернулся, – гортанно бросил он Акинобу.

– Да, отец. – Сын остановился и поклонился. Ожидал выговора, но не получил его.

– Хорошо. Берегись самураев, сын. Они опасны. Берегись.

– Да, отец. Но самураи… Госпожа Красный Лотос, я видел ее!

– В самом деле?

– Да!

– И какая она?

Мальчик заколебался.

– Красивая, – ответил он все же правдиво.

Тогда отец удивил его.

Улыбнулся.

– Твоя мать тоже была красивой, знаешь?

– Да, ты говорил, отец.

– Ты похож на нее. Иди сюда, скажи, нравится тебе этот Мудрец?

Акинобу приблизился, поморщившись от запаха гниющей ступни отца.

– Да, – опять правдиво ответил он. – Но Мудрец сердится. Как всегда.

– Он зол, это правда.

– Почему?

Отец на минуту задумался.

– Наверное, потому, что я не верю в то, что рассказывают монахи, – ответил он наконец. – Не верю в то, что Мудрец всегда только радовался и улыбался. О нет! Наверняка он бывал и зол. Эту-то правду я и хочу передать людям.

– Да, он бывал зол. Но ведь он был и Бессмертным, верно?

– Да. Первым Бессмертным. Раньше лишь боги были бессмертны, но потом родился Мудрец, первый бессмертный человек. Он был мудрым, а через много веков стал еще одним богом. И посылал благословение другим людям, делая и их Бессмертными.

– Госпожа Красный Лотос. Она ведь Бессмертная.

– Это на самом деле плохо, – неожиданно заметил отец. – Даже Бессмертного можно убить.

– Почему ты так думаешь? – спросил Акинобу озадаченно.

Отец пожал плечами, отпил саке.

– Потому что это правда! – ответил он. – Чтобы убить Бессмертного, нужен всего лишь Алый Клинок.

– Алый Клинок?

– Да. Не знаю, боги ли послали их на землю. Некоторые говорят, что это демоны куют их в подземных кузнях, далеко, на вершинах проклятых гор. Но я в это не верю.

– А во что веришь?

– В равновесие. Клинки существуют, потому что существуют Бессмертные. И они не творение демонов, потому что ведь жили уже Бессмертные, что были злыми, жестокими, подлыми. Не каждый Бессмертный – воплощение Добра. Нет. Клинки просто существуют. Объяснения этому нет.

– Но ведь… это просто бессмысленно!

– Верно. Не у всего есть смысл.

– А смерть мамы? – выпалил мальчик не раздумывая. – У нее был смысл?

Отец вздрогнул, резец замер в его ладони. С минуту казалось, что мужчина вот-вот бросится на Акинобу и отлупит его до полусмерти. Но в конце концов он расслабился. Повернулся к сыну.

И улыбнулся.

– Да, смысл был, – сказал он, – потому что, хоть она и умерла, появился ты.

Резец возобновил работу.

Поскольку отец замолчал, это значило, что нужно было с ним попрощаться и готовиться ко сну. Бабушка уже наверняка спала.

Акинобу собрался выйти в другую комнату, но его остановил голос отца.

– Запомни одно, сын, – сказал он. – Красный Лотос – добрая госпожа. Но это не значит, что она не приведет к нам зло. Бессмертные часто причиняют другим зло, хоть и пытаются творить добро. Запомни это, сын.

Он запомнил.

Заходящее солнце было цвета огня. Потом цвета крови.

Нобунага Хироши сидел у входа в свой шатер и наблюдал сперва за диском солнца, а потом за хлопьями снега, падающими с неба.

Выпил глоток чая.

Ниже, в долине, его самураи разбивали лагерь. Если бы не горы, то на горизонте наверняка бы уже виднелись башни и косые крыши Ворот Сна.

Но это были горы, и видны были лишь скалы, долины, растущие из щелей карликовые скрюченные деревца.

Слух господина Нобунаги уловил приказы, что громко раздавал Ну Бу. Гигант даже в столь безлюдном месте приказывал остальным самураям и мобилизованным асигару проявлять бдительность и быть наготове. Старый добрый Ну Бу всегда оставался воином.

Хироши выпил еще глоток.

Услышал скрип снега, обернулся.

Ну Бу шел к своему господину.

Это был огромный мужчина, гораздо выше и крепче всех остальных. Он был так громаден, что его настоящим отцом некоторые считали всамделишного гиганта, огра, которому будто бы мать воина отдалась, когда старый Ну уехал в очередной раз на войну.

Нобунага был уверен, что так оно и было.

Потому что Ну Бу во всех отношениях походил на настоящего гиганта. Был здоровенным, сильным, воинственным, но также невероятно жестоким и вспыльчивым. И невероятно глупым.

Даже боевого коня для него пришлось растить специально под его рост, и конь был также огромен. Вместе на поле битвы остановить их было абсолютно невозможно. И еще одна черта была у Ну Бу, особенно ценимая господином Нобунагой.

Он был фанатично и безусловно преданным.

– Люди готовятся ко сну и делят дежурства, – доложил он, кланяясь Хироши. – Тебе не придется об этом заботиться, господин.

– Благодарю, Ну Бу, – спокойно ответил Нобунага. – Окажи любезность, присядь со мной и выпей чая.

– Как пожелает мой господин.

Даже сидя, Ну Бу был выше многих людей.

– Как тебе эта местность, дружище? – спросил Хироши, подавая самураю чашу с зеленым чаем.

– Я вижу снег и горы. Ничего более. А ты, господин?

– Я вижу великое будущее.

– Бессмертная?

– Да.

Ну Бу кивнул.

Они уже много дней ехали на встречу с Красным Лотосом, и уже вскоре должны были наконец познакомиться с легендарной госпожой. Первая Бессмертная за века. Сможет ли она изменить ход войны с мангутами?

Ну Бу очень хотел убедиться в этом. Убедиться и лично встретиться наконец с дикарями в бою. Умиротворение нелояльных подданных и приведение к покорности бунтующих кланов уже не доставляло ему такого удовольствия, как раньше. Он мечтал о новом противнике. Новом вызове.

Мангуты подходили идеально.

Но господин Нобунага был спокоен.

– Ты помнишь, что мы должны делать? – спросил он вассала.

– Конечно, господин!

Хироши отставил в сторону свой чай. Поднялся.

– Отдыхай, Ну Бу, – сказал он. – Завтра важный день. Может быть, самый важный во всей истории Ниппона.

Гигант поклонился, когда Хироши прошел мимо него в свой шатер.

Внутри мужчина размял ладони. Подошел к стойке со своими мечами.

Это было красивое, искусно сработанное оружие. Цубы, гарды обоих мечей, были выполнены в виде двух карпов среди пенящихся вод реки. Рукояти мечей охватывала красная лента.

Нобунага поднял больший меч, осторожно вынул из ножен.

И вгляделся в Алый Клинок.

Монахи культа Мудреца говорили, что сотворение мира каждое утро начинается заново. Красный Лотос – после отличного сна этой ночью – была уверена, что они правы.

Служанки неторопливо помогали ей надеть алое кимоно, расчесывали и укладывали ее блестящие волосы цвета воронова крыла. Потом проводили ее в банную комнату, где уже ждала ванна, наполненная белизной – горной водой, смешанной с теплым молоком. На поверхности плавали лепестки роз.

Служанки сняли со своей госпожи кимоно, но войти в ванну уже не помогали. Шора отправила их прочь вежливым жестом и вошла в ванну сама, погружаясь в воду по шею.

Да, вот так. Пар, тепло, мягкое прикосновение жидкости, ласкающее каждый дюйм погруженного тела. Да, монахи точно были правы – Красный Лотос знала, что сейчас ее бессмертная оболочка рождается заново.

– Ты здесь? – спросила она в пространство. – Дух мой?

Да, конечно же он был здесь. Стоял за бумажной стеной, в предбанничке. Слышал все, что делала его госпожа, но не видел ее. Тело Красного Лотоса, ее красота и интимность мгновения принадлежали только ей одной, и доступа к ним он не имел. Не имел и не хотел иметь.

Это принадлежало ей. Так же как и он.

– Да, Бессмертная, я здесь, – ответил он. – Я рядом всегда, когда нужен тебе.

Она знала, что это правда. Воин, Дух. Она понятия не имела, кто он – знала только то, что однажды Седой Пес привел его в замок отца и объявил, что мальчик будет обучаться, чтобы защищать потомков рода. Потом родилась она, но еще долго не видела мальчика, слыша только рассказы о нем. И когда наконец его представили ей и объявили, что он принадлежит ей и будет ее Духом, она даже растерялась. Потому что не видела ни предмета, как ей было предписано воспринимать его, ни тем более воина. Видела только мальчика чуть старше ее, вооруженного, внимательного, молчаливого. И послушного.

С этого момента он сопровождал ее практически всегда. Стоял сзади или за дверью, если только она его специально не отсылала прочь.

Ее фрейлины утверждали, что Кентаро, как его звали, не ест и не спит никогда, всегда оставаясь начеку. Шора знала, что это не так. Кентаро ел, как и все остальные, но вот со сном, да, дело было действительно сложнее.

Смыслом и целью жизни Духа является защита и служение, и ничего больше. Боевое искусство, мастерство убийства и, что вытекало из этого, строжайшая дисциплина, даже более строгая, чем у самураев или страшных, нападающих из сумрака бойцов шиноби. И именно благодаря многолетнему обучению строжайшей дисциплине Дух мог не спать, а лишь погружаться в короткие, восстанавливающие тело и разум периоды медитации.

Интересно, медитировал ли он сейчас, когда она принимала ванну, или же оставался бодрствующим?

Она знала Кентаро достаточно хорошо, чтобы понимать, что одно не исключает другого.

– Как ты думаешь, каков он?

– Господин Нобунага?

– Да, расскажи мне, что ты думаешь, Дух.

Минута тишины. Дух взвешивал про себя, чем может, а чем не должен делиться со своей госпожой. Он всегда так делал, хотя уже много лет как они не были просто госпожой и ее инструментом, а были еще и друзьями. Шора не могла и не хотела видеть в этом ближайшем спутнике ее жизни всего лишь предмет – тем более что он когда-нибудь умрет, пусть хотя бы и просто от старости, а она будет жить и получит очередного Духа. И будет ли этот, следующий за ним, в ее глазах тоже человеческим существом, достойным уважения, симпатии, даже дружбы? Или же бессмертие к тому времени так исказит ее восприятие, что она потеряет человечность? Она не хотела этого, но боялась, что так может случиться, и потому обещала себе, что пока ее чувства еще человеческие – будет относиться к Кентаро и другим, кого повстречает на своем пути, так, как хотела бы, чтобы относились к ней самой.

– Будто бы он великий воин, как и его отец, – начал наконец Дух. – Желает добра Ниппону, спасения наших земель.

– Да, это благородные устремления. Но ведь бывает и так, что даже наибольшее добро в глазах многих оправдывает причинение страшного зла?

– Мне трудно ответить на это, госпожа.

– Мне тоже, по крайней мере на сей момент. Завтра, да, завтра мы убедимся, доброе или злое создание этот господин Нобунага. Завтра, когда мир вновь переродится после ночи. Ты согласен со мной, Дух?

Она практически увидела его улыбку.

– Не смею не согласиться с тобой, о Бессмертная, – ответил он с преувеличенной скромностью.

Это была их, и только их внутренняя шутка, связывающая как ни с кем иным, – она повторялась всегда, когда Кентаро чувствовал, что госпожа неспокойна, волнуется о будущем, не уверена, чего ждать. Она что-то говорила и спрашивала, согласен ли он с ней, а он иронично сгибался в поклонах, заверяя, что Бессмертная абсолютно права, даже когда она и несла полную чушь.

Эта их шутка, отработанная и повторяющаяся годами, все еще веселила их самих. И была абсолютно непонятной для каждого, кто имел случай ее наблюдать.

Она позвала служанок и встала из ванны. Ее быстро окутали полотенцами, а потом принесли кимоно. Она бросила взгляд на бумажную стенку, за которой тихо и послушно стоял ее Дух. Хотела что-то сказать, но передумала, улыбнулась служанкам и жестом велела переходить к следующей части утреннего туалета.

Когда они въезжали в Ворота Сна, падал снег. Именно поэтому так мало крестьян вышло нам поклониться, подумал Нобунага Хироши, глядя на небольшую, согнувшуюся в поклоне группу на пути их движения.

Да, конечно, только поэтому.

Они въехали в полном боевом облачении, желая произвести наилучшее впечатление на кортеж Красного Лотоса, показать, насколько важна эта встреча. Возможно, важней и не бывало.

Во главе кортежа ехал Ну Бу на своем гигантском скакуне. В полной броне, в шлеме, украшенном огромным нашлемником, в маске демона, с боевым копьем в руке – могучий самурай выглядел как призрак, явившийся сюда с самого дна подземных краев. В левой руке он держал штандарт рода Нобунага – на золотой ткани красовался округлый черный мон клана.

За ним в ворота въезжали самураи. В конном строю, одетые в черно-золотые полные доспехи и вооруженные, они выглядели не хуже, чем Ну Бу. Потом шли лучники с повязками на лбу, мобилизованные копейщики яри, и, наконец, стрелки с длинноствольным огненным оружием – дубинки смерти, взрывающиеся огнем, ружья, метающие маленькие снарядики, что могли пробивать даже самые твердые панцири. Мангуты опасались этого оружия, не понимали его – кони пугались при звуках выстрелов, а доспехи из спрессованной бумаги не могли задержать маленьких, даже смешных пулек. Поэтому, когда мангуты захватывали ружейную фабрику, всегда сжигали ее дотла, оборудование уничтожали, а ремесленников казнили долго и жестоко на страх другим – вот чем заканчивается изготовление дьявольского оружия!

Приведя в Ворота Сна своих стрелков, Нобунага отчетливо дал всем понять, что не просто не боится гнева захватчиков, но и готов с ними сражаться всеми доступными методами.

Кортеж объехал главный плац полуразрушенной крепости и наконец остановился у массивных ворот, ведущих внутрь замка. Хироши разглядывал деревянную конструкцию с высоты седла – гордый, сильный, неприлично, прямо не по-мужски красивый. Может ли у воина быть такое доброе и нежное лицо, думали все еще согнутые в поклоне крестьяне. С другой стороны, осанка, доспехи, два меча за поясом, все показывало, что это самурай из самураев, живой и настоящий. Но это лицо – почти мальчишеское, миролюбивое… Испугаются ли мангуты этого лица так, как боялись суровой внешности его отца?

Наконец ворота понемногу отворились, а изнутри, ступая плавно, словно дух, почти плывя над землей, выступила она. Великая госпожа, хозяйка древнего рода. Бессмертная.

Красный Лотос.

От ее красоты у Хироши захватило дух – бледное лицо, розовеющие щеки, темные волосы, сколотые несколькими шпильками. Темно-алое кимоно, вышитое нежными волнистыми узорами, как будто на теле госпожи Шоры бурлил огонь или океан крови.

Она вышла в сопровождении своих самураев, одетых в красные доспехи, а также ступающего за ней в двух шагах Духа. Встала перед Нобунагой Хироши и поклонилась.

– Господин мой, я так рада, что ты прибыл на нашу встречу, – сказала она. – Позволишь ли мне помочь тебе спуститься с коня? Приготовить тебе отдых после долгого тяжелого путешествия?

Он ничего не ответил. Лишь усмехнулся. И протянул к ней ладонь в латной рукавице.

Она приняла его руку, а он перебросил ногу над спиной коня и встал на землю прямо перед ней.