Восхождение к власти: противостояние

Глава пятая. Златая нить в ночи

На следующий день. Утро.

В доме повисла плотная непроницаемая тишь. Стало даже слишком тихо. Лишь слышны были лёгкие переговоры за окнами помещения, выходившие в сторону невзрачного пейзажа, превращаясь в банальный говор о жизни и политики, которые слышатся в любое точке страдающего земного шара.

В доме всюду стелется лёгкая прохлада, даже гранича с лёгким морозом, который мог спокойно пощипывать незащищённый кожный покров. Всё из-за того, что в доме установлено несколько мощных кондиционеров, которые окатывали этот дом волнами, делая в нём температуру более-менее нормальной, нежели за стенами дома. Но временами эти кондиционеры и тепло целыми массивами выдавали, когда в комнатах становилось уж слишком холодно, обращая хлад в приятное и чудесное тепло.

Внутри дом всюду облицован деревянными плитками у пола, а стены обклеены светло-зелёными обоями, которые отдавали изумрудным цветом, словно сами состояли из драгоценного напыления.

Домик двухэтажный и снаружи выглядит как обычное двухэтажное строение, построенное точь-в-точь в стиль местного колорита, но внутри отделано всецело в стиле английский аристократических поместий викторианской эпохи, которые так и манили своей изящностью и утончённостью из истории давно прошедших времён.

Дом усеивали сотни предметов изыска, не свойственных этому месту, выбиваясь из общего колорита. От прекрасных кувшинов и цветов, до восхитительных резных столиков и помпезных предметов мебели и сервиса, которые так и напоминали о временах роскоши и благоденствия эпох европейского расцвета. На стенах висят картины, выполненные кистью самых лучших мастеров из древних эпох и времён. Произведения искусства, которые могут быть дотированы временами того периода, когда по земле ходили воины, облачённые в стальные доспехи, вооружённые клинками, нарисовавшие на груди кресты и ставшие воевать за веру, не щадя тела своего, ибо верили, что этим душа спасётся. И ко всему этому множество украшений из золота и серебра, что расплескались драгоценным металлом по всему дому.

Но не стоит прельщаться такой, с первого взгляда, роскошью, которая встречалась на каждом шагу, ибо в тени неё стоят те, кто могли переломить хребет любому нарушителю, что посмеет сюда проникнуть. Всё находится под строжайшим контролем пятидесяти одного охранника, что незримо и неусыпно несут службу, втайне от всякой власти и ведома кого-либо.

Вся охрана сводится не к защите одной комнатушки или даже человека, который в нём живёт. Всё было направлено на то, чтобы удержать эту комнату от любого посягательства со стороны, пускай даже и ценой жизни.

Сама комната имеет довольно невнушительные размеры, однако отличалась своей роскошью и даже неприличной помпезностью. В ней и прекрасная кровать с шёлковым и монохромным бельём, качество которого могло посоревноваться с качеством пастели самого Великолепного Султана. Тумбочки, стулья, столы и вся иная мебель без спора по своему качеству и изяществу превосходила мебель многих шейхов из Аравийских Эмиратов и с прекрасной отделкой этой мебели, представленной в виде узоров, форм животных, обивки благородными металлами, гравировки и инкрустации драгоценными камнями, могла поспорить только отделка мебели самих Великих Шейхов. Вилки и ложки были сделаны из столового серебра. С белоснежного потолка, выполненного мраморными плитами, висит довольно приличная люстра, похожая на равно уложенные свисающие виноградные лозы, сделанные из настоящего горного хрусталя, что на свете мог переливаться сотнями самых различных оттенков и цветов. Несмотря на всю роскошь в комнате не было ни телевизора, ни компьютера, ни даже радио, но это обусловлено только безопасностью.

Предметы быта, выполненные максимально изящно говорят только о том, что здесь может находиться только император, но никак иначе. Но действительность была иначе, чем это представлялось и старалось выставиться напоказ.

К комнате неспешными шагами, аккуратно удерживая в руках книгу, подходил человек. Это высокий седой мужчина, с зализанными назад серебряными волосами и начисто выбритым подбородком. Человек оделся в хорошие чёрные брюки, покрывавшие блестящие лакированные туфли, что шаркали по бесценному паркету. На торсе мужчины был чёрный жилет, который покрывал белую рубашку. А в слегка морщинистых руках он удерживает небольшую книгу в чёрной обложке с непонятными символами на лицевой стороне.

Мужчина подошёл к двери и постучал в неё. В ответ прозвучал еле уловимый голос согласия, но его уловил человек и открыл дверь.

Резная дверь отварилась и на вид предстала девушка, сидевшая на кровати и читавшая некую книгу в зелёной обложке. Она одета в весьма обычную, даже неприлично скромную для этих хором одежду. На ней колышется от лёгкого вентиляционного ветра обычная лёгкая кофта, сшитая из серых нитей, белые мешковатые и свободные штаны. Сама девушка была довольно стройная и даже подтянутая. Цвет её кожи напоминал больше слегка побледневший персик и напоминал светло-веленованую бумагу. Лицо прекрасной дамы имеет очертание овала, имевшего треугольные формы. Широкий нос и прекрасные пышные алые губы, идеально сочетались с глазами, которые были цвета безупречного сапфира. А медно-рыжие, но довольно затемнённые, волосы прямыми локонами волнами опускались до поясницы.

– Дюпон, это ты? – напевным голосом спросила девушка. – Проходи, не стой там, прошу тебя.

– Да, госпожа, – со слегка французским акцентом ответил мужчина и продолжил, излагая цель визита. – У вас всё хорошо?

– Ты опять? Ну, зачем, я хорошо себя чувствую, – с отмашкой, исказив губы в лёгкой улыбке, ответила девушка.

– Это моя работа, госпожа и залог вашей безопасности. Я должен.

– Ну, разве тебе не тяжело, не надоедает эта процедура?

Вопрос девушки прозвучал подобно тому, как подросток спрашивает родителя о чём-либо, стараясь сгладить вопрос внутренней игривостью.

– «С долгом всё становится проще» – ответил мужчина и лирически завершил. – Как вы думаете, ваш супруг хотел бы, что бы вы себя подвергали опасности?

– Хорошо, – ответила девушка, тяжело выдохнув и слегка поникнув ликом. – Ты как всегда прав.

Дюпон подошёл к её кровати и достал из кармана специальное устройство, выполненное в форме небольшого чёрного брусочка. Он аккуратно взял руку девушки и поднёс её к бруску. Затем он вынул иголку и ткнул её в палец девушки. На прекрасной коже проступила красная насыщенная жидкость. Мужчина поднёс брусок к крови и приложил его торцом к ранке. Устройство тут же вспыхнуло, пару раз мигнуло зелёным цветом и выдало цифры на лицевой стороне. Дюпон всмотрелся в них и стал внимательно изучать, рассматривая каждый показатель, написанные очень мелким шрифтом. И буквально с минуту простояв, всё просмотрев, он заговорил с девушкой:

– Вот видите, у вас всё в порядке. Все показатели в норме.

– И стоило волноваться, – слегка возмущённо и кинула прекрасная девушка. – Скажи, ты же знал, что всё так будет.

– Конечно, – не поднимая голоса начал Дюпон. – Это залог вашей безопасности. И мой долг, который мне был дан вашим покойным супругом и хозяином.

При упоминании своего недавно умершего мужа девушка поникла лицом, а на её лике начала мрачной тенью проступать коварная печаль. Слуга это заметил и поспешил приподнять настроение своей госпожи, попытавшись увести её от темы мужа.

– Госпожа, кстати, как вам книга? Интересно или новую принести?

Девушка слегка выдохнула и заглянула своими сапфировыми очами в зрелое лицо своего слуги и ответила:

– Ну почему сюжеты этих историй практически одинаковы? Всегда есть пара, у них случается несчастье и парень идёт спасать. Это романтично, но в постоянном повторении – скучно.

– Так люди былых времён пытались показать важность любви и подвига. Они хотели в книгах показать, что без подвига не бывает любви, что человек должен был пойти на всё, чтобы спасти то, что важнее жизни. – Сурово, но достаточно мягко пояснил Дюпон.

– Может ты и прав, но такие истории нужно воспевать в одах и стихах, а не расписывать сухими языком прозы, – до конца не соглашавшись, ответила дама и мгновенно переключила своё внимание на предмет в руках своего слуги. – А это что у тебя за книга?

– Ах, это? – и взяв в обе ладони тонковатую, не более ста страниц книжку. – Это произведение, написанное в конце эпохи Великой Европейской Ночи, называется как «Методы Прикладной Тирании».

– Ох, – засмущалась девушка, услышав странное название. – И что это за методы?

– Писатель говорит, что таких методов всего несколько. Во-первых, это высшая цель, которая никогда не будет достигнута. Если правитель ставит такую цель, желаемую всем людям, утопическую, то народ превращается в его рабов, так как сделает всё ради выполнения этой цели. Во-вторых, правитель наделяет себя божественными свойствами, объявляя «посланником», «рукой господней». Тем самым он позволяет себе творить любые бесчинства от имени того, к кому никаких претензий нельзя объявить. В-третьих, это вездесущий и постоянный контроль. Это даёт человеку опрокинуть любую личную свободу людей, – и, прервавшись, заведя руки за спину, слуга продолжил. – Конечно, писатель перечисляет ещё множество методов, вроде подавления любой свободы или уничтожения всех несогласных с его правлением, но самым главным он называет именно первый метод.

– Почему?

– Потому что, только если в обществе или группе людей есть идея, которая является утопией, становится воплощением движения к идеалу, то тогда все закрывают глаза на то, что может происходить вокруг. Эта идея слепит подобно солнцу, заставляя не видеть ничего по сторонам, и что происходит вокруг. Люди, ослеплённые этим ярким светилом, могут спокойно подчиняться любой несуразице, которую им предлагают. Они попросту не видят ничего, кроме этой идеи. И именно утопическая идея один из методов тирании.

– И что же нам делать?

– Не быть инструментами тирании, трезво смотреть на вещи и не вестись на красивые слова, – скоротечно ответил Дюпон и взглянул на наручные часы. – Ох, мне же идти нужно. Посмотреть, что на кухне наготовили.

– Постой! – воспротивилась девушка. – Ходят слухи среди охраны, что ты можешь…

– Что могу? – Заинтересованно спросил Дюпон.

– Предсказывать будущее. – Выдала, наконец, девушка.

В ответ слуга лишь поморщил бровями, словно услышал клевету на себя, но вспомнив кому служит, смягчился и ответил, зная, что девушка задала этот вопрос скорее от скуки, нежели из практического интереса:

– Моя бабка была прославленной колдуньей и предсказательницей. Вот и говорят, что я могу предсказывать будущее, хотя эта полная чушь. Разве колдовство это правильно? Это скорее антинаучно.

– Но слухов без «дыма» не бывает.

Слуга уже понял, чего хочет его госпожа, но до последнего не собирался исполнять её желание, ибо «никто не должен знать о своём будущем слишком много», как сказано в одном из очень старых фильмов.

– Ну, так это правда? – всё продолжала докапываться девушка.

В ответ слуга слегка улыбнулся и попытался уйти от ответа:

– Ты же знаешь, что в той местности, той стране, где мы сейчас находимся ни о каком колдовстве, прорицательстве и думать нельзя. За любые слухи могут повесить или сжечь. Наш сегодняшний мир не приемлет ничего кроме слепой веры тем, кто его ведёт.

– Я тебя прошу, не пытайся уйти от темы, лучше скажи, что будет дальше, – с полными энтузиазмом глазами вопросила девушка, ожидав то, что слуга всё-таки окажется тем, кем она ждёт его увидеть. – Даже если не пророчества, но анализ ситуации тебе же подвластен?

– Разве я похож на колдуна? На того, кто носит остроконечную шляпу и носит с собой хрустальный шар? Разве я тот, кого можно посчитать пророком? Разве на мне есть балахон, и я перед вашими глазами творю чудеса? – упрекнул свою госпожу слуга, но увидев на её лице лёгкое помрачение, он смягчился, посчитав своё поведение недостойным и даже грубым. – Нет, моя госпожа. Я всего лишь ваш верный слуга, который исполнит любой ваш указ. Который только и живёт указами ваш… Своего первого и единственного хозяина, который заповедовал мне вас хранить как зеницу ока.

Дама уяснила несуразность собственных требований, поняв то, что время пророчеств и великих пророков, вроде Сарагона Мальтийского, Ламеса Иллирийского или Иезекииля Штормопровидца давно и безвозвратно прошло. Её на долю мгновений опечалил тот факт, что это время давно кануло во мрак, сменившись на фанатизм веры, и больше не будет того, что заставляло людей страшиться или возвеличивать будущее на основании того, что произнесли великие пророки. Но девушке прельстило то, что у неё есть столь верный слуга, который ради неё готов всё, что потребуется ради её же блага и спокойствия.

Губы девушки разошлись в широкой улыбке и на свет показались белоснежные зубы. Дама откинулась на кровать и задала вопрос Дюпону:

– Ты уже больше года служишь мне и разве тебе это не надоело? – вкрадчиво прозвучал вопрос.

На лице Дюпона пробежала тень возмущения, смешанная с негодованием и даже лёгким гневом, но он довольно быстро подавив все негативные эмоции, вспыхнувшие в его душе, понимая, что его госпожа не со зла задала этот каверзный вопрос, чем вызвала негодование. Мужчина в ответ широко улыбнулся, словно подавляя весь негатив, и ответил на вопрос:

– Конечно же нет, моя госпожа. Мне только приятно вам помогать и служить, несмотря на то, что хозяин сказал мне всего лишь присматривать за вами. Я только рад буду вам помочь всем тем, чем смогу.

И уже повернувшись, для того, чтобы уйти он поднял правую руку вверх, согнув её в локте. Он всё же решил сделать, о чём просила его девушка, причём обратившись к ней по имени:

– Я сделаю вам предсказание, но не стороны «магии», а с высоты своего опыта жизни.

Дама заинтересованно приподнялась и устремила свой взгляд, полный ожидания, а тем временем Дюпон начал говорить:

– Вы, Калья, супруга покойного второго Канцлера, который любил свой народ, так же как и вас. И вы не сможете остаться в покое ближайшее время. Слишком долгое время вы были в политике, оставаясь во мраке мира. Над теми местами, которые вы любите, сгущаются сумерки, и настаёт новая ночь. Вы же можете оказаться той лентой света, что может рассеять её. Да, приготовьтесь быть золотой нитью в ночи, за которую потянутся те, кому нужна будет помощь.

И договорив своё «пророчество», Дюпон вышел за дверь и оставил Калью один на один с тем, что сказал.

Глава шестая. Дела сердечные

Полдень этого же дня. Внутренняя база ордена №17.

Карамазов слегка прищурился, когда лампа ударила ему в глаза волной неприятного света, но он справился за долю секунды и восстановил контроль над площадкой. Помещение весьма небольшое, выложенное листами серого металла, пол же бетонный, но мужчина не успел его рассмотреть, ибо отпрыгнул назад, чтобы его не задел меч. Когда оружие пролетело в сантиметрах от спортивной кофты чёрного цвета, он перешёл в атаку и деревяшка, похожая на лезвие, с глухим звуком застучала о такой же кусок древесины.

– А ты быстр, господин инквизитор! – заявила черноволосая девушка, чьи волосы цвета угля обрамляли прекрасное слегка округлое лицо, облачённая в спортивную чёрную одежду. – Но недостаточно!

Девушка совершила резкий выпад, намереваясь коснуться притупленным кончиком груди Карамазова, но воин, сохраняя абсолютное молчание, резко ушёл в сторону и восходящим ударом коснулся рукояти меча, у места, где дерево сжимали худые пальцы девушки и оружие выскользнуло. Немедленно он кинулся к девушке и, зайдя со спины, погрузил в свои объятия фигуру дамы, которая на порядок ниже его и приставил лезвие меча к шее, тихо говоря:

– Госпожа Эмилия, вы проиграли.

Внезапно на площадку вышел ещё один мужчина, половину лица которого скрыла шляпа.

– Ты не можешь с ней расстаться даже на базе? – вопросила девушка, смотря на цвета охры шляпу.

– А говорили, здесь тренировка будет, – язвительно заявил человек в бежевом пальто и рубашке белого цвета, в брюках и округлых туфлях. – Ошиблись. Разве можно назвать боевой тренировкой, когда два взрослых человека стоят и жамкаются?

– Ты что-то хотел? – спросил Карамазов и ступил вперёд, выпуская девушку из объятий.

– Да, там начинается подготовка, Данте всех зовёт на совещание. Мне передать, что ты не придёшь? – сказав, Морс едва улыбнулся.

– Что ты ухмыляешься? Сейчас мы будем.

– Хорошо, – отдал лёгкий поклон Морс и пошёл прочь к двери. – Только не задерживайтесь, ради всего святого.

– Ох, – покачал головой Карамазов, утирая пот с покрасневшего лба и щёк; он обернулся и увидел, как Эмилия тоже утирает с лица, налитым алым струйки пота, подбирая потерянное оружие.

– Нужно идти готовиться, а то скоро выходить на операцию. – Сказал Карамазов, касаясь ладони девушки, ощущая кожу нежных рук и вынимая меч, чтобы положить их на стойку, к остальным тренировочным клинкам.

– Это собрание для вас, – тихо промолвила Эмилия. – Мне туда нельзя. Но я буду рада тебя туда проводить.

– Пошли.

Карамазов и Эмилия пошли к небольшой двери, ведущей в один из многих коридоров, расположенных под толстым слоем земли. Бывший инквизитор был крайне удивлён, когда узнал, что у полк-ордена разбросано по всему Рейху не менее двадцати скрытых оперативных баз, которые продолжают служить Магистру, скрываясь от глаз нового правителя. Сейчас, они вблизи Милана и Карамазов был удивлён, как их до сих пор не рассекретили, но Данте а его вопросы лишь холодно отмалчивался.

– Ты неплохо сражаешься, – сказала Эмилия. – В Инквизиции научили?

– Не совсем… – тяжёлой речью донёсся ответ, и Карамазов опустил голову к груди, погружаясь в несладкие воспоминания. – Да, в Инквизиции учат владению мечом, но я вырос в ту эпоху, когда выживать приходилось в драках и бойнях. Италия до прихода Канцлера была слишком адским местом, чтобы не научиться владению холодным оружием.

– И как же ты стал Верховным Инквизитором, если рос на улицах?

– Поступил на службу Инквизиции, когда она только появилась, а после… «Часа падения ангелов», мне был дарован этот титул.

– И что же там случилось?

– Я… я не хочу это вспоминать. А ты где так научилась махать клинком? – моментально вопросом перевёл тему Карамазов. – В ордене? Я просто не видел, чтобы слуга Данте так умело обращался с мечом, и поверь, ты достойный противник.

– Спасибо, – губы девушки расписала лёгкая улыбка. – Да, всему я научилась в ордене.

Карамазов и Эмилия вышли за дверь, ступив шнурованными лёгкими ботинками на бетонный пол, сдавленный серыми стенами низким потолком, на котором прикреплены лампы, освещающие проходы тусклым лунным светом.

– Родители, наверное, гордятся тобой.

– Не знаю, – омрачённо ответила девушка. – Я их давно не видела.

– Они бы гордились. Судя по тому, кого я вижу перед собой, тут нет повода не гордиться.

На тёплые слова Карамазова Эмилия ответила широкой и милой улыбкой, ибо девушка впервые за долгое время услышала о себе столь хорошие слова. За долгие года службы она получала только похвалу, которая пропитана официозом и ничего больше. Никакого тепла, ничего приятного для сердца.

– Ты действительно так думаешь?

– Да. Мой друг Морс смеялся бы надо мной, но я готов это повторить ещё раз. Как можно не гордиться красивой и умелой дочерью, которая стала оперативником ордена?

– А как твои родители?

– Боюсь, на этот вопрос я не отвечу, – сдерживая скорбь о прошлом, вымолвил с холодом Карамазов, и девушка мысленно поняла, что эта тема слишком болезненная для мужчины.

– Как думаешь, мы найдём ту, кого ищем? – спросила Эмилия. – Мне кажется, что всё это будет напрасно, что опять это станет погоней за

– Думаю да. По крайне мере, она – наш последний шанс исправить что-то в Автократорстве, и единственная возможность приструнить нового правителя, будь он не ладен.

На сокрытую злобу Карамазова холодные стены коридора ничем не ответили, лишь Эмилия ощутила, на удивление для себя, эфемерное сочувствие, эмоцию слабой боли соболезнования.

– Чтоб он помер, – сорвался на злобу Карамазов, тут же опомнившись. – Прости, Эмилия, я не должен был…

– Я понимаю. Это всё из-за того, что случилось во Дворце Духовного Правосудия? Так что же там произошло?

– Тебе действительно интересно? Интересно, что там было?

– Да, но если тебе больно это вспоминать…

– Нет, раз тебе интересно, ради… тебя, – смущённо твердит Карамазов, – я расскажу, – бывший инквизитор немного помедлил, собираясь с силами. Когда случился переворот, я собрал во Дворце всех инквизиторов, до которых смог дотянуться.

– Зачем?

– Я хотел добиться рассмотрения дела по факту духовного несоответствия нового правителя чину Канцлера, но всё пошло к чёрту. Один из тех, кто вместе с нами заседал в Ордене «Железной Лилии» доложил всё Архиканцлеру и на нас напали наши братья по инквизиции.

– А вы?

– А что я мог противопоставить? – отчаянно сам у себя спросил Карамазов. – Армия Рейха, Гвардия Трибунала, Храмовники и Стражи Шпиля – все они бросились на нас, взяли дворец в окружение и терзали его. Я и ещё несколько сот инквизиторов при поддержке охраны Дворца пытался продержаться пару дней, но всё было тщетно.

– И как же развивалась битва?

– С утра они взяли нас в окружение. До сих пор помню, как кто-то наивно полагал, что с ними можно вести переговоры, а затем… нас атаковали. Армия быстро заняла внешние стены и ринулись во внутренний двор. Я никогда ещё не видел столько боли и разочарования в глазах, и никогда не забуду как люди под моим началом буквально рыдали, что теперь их считают отступниками.

Эмилия удивлённо слушала Карамазова и удивлялась нисколько его рассказу, сколько человеческой дрожи и сожалению, которые льются с его речью. Для неё Верховный Инквизитор всегда был человеком волевым и холодным, как Данте… так она его себе представляла.

– Днём же, – продолжает Карамазов, – они ворвались во дворец. Я стоял на самом краю, встречал их у ворот, бился с солдатами Рейха и знаешь… я хотел бы это забыть. От моей руки пало столько тех, кого я был рад защищать и братья… их столько пало…

Карамазов остановился, чтобы придержать себя за грудь, его сердце забилось бешенным барабаном, воспоминания прошлого объяли огнём душу мужчины, и паническая слабость попыталась его пленить, но усилием воли Карамазов удержал себя в руках.

– С тобой всё в порядке? – прильнула к мужчине Эмилия. – Что-то ты совсем расклеился.

– Всё в порядке, – выпрямился Карамазов. – Всё хорошо, просто слишком тяжкие воспоминания. Так вот…

– Не нужно, – резко оборвала его Эмилия. – Прошу, остановись, если воспоминания такие трудные. Я не хочу, чтобы ты получил нервный срыв.

– Ох, ты так добра, – улыбнулся Карамазов, удивляясь, что за столь долгое время его здоровье кому-то не безразлично, не считая того инцидента в Пустоши. – Давай тогда сменим тему, а то разговоры про инквизицию до добра не доведут.

Из-за угла, возле которого они остановились, послышались шаги. Карамазов подтянулся, сделав вид, что ничего не произошло и через мгновение встретил человека в чёрной короткой куртке, свободных штанах и высоких берцах того же цвета.

– Тит, – посмотрел на грубое лицо Карамазов. – Рад встрече.

– Что ты хотел, Тит? – прозвучал вопрос Эмилии.

– Да, – без эмоций дал ответ мужчина. – Магистр Данте вызывает вас на общую встречу, Эмилия.

– Понятно. Мы сейчас будем.

– Я послан вас проводить до Пункта Стратегического Планирования, – низким голосом произнёс Тит. – Идите за мной.

Карамазов и Эмилия без пререканий согласились и пошли вслед за крупным воином, который повёл их по длинным множественным коридорам, которые – дороги к множеству кабинетов, казарм, мастерских и складов, готов исполнить волю Магистра в любой момент ради исполнения великих целей.

– Тит, – обратился бывший инквизитор. – Что ты можешь рассказать о себе?

– Я оружие воли ордена, господин Карамазов, – прозвучал ответ, не такой безжизненный, если бы это говорил Данте, но всё же пронизанный холодом. – Большего обо мне нечего сказать.

– Ну, а история? Кто ваши родители, где вы жили до ордена? Что-то же вы должны иметь из этого.

– Знаете, мир до прихода первого Канцлера не являл собой «дом милосердия». Я рос сиротой на улицах Тираны, но полк-орден дал мне кров и пищу, когда я бежал в Империю во время её становления.