– Верно.
– Значит, и ты останешься, а если так, то тебе нужно больше воинов.
– Это так, не спорю. Однако я думал через ладожан поднаём провести. Весной полсотни охотников в Новгород придёт, и осенью пара сотен. В итоге тысяча воинов у меня будет.
– Бери всех, кто есть, и тех, что Василько пригласил, и тех, кого ладожские купцы приведут, и тех, кого сам найдёшь. Потери будут огромные…
– Векомир, пойми меня правильно. Я не против воинов. Но степняки – всадники, а у меня пехота.
– Ты не дослушал меня.
– Понял. Молчу. Внимаю.
– Наши князья хотят вести войну на вражеской территории. По крайней мере, до тех пор, пока будет такая возможность. Как только с полей сойдёт снег, так наши отряды начнут наступление на врага. Большая часть сил останется на месте, а наиболее подготовленные и лихие воины под командой самых удачливых вождей вроде тебя станут уничтожать католиков, вытаптывать посевы, жечь посёлки и склады с продовольствием. Лучше всего для этого подойдёт лёгкая конница, которая воюет вместе с хорошо подготовленной пехотой, привычной к большим переходам. Так что готовься, Вадим. Если ты с нами, будет тебе команда бить врага на его же земле. У Мстислава отряды для такой войны уже есть. О Никлоте ты правильно сказал, у него превосходная конница. Лютичи могут выставить лесовиков, поморяне – щитоносцев, а вольные вожди – кто что соберёт.
– Но у меня лошадей нет, – попробовал я ещё раз возразить Векомиру.
– Будут тебе лошади, а чтобы наладить взаимные действия пеших дружинников и конников, у тебя есть вся зима и большая часть весны.
– А платить наёмникам кто станет?
– Пока война и подготовка к ней – из храмовой казны, а дальше посмотрим.
– Ясно. Когда мне в Новгород отправляться?
– Через месяц. Сейчас с князем Василько познакомишься, договоритесь с ним о сроках, прикинете, когда торговый караван с Руяна пойдёт, и вдвоём отправитесь в путь-дорогу. Время, понятное дело, будет уже осеннее. Но у тебя мореходы опытные, да и сам ты не промах, значит, справитесь.
– Ага, – покивал я и спросил старца: – Векомир, и всё же я не понимаю, почему эти воины должны быть под моей рукой? Они мне пригодятся – это ясно. Однако ты мог бы отдать наёмников своему сыну Идару или кому-то из близких к тебе вожаков. Отчего мне такой подарок – и воины, и лошади, и оплата найма?
– А ты сам до сих пор не понял?
– Нет. Могу разобраться в хитросплетениях твоих мыслей, но свободного времени на это не имею.
– Я же сказал, что мне преемник нужен, а его нет…
– И что? Я воин Яровита, а не Святовида. Так что в любом случае не смогу заменить тебя.
– Дело не в том, кто и какого бога превыше остальных ставит, и даже не в том, кто станет следующим верховным жрецом. Недавно мы встречались с Огнеяром, и он сказал, что ты можешь прожить очень долгую жизнь и даже пережить Ночь Сварога. А раз так, то у тебя есть возможность стать великим князем. Не только по титулу великим. Но и по делам. К чему веду, понимаешь?
– В общих чертах. Вадим Сокол проверен делами, и с ним говорил Яровит. Он станет грызть глотку врагам даже тогда, когда на это не останется сил. Отступать ему некуда, и когда-нибудь он может стать главой Венедии и её охранителем, разумеется, если раньше крестоносцы не перебьют нас. А коли так, то для рывка наверх ему нужны деньги, большая дружина и великая слава, которая сделает его князем, который будет равен Никлоту, Рагдаю, Мстиславу и Прибыславу. Правильно?
– Всё верно. Так я и думаю.
– А потяну ли я такое дело?
– Кто знает, Вадим? Возможно, нет. Может, я ошибаюсь. Однако то, что вижу сейчас, мне нравится. Ты силён, честен и храбр. Умеешь думать, хотя многое упускаешь. Рвёшься в бой и готов отдать ради нашего народа самое ценное, что есть у человека, саму жизнь. И глядя на то, как ты на ровном месте построил Рарог и создал крепкое войско, мы, волхвы, решили, что Вадим Сокол будет хорошим великим князем Венедии.
– А если я изменюсь, власть развратит меня?
– До этого ещё дожить надо, что в наши беспокойные времена весьма мудрено, – попробовал уйти от ответа Векомир, но я настоял:
– И всё же, волхв, скажи, что будет тогда?
– Хочешь услышать моё мнение? Ладно, слушай. Если через много лет ты станешь правителем Венедии и начнёшь превращаться в чудовище, тебя уничтожат, словно бешеного пса.
– Витязи?
– Они самые.
Я усмехнулся:
– Твои слова услышаны, верховный жрец, и я над ними подумаю.
– Обязательно подумай, а пока давай встретим князя Василько.
Обернувшись, я увидел, что к нам, в сопровождении одного из храмовников, приближается невысокого роста русоволосый старик. Черты лица правильные. Лицо округлое, с бородкой и усами. Подстрижен коротко. Спину держит прямо, шаг твёрдый. Глаза голубые, и есть в них нечто звериное, может, от прадедушки Всеслава Чародея. Одет просто: серая рубаха с длинными рукавами, полосатые штаны и сапоги. На поясе кривой короткий меч, не сабля, а нечто напоминающее ятаган. Первое впечатление положительное. Вот только его внутренний мир от меня закрыт, словно он волхв, хотя всё может быть проще: либо амулет заговорённый, который я не вижу, либо старая кровь в нём сказывается. Вероятнее всего, вариант номер два.
Верховный жрец представил нас. Так я познакомился с Василько Святославичем Полоцким. При Векомире разговор шёл не долго, обговорили лишь общие детали, а потом волхва снова стал допекать кашель, и мы его оставили. Старый Рюрикович жил в доме Отдела по борьбе с крестоносцами, где он консультировал витязей. К делам ОБК его не допускали, всё же он пока не считался венедами в доску своим. Поэтому большую часть дня был предоставлен себе, бродил по окрестностям, по торгу, тоскуя по взрослым детям и внукам, которые остались на Руси, и посещал храмы. Идти ему особо некуда, и я пригласил его в Чарушу.
Возок за городскими воротами нас уже ожидал, и пока будем ехать, поговорим о делах. А по приезде попаримся в баньке, которая наверняка уже давно затоплена и прогрета, затем посидим, выпьем, и за едой снова заведём разговор. Мне есть о чём расспросить старого князя, который многое может рассказать. Причём меня интересует не Киевская Русь, не Византия и не Берладник вместе с наёмными степняками. Нет. Я хочу побольше узнать о его предке Всеславе. Как он перекидывался в волка? Каким образом за один день мог из Киева добежать до Полоцка? Как совмещал в себе двоеверие, строил христианские храмы и одновременно с этим был волхвом? Что такое тропы Трояновы и в чём сила князя-оборотня? Что в историях о Всеславе Брячиславиче правда, а что ложь? Вот какие вопросы я хочу ему задать, а то с руянскими волхвами как засядешь, и начинается мистический трёп на многие часы. А Василько Святославич – воин, который, как мне кажется, на прямой вопрос ответит коротко, чётко и по существу. Конечно, если захочет.
Глава 2
Ладожское озеро. Осень 6654 от С. М. З. ХРуянский торговый караван в Новгород этой осенью собирался большой. Сорок шесть судов покинули варяжский остров и отправились в северную республику. Шнеккеры, драккары, лодьи, насады, расшивы, кнорры и когги. Настоящий флот под общим руководством Радима Менко, сопровождаемого храмовыми витязями. Почему столько судов? Да потому, что венеды понимали, грядёт беда, и спешили к ней приготовиться. О Крестовом походе и замыслах католических иерархов знали и князья, и все серьёзные купцы, и предводители крупных варяжских ватаг и, конечно, волхвы. Поэтому острову Руяну от Новгорода нужны были люди, в первую очередь воины, железо, которого всегда не хватало, зерно, если оно у республиканцев будет, и оружие, любое, какое только выставят на продажу. Нам сейчас перебирать нечего – всё в дело сгодится, а славному торговому городу на берегах Волхова, как всегда, требовалось наше серебро.
Море мы пересекли более-менее благополучно, но когда вошли в Ладожское озеро, застряли. На озере бушевал шторм, и местные лоцманы, которые проводили суда от моря до Новгорода, вести по нему караван отказались, слишком коварным может в непогоду быть обширный водоём, который северные русичи часто называют морем Нево и на дне которого покоится немало кораблей, чьи самоуверенные кормчие на свой страх и риск решили его пересечь. А поскольку спорить с местными мореходами бесполезно, пришлось двое суток простоять у берега. Но ничего, время в запасе имелось, а мне было чем заняться.
На суше я организовал учебный бой трёх своих боевых экипажей с пятью варяжскими и в очередной раз убедился, что моя дружина подготовлена гораздо лучше, чем вольные ватаги. Сказываются многочисленные рисковые походы и постоянные тренировки в Рароге. Пообещав дружинникам, которые были довольны своей победой, небольшую премию и увольнительную в Новгороде, я засел за составление предварительных планов по весеннему диверсионно-партизанскому рейду в земли северных германцев. За этими занятиями сорок восемь часов пролетели очень быстро. Погода настроилась, вновь выглянуло солнышко, и мы продолжили наше движение к Волхову.
Суда шли хорошо. Подгоняемый попутным ветром «Каратель», за кормой которого держались «Святослав» и «Перкуно», шёл в центре каравана за кораблём храмовников «Морской волк». Всё почти так же, как три года назад, когда я впервые направлялся в Новгород. Только холодно и за мной не полсотни вольных варягов-ватажников, а несколько сотен отменных воинов, которые подчиняются исключительно мне.
Дружинники, которым не надо работать вёслами, отдыхали, а я сидел на одном из пустых румов и разговаривал с расположившимся напротив князем Василько. Как собеседник, он меня устраивал, человек умный и осторожный, за жизнь приобрёл немало связей, много где побывал и знает несколько языков. С ним интересно, и хотя о своём предке Всеславе Брячиславиче, к моему огромному сожалению, говорить не желает, тем для разговоров у нас много. То военные хитрости степняков обсуждаем, то тактику ромеев, то военные битвы разбираем, а иногда, как сейчас, говорим о воинах, которые ожидают меня в Новгороде.
– Княже, – поудобнее притулившись к борту корабля, обратился я к Василько Святославичу, который зябко поёживался, кутаясь в толстую шерстяную накидку, – а что ты думаешь об Иване Берладнике?
– Так я ведь о нём уже рассказывал, – отозвался бывший полоцкий владетель.
– Меня интересует, что он за человек, а о его заслугах и битвах, в коих он участвовал, я уже знаю.
– Вот оно что… – протянул Рюрикович и, покосившись на покрытую рябью водную гладь озера, прищурился, вспоминая: – Я видел его всего пару раз, и сказать, что он за человек, мне трудно.
– Но какое-то личное мнение ты о нём составил?
– Да. Он сильный воин, но не сдержан. Знает военное дело и может придумать план по захвату города или разгрому вражеского отряда, а затем, следуя ему, добиться поставленной цели. Однако он плохой стратег. На два шага перед собой всё видит, а на три уже не может. В общем, отличный вожак крупного отряда и очень плохой правитель, который ценит жизнь своих воинов и совершенно не жалеет смердов. Его ведь из Галича почему выгнали? Не потому, что он был хуже князя Владимирко, а по той простой причине, что Иван Ростиславич считал горожан бессловесными скотами. Вот повёл бы он себя немного иначе, поговорил бы с горожанами, купцами и боярами, а потом народу подвалы с вином открыл, и для него всё могло бы сложиться иначе. Он мог бы удержать Галич и увеличил бы своё владение. Но не додумался до этого и стал самым обычным наёмником. Пусть благородных кровей, но что это меняет? Ничего. Он согласен воевать за плату, а значит, как ни посмотри, все равно наёмник.
«Ясно, – подумал я, – Берладника придётся держать под постоянным приглядом и на коротком поводке. Сотня дружинников у него есть, если письма не лгут, и этого количества воинов ему пока хватит. А потом посмотрим, к чему его приставить и как использовать».
– А о степных атаманах что рассказать можешь? – продолжил я расспрашивать полочанина.
– Степных вождей будет трое: Данко Белогуз, Твердята Болдырь и Юрко Сероштан. Все они выходцы из окрестностей Таматархи, по-нашему, Тмутаракани. Люди опытные, воевали за ромеев, а потом за Всеволода Ольговича, который так и не выплатил им обещанное серебро. Далее в Турове служили, а последние несколько годков в Малотине, на границе Переяславля со степью вместе с чёрными клобуками жили. Но переяславские князья – не богатеи. Поэтому нашим степнякам платят редко. Вот они и ищут, кому бы свои клинки продать. Если их нанимают, они служат честно, а коли обманывают, то обиду не прощают.
– Это я уже понял. Больше ничего сказать не можешь?
– Нет. Я степных вожаков давно не видел. Где они находятся и чем занимаются, в голове держал, мало ли, вдруг ко мне беда придёт и помимо своей дружины сила понадобится, а что у них на душе, того не ведаю. Это надо с атаманами и воинами лично встретиться, в глаза им посмотреть и в душу заглянуть. – И Василько кинул на меня хитрый с прищуром взгляд, видать, он был осведомлён о моём ведовском таланте, который год от года креп и показывал новые грани.
Но никаких чудес я не демонстрировал, а на его осторожные расспросы не отвечал. Раз князь о Всеславе Брячиславиче ничего не говорит, так и я свои умения на показ без нужды выставлять не стану. Ведь время нынче такое, что сегодня человек со стороны тебе союзник, а завтра может оказаться врагом.
Над головой с неприятным резким криком пролетела крупная серая чайка. Мы с Василько Святославичем одновременно проводили её взглядом, а затем князь, сославшись на холодный ветер да на свои продрогшие старые кости, покинул меня. А я снова задумался о неизбежной войне с крестоносцами. Мысли стали выстраиваться в чёткую логическую цепочку, моментально вспомнилась вся полученная в ОБК информация, и я приступил к её обработке. Делалось это легко и привычно. Картина окружающего меня мира заиграла новыми яркими красками, и я сделал несколько выводов, которые помогут мне правильней воспринимать всё, что вскоре будет происходить на землях западных славян.
Итак, что Венедский конфедеративный союз (моё личное самоназвание Венедии) имеет на данный момент и что он готов противопоставить врагам?
У нашего пока ещё не устоявшегося государства с давними традициями народовластия, но без серьёзного госаппарата есть сильный боевой и неплохой торговый флот. Сколько точно кораблей в наличии, никто толком не знает, ибо учёт ведётся поверхностный. Однако около трёхсот судов разных классов в распоряжении венедов есть, а значит, внутренние морские и речные коммуникации под нашим полным контролем, и мы сможем достаточно легко и относительно быстро перебрасывать свои воинские контингенты туда, куда необходимо. Это существенное преимущество перед врагами, и отбрасывать его в сторону нельзя.
Кроме того, на границах с католиками и в глубине наших материковых территорий построены мощные крепости, и это ещё один неприятный сюрприз для крестоносцев. Только у бодричей за последние четыре года появилось семь новых замков, а приморский Дубин, где ставятся большие каменные башни с батареями катапульт и стреломётов, укрепляется дополнительно. Так что все земли князя Никлота, который после войны с датчанами очень разбогател, превращаются в один огромный укрепрайон. Да и остальные венедские князья от своего соседа не отстают. Три дополнительных крепости появилось у лютичей и три у поморян. Плюс ещё одна каменная твердыня строится в землях материковых ранов, как раз напротив Руяна, в том самом месте, где зимой иногда замерзает море и на остров можно перейти по льду.
Ещё одно преимущество – это наши огромные финансовые запасы. Западные славяне, как я уже отмечал, живут гораздо богаче, чем их восточные родственники с берегов Днепра. А после удачных походов в Швецию, Данию и Ла-Манш, разгрома трёх католических армий и захвата целого ряда германских городов, среди которых наиболее богатыми были Ольденбург и Любек, серебра и золота в Венедии появилось столько, что оно стало дешеветь, и этим сразу же постарались воспользоваться новгородцы. Республиканские купцы поставляли нам товары по завышенным ценам и отправляли на родину десятки пудов драгоценного металла, который в не имеющей своих золотых и серебряных рудников Киевской Руси совершенно естественно стоил намного дороже, чем на Западе. Взять, как пример, большую морскую лодью. В Венедии она стоит около ста гривен, в Новгороде – шестьдесят, а в Киеве – сорок. Разница видна сразу, и такие примеры можно привести по очень многим товарам.
Впрочем, речь не о разнице в ценах. Драгметаллы потоком утекали из Венедии всегда, начиная с Рюрика, да и сейчас в Киевское княжество через Новгород уходят. Просто у нас на Монетном дворе в Ругарде в дополнение к медному трезубцу стали печатать серебряную монету весом в пять грамм с изображением Святовидова коня и золотую, опять же пятиграммовую, но с боевым кораблём на одной стороне и мечом с другой. При этом Монетный двор принимает любое серебро и золото, оценивает их по чистоте и разменивает на венедские деньги. А в прошлом году нашим номинальным главой, великим князем Прибыславом, с подачи волхвов-советников был издан указ о фиксировании цен на продовольствие, железо, медь, соль и ещё некоторые товары, которые можно назвать стратегическими.
Всё это сильно ударило по купцам-спекулянтам (или честным предпринимателям, кому как нравится), но не настолько, чтобы они отказались от своего ремесла и торговли в венедских землях. А после этого, по слову Векомира, в общую казну нарождающегося государства перешла часть золотого запаса из храмовой сокровищницы в Коренице, и на эти деньги было закуплено много продовольствия и вооружение на несколько тысяч человек. И хотя это только начало и до идеала далеко, задел на будущее появился. В единстве – сила, и отныне у венедов есть нечто общее, что принадлежит всем четырём племенам. Это деньги, казна и запасы. Теперь бы ещё армию и флот общими сделать и создать государственный аппарат. Но пока это невозможно, князья с боярами и варяжскими вождями не допустят. Да и народ к подобным шагам ещё не готов.
Далее я перешёл к воинским формированиям, которые в грядущей войне выступят на стороне Венедии.
Во-первых, есть боевые ватаги вольных морских вожаков, примерно восемь-девять тысяч воинов, из которых только половина – этнические венеды, а все остальные бойцы пришлые: новгородцы, киевляне, пруссы, литовцы, шведы, норвеги, суомы и карелы. Народ в этих отрядах хваткий, злой и умелый, потому что слабаки и гнилые людишки в таком обществе не приживаются. Это сила, но её надо правильно использовать. Держать в одном кулаке, как бронированную пехоту, либо выпускать в море для налётов на вражеские берега. А поскольку с морскими походами пока придётся завязать, моряки станут тяжёлой пехотой, которая в решающем сражении, если таковое произойдёт, примет на себя основной удар противника.
Во-вторых, имеются постоянные дружины четырёх венедских князей, не менее пяти тысяч профессиональных вояк. У Никлота это конница, которая по выучке и снаряжению не уступит лучшим европейским рыцарям. У Прибыслава – отряды смешанные, есть тяжёлая кавалерия, пехота и сотня отборных лесовиков, своего рода спецназ. У Рагдая в дружине всего двести всадников, а остальные воины собраны в элитный пехотный батальон (моё обозначение), четыре длинные сотни копьеносцев по сто двадцать человек в каждой. Что же касается Мстислава, то у него сплошь варяги, самые лучшие и сильные представители племени ранов.
В-третьих, в крупных венедских городах, таких как Волегощ, Щецин, Радогощ, Гданьск, Ральсвик, Зверин, Колобрег и Волин, имеются отряды стражников, как правило, из бывших дружинников или вернувшихся в родные края пожилых морских бродяг, а это почти две тысячи воинов. Большую их часть в решающий момент тоже можно кинуть в бой, и я уверен, что если до этого дойдёт, они покажут себя хорошо.
В-четвёртых, в общий учёт идут воины разросшихся храмовых отрядов. Это не менее пятнадцати сотен человек, из которых лишь четверть может называть себя витязями. А остальные бойцы – это либо потерявшие всё люди, ищущие смерти, либо артиллеристы, либо созданные в прошлую военную кампанию группы метателей «греческого огня».
В-пятых, обязательно будет проведена мобилизация племенного ополчения, которое подсчитать можно лишь примерно. Бодричи, если напрягутся, выставят десять тысяч человек, лютичи столько же, поморяне – минимум пятнадцать и раны – семь-восемь. Подготовка у вчерашних крестьян и рыбаков, охотников и лесорубов, бортников и корабелов, солеваров и ремесленников, строителей и моряков с торговых судов конечно же слабая. Наши князья это прекрасно понимают, точно так же как и то, что ценные кадры, тех же кузнецов и корабелов, необходимо беречь. Однако, если прижмёт, вся эта толпа выйдет в поле и встанет насмерть или будет сидеть по лесам, наблюдать за уничтожением своих городов и вести партизанскую войну.
В-шестых, нельзя забывать о новгородских ушкуйниках, которые вместе с варягами и свеями так славно погуляли в Гетланде, что там уцелела лишь треть населения. А недавно они получили подкрепление с родины и сейчас почти в полном составе зачищают от католиков окрестности озера Веттерн. Однако по весне ушкуйники должны выйти к морю, погрузиться на свои расшивы и прибыть в Волегощ, и будет их не меньше полутора тысяч. Естественно, если не случится чего-то непредвиденного и вольные люди не сорвутся куда-нибудь в другое место. Ведь с них, кстати, станется. Соберутся в круг, пошумят, погуторят за жизнь и ринутся Европу грабить или вернутся домой, добычу по кабакам спустят и в Волжскую Булгарию за хабаром пойдут. Впрочем, вольные атаманы заверили князя Мстислава, что своё слово сдержат, а значит, они не подведут.
В-седьмых, рядом с нами встанут язычники с восточных берегов Венедского моря. Пруссы, литовцы, ятвяги, латгаллы, куроны и прочие лесовики. Сколько их будет, только боги знают. Однако двадцать тысяч воинов ставший в родной Помезании великим вождём Пиктайт из Трусо обещал привести. Войско у него многоязыкое и разное по качеству, есть ветераны, которые с нами датчан в Большом Бельте крошили, а есть настоящие дикари, которые железный нож за чудо считают и имеют общий словарный запас в полсотни слов. Руководить ими трудно, но Пиктайт как-то справляется, видать, привык. Так что до поля боя он орду доведёт. Помимо этого, пруссы собираются привести к нам свою превосходную конницу и витязей Перкуно. Пойдут они от города Трусо через земли поморян к Щецину и появятся под его стенами примерно в конце весны.
В-восьмых, венедам обещана помощь от Хунди Фремсинета. Сил у шведского короля-язычника после жестокой и опустошительной войны с гетами и свеями-католиками не очень много. Но десять – пятнадцать кораблей и восемь – десять сотен воинов он соберёт. Народ у него жёсткий и ненавидящий христиан лютой ненавистью. Поэтому драться скандинавы станут, словно настоящие берсерки, в этом я уверен, слишком много крови в последние годы пролилось в Швеции и очень уж большой счёт у поклонников одноглазого водителя дружин Одина к носителям креста.
Вроде бы всё. Хотя нет, стоп! А я? А как же я? Всех посчитал, а о своей скромной персоне забыл. Нехорошо. Получается, что отделяюсь от общества? Ха-ха! Выходит, что так. Однако это неправда, а значит, плюсуем моё войско. Семьсот пятьдесят дружинников без варогов уже есть, а к началу военной кампании, если найм в Новгороде пройдёт, как запланировали Векомир и князь Василько, да весенний набор будет, под моей рукой соберётся около полутора тысяч воинов. Три сотни из проверенных семейных старожилов, чьи родственники живут в Рароге и окрестностях, придётся оставить на острове, а остальных после тренировок и боевого слаживания – в бой.
Теперь-то всё? И опять нет. Другие вольные вожаки тоже поднаём будут проводить. В Норвегии, в том же Новгороде, среди пруссов, карелов и литвы. Кроме того, вместе со второй экспедицией в Винланд, которую повёл за океан недовольный своим назначением Будимир Виславит, верховный жрец послал вербовщиков в Исландию. Хоть кого-то, но они наймут. А ко всему этому финский шаман Онни Коскенен на крови клялся, что наберёт охочих до драки молодых парней, которые будут служить храму Святовида. Поэтому по общему итогу выйдет, что мы сможем выставить против крестоносцев более семидесяти тысяч человек. Это серьёзная сила, но более половины бойцов от этого числа являются ополченцами, и часть войск придётся оставить на охране тылов и в экипажах военных кораблей. Так что реально воевать будет тысяч пятьдесят, а то и меньше.
А сколько же выставят католики? Можно посчитать. Насколько я помнил историю моего мира, в Крестовый поход против славян выступило около ста тысяч воинов. Германцы, покорённые ими лужичане и древане, ляхи под предводительством короля Болеслава, даны, моравы и европейский безземельный сброд. Одновременно с этим начался Второй Крестовый поход в Святую землю, основными участниками которого являлись король Конрад Третий и король Людовик Седьмой. За германским королём пошло пятьдесят тысяч, а за французским – семьдесят. И это не считая сицилийцев короля Роджера, итальянские отряды, наёмников, тамплиеров и дружины английских рыцарей, которым надоела гражданская война на своём острове.