– Почему же?
– По вашим глазам видно, что стратегия – ваш конек. Не хватает лишь эрудиции.
Я чувствовала себя Йе Сянь[6 - Йе Сянь – главная героиня народной китайской сказки, похожей на европейскую «Золушку». Ее туфля не хрустальная, а золотая] из сказки, так он был обходителен и учтив! И мы даже не назвали друг другу имен… Да и зачем? Ведь он знал, что я так и останусь в этом доме в горах, а он уйдет в счастливое завтра. Его комплименты – лишь слова.
Мы поболтали еще немного, сидя на скамейке, расписанной мною пионами – краски старые, и рисунок немного облупился.
– Эта ситуация так напоминает «Пионовую беседку», – пробормотал он.
– Я слышала о ней, но не читала.
– Это пьеса. Я даже смотрел однажды ее на сцене. Хотите, расскажу сюжет?
– Конечно!
– Давным-давно жила была лисица Линян из семьи Ду, и ее лелеяли, как жемчужину. Но Линян горевала о недолговечности своей юности и красоты и мечтала встретить свою любовь. И вот однажды ей пришел во сне прекрасный лис по фамилии Лю, Ива, и она в него влюбилась. Проснувшись, она затосковала, ведь какая огромная пропасть между сном и реальностью! И скоро от тоски она умерла, успев, однако, нарисовать свой сон – себя и незнакомого возлюбленного в окружении цветов пиона и сливы. Еще она написала стихотворение, где призналась в своем желании выйти за лиса по фамилии Лю. И завещала похоронить ее под сливовым деревом. Но на отпевании Линян в дом явился гонец императора: отцу покойницы дали новый высокий чин и он благополучно забыл о горе, закатив роскошный пир. Служанки выставили картину среди деревьев в саду, как завещала Линян. И случилось так, по дороге на сдачу императорского экзамена один студент по имени Яо Мэнмей заболел, и старый учитель Линян приютил его в ее гробнице, чтобы никто не знал. Когда ему стало лучше, он вышел в сад и узнал на картине себя, а в лисичку с картины влюбился. Он еще не ведал, что Линян незримым призраком будет преследовать его наяву и во сне, ведь господин Ду из-за пира не вспомнил, что нужно поставить на поминальной дощечке Линян точку – так принято было делать, если зверь умирал… Как-то ночью Линян встала со своего смертного ложа и заговорила с Мэнмеем. Ему понравилась собеседница, но неописуем был его ужас, когда лиса призналась, что она лишь дух. Но он не испугался, нет! Он поставил на ее дощечке точку, открыл ее гроб, и она ожила. Они поклялись пожениться, но без ведома родителей это было запрещено. И все-таки Линян и Мэнмей заключили брак и пришли к госпоже и господину Ду. Они сперва не поверили, что дочь жива, приказали бить Мэнмея, полагая, что он совершил колдовство, а после – испытать Линян. Лисица должна была отбрасывать тень и оставлять от лап следы, а ее подол должен был пачкаться в грязи… Когда же все оказалось позади, влюбленные смогли быть вместе по-настоящему. И жили долго и счастливо.
– Это очень красиво…
– Вы бы хотели так?
– Что именно – влюбиться или умереть?
– Просто – хотели бы?
Тут из открытого окна дома донесся пьяный смех Ченга. Я вспомнила, что этот лис скоро покинет наш дом и уйдет, как уйдет и этот вечер, и опять начнется ужасная, беспросветная жизнь: ведь лис простил чунцину долги, но другие его друзья нет. А как хотелось, глотнув этого вина, допить бокал до дна! Даже если в нем замешан яд. Ведь что может сравниться со сладким ядом, если твоя жизнь такая горькая?
– Да, – обронила я и опустила голову.
Лис снял перчатку, взял меня пальцами за подбородок, посмотрел своими нефритовыми глазами в мои и заявил:
– Тогда мы еще обязательно встретимся, моя устричка.
И удалился, а я осталась сидеть – вдыхать шлейф аромата его парфюма – такой приятный, цитрусовый, и мечтать, думать, думать…
Я жалела лишь, что не поцеловала его, как в сказке. Он все равно ушел бы, все равно никто не узнал бы. Я, может, никогда больше не встречу кого-то такого же красивого, такого же умного, а упустила шанс прикоснуться к чужому огню, в котором сочла бы за счастье сгореть.
Моя мать сказала: так зарождается любовь.
Я видела, как гости покинули дом, как мама затворила за ними калитку сада, слышала, как умчались в ночь автомобили…
И только тут обнаружила, что на скамейке осталась лежать одна черная перчатка.
Но он был не так глуп и рассеян, чтобы забыть ее! Я поняла, что лис оставил ее нарочно, чтобы мы еще встретились, и поспешно спрятала перчатку, чтобы не увидели мать, тетушка и Ченг.
Сонг, Ронг и Джу меня, кстати, долго дразнили, когда я им по секрету рассказала, мол, я замахнусь скоро на волшебную лису хули-цзин и улечу к Бессмертным на небо. А так охота было взаправду улететь – с неба и видно больше…
По правде сказать, подруги меня никогда не понимали. Они особенные, а я… А я не особенная. Но это не мешает нам общаться. Даже когда они меня не понимают, я их люблю и я знаю, что они любят меня.
Отцу они не нравились. Но он, как говаривает мать, «пес равнин». Был.
Я пишу это и у меня из глаз льются слезы.
Однажды он отправился в путешествие в Лощину Черного Бамбука – он нашел в каких-то бумагах нечто очень и очень любопытное… Через пару недель отец вернулся – еле живой, больной, и мама стало ясно, что скоро мы останемся вдвоем.
О чем я? Да, о лисе.
Этот лис оказался для меня, как глоток свежего воздуха.
А на следующий день принесли посылку на мое имя – вот такусенькую коробочку, в которой лежали скромные сережки из черного жемчуга. Без отправителя.
Ченг разорался, догадавшись, от кого они, а мама погладила по голове и сказала:
– Быть может, это не просто встреча, а юаньфэнь – судьба, знакомство по предопределению свыше? Если вас соединяет красная нить, то вы точно еще встретитесь.
И в сотый раз рассказала легенду о лисе по имени Ико, которому один старик сообщил, что его красная нить судьбы привязана к щиколотке щенка, которому всего три года, и что это грязная дочка одноглазой старухи. Ико велел убить ребенка, и его слуга рассек ей лоб мечом. Через четырнадцать лет Ико женился на собаке со шрамом на лбу. Это оказалась та самая девочка.
Я с детства люблю эту историю, потому что верю в лапу судьбы и потому, что у мамы на левом глазу шрам – она упала со скалы в детстве и чудом выжила… Может, через четырнадцать лет и я…
Ах, глупости.
Хочу написать правду. Я устала, устала, устала изображать радость или скорбь, хочу быть настоящей!
Тетка нашла папино письмо, мама под крики Ченга дала мне денег на дорогу, и мы с подругами уехали далеко-далеко: сначала в сам Пекин, потом оттуда в Хэйчжоу.
Так вот, несколько дней назад я вернулась домой, но пишу только сейчас: надо было собраться с мыслями.
Свиток я нашла, но там написано папиной лапой мое имя: он, разумеется, все знал – свиток был мой, не их… К чему это было? Показать, какая я сильная, или какая слабая? Или что я одинока, как луна, и помощи мне ждать было бы не от кого?
Ну, так он ошибся. При всем моем уважении и любви: он не бог, он не мог знать всего.
Я не одинока, у меня есть мама.
Возвращение мое выпало на пасмурный, мрачный летний день – в отличие от меня, природа знала, что над нашим домом, нашим маленьким домом с серой крышей давно сгустились тучи. Ченга не было дома. Он работал в поле с другими мужчинами.
Тетушка, да пошлет ей Небо всех мук диюя еще на земле… А, я, кажется, не упоминала. Сводная сестра матери, тибетский терьер, переехала к нам где-то полгода назад. У нее умер муж, а дом ее забрали дети мужа от первого брака, и тетушка нынче бездомная.
Так вот, она кинулась мне навстречу, ведь она уже считала меня мертвой, и сквозь слезы призналась мне:
– Я… Я не случайно открыла конверт.
Я заметила за ее спиной маму – ее глаза были сухие и горячие от гнева. Мама сжимала и разжимала кулаки.
Я сказала:
– Продолжай.
– Ты же знаешь, Даи-Тай, что господин Лян так часто прощал твоему отчиму Ченгу, бедняге, долги… К тому же, Зедонг неплохая партия, мы знаем его семью и…
