– Ерунда! Вот сейчас перейдем по мостику и…
– Тут нет мостика.
– По карте есть.
– Но его нет!
– Баи, ты просто пессимист: у тебя всегда то воды в стакане нет, то моста перед носом.
– Хей, у тебя со зрением все нормально?
– Как сказать. Я не вижу рядом никого адекватного, так что…
– Ребята, не ссорьтесь… Если мы тут подохнем, я не хочу, чтоб потомки раскопали меня с раздражением на мордочке.
– Милая, когда тебя откопают, мордочку уже не увидят, а вот безвкусную куртку…
– Гуан, ты невыносима!
– Прекратите обе!
Голоса раздавались и темноты – три мужских и три женских. А вот и их обладатели – вышли на освещенное луной место, чтобы поднести факелы к карте и еще раз проверить дорогу. На мордочках всех – маски из тонкого, но непрозрачного черного материала, как чулок с дырой для рта. Но по фигурам, форме мордочек, ушам и прочему можно определить, кто это – барашек, конь, мопс, аллигатор, харза, тигрица, кианг и хохлатая собачка.
У пса в лапах была карта.
– Я почти уверен, что теперь налево, – сообщил он.
– Когда доберемся, – процедил аллигатор и, подумав, поправился: – Если доберемся, я из тебя подушку сделаю.
– Я обеспечу тебе бессонницу, – улыбнулся мопс. – И проблемы в личной жизни.
– Личная жизнь, – томно вздохнула тигрица, косясь на коня. – Еще чуть-чуть – и она начнется!
– Так ты пожелала любви? – улыбнулась собачка. Тигрица сочувственно усмехнулась:
– Гуан, как ты еще наивна! Любовь! Кому она нужна, любовь? Одни проблемы с ней!
– А я загадала любовь, – призналась та.
– Слишком абстрактно, – покачала головой кианг.
– Так я конкретного зверя загадывала…
– Наша Гуан влюблена! – восторженно объявила тигрица. – Какая досада, мальчики, что не вы те счастливцы!
– Мне лично в нее влюбляться не позволяет статус, – заявил барашек. – Мое желание куда проще: я сделаюсь жрецом Главного Зверя. Вот это счастье!
– Когда я стану самым успешным игроком азартных игр Китая, – самодовольно вздернул нос конь, – в меня все будут влюблены.
– Если станешь, – уточнила кианг. – А возможно – кончишь как Тенгфей.
– Стоило ли вспоминать такое! – покачал головой харза.
Все опустили глаза, и дальше шли в молчании. Трава и сухие ветки шуршали и трещали под ногами. Где-то во тьме пел поминальную песню сверчок. Через десять или пятнадцать минут собачка тихо произнесла:
– Я однажды тоже была ночью в лесу. Нас было четверо. Вернулась только я… Вышли мы все, но вернулась только я.
В воздухе повисло напряжение, запах смерти, как на поминках.
– Ты думаешь, сегодня тоже ты будешь единственной? – осведомился аллигатор.
– Да. Может быть. Я знаю, что я точно найду храм и вернусь. Я не ручаюсь за вас.
– Думаешь, ты особенная? – оскалился аллигатор.
– Я не особенная, я одержимая.
Аллигатор клацнул зубами:
– Отлично. Тогда я иду один, всем удачи!
– Бохай! – окликнула его тигрица, но он уже растворился во тьме. Харза бросился за аллигатором:
– Бохай, погоди! Мы же…
И тоже исчез.
– Зачем ты так? – упрекнула собачку кианг. – Надо их вернуть. Они ж друзья, вот и…
– Нет, нам надо найти храм. С ним или без него.
– У тебя, тихоня, резко голос прорезался? – хмыкнула тигрица.
– У меня он хотя бы красивый. Тебе же лучше молчать.
– Когда я стану известной певицей, ты прикусишь язычок!
– Ты? Певицей? – спросил мопс, переглянулся с конем, и оба расхохотались. Тигрица осклабилась.
– Да, певицей! Я красивая, а этого нынче достаточно! Я еще стану круче… Круче…
– Круче пенопласта по стеклу, – прыснул конь и осекся: во тьме раздался рваный рев. Кричал аллигатор. Кианг зажала копытами уши.
– Значит, тут, действительно, живут мертвецы цзянши, – содрогнулась тигрица.
– Живут мертвецы, – повторил конь. – Мертвецы живут, а живые умирают. Чертовски поэтично. Слушай, – спросил он кианга, – ты не сможешь тут взлететь, глянуть сверху?
Кианг оторвалась от земли и тут же упала:
