Война за веру

Пролог

Мощный навороченный немецкий внедорожник подбросило на очередной яме, и водитель невольно выругался. Обернулся к сидящему рядом худому лысому пареньку и озабоченно спросил:

– Ты как?

– Нормально, – ответил тот сквозь зубы.

– Потерпи слегка, – извиняющимся тоном сказал мужчина. – Уже должно быть недалеко. Странно, но даже здесь навигатор пашет.

Удивление его было достаточно понятно. Вокруг грунтовой дороги рос настоящий лес. Неухоженный и мрачный. Может, это и называется «настоящая тайга»? От ближайшего города добрая сотня километров, а почти вымершая деревня в двух десятках. Полная тишина, мелкая живность наверняка попряталась из-за рева двигателя, и лишь иногда от холодных порывов ветра качаются верхушки деревьев.

Он бы ничуть не удивился, выйди на дорогу медведь или оборвись колея прямо сейчас вопреки всем уверениям. По крайней мере, не осенью по грязи или зимой пилит. Запросто бы сел на брюхо, и помощи не дождаться. Даже с собой никого взять дополнительно нельзя. Почему-то егерь категорически отказывался иметь дело с кем-то помимо прямого родственника. Охрана или даже друзья полностью исключались.

Хлипкий деревянный мостик через едва заметный, обмелевший от жары ручеек остался слева, и водитель сам себе с удовлетворением кивнул. Едет правильно, мостик и ручеек в качестве дорожных примет называли. Проехал еще с километр, и за поворотом обнаружился забор. На крыше установлены солнечные панели и парочка антенн. Телефон и интернет уж точно имеются, несмотря на глушь. Возможно, рация.

Остановился и погудел. Хозяин обязан был знать о приезде, и ничего удивительного, что выскочил почти сразу. Крепкий невысокий мужчина с бородой. Улыбка радушия на лице, притом глаза настороженные и цепкие. Приходилось видеть таких людей. С благожелательной миной сунет нож под лопатку, только отвернись. А говорят, в деревнях остались приличные люди, особенно в лесу. Впрочем, если с браконьерами приходится дело иметь, человек должен быть непростой.

Чуть позже обнаружилась парочка стареньких советских карабинов на стене и не иначе ТТ за поясом сзади. Толком не рассмотреть под курткой, но откуда здесь импортному изделию взяться. Телевизор тоже древний в комнате. Любопытно, куда ж он девает огромные деньжищи.

Вроде случайно бородач задал парочку невинных с виду вопросов. Это было предусмотрено. Хотя странно после подтверждения от рекомендовавшего, четких подробных инструкций и перевода немалой суммы. Правда, допрос продолжался недолго. Парнишка почти вывалился из машины, ему было плохо, и пришлось нести его на руках. Уложил на кровать и потребовал:

– Когда? Он совсем плох.

– Так на рассвете, – пожимая плечами, прогудел егерь. – Рази ж Пал Ваныч не объяснял?

– Но, может, есть возможность ускорить? – спросил с раздражением водитель. – Каждая минута на счету. – Извлекая из сумки шприц и набирая в него болеутоляющее, нервно повысил голос.

– Это не научное, а альтернативное лечение, – с оттенком скуки в голосе произнес хозяин, глядя, как водитель колет. – Ты приехал, теперь не лезь с претензиями, а делай чего говорят. Во всем есть смысл и не зря сразу не делается, а в определенный момент. Пойдем пока, поешь с дороги.

Водитель вскинулся недовольно.

– И я тоже поснедаю, а он пусть поспит. После такого, – похоже, хозяин название ампулы углядел, – должно отпустить на время.

На столе стояла большая сковорода с жареной картошкой и мясом, залитой яйцами. На тарелке огурцы, помидоры и лук. Еще принес из застекленного буфета (явно пятидесятых годов мебель, нынче таких и в антикварном магазине не обнаружить) бутылку початую. Внутри плескалось нечто, и по виду не иначе самогон, уж больно мутная жидкость.

– Я не буду, – пробурчал водитель, прикрывая ладонью граненый стакан, а какой еще мог оказаться в таком месте, – с утра не ел да на нервах. Развезет.

– Не боись, – заверил хозяин, – подниму вовремя. А это разве выпивка? Чисто для аппетиту, на полезных травках. Давай-давай, я знаю, что делаю. Отпустит слегка напряг.

На вкус содержимое оказалось соответствующим виду. Противно и горько. В животе зато сразу стало горячо. А через мгновение пропал свет…

Очнулся водитель с дикой головной болью и с недоумением уставился в окно. Солнце чуть не в зените, а значит, проспал прилично мордой на столе. Еда на сковороде так и не тронута, уже давно остыла. Тарелки чистые. Пару секунд в голове тяжело ворочалось недоумение, затем вскочил и метнулся в комнату. Кровать пуста, парень отсутствовал. На полу валялись какие-то вещи.

Может, егерь решил без него проводить лечение, ворохнулась жалкая мысль. Но почему не разбудил? Пнув дверь, выскочил во двор, осматриваясь. Ворота нараспашку, телега с лошадью и корова исчезли. Если первое понятно, то второе хуже некуда. Ушел с концами? Да куда денется, паршивый козел! Через четверть часа здесь будет пара вертолетов, полсотни умелых бойцов и всю округу перекроют. В деревне у егеря прикормленные люди, но вряд ли что-то знают. Их все равно вывернут наизнанку.

Полез в машину, извлек из бардачка спутниковый телефон. Перекрестился и приступил к докладу, подозревая, что с дальнейшей карьерой ожидают огромные проблемы. Как сумел расколоть? Все пароли названы, ссылка на нужного человека неслучайна и, если б что-то подозревал, смылся бы до приезда. Выходит, чем-то насторожил, и всерьез. Полный провал.

Больной проснулся в деревенской избе и пару секунд смотрел с недоумением, потом резко сел. Это было не то место, где он вырубился. Маленькое темное помещение с дверью и без окна. Назвать окном узкую щель, закрытую чем-то, мало напоминающим стекло, смешно. Он сидел на широкой лавке, слегка прикрытой лоскутной тряпкой, абсолютно голый. Главное, и это было важнее всего, он больше не чувствовал боли! Слабость – да, присутствовала, но это и неудивительно.

Снаружи говорили, и слышно было прекрасно. Только разобрать ничего не удавалось. Слова звучали знакомо, но смысл не улавливался. Можно голову отдать на отсечение, не русский. Отличить немецкий от французского – легко. Испанский, итальянский? Вроде нет, но смутно знакомое проскальзывает иногда. Ничего не понятно. Откуда в Сибири такое? Даже староверы так не говорят.

В открытую дверь заглянула девчонка приблизительно его возраста, в одежде, будто срисованной с фильмов про крепостное право. Длинная рубаха-сарафан серого цвета, некрашеное полотно, ноги босые и грязные. Лицо широкое и некрасивое, зато коса толстая и до пояса. Радостно улыбнулась и сказала что-то звонким голосом. Напрягся и ничего снова не понял. Сделал унылую рожу и развел руками. Она извлекла из-под лавки хорошо знакомый на вид горшок и протянула парню со смешком.

С облегчением отлил, отвернувшись. Девка, ничуть не стесняясь, смотрела на него, потом сунула в руки тряпье, принесенное с собой, и ушла. Это оказалась одежда. Портки, другого слова не подобрать, из жесткой ткани с завязочками. Или это кальсоны? Вроде те надевали под штаны, а здесь даже трусы отсутствуют. Еще рубаха из такой же материи серого цвета. Пришлось натягивать через голову, поскольку пуговицы отсутствовали и вся она была цельная. Только у шеи вырез для удобства. К счастью, обувь на лапти не заменили. С радостью обнаружил разношенные и привычные кроссовки.

Пока он возился, девчонка вернулась. Не пытаясь вступить в беседу, выставила на лежанку чугунок, добавила краюху хлеба, кувшин и деревянную ложку и, игнорируя попытки вступить в беседу, снова удалилась. В горшке оказалась каша, крупа мелкая, но не пшенка, а что-то незнакомое. На вкус вполне нормально, со специями и щедро сдобренная маслом, да еще с кусочками мяса. Не особо он в мясе разбирается, но, кажется, свинина.

Желудок радостно урчал, пока работал ложкой. Давненько не ел с таким удовольствием. А в последнее время с любого куска выворачивало. Все эти химии и облучения до добра не доводят. Машинально провел рукой по голове и замер, почувствовав колющее ощущение. У него отросли волосы? Значит, реально вылечили?! От переполняющего счастья хотелось заорать и броситься в пляс, но он выдохнул и старательно доел до конца кашу. Мысли слегка путались, глаза слипались. Рассудив, что так или иначе за ним придут и объяснят, что к чему, завалился на лавку и моментально провалился в сон.

Темнице положено находиться в подвале замка, и поскольку это обычно глубже, чем дно заполненного водой рва, там всегда сыро и холодно. Здесь было тепло, и отвели его наверх. Несмотря на то что приковали к полу мощными цепями, а голову и конечности еще обручами, так что смотреть вбок можно, лишь скосив глаза, а двигаться невозможно, помещение меньше всего напоминало камеру. Вместо сплошной стены два небольших и узких окна, дающих свет и позволяющих стрелять по осадившим донжон врагам. У стены находились столы, заставленные всевозможными склянками с жидкостями и без. Весы с гирьками очень малого размера и несколько брошенных на каменный пол тяжелых свитков.

Больше всего это место напоминало лабораторию алхимика или мага. Впрочем, огромный мужчина с коротко постриженной бородкой, намекающей любому на статус наемника (в данном случае бывшего), с мощными мускулами, прекрасно видными, поскольку он был абсолютно наг, никогда в таких местах не был и встречал разве что мелких ворожей и шептунов, обожающих повесить у входа в лавку чучело крокодила, а то и вовсе склеенное из разных животных для пущего эффекта. Приличные профессионалы жили совсем в иных условиях, и услуги их стоили значительно больше, чем могли позволить себе обычные люди.

Неизвестно, сколько он пролежал, глядя на узкую щель неплотно закрытой двери, но через какое-то время раздались шаги. Почти без звука, нарушая привычный стереотип про визжащие ржавые петли, дверь отворилась и внутрь прошел богато одетый человек. Судя по количеству золотого шитья на камзоле и штанах, а также унизанных перстнями пальцах и драгоценной цепи на шее, он был очень богат. Но это и неудивительно. Медальон в виде пентаграммы на шее был знаком если не лично, то понаслышке каждому. Использующим без позволения знак гильдии друидов отрубали руки и ноги, затем вешали за шею и на прощанье вспарывали живот. При этом с виду он оказался плюгавым недомерком с горбатым носом и впалыми щеками. А лицо желтое, будто на свету не бывает. В руках он держал простенькую холщовую сумку.

Зато второй был могуч, толст и в плечах не меньше, чем в высоту. Такой мог бы быка убить кулаком, если б тот помешал, но мало шансов, что животное посмеет заступить дорогу. Уж больно рожа страшная. Нос приплюснут, как от мощного удара, на щеке след старого ожога, а на подбородке шрам. Когда открыл рот, выяснилось, что половины зубов нет. Не гнилые – выбиты. У него не было никакого оружия, кроме висящего на поясе кинжала и связки ключей, однако, встретив на дороге такого, моментально постараешься удалиться. Уж больно страхолюден и опасен.

Он волок, держа за шкирку, худого молодого человека. Тот был какой-то рыхлый и излишне тощий, несмотря на правильное телосложение и белые руки без следов мозолей, как будто сроду не делал никакой работы. Но на аристократа абсолютно не похож. Те ребята крепкие и с оружием обращаться умеют. А уж так позволить с собой обращаться, глядя на мотающегося от рывка, никогда б не позволили. Они могли быть глупыми, отвратительно себя вести, но скорее бы умерли, чем сломались. Заставить делать неприятное можно кого угодно, лежащий в цепях человек это прекрасно знал по собственному опыту, но не так легко. Никаких следов побоев на парне не имелось.

В дверь проскользнул еще один тип, по виду слуга, и поставил на стол жаровню. В ней светились красным раскаленные угли. На небрежный жест поклонился и вышел молча.

– Заждался? – весело спросил маг.

– Вам-то что сделал? – прохрипел прикованный пересохшим ртом. – За что так?

Прямо он с плюгавым дела не имел, но давно жил в его владениях и заведовал одним из каналов контрабанды. Приморская территория с ее изрезанными бухтами замечательно подходила для беспошлинного провоза товаров. Официально он заведовал гостиницей, а на практике она стояла в крайне неудобном месте и использовалась для временного складирования выгруженных тюков и ящиков. Плюс с соратниками частенько работал по наводке мага. Придет сообщение убрать человечка, с превеликим удовольствием. Тем более имущество обычно остается в награду. Разве что письмишко достать и передать. Людей в гостиницу подобрал из старых знакомых. Наемников и прочей швали, без местных знакомств. Заодно и лишнего не сболтнут.

Догадаться о спускающем указания было не трудно. Тем более и прикрывали стражники, а кому сдавал контрабанду, давно известно. Львиная доля уходила не в его мошну, зато и чувствовал себя со своими работниками в здешних владениях спокойно. Никто б и не подумал арестовывать его людей. Точнее, пару раз они позволяли себе лишнее и их за малую мзду выпускали моментально. А ведь розыскные листы практически на каждого душегуба по всему эрлству распространены, и опознать любого невеликая сложность. Потому вдвойне пугала внезапность случившегося. Их опоили на давно прикормленном месте, и очнулся он уже здесь. Сначала заподозрил изощренную месть, однако здешний хозяин оказался прекрасно известным. Хотя об остальных товарищах прикованный ничего не знал, не сомневался в грядущих неприятностях.

– Мне? Ничего, – извлекая из сумки странный серебристый предмет, сообщил друид. – Просто твои бандиты обнаглели и стали лишнее болтать. Пришлось принимать превентивные, если ты меня понимаешь, меры.

Человек как раз не понимал слова, зато хорошо умел чуять опасность. Прежде инстинкты не подводили, и он несколько раз уходил от облав, не имея сведений. На одних инстинктах.

– Ну и попал мне в руки очень любопытный экземпляр. – Маг небрежно показал на молодого человека.

Тот широко улыбнулся, показывая на удивление белые зубы, и сказал просительным тоном нечто невразумительное. Ни на один из известных языков это не походило. Охранник дернул его назад.

– Вот видишь, – довольно сказал плюгавый волшебник, – нечто хочет поведать, а выходит бессмыслица. Да и сам странный тип. Я, понимаешь, люблю загадки.

– Я-то при чем?

– Знаешь ли, – он поворошил кочергой на жаровне древесные угли, – давно хотелось проверить одну старую теорию. Даже изготовил клеймо с нужной руной. А тут такой удобный повод. Даже два. Очень не люблю, когда материал зря пропадает, а таскать бондов с округи для опытов чревато неприятными слухами и волнениями. Рабы тоже недешевы. Приходится использовать всяческую мразь. Приговоренных. Это, – он поднял специальными щипцами тот самый изогнутый штырь со светящимися от жара блямбами на концах, – руна «ум». Перекачаю ему из твоего мозга, что там имеется. Ты вряд ли переживешь процедуру, но тут ничего не поделаешь. То есть не сдохнешь. Жить останешься, только в виде тупого, пускающего слюни овоща. Вряд ли такая жизнь кому в радость.

Прикованный дико рванулся. Толку от этого не было никакого. Кто б его ни посадил в кандалы, дело свое знал прекрасно. Шею и то не повернешь. Он бы с радостью сейчас ее свернул, но голова, как и конечности, прижаты намертво. Не столько пугала смерть, сколько результат использования на нем магии.

– Не получается иначе. – Маг сделал жест, видимо хорошо понятный, и охранник резко ударил молодого парня, повинуясь хозяину.

Подхватив тело в бессознательном состоянии, осторожно положил рядом с грабителем. Голыми руками разорвал рубашку, обнажив предплечье.

– Я долго размышлял и пришел к выводу, что в древние трактаты вкралась ошибка. Не зря говорится об использовании. Надо правильно применять. Чуток подправил. Надеюсь, вышла истинная «память». Не «ум». Я передам знание языка при твоей помощи. Правда, тебе без разницы. Нельзя выдрать из головы кусок знаний. Они слишком связаны с разумом.

Тот снова дернулся с рычанием дикого зверя.

– Если б ты был образован, может, и сумел бы оценить великий семилетний труд и одиннадцать отдавших жизнь за науку убийц. В сегодняшнем опыте полностью уверен. Ты станешь двенадцатым во имя знания. И к тому же не требуется печать на лоб. – Он гнусно хихикнул. – Держи, – приказал звероподобному, и тот навалился всей тяжестью на молодого парня.

Железная рука, не соответствующая субтильному виду мага, нажала на грудь бывшего главаря банды, не позволяя шевельнуться, а затем его плеча коснулся раскаленный металл. Второй конец изогнутой железки опустился на тело другого подопытного, и маг пропел древнюю формулу, которую и сами профессионалы не понимали, заучивая наизусть. Тут важно было буквально все, от интонации до скорости и плавности. Не зря среди волшебников без музыкального слуха делать нечего. Ну еще, конечно, железные нервы надо иметь, когда рядом орут на два голоса заклейменные. Это ж не до́мы[1], и демонстрировать несгибаемость при свидетелях им ни к чему. К тому же один орет от отчаяния, а второй с перепугу, очнувшись от боли. Святой металл жжет гораздо больнее железа, и пока этого никто объяснить не сумел, хотя установлено точно.

Когда глаза бывшего грабителя стали бессмысленными, друид убрал щипцы и кивнул помощнику, чтоб и тот отпустил своего подопытного. Посмотрел и удовлетворенно кивнул. Если на плече превращенного в овощ грабителя имелась неприятная рана, от которой несло паленым, то у парня аккуратное клеймо с хорошо видимой отпечатавшейся руной. Свое дело он знал прекрасно и не в первый раз наблюдал результат. Нисколько не удивился, когда подопытного стала бить дрожь, изо рта понесся дикий вой, и он схватился за голову.

– Через полчаса вернусь, – сказал маг почтительно слушающему звероподобному помощнику. По прежним опытам знал: где-то столько занимает неприятная часть процедуры. Слушать крики боли он не любил, будучи от природы любознательным и рациональным, однако не садистом. – Проследи, чтоб не покалечился.

– Может, пристегнуть?

– Не стоит, – подумав, отказал начальник. – На пол. Еще сломает себе чего. Просто присмотри.

Охранник сентиментальностью не страдал, на продолжающиеся стоны и судороги внимания обращал не больше, чем на жужжащую муху. Спокойно извлек из одного из шкафчиков заранее припасенный солидный кусок каравая с толстым куском жареного мяса и принялся неторопливо жевать, запивая пивом из фляги-тыквы. Снедь он припрятал при первом посещении, когда приволокли основной экземпляр, как выражается хозяин. Не в первый раз участвует в таком деле, всегда надолго, потом трупы выносить, а иногда и кишки с прочим дерьмом. Приятного мало, и голодным из-за этих глупостей сидеть не собирался.

Парень прекратил выть и откатился к столу, выпав из поля зрения. Охранник недовольно вздохнул, оставил еду и подошел. Эге, да он глазами лупает.

– Ближе, – пробормотал тот, – не могу.

Присел, пытаясь разобрать еле слышный шепот. Хозяин всегда наказывал запоминать, а тут, похоже, впервые за последние годы удача. Заговорил паршивец!

Встал на колени, наклоняясь к лицу. Змеино-быстрое движение руки только что лежащего полностью без сил оказалось полной неожиданностью. Парень выхватил его собственный кинжал и уверенно, будто проделывал это неоднократно, всадил в бок. Выдернул, не обращая внимания на рев раненого медведя, и ударил снова, под подбородок, не дожидаясь, пока опустится огромный кулак, непременно размозживший бы голову.

Огромная туша, агонизируя, свалилась сверху, заливая обидчика кровью. Победитель с трудом спихнул ее в сторону и сел. Голова болела жутко, ко всему в ней была жуткая каша. Связно мыслить не получалось, постоянно мелькали накладывающиеся друг на друга картинки и воспоминания. Мало того что они были никак не связаны, так еще и принадлежали двум разным людям и не имели между собой ничего общего, частично вытесняя прежнюю жизнь новой. Кто б он нынче ни был, но уже не прежний, а нечто среднее между двумя умершими людьми. Это мешало и сбивало с толку.

Одно он знал точно: оставаться здесь крайне опасно. Его привезли сюда тихо, без публичности, как теперь понимает. Кое-что из сказанного магом сохранилось в памяти, и шанс, что никто не остановит, достаточно весом. Главное, попасть к воротам. Днем они открыты и не особо тщательно охраняются. Во дворе вечно полно народу. В этом он был уверен, хотя не смог бы объяснить, откуда взялась мысль. При везении никто не обратит внимания еще на одного человека. Тем более приказа ловить и не пущать не отдавали.

Идти в этих тряпках, ко всему прочему измазанных в крови, было, естественно, нельзя. Требовалось найти нечто менее заметное. Для начала осмотрел покойника. Пояс с чехлом для ножа честный трофей. В мешочке оказалось несколько медных монет и пара серебряных. Уже неплохо. Размерчик кафтана несуразный. Будет смотреться как на чучеле. Скорее напротив, привлечешь внимание. К тому же ничуть не менее запачканные вещи. Вот обувь иное дело. Его излишне бросалась в глаза. Белая, с синими полосками. Кроссовки? Знать бы еще, что это и где производят. Память отказывалась откликаться, и попытки копаться в прежнем вызвали новый зверский приступ головной боли.

Ну и небо бездомное с ними. У трупа оказалась на удивление маленькая нога, и башмаки с завязками почти впору. Чуток больше нужного, но с портянкой нормально. Откуда он знал, как наматывать, вспоминать не пытался. Руки сами проделали все нужное. Прежнюю обувку сунул в холщовый мешок, найденный в углу, отправив заодно туда же пару светильников, тоже недешевая вещь. Обнаружил при тщательном осмотре помимо зелий в банке, которые трогать побоялся, кучу всякой полезной мелочи. Огниво, трут, шило, ножницы, небольшую кастрюлю, ложку, две кружки, ступку, два ножа: один с тупым широким лезвием и обломанным, но острым у конца, кожаный фартук и, что гораздо важнее, – рабочую одежду мага. Обычная домотканая рубаха и брюки по размеру только слегка меньше нужного. Ну, это не страшно. Парочка залатанных дырочек тоже в счет не шла. По крайней мере, никто не станет пялиться, как если б надел майку с «чужим».

Тут он невольно замер, пытаясь осознать мысль. И сразу выбросил из головы лишнее, услышав шаги. Схватил кочергу и встал рядом с входом. Через десяток ударов сердца дверь отворилась, и в комнату шагнул маг. Практически сразу он принялся разворачиваться, хватаясь за пояс, однако даже изумительная реакция не спасла. Сразу заметил непорядок, хотя труп лежал в стороне, чтоб не заметили сразу, а в темном помещении кровь в глаза не бросалась. Острый конец железного прута обрушился на затылок и проломил череп. Маг еще падал, а он уже снова и снова втыкал ему в спину кинжал. Говорят, друиды высшего уровня способны и после этого восстановиться, поэтому старательно отрезал голову у еще дергающегося.

Неприятная работенка и грязная, однако чего не сделаешь ради спасения. Их же не пожалели, с какой стати беспокоиться о чужой жизни.

Денег у нового покойника не нашлось. И то, зачем хозяину в собственном замке монеты. Зато пуговицы оказались золотыми (!), на камзоле мелкие жемчужины. Их тоже старательно срезал. Неприятно раздражало полное отсутствие карманов. Все ценное добро здесь носят на поясе в мешочках или на шее. Каждый раз демонстрировать наличие платежеспособности и показывать сомнительные вещи не улыбалось. Надо как-то разделить по пакетикам и держать отдельно.

Цепь с медальоном. В конце концов, металл можно загнать. Перстни с пальцев. Пояс с серебряными бляшками тоже прибрал. Как и нож с крупным драгоценным камнем на рукоятке и накладками из слоновой кости. Но главный приз оказался другой. Пистоль из кожаной кобуры на поясе лег в ладонь максимально удобно. Колесцовый замок был в Анклавах категорически запрещен для людей. Друиду, похоже, то постановление не указ. Имелось в виду, что изобретение позволяет носить оружие полностью готовым к стрельбе в отличие от фитильного, обременяющего стрелка необходимостью орудовать огнивом и зажигать фитиль, а потом еще раздувать его. Да и просто к непогоде и тряске заряд в колесцовом замке был менее восприимчив.

Пуля, порох, как взводить – догадаться несложно. Хорошая вещь. Сунул за пояс, прикрыв полой рубашки, и, осмотревшись в последний раз, повесил мешок на плечо, благо завязочки и ремень имеются. Дальше сидеть было б глупо. Пора уносить ноги. Оглянулся на себя, то есть на второе тело, и с холодком в душе, неизвестно, как отнесутся высшие силы к такому действию, то ли самоубийство, то ли нет, добил пускающего слюну идиота.

Осторожно высунулся за дверь и обнаружил закручивающуюся спиралью лестницу. Стараясь не топать ногами, спустился на пару пролетов вниз, никого не встретив. К сожалению, выход, а он это прекрасно помнил, проходил через караулку. Сейчас оттуда доносились невнятные голоса. Сколько их, толком не разобрать, но когда его прежнего провели наверх, сидели трое вооруженных. Вряд ли они не поинтересуются, кто позволил ему свободно разгуливать. Значит, нужно убить быстро, не дав поднять тревогу. Проще сказать, чем совершить. Выбора не было. За хозяина на куски порежут.