Шанс, что выпадет золотой, приближается к нулю при любом количестве вращений Колеса, и каждый странник, заполучивший заветный сектор, добивался невероятных высот в том мире, где ему улыбнулась удача.
Существовал еще фиолетовый сектор – единственный на все Колесо. По крайней мере, ходили такие слухи среди странников, но Эск’Онегут никогда его не видел, хотя испытывал удачу много раз.
Озарение за озарением, идея за идеей, шаг за шагом – так Эск’Онегут постепенно раскрывал перед мальчиком истинное положение дел, давал понимание того, что с ним произошло, чтобы рано или поздно добиться полного слияния и жить уже единой личностью. Лука просто думал, что удар камня сделал его другим и ему открылись новые знания и умения.
Набрав полную грудь воздуха, Лука коснулся слова «Старт!».
Медленно, чуть ли не скрипя, Колесо стало набирать разгон. Перед Лукой пронесся стартовый сектор, сразу за ним шла череда белых, мелькнул золотой, снова много белых, красный, белый, белый, еще красный, белый, белый, белый, голубоватый…
Колесо вращалось все быстрее и набрало такую скорость, что цвета секторов слились в одно смазанное пятно, ничего не было видно, Лука потерял контроль над телом, как и Эск. В момент вращения Колеса время останавливается во всей Вселенной, и только сознание игрока, закрутившего его, остается активным, чтобы увидеть результат.
Лука потерял счет времени. Смазанное пестрое пятно стало четче, еще четче, а потом проявились и цвета убегающих секторов.
Ряд белых… Синий… Белый…
Колесо замедляло ход…
Глава 5. Рождение нового странника
Лука разочарованно наблюдал, как Колесо замедляет движение. Скорость уменьшилась настолько, что все поле зрения уже несколько секунд занимал широкий красный сектор.
И мальчик, и Эск’Онегут, поселившийся в нем, умоляли Колесо поскорее проскочить проклятый красный. Лука уже и не думал о сверхспособностях, о талантах, ему хотелось одного: остаться здоровым. При любом другом сегменте он таковым бы и остался, причем с вероятностью выше девяноста семи процентов. Но красный мог принести что-то похуже паралича.
Сам странник иронично ухмыльнулся – так работает Тсоуи. Если тело носителя проклято, то недавнее выздоровление обернется чем-то подобным – красным. Сектор слишком широк. Какой угодно другой уже проскочил бы.
Где-то вверху поля зрения замаячила граница сектора. «Давай, давай», – молил Лука. «Ну же! Именем всех богов заклинаю!» – мысленно рычал странник, разъяренный перспективой провести последнее перерождение в теле дважды проклятого мальчика, а как иначе, если тот родился калекой и сейчас снова им станет?
Граница между секторами почти застыла перед лицом Луки. За красным сектором следовал фиолетовый, странник видел его впервые за все свои девяносто девять жизней.
– Так не бывает! Серьезно? Боги, вы серьезно? – ирония ситуации довела Эск’Онегута, а вместе с ним и Луку, до истерики. Результат не объявили, а значит, Колесо все еще движется.
Эск’Онегут принялся обращаться лично к каждому богу, в силу которых уверовал в прошлых жизнях:
– Жестокий Хорвац, Акатош Вневременной, Безликий Истинный, Боже Всемогущий, К'Тун Оскверняющий…
Он успел перечислить всех и пошел по второму кругу, и тут Колесо остановилось. Луке казалось, что граница между секторами находится точно меж его глаз, но межмировой странник ликовал: пусть микроны преимущества, но в пользу фиолетового!
Право на разовое использование Колеса реализовано.
Результат вращения: фиолетовый сектор.
Награды: звание «Реминисцент».
– Эск’Онегут освобождается от эффекта Затухания, сохраняя весь накопленный опыт жизненных лет, начиная с текущего перерождения;
– Эск’Онегут сохраняет все приобретенные положительные таланты, сверхспособности и эффекты, начиная с текущего перерождения;
– при повторном выпадении фиолетового сектора Эск’Онегут получает право выбрать одну из утерянных сверхспособностей прошлых перерождений.
На Луку обрушился шум улицы. Он снова владел телом, а мир ожил. Мальчик морщил лоб, перечитывая непонятный ему текст.
Странник его устами расхохотался. Фиолетовый сектор – мифический фиолетовый сектор! – выпал ему в тот самый момент, когда ни одна из его наград никак на него не влияла. Уж лучше бы выпал самый захудалый талант, пусть даже умение играть на любом музыкальном инструменте! Можно было бы хотя бы зарабатывать вечерами по трактирам.
Эск’Онегут оказался в положении миллиардера, которому пообещали вечную жизнь и сохранение всех его денег тогда, когда гроб с телом внутри уже заколотили и закопали. Что толку от отмены Затухания, если это последняя жизнь? Отыграть минусовые очки Тсоуи, почти тысячу между прочим, за жизнь в теле нищего подростка невозможно. В своих лучших перерождениях странник зарабатывал несколько сотен, но никогда больше полутысячи.
Так что ни о каких новых талантах, которые бы с ним остались в будущих жизнях, если фиолетовый сектор выпадет повторно, речи быть не может. Потому что будущих жизней не будет, а на то, чтобы снова вращать Колесо, нет очков Тсоуи. Каких-то десять очков – цена на одно вращение – и их нет!
Пока Эск’Онегут сходил с ума, Лука, с наслаждением почесав затылок – не по привычке, а из-за того, что засалились грязные волосы, – взял ведро, схватив покрепче, и понес к канаве. Впрочем, в канаву сейчас превратилась вся дорога, залитая не только многодневными ливнями и весенними паводками, но и бытовыми отходами жителей трущоб.
Мальчик слил туда грязную воду и, определившись с направлением, побрел к общественному колодцу.
Эск’Онегут тем временем перебирал варианты, просчитывал вероятности, решал, что делать, и ничто из придуманного не давало ему ни единого шанса. Неподъемным грузом тянули в пропасть грехи позапрошлой жизни, когда он сжег все, что было, и ушел в минус, а бездействие прошлой повысило отрицательный баланс.
Он обречен влачить существование в не самом дружелюбном и развитом мире, причем без каких бы то ни было талантов и способностей. В конце этого скорбного жизненного пути странник закончит существование навсегда. Он закончит. А Лука?
В сознании забрезжило понимание и, разгораясь все сильнее, дало Эску – нет, не надежду, но ощущение правильности пути. В его – Эск’Онегута! – грехах не было вины и без того несчастного мальчика. А значит…
Надо решаться сейчас, пока не стало страшно! И тогда частица его сущности останется жить на многие, он на это надеялся, жизни. Лишь бы пацан не подвел и оправдал его ожидания.
Эск’Онегут глубоко вздохнул и непроизвольно закрыл глаза. Через биение сердца он активировал Исход.
Эск’Онегут, девяносто девятая жизнь.
Реминисцент (не подвержен эффекту Затухания).
Уровень влияния: 9.
Очки Тсоуи: −971 (значение отрицательное).
Выбрано развоплощение с последующим слиянием с личностью Луки Децисиму (первая жизнь), жителя локации «Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля. Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707».
Луке Децисиму будет передано положительное наследие Эск’Онегута.
Глаза, закрытые Эском, привели к тому, что Лука споткнулся, потерял равновесие и упал. Он попытался подняться, но снова рухнул в грязь. Голову пронзила острая боль, но тут же исчезла, чтобы снова проявиться в другой части черепа. Череда болевых вспышек продолжалась несколько минут, и когда Лука подумал, что лучше умереть, чем терпеть такое, все прекратилось.
Мальчик убрал руки от головы, прислушался к ощущениям: боль ушла. Он неуверенно сел и увидел перед собой блок с текстом. Текст дублировался в голове собственными ясными мыслями и его же шепотом.
Лука Децисиму, отныне ты странник.
Живи достойно Тсоуи, соблюдай баланс и гармонию в жизни, и после смерти ты переродишься в одном из миров бесконечной вселенной.
Лука’Онегут, первая жизнь.
Реминисцент (не подвержен эффекту Затухания). Наследник Эск’Онегута.
Уровень влияния: 0.
Очки Тсоуи: 0.
Рукав Ориона, Млечный путь, Солнечная система, планета Земля.
Вариация Вселенной: #ES-252210-0273-4707.
Возможность перерождения: доступна.
Право на разовое использование Колеса: доступно.
Наследие Эск’Онегута, включая награды фиолетового сектора, стало личным опытом и знаниями Луки, так что на этот раз он не стал перечитывать текст, все поняв сразу.
Лука улыбнулся. Его наполнили радость, решимость и вера в лучшее. Он даже ущипнул себя – нет, это не сон. Он действительно стал другим, теперь никто не посмеет поднять на него руку. Сейчас он натаскает матери воды, потом вытащит Кору из тюрьмы, а потом…
Потом он еще раз закрутит Колесо.
Глава 6. Предложение Неманьи Ковачара
Насвистывая что-то очень задорное и мелодичное, всплывшее из памяти Эск’Онегута, Лука вернулся домой с полным ведром чистой воды. У колодца никого не было: видимо, у многих еще не иссякли запасы дождевой воды, набранной во время ливней.
Не единожды сменив руку, держащую полное ведро, мальчик дошел до дома, но ни разу не остановился, чтобы отдохнуть. Он с наслаждением прислушивался даже к болевым ощущениям в мышцах уставших рук, спины, да всего тела, ведь боль значила, что он чувствует, а значит – живет!
Соединившись с сознанием странника, Лука понял, что Карим убил его большим камнем с заостренными краями. Вселение Эск’Онегута позволило ему выжить, а лень, жалость и скука странника – сохранить личность в теле. Когда странник вселился, первичное восстановление моментально залечило все полученные раны и ушибы. Хорошо, что до встречи с мамой Лука догадался смыть кровь водой из бочки во дворе. Для стирки та вода не годилась, но для бытовых нужд – вполне.
У двери он остановился. Из дома доносился приглушенный разговор. После полного оздоровления слух Луки стал идеальным и позволил разобрать каждое слово.
– Признай, Приска, что у тебя нет ни единого шанса выплатить виру, – размеренно вещал вкрадчивый мужской голос. – Ты хочешь, чтобы твоего сына отправили на рудники?
– Ты бредишь, Неманья, – устало и тихо произнесла мать. – Все знают, что Лука увечный от рождения. Как он мог покалечить твоего сына?
– Хочешь сказать, что Карим мне лжет, женщина? Мой сын никогда не лжет! Твое отродье сломало ему ключицу! Оплатишь лечение и выплатишь штраф.
– Сколько?
Лука почувствовал в голосе матери обреченность. Еще не были собраны даже семьдесят пять серебра за Кору…
– Семь золотых. Никаких отсрочек. Плати сегодня, сейчас же!.. – Неманья умолк, хмыкнул и добавил: – Или заходи ко мне после полуночи. Отработаешь!
Мать промолчала, и отец Карима принялся уговаривать:
– Приска, послушай… Будешь старательной и послушной, и, может быть, я скощу долг. Что скажешь?
Ответила ли что-то мать, Лука не расслышал, но о том, зачем хозяин трактира пригласил ее к себе, он знал наверняка, не маленький. Самому об этом пока только мечталось в беспокойных и потных снах, но мама и жирный Неманья в одной постели? Жаль, отца нет рядом, чтобы…
Зато есть он! Разозлившись на самого себя, он ворвался в дом, когда Приска уже решилась на то, чтобы согласиться. Неманья даже успел забраться ей под юбку.
От ярости у Луки распахнулись глаза. Тяжело дыша и сжав кулаки, он закричал:
– Отвали от мамы, мерзавец! Убери свои грязные руки!
– Шустрый пацан. – Трактирщик ухмыльнулся, но руки убрал. – А что скажет она сама? Приска, что ты скажешь?
– Она скажет: «Вон из нашего дома!» Мама к вам не придет, и не мечтайте! Ваш сын и его друзья сами закидали меня камнями и чуть не убили! Голову разбили!
– Надо же, – изумился Неманья. – И правда, ходить начал. А я думал, врет мой сорванец, выдумал все. А оно вон как… Что ж, и где же твои синяки? Есть чем слова подтвердить?
Лука потянулся к виску, чтобы раздвинуть пряди волос и показать рану, но замер, вспомнив, что все исчезло.
– Они… зажили, – сбивчиво произнес он. – Я не вру…
– Так я и думал. – Неманья перевел взгляд на Приску: – Что решила?
Та украдкой бросила взгляд на сына, и усталое равнодушие к ударам судьбы, покорность, с которой она была готова принять грядущие унижения, смущение от этой готовности – все сменилось гордостью.
Впервые за многие годы она увидела в Луке черты своего мужа Севера Децисиму, храбростью, великодушием и мечом завоевавшего положение в обществе и ее сердце.
– Мой сын ответил за меня. Нет!
– Ну, нет так нет, – легко согласился Неманья.
Грубо сдвинув плечом мальчика, он прошел к двери, но остановился, подумал и развернулся.
– И все-таки… Это… Я что мыслю… – Трактирщик прищурился, осмотрел Луку с ног до головы. – Как? Вот так просто взял и пошел? Не в храме, не у лекаря, а сам? Неужели, чтобы излечить калеку, потребовалось просто хорошенько врезать ему по башке? Надо бы запатентовать эту идею! – Он расхохотался. – Ладно, живи, пацан… пока. Приска, к вечеру не принесешь деньги – я отправлю-таки твоего ублюдка на рудники. Ты знаешь, у нас, Ковачаров, слово крепче дуба!
Уходя, он громко хлопнул дверью.
В тот же миг перед Лукой всплыла строчка:
Очки Тсоуи: +1. Текущий баланс: 1.
Связав эту информацию с тем, что произошло чуть раньше, Лука понял взаимосвязь двух событий. Кивнув самому себе, он подошел к матери, поставил на пол ведро с чистой водой, которое все это время держал в руках. Тыльной стороной ладони утер слезы с ее щек и обнял. Крепко прижал к себе, осознавая, что они одного роста. Мать разревелась в голос:
– Что будет, сынок? Что теперь будет?
– Никто ему не поверит, мам. Посмотри на мои руки – они тоньше тростинки. Как я мог сломать ему ключицу? Господин судья – разумный человек, он не поверит их россказням.
– Да, конечно, он справедлив… – с некоторым сомнением в голосе согласилась она.
Приска совсем успокоилась, когда Лука напомнил ей о незаконченной стирке и Коре, которая томилась в тюрьме. Рудники ей не грозили, но, если не выплатить вовремя выкуп, девчонку могут отправить в воспитательный дом. Последний срок – завтра. И, спохватившись, Приска бросилась к тазу.
– Мама, давай я помогу. Развесить белье?
– Я сама, сынок. Надо вскипятить котел, наносить чистой воды…
В этих хлопотах пролетел день. Лука носил туда-сюда воду, дрова со двора, развешивал и снимал белье, подавал его матери для глажки, помогал с укладкой. Мышцы жгло, они словно налились кислотой, но мальчик терпел, вспоминая, что раньше мать делала все это одна.
В сумерках они уложили готовое чистое белье в корзины, каждая принадлежала отдельному дому, пользующемуся услугами мамы.
Приска не уставала воздавать хвалу всем богам за сына, а когда Лука собрался вместе с ней идти разносить белье, восприняла это уже как само собой разумеющееся. В доме появился мужчина!
И тем острее стало ее безысходное горе, когда в лачугу вломились городские стражники во главе с маленьким злым констеблем, оторванным от ужина:
– Лука Децисиму! Ты обвиняешься в покушении на жизнь Карима Ковачара! Взять его, ребята!
Глава 7. Генетическое отребье
Напоследок стражник дал ему пинка под зад. Лука споткнулся о порог камеры и проехался пузом по склизкому полу. Лязгнув замком, охранник запер дверь и торопливо удалился доедать остывший ужин.
– За что тебя, сынок? – донесся из темноты чей-то низкий хриплый голос.
Лука напряг зрение, но не смог ничего увидеть. Лунный свет, падавший сквозь крохотное зарешеченное окошко, освещал только небольшой участок пола.
Мальчик счел за лучшее не отмалчиваться перед человеком, назвавшим его сыном, и ответил:
– Кинул камнем в сына трактирщика и сломал ключицу. Так говорят.
– А на самом деле?
– Кинул камнем в ответ. Он убежал. Сломал ли я ему что-нибудь, не знаю. Но надеюсь, сломал – он тот еще подлец.
Невидимый собеседник расхохотался. Смеялся он густым утробным гоготом, и казалось, что от этого звука дребезжат даже прутья клетки. Успокоившись, узник вышел на лунный свет, приподнял подбородок Луки пальцем, вгляделся, сверкнул белками глаз на темном лице и мягко спросил:
– Как тебя зовут, малой?
– Лука Децисиму. А вас?
– Терант, так меня звали там, откуда я родом. Здесь у меня нет имени, но не будем об этом. Сколько тебе, десять?
– Мне семнадцать.
– Что? Какого Двурогого? Семнадцать! Надо же! Боги, что за генетическое отребье в Империи?
– Мама говорит, ругаться плохо, – Лука отвечал, просто чтобы поддержать беседу, еле стоя на ногах. – Поминать богов всуе – плохо. Поминать Двурогого…
– Плохо! Я знаю, малыш. Но, клянусь совершенными генами сияющей Тайры, в жизни не видел такого тощего парня! Выглядишь слабее моей дочки, а ей всего семь!
– У вас есть дочь?
– Есть… Была… Неважно! Как тебя ноги держат, Лука Децисиму? У тебя же все кости наружу!
– Отец говорил, надо всегда стоять, даже если тебе отрубили ноги. А ноги у меня есть, – ответил мальчик и рухнул на пол.
Он мог сколько угодно терпеть голод, но каждому надо хотя бы иногда заправляться.
Когда Лука очнулся, оказалось, что он лежит на какой-то подстилке, а под головой у него что-то мягкое. Сосед по клетке подложил ему под затылок свою ладонь, огромную и мясистую.
– Голоден?
Лука моргнул в ответ, не в силах даже открыть рот.
– Тогда потерпи.
Белки глаз Теранта погасли.
Он положил ладонь свободной руки Луке на лоб. А потом сжал голову мальчика так, будто хотел расколоть ее, как орех.
Мальчик попытался взвыть, но из горла не вырвалось ни единого звука. Терант тоже молчал. Лука старался вырваться, но тело не слушалось.
От ладоней Теранта волнами шел сильный жар. Он пульсировал, проникая в голову и оттуда распространяясь по всему телу.
Обнаружено внешнее воздействие!
Фиксируется принудительное пополнение энергией. Преобразовано для дальнейшего использования: 64%… 66%… 68%…
На восьмидесяти процентах Терант отвалился и тяжело, хрипло задышал.
Через несколько биений сердца жадно втянул воздух и сам Лука. Он с упоением наслаждался каждым вдохом спертого влажного смрада подземелья.
Открыв глаза, мальчик удивился тому, как ясно и четко он теперь видит. Вообще в нем забурлили силы, много сил, хотелось бегать, прыгать, что-то делать. А еще исчезло чувство голода. Напрочь.
В паре локтей от него лежал Терант. Кожа его казалась абсолютно черной, словно она поглощала свет, но отблески в покрывавших ее каплях пота делали мужчину видимым. В голове Луки заворочался похожий образ и слово «ке-хар»… С подобным Теранту отец как-то дрался на Арене. Кажется, это и был ке-хар.
– Терант?
– Да, малой? Ожил?
– В жизни себя так хорошо не чувствовал! Как вы это сделали?
– О… Дай отдышаться… – Терант сел и утер лоб.
Луке показалось, что мужчина похудел.
– Что ты знаешь о мире, сынок?
– Э… Я не ходил в школу, но знаю, что мы живем в столице Империи. Император Маджуро Четвертый управляет страной.
– Хм… Ладно, допустим. Знаешь ли ты, кто управляет миром? Кто такие раканты, кхары, олаки?
– Я не знаю таких слов… – Лука задумался. – Кхары, точно! Вы кхар? Мой отец дрался с кхаром, он был такой же, как вы!
– А что находится за пределами Империи, знаешь?
– Ничего. Только вода, а за ней край мира и великое ничто, куда низвергаются струи мирового океана. Так меня учила няня.
– Сынок, мир намного больше. Ты знаешь, что такое проценты?
– Это части целого. Один процент – это часть целого, поделенного на сто частей.
– Вся ваша Империя – это меньше одного процента всех жителей мира.
– Чушь! – не удержавшись, воскликнул Лука. – Все знают, что Великая Империя – это весь мир!
– Великая Империя, сынок, это резервация. – Терант произнес незнакомое слово, но Лука понял. – Послушай.
Кхар откашлялся, прочистил горло и, воздев указательный палец, начал говорить:
– Первая семья – семья Ра’Та’Кантов. Про гены я тебе объясню позже, но запомни сразу: у Первой семьи совершенные гены. Безупречные. Эталон человеческой расы. Сто процентов совершенства!
– Они идеальны?
– О да, сынок! Они идеальны. Те же, кто немного не дотягивают до идеала, но всячески к этому стремятся, – раканты. Их очень мало, но им принадлежит все. Семьи ракантов управляют всем миром, но каждая – своей частью. Семья отвечает за свою территорию перед Первой. Они поделили между собой и сферы экономики…
– Экономики? – И снова Лука понял значение, но спросил раньше.
– Ты запоминай все непонятные слова, я объясню их позже. Слушай дальше. Большая часть людей – олаки. Это обычные граждане, специалисты в своих областях: ученые, юристы, ремесленники, коммерсанты, обслуга… Всех их объединяет несовершенство генов. Они более чем на десять процентов не соответствуют эталону.
– А вы кто? Кхар?
– Да. Наш вид создали искусственно. Армия, силовые и охранные организации, стражники и бойцы, спортсмены и телохранители – это мы.
– Как-то наша стража не похожа на вас.
– Ваша стража – никакие не кхары. И они, и ты, и все жители Империи – это съяры.
– Съяры?
– Прости, сынок. То, что скажу дальше, не мои слова, я просто процитирую то, что повторял тысячи раз. – Терант снова откашлялся и заговорил жестко, чеканя каждое слово: – Во всем мире вы – генетическое отребье. Отщепенцы. Изгои. Раканты блюдут ценность любой человеческой жизни, однако не признают права съяров на пользование какими бы то ни было природными ресурсами планеты и достижениями цивилизации. Во избежание порчи генома человечества единственно допустимым местом пребывания каждого съяра является так называемая Империя.
– Почему Империя не атакует этих ваших ракантов? Мощь и сила…
– Сынок, вся ваша мощь и сила – это палки-копалки, сделанные из дерьма. У вас ничего нет. И живете вы на острове, откуда до ближайшей цивилизации три тысячи миль по буйному океану. Вы обречены.
Лука долго молчал, снося старый фундамент мировоззрения и возводя новый. Теранту он поверил безоговорочно, интуитивно, а интуиция ему от странника перепала отменная. У него остался только один вопрос:
– А как ты попал сюда, Терант?
– О, а я не сказал? Видишь ли, преступникам не место на блаженной и благословенной земле ракантов.
Глава 8. Золотой сектор
С лежанки Теранта давно раздавалось мерное дыхание спящего человека, а Лука все не мог уснуть. Наследие Эск’Онегута – знания и опыт странника – затаилось на задворках сознания и проявлялось только в нужный момент и крайне малыми дозами. Как, например, с теми новыми словами, которые мальчик услышал от кхара.
Поэтому то, что рассказал Терант, потрясло Луку, и он еще долго пытался представить, что это за мир, в котором нет голодных и больных. Самодвижущиеся повозки и сияющая кожа ракантов, которых живописал кхар, казались ему менее удивительными, чем отсутствие голода и болезней.
– Вы, съяры, живете в выгребной яме человечества, – сказал Терант. – И все хорошее, что есть у ваших власть имущих и знати, – обычная контрабанда нашего хлама, собранного на помойке.
«Какой долгий день! – подумал Лука. – И сколько всего произошло! Еще утром я был парализованным калекой и мечтал о корке хлеба. Потом вдруг умер, воскрес и научился ходить! А теперь я в клетке с пришельцем кхаром и узнал о мире больше, чем за всю жизнь! А утром будет суд за то, что я сломал ключицу Кариму! Удивительно!»
О том, что произойдет после суда, он легкомысленно не волновался. Что бы с ним ни случилось в дальнейшем, хуже того, что было, уже не станет.
Он снова попытался уснуть, поворочался с боку на бок, наслаждаясь каждым движением обретенного здорового тела. Одна только возможность легко, просто протянув руку, почесаться приводила его в радостное изумление.
Молодая кровь бурлила от энергии, перелитой Терантом. Лука вскочил и стал мерить шагами камеру. Что-то он упустил, но что?
Колесо!
Стоило ему вспомнить о Колесе, и перед ним снова появился текст, дублирующийся его собственным голосом в голове.
Лука’Онегут, первая жизнь.
Реминисцент. Наследник Эск’Онегута.
Уровень влияния: 0.
Очки Тсоуи: 1.
Активировано право на разовое использование Колеса.
Использовать?
Лука замер, вчитываясь, а потом уверенно нажал «Да».
Колесо в этот раз выглядело иначе: может, потому, что он был в темной камере подземелья, а может, потому, что он впервые вращал его осознанно, будучи странником. То огромное, уходящее в звездные просторы Колесо с тысячами тысяч секторов исчезло, вместо него появилось небольшое, размером с поднос.