Борьба: Вкус власти (книга третья)

Митрополит

В той комнате, в которой последний месяц располагался Гузох было не тесно, при том, что места почти не было. Обставлена она была более чем скромно: дубовая кровать, дубовый стол и стул, причем всего один. Несколько керосиновых подсвечников и большое панно с изображение Чёрного Камня на всю стену.

Гузох вспомнил те времена, когда ему приходилось коротать время в келье, ещё только будучи послушником духовной семинарии. Тогда он штудировал древние правила Жах и ещё только формирующийся в полной мере кодекс Силан-Жах, которому предрекали большое будущее.

Все жрецы возлагали огромные надежды на то, как их жизнь изменится, когда Силан-Жах будет введён повсеместно. Это будет означать закрепление роли Церкви во всех сферах жизни чумов. Тогда святая Инквизиция сможет проводить недели покаяния без предварительного уведомления и более одного раза в год в одном и том же месте, а виновных можно будет беспощадно уничтожать. Кроме того, жрецу-патриарху и жрецам-митрополитам нельзя будет отказать в посещении ни одного места чумной Империи, ни одна служба не сможет препятствовать дознанию, произведённому лично кем-либо из них. Всего 7 чумов смогут обладать такой властью, но всё же это верный шаг на пути закрепления главенства Церкви. И тогда можно будет вздохнуть с облегчением от того, что мы наконец-то победили ересь ещё в зародыше. Пока она не распространилась на нас всех.

Гузох вспоминал тогда свои молитвы и свято верил в то, что если он когда-либо будет удостоен чести стать жрецом-митрополитом, то уж точно не упустит ни одного еретика, и будет с достоинством отстаивать священные устои веры Жах, веры во всемогущество Чёрного Камня.

Неврох, являющийся сейчас жрецом-патриархом, тогда был на курс старше его и отличался двумя взаимодополняющими друг друга чертами: склонностью убеждать эмоциями, причём весьма успешно, и способностью держать в своих руках нити лидерства. При этом, по мнению Гузоха, сами устои веры он не понимал в полной мере, зато кодекс Силан-Жах с его новыми административными нормами и регламентами, помнил наизусть.

Тогда это не казалось чем-то странным. Действительно, Чёрный Камень одним даровал способность понимать веру и толковать её разумом, другим – убеждать в её правильности, третьим – закреплять всё это на бумаге. Это вполне укладывалось в представление о единстве Церкви, где каждому отводилась своя роль.

Со временем они даже стали вместе расти по карьерной лестнице, и Гузох даже первым стал митрополитом, а уж потом помог в этом Невроху. Ему казалось очень важным, что кто-то может убеждать тогда, когда настоящие аргументы не работают, когда кто-то просто не хочет тебя слушать… Вот Невроха всегда приходилось слушать. Всегда получалось так, что любой разговор, даже заведомо бесполезный, превращался в страстный диспут, где Неврох доводил ситуацию до точки кипения по несколько раз и, таким образом измотав соперника, склонял всё в свою пользу. Это было очень полезно и эффективно.

Неврох получил должность жреца-митрополита, ответственного за СЧК и высшую администрацию. И на этом этапе он спорил и дискутировал. Практически по каждому поводу, стараясь склонить окружающих к верности нового кодекса Силан-Жах. Но его деятельность во время недель покаяния в среде СЧК выглядела очень странно. Это ещё тогда показалось непонятным для Гузоха. Как можно проводить подобные чистки ереси, и не карать почти никого среди вверенных тебе слоёв чумов. Под удар попадали низшие чины или те, кто уже был обвинён в казнокрадстве. Вся мощная риторика о священном походе против ереси в СЧК на благо Чёрного Камня оборачивалась откровенным очковтирательством, по крайней мере, именно так это видел Гузох.

Он лично знал некоторых чумов из аппаратах СЧК, которые заслуживали хотя бы пристального изучения и допроса в связи с их открытым неприятием Силан-Жах, в частности, и веры Жах в целом. Они словно не считали Жах чем-то важным в жизни, не то, чтобы руководствоваться его принципами в целом. И у Невроха к ним не было вопросов. А ведь даже его предшественник в одном из случаев покарал руководителя СЧК целой колонны.

И вскоре Неврох стал жрецом-патриархом. Предыдущий патриарх объявил, что в силу возраста, не может в полной мере исполнять свои обязанности и назначил временно исполняющим того, кто, по его словам, больше всего того заслуживает, так как следит за трезвостью ума и рассудка в наших самых значимых кругах СЧК и высшей администрации, то есть Невроха… С этим уже ничего нельзя было поделать. Более того, Гузох не мог воспротивиться такому решению, а потом не поддержать Невроха в утверждении патриархом, ведь когда-то он сам же выдвигал его ещё на место митрополита. Оставалось только надеяться, что, став патриархом, тот не будет больше заигрывать с кем-то на стороне.

Теперь, когда Гузох находился в секторе «Крито» группировки «Донецк-Макеевка» и видел, как его показательно принимает СЧК и втихую со всех сторон обкладывают своими агентами, ему стало казаться, что когда-то он очень недооценивал Невроха. Эсчекисты бы никогда не позволили ему стать патриархом, будучи не уверены, что им это выгодно. А когда он показал, что будет играть по их правилам, и получил своё место, то и начал свою уже скрытую войну за власть с СЧК. Всё же лицемерно и подло, но вряд ли кто-то мог придумать что-либо более эффективное.

И так уж получилось, что одной из разменных монет в такой войне должен был стать сам Гузох. С одной стороны, это не сильно трогало его чувства – в конце концов, всегда надо быть готовым к чему-то тяжёлому, когда занимаешься религией. Но с другой стороны – не Невроху решать, кого разменивать. В реальности он не достоин даже быть жрецом, не то, чтобы патриархом. Он слишком властолюбив и абсолютно не верует в то, что исповедует публично. И теперь Гузох уже боялся того, что со временем Церковь просто станет новой СЧК просто под другим знаменем.

Дверь в комнату открылась без стука и вошёл Самох. Вроде и не ожидалось увидеть его здесь и сейчас, но с другой стороны, когда в целой группировке «Донецк-Макеевка» из чумов остались по сути одни только СЧК, то логично было бы предположить появления того митрополита, который за них отвечает.

Самох прикрыл за собой дверь и хмуро уставился на убранство: мебель, коптящие чёрным подсвечники и панно.

– Тут и присесть-то негде. – Самох усмехнулся. – Я смотрю, Вам не привыкать, брат-жрец Гузох… Меня-то они не смогли так обделить.

– Слишком вы думаете о материальном. – Гузох видел эти открытые насмешки, и они были ему совершенно не обидны. – Вы что, приехали провести неделю покаяния?

Самох рассмеялся. И в его смехе и особенно глазах было видно, что он давно знал о том, что сроки для новой недели покаяния ещё не подошли, и то, что об этом явно не мог знать Гузох, когда сюда ехал. Всё запланировано. Он совершенно точно играет на пару со своим патроном. Да и было бы странно, если бы Неврох поставил на свою прежнюю должность кого-то не того, кто ему будет верен. А теперь его же руками будет чистить то, что не стал чистить сам, теперь совершенно не боясь за последствия. В случае чего он просто назначит нового митрополита и будет истреблять ересь и всё несогласное в СЧК с новыми силами.

– Кому она нужна, эта неделя? Нет… – ответил Самох. – Я тут вовсе не за этим. Можете оставить этот приват-метод себе… Я-то вообще тут проездом. Зашёл повидать старого друга.

Гузох был старше Самоха почти на 25 лет, и уж точно никогда не считал его другом. Он пока толком не видел того в деле, но слухи ходили весьма однозначные. Самох бил противников редко, но метко. Только убедившись в своё полном превосходстве. Как раз очень подходящий метод против спецслужбистов.

– Так и зачем Вам тогда роскошнее, чем у меня место пребывания, если Вы здесь даже не задержитесь?

– Да потому что эти низкородные пустые твари из СЧК не должны даже думать, чтобы вести себя со мной, как им вздумается. – огрызнулся Самох. В его голосе слышалась ненависть ко всему, что не то чтобы встречается, а даже может встретиться на его дороге. – И Вам, достопочтенный брат-жрец Гузох, следовало бы задуматься об этом…

После столь горячей тирады его дыхание немного остыло, он снова взглянул на панно с изображение Чёрного Камня и, не поворачиваясь к собеседнику, продолжил:

– Многих еретиков Вы нашли здесь?

– Еретиков? Здесь уже нет рабочего класса. На шахте трудятся только люди. Чумы из имперской армии тверды в вере. А СЧК уже в Вашем ведении.

– Никого значит… Ладно-ладно… Посмотрим, как такое понравится Невроху.

– Конечно, посмотрим… Но всё же я Вам напомню, мой дорогой брат. Что мы служим нашей вере Жах. – Гузох плавно указал рукой на панно. – А наш святейший патриарх лишь старший брат.

Самох стоял и пытался испепелить его взглядом. Но Гузох продолжал:

– Наша святая обязанность укреплять чумов в вере, а не карать попусту. Возвращение в лоно Церкви оступившихся много более выгодно, нежели их изничтожение. И всех могущих оступиться в секторе «Крито» я надёжно укрепил в их вере. Разве что остались братья из СЧК, которые мне неподконтрольны.

Последнее слово стало буквально контрвыпадом. Тот, кто только что кичился своей отвагой, теперь мог смело браться за дело с достойным для него результатом, и, так сказать, подать пример «правильной» работы, если на то есть основания. Это ещё больше разозлило Самоха:

– Хорошо же Вы придумали… Хорошо… Но Вы ещё увидите, как стоит обходиться с ними «правильно»… И хорошенько подумайте, очень хорошенько. Как Вы будете повторять эти слова, когда я найду ту ересь, которую Вы проглядели!

– Если Вы найдёте ту ересь, которую я проглядел, то я буду Вам бесконечно благодарен, мой дорогой друг… Разумеется, если это действительно будет ересь, а не чьи-то домыслы.

Самох вышел из кельи, хлопнув дверью. Потом раздались его громкие шаги и отдалённая ругань на кого-то из охраны.

Таким когда-то Гузох представлял Невроха. Того, кто будет страстно бороться с самой скрытой опасной ересью в СЧК. Бойко, открыто и непримиримо. Казалось бы, это должен быть теперь закрытый гештальт, но ничего подобного. Неврох просто нашёл горячую голову и палача, который будет рвать и метать, пока его не пришьют как бешеную собаку, законно или нет. У СЧК много методов. И они явно хитрее на данный момент.

Раз они додумались до неординарного шага передать целую группировку «Донецк-Макеевка» в ведение людей, чтобы убрать все возможности для инквизиции, то на попятный они теперь уже точно не пойдут.

И всё же очень интересно посмотреть на того, кому они всё это вверили. Его называют Гора, и теперь он префект семи секторов. Не было бы мысли думать о каких-то соглашениях с ним, но ведь когда-то никто и не думал о соглашениях с Хиви. А теперь эта сила помощнее имперской армии. Всё течёт, всё меняется. И уж точно, что надо поменять, так это патриарха на того, кто достоин и крепок в своей вере по-настоящему.

Болотников

– Кто-то это всерьёз воспринимает вообще? – Болотников смотрел на Хмельницкого, при этом будучи весьма спокойным. Было действительно не по себе от той мысли, что Раньеров не попал под децимацию, и что они со своим штрафным батальоном были в шаге от чего-то более опасного.

– Да это ж разве кого-то волнует? – ответил Хмельницкий, смотря на висящий на стене плакат с черепом в берете, новым их символом, означающий штрафное подразделение. Он был налеплен так, что под ним не было видно настоящего герба – атакующего сокола, из которого когда-то сделали трезубец.

– Да, разумеется никого. Волновало только, где этого информатора найдут. У кого этого информатора найдут. А кто им окажется – это уже десятый вопрос… Но всё же. Ты уверен в том, что мы нашли, кого надо?

– Серёга, я не знаю… Всё, что у нас есть, это наши домыслы и информация от Горы. То, что Раньеров шакал и так всем известно. И единственное, что не сходится, так это как раз его поведение, не подходящее под поведение информатора, который должен быть тише воды, ниже травы. Но знаешь… Вполне возможно, что в этом и заключалась его тактика. Как поймают, так он скажет типа «я чё дурак себя сам так подставлять?». Потому то, что нам пришло от Горы пока нечем крыть. И похоже, что в ближайшие 3 дня ничего не изменится…

То что в «Отряде 14» действует информатор высшему руководству было давно известно, но рядовые бойцы были в полной уверенности, что кругом только друзья. И когда Раньерова отправили на гауптвахту, на которой он до этого был не раз за пьянки, у большинства не возникло вопросов в причинах. Но дольше трёх дней там не держали, и по их истечении необходимо было решить: официально обвинить его и рассказывать всем правду, чтобы довести дело до казни, или отпускать, как невиновного, если доказательств его вины не хватает.

При упоминании слова «шакал» Болотников тут же вспомнил свой недавний разговор с человеком, который носит такое же имя. Шакал из Хиви говорил, что скоро Гора получит в своё распоряжение новые шахты, а это значит, что его влияние вырастет несоизмеримо больше, чем раньше. С ним придётся считаться совсем по-другому. И приведёт это совершенно к иным результатам. Непонятно только, когда это произойдёт, и что вообще известно об этом самому Горе. А отсюда может следовать, не специально ли он нам слил того, кого мы и сами будем рады угробить, лишь бы сделать так, чтобы всё это выглядело наиболее достоверным. Мол, я вот вам услугу оказал, действовал честно и соразмерно своим силам, так теперь и вы сделайте что-то для меня.

А что может теперь потребовать Гора? Они и так не делали ничего из того, что бы ему как-то мешало. Их диверсионные операции были направлены только против чумов и их инфраструктуры. Хотя… Всё же меняется. Если люди стали сами назначать себе наказания и награды, так и инфраструктура уж со временем, но точно должна поменяться. А при этом Гора молчит. Он ничего не говорил про последние вылазки, и особенно про взрыв на наружных путях сообщения, который на время приостановил транспортировку угля наикратчайшим маршрутом. Это должно заботить Гору или нет?

– Вить, у меня есть сомнения… – сказал Болотников. Такие закулисные игры были вовсе не для него, но уже стало понятно, что если в них не участвовать, то поражение неизбежно.

Хмельницкий посмотрел на него с вопросительным взглядом.

– Вить… Про Зубкова мы ж никогда бы не подумали, что он такая крыса…

Хмельницкий сморщил физиономию – оно и понятно, больше всего это именно его касается:

– Да нет, никогда б не подумали…

– Гора слил нам Раньерова. Причем факты указывают только на него. Больше даже кандидатов нет. Никого, у кого бы остались родные на шахте. Ни у кого, кто бы сбежал в последние несколько лет… Вместе с тем я знаю сам нескольких людей, кто может попадать под эту категорию. У меня, конечно, нет тех данных, что есть у него. Но не складывается это. К нам перебежало не мало народу, и ни уж то, прям ни у кого больше не осталось живых родных на шахте?

Хмельницкий стоял молча, не моргая. Было непонятно, по душе ему такие слова или нет. Майор продолжал:

– Помнишь хотя бы ту девушку. Марию. Которая сбежала с шахты полгода назад, а они просили нас её найти. Мы не нашли. И так и сказали им. Но это не значит, что она мертва. Тем более кто-то из наших говорил, что видел её… А её отец, между прочим, заместитель бригадира… Вот у нас есть ещё один кандидат, кто сбежал с шахты, оставив там живых родных. Я ничего не наговариваю на неё, но Гора сказал чётко – других вариантов кроме Раньерова на роль стукача у него нет… Откуда такая однозначность?

– Серёг, знаешь… ты заебал меня. – спокойно сказал Хмельницкий. – Заебал выгораживать этого урода. Скажи мне прямо, ты считаешь, что Раньеров не заслуживает смертной казни за то, что сделал?

– Да причём здесь это? Если он заслуживал наказания за прошлое, так тогда и надо было его казнить.

– Надо было. Но не казнили. А потом пожалели, но уже поздно.

– Так и значит надо теперь казнить за то, что не делал? А настоящий информатор пусть гуляет себе? И стучит на нас, сколько влезет?

– Первое. Раньеров заслужил это давно. Второе. Настоящий информатор, если он есть, только расслабится от того, что мы поймали не его. И тогда-то его только легче будет сцапать. Третье. Хочешь заниматься этой своей адвокатурой, так делай это на пару с Живенко. Он заебал меня так же, как и ты. И, наконец, четвёртое. Я уже не главком здесь, а лишь командующий штрафбатом. Если бы я и хотел что-то сделать, так для этого у меня нет полномочий. Зубков дорвался до места, вот пусть он теперь и расхлёбывает это дерьмо.

Всё коротко и по делу. Да, обладая именно этими качествами Хмельницкий когда-то и стал лидером «Отряда 14», а потом также и вбирал в себя окружающие его независимые подразделения, сделав «Отряд 14» крупнейшим среди всех маки славянской колонны.

В дом с грохотом ввалился Дима, новый заместитель Миши Живенко. С недавней стрельбы и захватом пленного у хиви он стал только живее передвигать ногами и активнее шевелить мозгами, словно ему дали вторую жизнь, чтобы всё исправить. Сейчас он даже не запыхался, хотя было заметно, что бежал издалека:

– Засада была. Возле сектора «Диза».

– Засада? – Хмельницкий удивлённо повёл бровью. Засаду ведь готовили они, рассчитывая на то, что чумы начнут чинить недавно взорванные пути, и таким образом можно будет не только отложить ремонтные работы, но и нанести новый урон в живой силе.

– Хиви. Обнаружили наши позиции, и атаковали одновременно… Вернулось всего ничего, человек десять.

Древнеримское военное правило – «Если засаду вовремя обнаружить, то можно нанести урон бОльший, чем тот, что собирались нанести те, кто готовил саму засаду». Так и получилось. Две роты потеряли почти целиком. И там, где позиции маки как раз были особенно сильны. С этим чёртовым сектором «Диза» всё очень непросто.

Префект

Власти много не бывает. Точно не бывает. И особенно это понимаешь, когда получаешь ещё. Гора очень давно обдумывал эти вещи ещё когда размышлял над структурой империи чумов. Ему казалось, что там все упиваются властью и не имеют осознанной возможности остановиться. Тогда он считал это слабостью. Теперь он считал слабостью тот факт, что они не могли как следует удержать власть, особенно в одних руках.

Это ведь самое важное. Одна цель, одна голова, один лидер. Что-то напоминало в этом лозунге. Что-то давно забытое, но страшно похожее. Но это уже не важно. Важно, что у него теперь это всё есть. И он умеет с этим управляться.

Гора прошёлся вдоль своего кабинета. Теперь убранство было много богаче нежели раньше: один шкаф у входа с автоматами, боеприпасами и гранатами, второй шкаф в углу с документами и одеждой, ещё тумбочка возле стола, где хранилось нужно на данный момент, здоровенный флаг с изображением скрещенных топора и кирки под большим белым клыком на чёрном фоне – новый символ префектората. Плюс ко всему ему прорубили вглубь ещё одну комнату, в которой он теперь ночевал. Возле входа с недавнего времени всегда дежурили трое из охранного подразделения Тихомирова.

Собственно подразделений у Тихомирова уже было три: «охранное» для безопасности отдельных лиц, ГБР (группа быстрого реагирования) для предотвращения возможных бунтов или нападения извне, «штурмовая» для возможно будущих занятий новый позиций. Как использовать штурмовую пока даже не приходило в голову – чумы сколько дадут, столько и дадут. Но всё же бОльшего очень хотелось и хотелось в том числе и взять это силой. Важно было только дождаться, когда время для этого придёт.

Да, всего этого не было ещё каких-то 3 месяца назад. А теперь вон и семь шахт в подчинении, и пути между ними, и инфраструктура на поверхности, и даже собственная армия есть, хоть и сильно скрытая от посторонних глаз.

Гора понимал, что не сдай он когда-то болгар перед их бунтом, не приди он с поклонной к чумам, и ничего похожего бы не было. Но даже и этого было мало. Надо было не просто доказывать свою верность чумной империи, надо было ещё, чтобы это было убедительно.

Вот она. Власть. И держать её надо не крепко руками, а дальновидно умом. Только так это может быть основательно, и к чему-то привести. Когда это сделано стратегически. Тогда ты можешь быть уверен, что это не испарится на следующий день и не просочится как песок сквозь пальцы. Ты уверен только тогда, когда это стратегически выверено. А те дураки, что когда-то удерживали её грубой силой не понимали одной простой вещи – они могли спокойно добиваться успеха перед обычными людьми, но внутри системы это не работает. Внутри системы работает только расчёт.

Пока что это понимает только Тихомиров. Вот таким должен был бы быть его сын Рафаил. Умным, расчётливым, выдержанным. А не бестолковым волевым романтиком, который хочет лучшей жизни для родных и бросается сломя голову на новые препятствия. Чем оно кончилось? Нет теперь Рафаила…

А власть есть. И будет ещё больше. Надо только всё правильно считать.

Сегодня утром он получил письмо. Очень странное и столь же интересное письмо. От чума, очевидно, жреца Церкви, представившимся верным адептом веры Жах, как он себя назвал:

«Господину префекту.

Пишу на Вашем русском языке, чтобы не тратить Ваше время на переводы.

Поздравляю Вас с новыми приобретениями. Шесть новых шахт весьма ценны и сделают Вам хорошую службу, я уверен. И со своей стороны я, как верный адепт веры Жах, не имею ничего против этого.

Более того, я даже готов поддержать это решение. И в будущем, в случае успеха нашего дела, готов предоставить Вам в ведение несоизмеримо бОльшее влияние и подконтрольные территории. Вы понимаете, о какой территории я говорю.

В качестве своего вклада в наши долгосрочные отношения и первого шага я сделаю Вам небольшой подарок. Помогу сохранить Ваше место и нынешние, не побоюсь этого слова, завоевания. Добрым словом. Без которого Вы не обойдётесь в ближайшие несколько дней.

Доброе слово заключается в информации, которую вы получите в этом письме.

На днях митрополит Самох проведёт рейд в одном из подчинённых Вам секторов. Не в том, в которым Вы обосновались лично. А в соседнем секторе. Он, так сказать, опробует свои силы. Ни имперская армия, ни подразделения СЧК не окажут ему никакого сопротивления.

Но конечная его цель находится именно рядом с Вами. И спустя неделю или две он появится с рейдом уже у Вас. Поверьте, Вы лично его не интересуете. Ему нужны высокопоставленные чумы из СЧК. Но когда он разберётся с ними, то, будьте уверены, в скором времени Ваши достижения будут сведены на нет, и всё вернётся в прежнее русло.

Теперь Вы знаете о грядущей Вам опасности. Не сомневаюсь, что Вы найдёте верное решение, и выйдете победителем из всего этого.

По прочтении сожгите это письмо. И надеюсь, что моя помощь сделает Вас из префекта-человека в господина префекта, уважающего святую веру Жах.»

Письмо он, разумеется, не сжёг. Как такое можно сжигать. Оно же ведь ещё может пригодиться, и для этого найдётся тысяча способов… Тот, кто это писал, очевидно, очень боялся, что письмо может попасть не в те руки. Так боялся, что даже написал всё не на чумном языке. Эта милая ремарка, что он не захотел тратить время человека на перевод, не больше, чем элементарное отступление от темы, чтобы запутать.

И особенно интересно, что похоже это, действительно, кто-то из высших кругов чумной Церкви. Противостояние Церкви и СЧК уже не было белым пятном в архитектуре чумной империи. Это явление пронизало все сферы деятельности чумов и со временем становилось всё бОльшей проблемой в сохранении стабильности.

Из материалов, полученных от Шинхра, Гора увидел несколько доносов внутри структуры СЧК на деятельность отдельных её членов, упрекаемых в сотрудничестве с Инквизицией. Тем более это имело значение, что характер такого доноса содержал столь же высокую степень отвращения к содеянному, сколь и важность его пресечения. СЧК, видимо, очень опасались Инквизиции, и, по всей видимости, не имели полноценного плана действий.

Что касается людей, то, по понятным причинам, люди Церкови, и уж тем более Инквизицию, вообще не были подотчётны, и, вероятнее всего, именно поэтому префектура Горы так сильно и расширилась за последние несколько месяцев. СЧК боялись Инквизиции больше, чем людей.

Вместе с тем тот жрец, что этим письмом слил столь ценную информацию Горе, очевидно, в данном случае играет за СЧК. Пока сложно понять его мотивы, но совершенно точно, нынешний рейд Самоха не будет играть ему на руку. Может быть, дело в личной неприязни, может быть, в каких-то далеко идущих планах, но ясно одно – информация о скорейшем акте Инквизиции против СЧК в секторе «Диза» является достоверной.

И даже не может быть сомнений, что локальной целью сектора «Диза» является Ананхр.