Садовый вишнь

Гостиница для последних дней лета

…Мне повезло, или не повезло, это уж как посмотреть – дело в том, что я унаследовал у кого-то из родственников гостиницу для лета. Нет, не те гостиницы, в которые люди заселяются на все лето, чтобы хорошо провести время, – а гостиницу для самого лета. Нет-нет, не надо мне сейчас возражать, что у лета нет времени ни на какие гостиницы и отдыхи, я и сам это прекрасно знаю, что лето все в делах. Тем не менее, от посетителей нет отбоя, потому что…

…видите ли, каждое уважающее себя лето в свой самый последний день позволяет себе расслабиться – еще бы, оно уже все сделало, вырастило все листья и цветы, собрало урожай, – а остальное будет собирать осень – согрело землю, кого-то с кем-то свело, кого-то с кем-то рассорило, кого-то куда-то свозило, кого-то куда-то нет – и теперь может позволить себе как следует отдохнуть в свой последний день, ничего не делать, сидеть в кресле, неторопливо потягивать август из бокала, а то и – ближе к вечеру – горячий сентябрь из чашки.

Надо ли говорить, что гостиница пользовалась немалой популярностью. – от посетителей не было отбоя. Впрочем, иногда сюда заглядывали не только последние дни лета, но и те, кто хотел бы провести время среди последних дней лета, – очень редко, но это случалось, поэтому я не удивился, когда увидел на пороге человека.

– Э-э-э… у нас гостиница для последних дней лета, – осторожно заметил я.

– А что… людям нельзя?

– Да нет, отчего же, можно, просто… гхм… ну, чтобы для вас это не было шоком…

– Что вы, обожаю последние дни лета… есть в них какая-то… особая прелесть…

Я насторожился, спросил себя, зачем, собственно, человек пробирается в гостиницу для последних дней лета, не замышляет ли чего дурного – хотя что может быть дурного в том, что человек хочет познакомиться с последним днем лета, может, у них завяжется роман, куронтрый, конечно, ну а какой еще может быть роман с последним днем лета.

– А неплохое у вас местечко… – критично заметил он.

– Да уж… стараемся…

– Ремонт новый… фонтан…

Меня покоробило в неприятном предчувствии.

– И даже не думайте, что я продам вам отель!

– И даже не думаю. Просто хочу предложить вам выгодное дельце.

Я с трудом подавил в себе желание выставить его за дверь, и осторожно спросил:

– И… что же вы хотите?

– Понимаете… как бы это сказать…

Я молчал.

– …Вы уверены, что к вам приходят лета, которые уже все сделали, и ни о чем не жалеют?

– Ну… а как же иначе?

– Вы думаете, что лета никогда не ошибаются, всегда все успевают и ни о чем не жалеют?

– М-м-м… – я понял, что никогда не задумывался об этом, мне было совершенно безразлично, жалеют о чем-то последние летние дни или нет.

– И что вы предлагаете? Групповую психотерапию для летних дней?

– Не совсем так… Я предлагаю им лето…

– Лето?

– Да… как насчет того, чтобы пристроить к вашей гостинице лето?

– Лето?

– Ну да, лето, с июнем, июлем, августом, одуванчиками, васильками, первыми, еще не зрелыми вишнями, первой черешней, первыми грозами, нестерпимой жарой, бегущими по небу облаками… Чтобы каждый мог снова прожить нужные моменты, что-то исправить, что-то успеть…

– И вы…

– …и мы предлагаем вам уникальную услугу – восстановление лета по последнему дню! Дорого, с гарантией!

– Ну что же… – я нехотя покосился на незваного гостя, – давайте… попробуем…

– …вы уверены, что это именно то, что им нужно? – я недоверчиво посмотрел на гостя, уже успевшего стать едва ли не хозяином.

– А что, разве нет? – он вызывающе посмотрел на меня, – вы посмотрите, что теперь творится в на… вашей гостинице, от посетителей просто нет отбоя, к вам записываются на месяцы… да что на месяцы, на годы вперед, а я только и успеваю пристраивать лета!

– Лета… вот именно, лета… только… как вы думаете, летние дни стали от этого счастливы?

– Вы думаете… – он посмотрел на последний день, который вышел из своего лета, в отчаянии хлопнув дверью, бормоча – все не то, не то, не то, – и снова ринулся за дверь, пытаясь все исправить.

– Да, я думаю, – многозначительно начал я.

– …что им не хватает счастья?

– Да, я думаю именно так.

– Что же, вы подкинули мне просто замечательную идею!

– И… и о чем же вы говорите?

– …что же, я думаю, мы найдем местечко, чтобы построить еще больше комнат со счастьем…

– А, да, конечно, – кивнул я, – без меня, пожалуйста.

– Простите?

– …без меня. Всего вам хорошего.

– Постойте… куда вы? Что вы?

Я не ответил, выходя в закат последнего дня лета, мне еще нужно было найти крошечную гостиницу, подойдет даже маленький домик, где можно отдыхать на веранде в последний день лета…

– …как… как вы это делаете? – он недоуменно посмотрел на меня.

– Что делаю?

– Почему… почему они все толпами идут к вам?

– Да… я как-то сам не знаю… – ответил я и тут же задумался, что надо бы получше следить за домиком, а то вчера утром увидел пуки соломы возле стен, как бы чего не вышло…

Прощание Таймбурга

…я не узнал его сначала, и потом тоже не узнал – еще бы, сколько веков прошло, он бы и сам себя не узнал, если бы увидел, древний город Таймбург, который сейчас сидел в маленьком кафе на моей окраине и пил кофе. Это было поистине удивительное зрелище – город, который я не видел без малого две тысячи лет, теперь сидел в кафе на моей окраине и пил кофе. Какой-то отстраненный, отрешенный, – я помнил его совсем не таким, – ярким, яростным, атакующим мои крепостные стены, готовым биться не на жизнь, а на смерть. Я смотрел на Таймбург – сначала мне показалось, что от него осталось совсем мало – но почти сразу же я понял, что что город был точно таким же, как и всегда, – та же крепость, тот же собор, те же улочки – просто то, что виделось мне огромным тысячу лет назад, оказалось совсем крохотным.

– Ну, привет, – неуверенно сказал Таймбург.

– Привет, – ответил я, и подумал, а не взять ли из музея бесконечно древнюю катапульту, чтобы сделать вид, что я атакую город, защищаю свои крепостные стены, от кторых сейчас остались одни руины. Таймбург опередил меня, он начал забрасывать на стены кошки – веревки с якорьками, и сделал вид, что карабкается на руины, чтобы покорить меня.

– Ты… ты пришел сюда за этим? – не выдержал я, и у меня перехватило дыхание: я в жизни бы не подумал, что через столько веков бесконечно рдевний город снова придет сюда, чтобы довершить начатое – а ведь история даже не сохранила правды, кто из нас победил тогда, от кого остались руины, или от обоих, или…

– Ну что ты, – Таймбург, кажется, обиделся, немного помолчал и добавил, – ты что… не рад мне?

– Ну, отчего же… очень рад… – я хотел предложить ему кофе, но вспомнил, что Таймбург уже сидит в кафе и пьет кофе. Не выпуская из рук чашечку, он зашагал по мне, оглядывая мои улицы и что-то вспоминая, бормоча себе под нос – вот здесь была ратуша… а вот и она, да, а здесь была часовая мастерская… надо же, до сих пор существует, а тут был трактир, неужели больше нет, это же надо было погубить такой… а нет, все на месте, отлично… ну ты вообще молодец, старый добрый Букбург, остался почти таким же… если не считать этих панелек на окраине, снеси их, немедленно, они только вид портят…

Что-то поразило меня в облике Таймбурга, – нет, не крепость и собор, ставшие такими маленькими, и не парочка высоток, насчет которых я тоже хотел пропустить какую-нибудь колкость – а… какая-то странная, неестественная пустота городка, какой не бывает даже воскресным утром, когда еще все нежатся в своих постелях, и только одинокий молочник… да нет, какие сейчас молочники, сейчас ничего такого и не сыщешь…

– Можно… можно я присяду? – спросил Таймбург, и, не дожидаясь моего разрешения, устроился на скамейке. Я так опешил, что даже не успел предупредить, что скамейка покрашена, впрочем, это не волновало городок, который ухитрился не только присесть, но и разлечься на скамье. Я еще раз присмотрелся к Таймбургу – с ним было что-то поразительно не так, но я не мог понять, что именно…

– …а помнишь, как мы… – начал было он, и мечтательно замолчал.

– Да, – кивнул я, и тоже мечтательно замолчал.

– Пятьсот лет назад, – снова заговорил Таймбург.

– …ну что ты, тогда мы были в разных странах, мы не могли видеться.

– Да…? – Таймбург насторожился, – как летит время… Сколько веков мы переходили от одного государства к другому… А ведь когда-то я был столицей… и вы были столицей…

Мне стало смешно при одной мысли, что маленькие городишки когда-то были столицами не менее маленьких княжеств, слава о которых гремела по всем окрестностям. Городишки, про которые почти никто уже не помнит…

…и все-таки мне не давал покоя вопрос, что же случилось с Таймбургом, почему он кажется… неестественно, жутко пустым, почему…

– Таймбург-град! – не выдержал я.

– Да?

– Сколько… сколько человек у тебя проживает?

– Один.

Он сказал это так просто, так обыденно, как будто так и должно быть, чтобы в городе жил один-единственный человек, а что такого…

– Кажется, его зовут как-то на Эм… или на Эл. Я не помню, – признался Таймбург.

– И… и давно ты… вот… вот так? – я спросил, и тут же сам устыдился бестактности своего вопроса, это же надо было такое ляпнуть. Сколько городков вот так исчезает бесследно, еще пару лет назад про них было что-то слышно, и все, и теперь просто пустые улицы, а еще лет через десять заросшие молодым леском руины – и все-таки… то были другие городки, но не Таймбург, никак не Таймбург, который когда-то казался непобедимой столицей уже не существующего государства…

– Да… уже и не помню. Кажется, он собирается уезжать.

Мне стало совсем не по себе, я почувствовал, что старинный городок пришел ко мне за помощью, и я должен что-то сделать, чтобы его спасти, понять бы еще, что именно, может…

– Давай я покажу тебя туристам, – спохватился я, – они…

– А-а, спасибо, – как-то рассеянно ответил Таймбург. Он говорил так, как будто ему все равно, будут у него туристы, или не будут, и будет ли он сам…

Мне стало не по себе от этого спокойствия, я даже на всякий случай убрал старинные реликвии, а то мало ли, может, коварный Таймбург пришел именно за тем, что не смог отвоевать тысячи лет назад, кто его знает…

– …а помнишь, как мы сражались за священный Грааль? – спросил Таймбург.

– Помню… – меня покоробило, – и ведь мы правда верили, что вот эта золотая чаша и есть Грааль!

– Кто знает…

На всякий случай я прибрал золотую чашу и другие свои сокровища, а также проверил пожарные депо, а то мало ли, может, Таймбург пришел, чтобы в отместку спалить меня дотла.

– …помнишь, как ты пытался сжечь меня, чтобы стать столицей? – спросил Таймбург.

Мне стало окончательно не по себе.

– Э… ну… ну зачем… вспоминать… я… Ну чего ты ждешь от меня, что я скажу, мне очень жаль, или скажу, что времена были такие, или…

– Да нет… я так… просто…

Вечерело, в домах зажигались огни, я начал подыскивать для Таймбурга гостиницу, хотя как можно разместить целый город в гостинице, хотя если город состоит из одного человека, то почему бы и нет. Надо ли говорить, что я всю ночь не сомкнул глаз, ворочаясь с боку на бок и прислушиваясь к каждому шороху, думая, что мог замыслить этот коварный Таймбург. Однако, наутро я все-таки заснул, да так крепко, что даже не услышал, что…

…в общем, когда я проснулся около одиннадцати, Таймбурга уже не было. На стойке в гостинице лежало несколько банкнот и благодарность за теплый прием, и все такое. Я начал лихорадочно провеять самого себя, что мог унести этот странный город, пока меня не было – но все было на своих местах, и все-таки чем дальше, тем больше мне казалось, что мне это только кажется…

…когда через пару дней я услышал в трубке незнакомый голос, то первым делом сказал:

– Вы ошиблись номером…

И только потом спохватился, когда разобрал через щелчки и потрескивания:

– Букбург?

– Да, к вашим услугам, город Букбург, – «город» я проищнес особенно важно.

– Вы приедете на похороны?

– На похо… э-э-э… простите, связь не ловит… на что?

– На похороны.

– А… а кто…

– …Таймбург.

У меня все так и перевернулось внутри.

– Но… но как… но…

– …позавчера оттуда уехал последний человек.

– Вот черт…

– Так вы приедете?

– А… боюсь, что…

– ..не сможете? Я так и думал, у всех дела, причем, неотложные, а что умер старинный город, никому нет дела! А ведь Таймбург говорил про вас, очень хотел, чтобы вы приехали…

– …но я не могу приехать… правда не могу… дело в том…

– …мне нет дела, почему…

– …в том, что меня не существует.

– Простите?

– Вы что-нибудь слышали про Букбург?

– Ну… да.

– А видели?

– Ну… не бывал… но видел на фото какие-то развалины…

– А вы знаете, что они построены пятьдесят лет назад?

– Да?

– Именно! Город Букбург – не более, чем легенда, которую кто-то решил воплотить в реальность, так сказать, подзаработать на туристах…

– Так вот оно что… Но Таймбург…

– Сколько веков существует Таймбург? Сколько архивов сменилось с тех пор? Сколько раз он восстанавливал свою память почти что с нуля? А вы говорите… Вот так в его легендах и архивах и появился Букбург, древний город, полный несметных сокровищ, город, который Таймбург атаковал год за годом! Так что извините… меня не будет… потому что меня нет…

– О-о-о… в таком случае, простите за беспокойство.

– Ничего страшного… бывает…

…мне немало польстило, что Таймбург придумал меня. Но еще больше польстило, что в свои последние дни он приехал ко мне попрощаться…

Как велосипед изобрел велосипед

Сегодня утром велосипед изобрел велосипед. Он был довольно уверен в себе, поэтом его не смущали возмущенные возгласы – а-а-а, да что вы де-е-е-лаете-е, велосипед давно изобрели-и-и, не занимайтесь ерундо-о-ой – да и возгласов-то не было, возглашать было некому. И велосипед еще не изобрели, и, похоже, даже не собирались это делать.

Вот велосипед и изобрел сам себя – конечно, это было сложновато, но у него получилось, не зря он был такой целеустремленный и уверенный в себе велосипед.

И поехал велосипед по белу свету, по безымянной земле под безымянным солнцем, и встретил он…

…да никого он не встретил, никого там не было, это же было на безжизненной планете, где никого и ничего нет. Недаром же велосипеду надоело ждать, пока его изобретут, и он сделал это сам.

Так что если когда-нибудь окажетесь на безымянной планете под безымянной звездой и увидите одиноко едущий велосипед, не удивляйтесь. Кстати, проверьте, смог он себя изобрести, или так и ездит неизобретенный – а то не поленитесь, помогите ему изобрестись…

…или вы тоже не умеете изобретать велосипеды?

Хромофон

– …позвольте… позвольте мне сказать…

Мы опешили, ошарашенные такой неслыханной дерзостью, – где это видано, в самом деле, чтобы хромофон вот так вмешивался в разговоры людей и что-то там говорил. Нет, он, конечно, может говорить, но не сам, а только через голос человека, а не так вот, врываясь в нашу беседу…

Мы смерили хромофон многозначительными взглядами, но он как будто не заметил этого и невозмутимо продолжал:

– Дело в том, что господин Дрим на самом деле совершенно не доказал свою невиновность.

– Уважаемый хромофон, но именно это и сделал господин Дрим, если вы не заметили.

– Сделал… но каким образом? Он признался вам, что в девять вечера говорил с самим собой по Хромофону, и у знал о завещании тетушки в тот день, когда его вскрыли…

– Именно так! – вскричал Дрим, – я спрашивал самого себя из будущего, я не вскрывал завещание до срока! Как видите, я не нарушал закон… Все сходится…

– …все, да не все, – снова заговорил хромофон, – взгляните на меня, господа…

– Простите, нам некогда разглядывать хромофоны, – не выдержал я.

– И все-таки, прошу прощения, что отнимаю время… так взгляните на меня, кто я?

– Хромофон.

– Прибор, который…

– …хромает?

Хромофон рассмеялся сухим шелестящим смехом.

– Что же, похоже, мне придется и правда смириться с прозвищем хромающего прибора…

– Постойте, – спохватился я, – это… это связано с цветом? Хром – цвет?

– Большое спасибо за еще одно прозвище в мою копилку имен.

– Так кто же вы… стоп, стоп, хром, хром…

– …атомный номер двадцать четыре, – фыркнул хромофон, – и снова мимо.

– Но кто же вы… хром, хром… постойте, постойте, что-то вспоминается… нет, никак?

– Никак?

Я уже готов был сдаться, когда часы на камине пробили половину десятого.

– Ну, конечно! – хлопнул я себя по лбу, – время! Хронос… Верно, вы изначально были хронофоном, а потом кто-то записал вас с ошибкой… Вы… прибор для разговоров во времени!

– Совершенно верно. А когда я был изобретен?

– М-м-м…

– …так и быть, можете подсмотреть в словаре.

– Сейчас… минутку… да… в тысяча девятьсот десятом году.

– А сейчас какой у нас год?

– Тысяча восемьсот девяносто… м-м-м… э-э-э…

– …неважно, – оборвал меня хромофон, – я думаю, этого достаточно, чтобы понять…

– …что вас еще не…

– …не существует. А это значит, что господин Дрим никак не мог позвонить через меня самому себе. А это значит, что в тот вечер именно он пробрался в имение тетушки и подделал завещание…

– …наглая ложь! – почти закричал Дрим.

– И в чем же, по-вашему, я солгал?

– Вы… вы мне за это… ответите… вы… вы… вы…

Нам ничего не оставалось кроме как защелкнуть наручники на запястьях Дрима, у которого даже не было сил сопротивляться.

– Вы… вы мне за это… – только и шипел он, наконец, повернулся к хромофону, – я… да я вас… да я вас… да я вас никогда не изобрету!

Хромофон побледнел, как свежевыстиранное полотенце, – мне показалось, сейчас он хлопнется в обморок. Я хотел дать ему воды, но вовремя спохватился, что хромофон может испортиться от воды.

– А он… а он ведь и правда так сделает, – прошептал хромофон, когда дверь за Дримом захлопнулась, – он слов на ветер не бросает.

– И вы…

– …и я никогда не появлюсь.

– Уважаемый хромофон… я… я сделаю все, чтобы вы появились. Я… я изобрету вас.

– Вы…?

– Вы не смотрите, что я кроме изящной поэзии в жизни ничем не занимался… я… я придумаю что-нибудь… обязательно…

Я говорил, и не верил сам себе…

Соноход сонолова

– …Китти!

Китти бежит за мной, как она не понимает, что бежать надо быстрее, еще быстрее, и что что устала, здесь невозможно устать, потому что ничего этого нет, и её самой нет, поэтому:

– Китти!

Китти бежит за мной, продолжает что-то болтать, глупая, глупая Китти, я же её не вытащу, если она не поторопится, да я её в любом случае не вытащу, потому что как я себе это представляю вообще…

…еще один поворот, заросшие мхом ступени, уводящие вниз, на улицу, – вниз, на улицу, значит, вот он, выход, осталось сделать несколько шагов. Дверь передо мной начинает медленно закрываться, ничего, успею проскочить, только бы Китти успела проскочить в другую дверь, которая закрывается за моей спиной перед лицом Китти…

– Китти!

Китти замирает, не понимает – дверь с легким стуком захлопывается. Уже понимаю, что ловить нечего, что там, за дверью, ничего нет, или есть, но не то, не то, не то – все-таки распахиваю дверь, пока она еще есть, все-таки смотрю на комнату за дверью, какого черта это та же самая комната, похожая на магазин с витринами со всякой всячиной, можно даже присмотреться и увидеть, что за всячина, и что за всякая. И главное – какого черта здесь стоит Китти, как ни в чем не бывало, смотрит на меня, как-то странно смотрит…

– Здравствуйте, – любезно улыбается, – что-то конкретное выбираете?

– А… э…

Сжимается сердце – понимаю, что случилось, вот ведь черт, черт, черт, сон отдал мне Китти, первый раз в жизни сон отдал что-то, что уже совсем было собрался отнять – но черт возьми, это не та Китти, вернее, та, какой она была до встречи со мной минуту назад или миллион вечностей назад, здесь это одно и то же…

Понимаю, что здесь ничего не сделать, некогда и нечего объяснять, она не поймет, я бы тоже не понял, если бы на работе ко мне кто-нибудь подошел, и начал впаривать, да вы не понимаете, вы во сне, мы с вами только что из сна убегали, вы…

…бросаюсь в уже готовую закрыться дверь, спотыкаюсь на ступеньках, понимаю, что сейчас упаду, вернее, упал бы, если бы не сон, здесь я могу только парить, лететь, выше, выше, выше…

– …ты… ты какого черта творишь вообще?

Слышу голос сонохода, через какие-то доли секунды вижу его самого.

– Ты… ты чего там?

– Китти…

– Ты просыпайся давай!

– Китти, Китти…

– Да хватит про свою Китти, выбрался, и хорошо…

– Да нет, Китти… она… вы понимаете, что это первый раз такое было, чтобы человек во сне мне помогал из сна выбраться? Она… она как будто поняла, что такое сон, что такое явь, что мне нужно выбраться…

– …вы идиот.

Молчу. Уже настолько привыкаю к этому «идиоту», что даже не обращаю внимание.

– …идиот вы.

Еле сдерживаюсь, чтобы не отрезать – да слышу, слышу.

– Слышите?

Меня передергивает, это совсем уже…

– Слышу.

– Что слышите?

– Что я идиот.

А почему?

Сжимаю пальцы, чтобы не схватить что-нибудь, не грохнуть сонохода по макушке.

– Потому что вы всегда меня так называете.

– Да не-ет… тут другое… вот теперь-то вы по-настоящему идиот.

– Да кто бы спорил.

Нет, вы не понимаете… вы не понимаете… вы хоть понимаете, что сон сделал?

– Да ничего он не…

– …ага, конечно, не… вот сон и сделал… это же сон Кэтти эту вам подкинул или как её…

– Китти.

– Вот-вот, Китти… совсем хорошо…

– Да что такое?

– Да то такое… сначала они просто нас запутывали, чтобы мы из сна выбраться не могли, а теперь…

…а теперь?

– А теперь они заманивать научились… да как ловко… это тебе не витрины со всякой хренью, на которую дураки ведутся, и не город мечты…

– А…

– …надо же, как сон ловко выдумал, какую многоходовочку устроил, якобы спасительницу вам подкинул…

Так значит, она…

Ну а вы как думали, по-настоящему что ли какая-то морока из сна осознала себя и захотела в явь выбраться?

Мир переворачивается где-то внутри.

Ну ничего, ничего, повезло вам, что выбрались… вы там поосторожнее…

– …чаю, кофе?

Отчаянно пытюась понять, сон это или явь…

– Или… покрепче чего?

– Э… нет, нет, спсибо, – понимаю, что это может быть сон, а во сне ничего не едят, не пьют, примета плохая, даром, что там невозможно есть-пить…

Обрюзгший старик с красными глазами придвигается ко мне через стол, хрипиит:

– Вы Китти мою видели…