– К трамвайной остановке.
– Зачем?
– По домам поедем. Ты, похоже, не заметил, что твоё стояние под мостом уже потеряло всякий смысл. А сейчас по дороге ты мне всё расскажешь.
Кимитакэ ничего не оставалось, как продолжать нести свет просвещения.
– Всё дело в том,? говорил он, почти задыхаясь,? что мы до сих пор наследники культуры древнего Китая. А Небо не всегда говорило с древними китайцами, медиумы ? это вообще тема южных племён, вроде Сычуаня. Небо вместо разговоров дарило им внеземные письмена, посылало знаки. Слово «письменность» в китайском языке произносится как «вэнь» и это не только литература. Вэнь ? это узор звёздного неба, форма древесных листьев, зловещая игра пятен на боках хищного леопарда. Также есть человеческий вэнь, и это весь декорум культуры. Можно сказать, что есть небесные письмена ? это солнце, луна и звёзды, есть письмена земные – это пять гор и Четыре моря, и, наконец, есть человеческие письмена ? это и иероглифы, и ритуалы, но самое сложные ? это устройство городов и распорядок дворцового быта. Потому что города растут словно сами собой, а дворец должен управлять всей страной, не покидая своих границ. Поэтому в таких делах не обойтись без магии и без письменности. Так мы приходим к иероглифам.
– Это ты ловко заметил!
– Это не я заметил, а каллиграф Чжан Хуайгуань. Он жил во времена династии Тан.
– Да, может быть он это и заметил. Но ты ? заметил его. Это тоже что-то значит.
– На самом деле, самые базовые вещи,? пробормотал Кимитакэ и замолк, словно его накрыла смертная тень.
Они уже подошли к остановке. Трамвая пока не было ? в военное время они ходили редко.
Ёко развернулась к старшему мальчику, чуть не задев его голову краем зонтика и обдавая промозглыми каплями. Тот терпел с самурайской невозмутимостью. Он подумал, что сейчас она наконец-то отдаст ему блокнот и тетрадку ? но вместо этого она помахала той самой чёрной книжечкой.
– Я тебе успела сказать, что у меня здесь?
– Нет,? ответил Кимитакэ,? но думаю, что-то интересненькое.
– А ты тоже всем интересуешься?
– Всем, что имеет отношение к каллиграфии.
Внезапно подкатил трамвай, забитый серой пролетарской публикой. Пришлось забираться, орудуя плечами и зонтиками. Когда двери закрылись и трамвай пополз через тот самый мост, теснота стала такой, что не было, казалось, даже места, чтобы открыть ту самую чёрную книжечку.
– Ты не делаешь магической каллиграфии,? прошептала Ёко,? потому что боишься или потому что заказов просто нет?
– Я не делаю невозможного.
– У одного знакомого учителя музыки есть для тебя заказ.
– Ты и музыке учишься!..
– Я не сказала У МОЕГО. Я сказала У МОЕГО ЗНАКОМОГО учителя музыки. Ему надо кое-что написать.
– В провинции полно бедствующих каллиграфов.
– Но у меня нет их образцов,? напомнила девочка,? А твоих ? целый блокнот и тетрадка.
Кимитакэ уже готовился возразить ? но тут двери снова открылись. Ёко оттолкнула его в сторону и выкатилась прочь, в дождливую дымку.
А Кимитакэ потащило, дальше, домой, в район Ёцуя.
И всю дорогу не мог отделаться от вопроса: “А всё-таки, интересно, что она записывает в чёрную книжечку?”
…Вот так и вышло, что Кимитакэ и Ёко познакомились друг с другом ? чтобы пережить немало приключений и совершить немало подвигов.
Но они смогли взяться за дело только через месяц ? когда они познакомились с третьим героем этой таинственной истории.
Глава 2. Дознание
Похоже, что знакомство с Ёко Атами сильно впечатлило юного каллиграфа. Не просто так уже на следующую ночь после их знакомства ему приснился такой интересный и неожиданный сон, что он с трудом проснулся, неохотно завтракал и чуть не опоздал в школу. Сон надо было записать, пока не забылся, так что Кимитакэ взял с собой дневник и царапал карандашом прямо в трамвае, так, что получился десяток страниц едва читаемой скорописи.
Сам день был по-весеннему сонный и солнечный. Уроков было не много и на них не случилось ничего примечательного.
Поэтому после уроков Кимитакэ решил пойти в библиотеку и немного позаниматься любимой каллиграфией. После потери блокнота и тетради он вдруг ощутил себя словно освободившимся. Словно он очутился перед чистым листом превосходной бумаги.
В библиотеке ? всё те же лакированные полки из старого дерева, заполненные превосходными многотомными изданиями каких-то энциклопедий и юридических сборников. Что-то подсказывало, что к ним не притрагивались ни разу. Да и стояли они не для чтения, а чтобы внушить уважение к школе. Ведь её ученики ? князья, бароны, будущие министры… Им это читать не обязательно, но когда-нибудь в этих книгах напишут и про них.
Кимитакэ всегда старался сесть в самом дальнем углу, под книгами по истории. Во-первых, какими-нибудь “Материалами по истории русско-японской войны” очень удобно обкладываться, сооружая целую крепость. Он не любил самой идеи, что кто-то может заглянуть на лист, когда он работает.
Во-вторых, была одна тема, которая его интересовала. И всё чаще в последние недели бумага перед ним оставалась почти нетронутой ? настолько он погружался в путешествия по энциклопедиям, от одной статьи до другой.
Конечно, там можно было отыскать статьи про знаменитых каллиграфов прошлого и забытых стилях каллиграфии. И чем старше была энциклопедия, тем свободнее чувствовали себя её составители и тем больше безумных слухов включала соответствующая статья. Кимитакэ до сих пор не отделался от восхищения давней статьёй про Мацуо Басё. Неизвестный автор объединил общедоступные факты про великого поэта: его рождение в провинции Ига, великое мастерство в поэзии, каллиграфии и тайнописи, скрытную жизнь в столице на средства неизвестных поклонников, его путешествия по стране, от которых остались так до конца и не расшифрованные дневники, завидную для человека с настолько слабым здоровьем ловкость, с которой он ускользал от пожаров и природных катастроф ? и пришёл к выводу, что Мацуо Басё был на самом деле великий ниндзя, хранитель тайных практик Синоби, а его школа поэзии была школой секретных боевых искусств.
Ведь не просто так его влияние на поэзию огромно, а между тем имена учеников его школы так и не установлены…
Всё это было написано настолько серьёзно и обстоятельно, что, когда прочитаешь, невольно заглянешь под стол ? не притаился ли там ниндзя из числа учеников великого поэта?
Поразмыслив получше, Кимитакэ решил, что, как ни странно, автор статьи может быть прав. Конечно, Мацуо Басё знаменит как поэт и совершенно неизвестен как мастер боевых искусств или шпион, ? но подлинный ниндзя как раз и должен разведать всё, что надо, не поднимая ни малейшего шума, и не возбудив ни малейших подозрений. Прославленный ниндзя, чьё имя осталось в веках ? либо обманщик, либо просто не владеет маскировкой.
Достаточно вспомнить Хаттори Хандзо, чью могилу до сих пор показывают в токийском Ёцуя, неподалёку от дома, где жил Кимитакэ. Его слава превышает славу некоторых полководцев той эпохи. А ведь все его достижения ? несколько ночных налётов, несколько сигнальных костров и охрана задних ворот дворца сёгуна. Занимая настолько высокую должность, он уже просто не мог действовать тайно. И очень даже может быть, что именно потому и продвинулся так высоко, что никаким настоящим синоби-то и не был.
К сожалению, статью пришлось отложить. В последние дни Кимитакэ почему-то заинтересовался историей Мятежа молодых офицеров.
Это была странная попытка государственного переворота ? весной 1936 года первая дивизия императорской армии вдруг подняла мятеж и захватила почти весь Токио, требуя вернуть власть императору и покарать изменников, что затаились среди министров и генералов. На улицах появились патрули из привычных солдат и каких-то ополченцев с чёрными повязками, а вся городская жизнь словно затаилась. Даже трамваи ездили с осторожностью.
Через три дня был объявлен указ императора: мятежом он недоволен, солдатам и офицерам приказано вернуться в места дислокации, приказы мятежников игнорировать. Ваши жёны и дети рыдают о вашей судьбе!
И мятеж сам собой рассосался.
Кимитакэ в то время уже был в довольно осмысленном возрасте, ему уже исполнилось одиннадцать. Но он так и не понял, что именно произошло. Как не поняли почти все жители Токио. Ведь Токио настолько огромен, что его буквально невозможно охватить разумом. Самая идея, что какая-то дивизия может взять и захватить новую столицу, казалась невероятной.
Главным в восстании признали генерала Мадзаки ? среди требований повстанцев было его назначение командующим Квантунской армии. Между тем самые ранние статьи, которые ещё успели не причесать под официальную версию, упоминали и про другие связи мятежников, которые уходили в Китай и парламент. Так, новоизбранный депутат парламента Рэйкити Икки с острова Садо почему-то долго каялся перед палатой депутатов и уверял, что никак не связан с мятежниками. А ещё упоминал каких-то трёх героев, которые и помогли сокрушить мятежников.
Взгляд Кимитакэ невольно зацепился за остров Садо. Этот островок был примечательным местом ? ведь именно туда, на серебряные копи, сослали в своё время неугомонного монаха Нитирэна. Того самого Нитирэна, который отвергал даже Будду Шакьямуни, потому что Шакьямуни был индус и никогда не посещал Японию. Ученики этого средневекового националиста гордились своей недоброй репутацией ? ведь если бы у них была хорошая репутация, они не были бы учениками великого Нитирэна.
Итак, в древности остров давал буйных монахов, а теперь дал кающегося парламентария. Интересно, что у этого Рэйкити за семейные тайны? Неужели кто-то из родственников был среди мятежных офицеров?
Увы, полного списка мятежных офицеров не было ни в одном источнике. Их вообще избегали называть по именам, словно они были прокляты. Но даже среди упомянутых фамилий не было ни одной, похожего на “Икки”.
Кимитакэ даже отыскал книжечку “Who is Who in Japan”, где имелась запись об его отце (начальник отдела в Департаменте Рыболовства Министерства Сельского Хозяйства ? это серьёзно!) и отсутствовала строчка об опозоренном дедушке ? но Рэйкити Икки оказался первым достаточно значительным представителем своей семьи и никаких родственников у него не было. Из аннотации можно было узнать, что депутат выполнил имущественный ценз за счёт семейного бизнеса по производству сакэ. Едва ли это был самурайский род, пусть даже и с захудалой фамилией.
