Неизвестный псевдоним Бога

«Милый друг, – писал Анджей по-русски, – мне кажется, что меня не отпустят, уже год я веду переговоры, но меня всячески уговаривают. Устав от моих настоятельных просьб, начальник вчера согласился, но, когда он подписывал мое заявление, мне на секунду показалось, что он подписывал мне смертный приговор, уж очень жалостливо он на меня смотрел. Возможно, надумываю, но я хочу, чтобы ты знал: я всегда перехожу улицу на зеленый сигнал светофора и никогда не хотел покончить жизнь самоубийством. Надеюсь, что мы с тобой обязательно увидимся, а это всё мои нелепые страхи. Твой друг поляк Анджей».

Вот так Юра узнал, что обречен на вечное рабство. Судьба, видимо, играя с ним, именно в этот момент, когда малодушный Юра почти смирился со своей участью, послала ему любовь. Она пришла оттуда, откуда меньше всего он ждал, но главное, что пришла. Огромная и горячая, как вулкан, сметающая все на своем пути потоками чувств – все другие чувства: страх, отчаянье и безысходность. С появлением этого незнакомого до сих пор чувства стало еще горше ощущать свою беспомощность. Правду говорят, что любовь города берет, хотя, возможно, это писалось о смелости, но когда появляется любовь, то идет в комплекте с этим чувством. В общем, Юра стал придумывать план, как можно выйти из положения, бросив на это все свои интеллектуальные силы. Самое главное, что он теперь предупрежден, значит, вооружен, он не пойдет, как Анджей, напрямик, он всех обманет.

– У меня все получится, – вслух сказал Юра и испугался собственного голоса, он прозвучал глухо в пустом номере отеля, словно чужой.

Юра не предполагал, что когда-нибудь увидит этот город снова, да что там, он был уверен, что не вернется даже в Россию. Когда через несколько лет упорного труда и, честно скажем, больших достижений руководство выбило для него гражданство Чехии, у Юры был порыв сжечь российский паспорт. Хорошо, что он тогда не поддался эмоциям, сейчас «пурпурная книжица», как писал Маяковский, ему очень помогла. Ну и конечно, как всегда, выручила баба Зоя, царствие ей небесное. Самый добрый, самый родной и любимый человек для Юрия. На похороны он не успел, надо было собраться и закончить все дела, поэтому для начальства была придумана версия о том, что ему плевать на бабку, а вот квартиркой он не побрезгует, поедет в наследство вступать через полгода. Европейцы – люди прагматичные и умеющие считать деньги – приняли эту версию как разумную и разрешили ему отпуск в Россию. Общаясь на вполне сносном чешском языке с начальством, Юрий мысленно попросил прощения у любимой бабушки в надежде, что она все видит и все понимает.

Неужели он выскочит из этого ада? Границу прошел без приключений, в городе слежки тоже не заметил. Спокойно, он все просчитал, сейчас Юрий еще был им нужен, и его не будут устранять. Боже, как вовремя умерла бабуля, словно хотела своим уходом спасти его, своего Юрца, умненького и несчастного, как любила она его называть. Он верил, что баба Зоя сейчас сидит на облаке и помогает ему, а как по-другому можно объяснить его сегодняшнюю встречу с Петровой, этой зазнайкой? В школе это была самая красивая и самая умная девочка в классе, да что там в классе, во всей параллели. К ней боялись подойти самые смелые мальчишки школы, что уж говорить о Юрке Суслике. Он просто любовался ею со стороны, по ночам пачкая блокнот глупым графоманством. Корявые строчки складывались в предложения, где он объяснялся красавице в любви и восхвалял ее голубые глаза. Но не встрече со своей детской любовью обрадовался Юра, хотя было приятно посмотреть, что стало с той, которая ни разу даже не взглянула в его сторону, и гаденько порадоваться. Быстро оценив простоту ее вещей и наивность глаз, которая осталась, кажется, еще со школы, Юра понял, что именно она ему поможет, сама не подозревая об этом. И даже то, что Наташка Петрова теперь живет на другом конце города, было на руку Юрию. «Спасибо, баба Зоя, за твою помощь, остался последний шаг – и я спасен». В руках, как спиннер, крутилась золотая зажигалка ZIPPO, его плацебо, его страховка и его план Б или план В. Юрий Суслик настолько хотел, чтобы у него все получилось, что он нагородил этих планов столько, что сам боялся запутаться и надеялся, что обязательно запутаются другие.

В этот момент в дверь постучали, тихо, словно человек не до конца решил, хочет ли он войти. Юрий подошел и, открыв дверь, растерялся.

– Ты? – удивился он.

– Можно пройти? – почему-то тихо спросил человек, оглядываясь в коридор, словно проверяя слежку.

– Если опять будешь уговаривать, то уходи, у меня завтра трудный день, и я все решил, – продолжая стоять в дверях, устало сказал Юра.

– Нет, не буду, – односложно ответил ему человек.

– Ну тогда проходи, – устало сказал Юрий, не зная, что где-то на облаке в этот момент баба Зоя расстроенно заплакала.

Осень господствовала за окном, срывая листву с деревьев и заливая землю дождем. Но корнет лейб-гвардии уланского ея императорского величества Александры Федоровны полка Дмитрий Яковлевич Малама все равно был в отличном настроении. Сегодня он снова увидит великую княжну, ему оказывается огромная честь, ведь именно Татьяна, дочь императора Николая Второго, вызвалась снова везти его на прогулку. Нога заживала плохо, и поэтому на воздух его возили сестры милосердия в инвалидном кресле. Сначала молодой и резкий Дмитрий всяко сопротивлялся этому, но, когда это предложила сделать великая княжна, он сдался. Их прогулки стали постоянными и вызывали в душе раненого новое, не испытанное доселе чувство – любовь. Татьяна была не просто мила – она оказалась прекрасной собеседницей и очень красивой девушкой. Он раньше не встречал таких. Дмитрий был влюблен и старался покорить объект своего обожания. Корнет мысленно готовился к их встрече, придумывая забавные истории и занимательные факты, чтобы всячески завоевать внимание великой княжны. «Душка» Малама, как звала его Татьяна, боялся даже думать, но ему казалось, что и дочь самого императора, та, о которой и мечтать-то было страшно, отвечает ему взаимностью. Конечно, Дмитрий знал, что у Татьяны намечался жених – сербский принц Александр Карагеоргиевич, но ведь война заставила отложить помолвку. Дмитрий Яковлевич Малама искренне считал это делом провидения. Вообще война была повсюду на руку Дмитрию, ведь он уже сегодня герой. Даже с тяжелым ранением он не покинул поле боя, а продолжал яростно сражаться. За что, кстати, был награжден золотой саблей, на которой была высечена надпись «За храбрость». Вручала ему георгиевское оружие сама императрица Александра Федоровна и лично похвалила его. Ко всему еще и фотография в журнале «Огонек» будет вместе с остальными героями. Дмитрий был по натуре оптимистом и считал, что в этом мире возможно все, только надобно это старательно заслужить. А уж служить он умел, для этого он имел в избытке и храбрость, и волю, и образование, которое получил, надо сказать, не где-нибудь, а в самом Пажеском его императорского величества корпусе, из которого выпущен был по первому разряду.

– Здравствуйте, Дмитрий. – В палату вошла Татьяна, и ему на мгновение показалось, что все вокруг озарилось солнцем.

– Как я рад вас видеть, – ответил он и попробовал, как всегда, встать, но боль в ноге отозвалась тысячами иголок.

– Что вы как маленький? – Татьяна попыталась усадить его обратно. – Мы же с вами договорились – никаких церемоний, вы больной, а я сестра милосердия. Вот когда ваша нога будет здорова, а враги повержены, мы с вами обязательно потанцуем.

– Не забудьте о своем обещании, – сказал Дмитрий, не сводя глаз с великой княжны. Он был молод, красив и умен. Дмитрий Малама был из дворян, и благородство читалось в каждой черте его лица, а любовь выплескивалась, делая его еще привлекательней.

– Это вы не забудьте о своем желании, – пошутила Татьяна.

– Я живу только им, – впервые столь откровенно сказал о своих чувствах Дмитрий. – Могу я вас просить что-нибудь подарить мне, чтоб часы ожидания встречи с вами были не столь тягостны?

– Вы меня застали врасплох, – ответила Татьяна, опустив в пол глаза, лицо ее покраснело, а сердце забилось чаще. – Я подумаю. – Но, вспомнив, зачем она здесь, улыбнулась и весело сказала: – Корнет Малама, вы готовы к прогулке под дождем?

– Это мое любимое занятие, – счастливо ответил Дмитрий. – Ну конечно, после перевязки, что делает Мария.

От сказанного они вместе весело засмеялись, это была шутка, понятная только обитателям Царскосельского госпиталя, так как сестра милосердия Мария Цыль имела обыкновение все делать больно и неаккуратно.

Таше снилась Испания, в которой она никогда не была, а лишь мечтала о ней, частенько пересматривая множество передач путешественников. Небольшой зал для фламенко забит до отказа, а посередине танцует девушка необыкновенной красоты. Ее яркое красное платье развевается, ноги выводят красивые па, а кастаньеты в руках отбивают ритм. Такие кастаньеты Таша специально купила в интернете, как дань мечте. Девушка входит в азарт, и танец становится все быстрее, а звук – все громче, пока в какой-то момент он не становится невыносимым. «Разве она не понимает, что он портит весь танец?» – думает Таша и просыпается. Окружающая обстановка сразу рассказала ей, что она дома, вернее, у Ирмы, что для Таши было одно и то же, а вот звук от кастаньет не пропал, а стал еще громче.

– Таша, угомони свое животное, иначе это сделаю я, – медленно выговаривая каждое слово, сказала Ирма. – И поверь, ему это не понравится.

Подругу Наташа обнаружила рядом на диване. Голова от выпитого вчера болела, а стук кастаньет, вернее, странный звук, издаваемый сусликом, только усиливал данное обстоятельство.

– Наверное, он хочет есть, – выступила в защиту животного Таша.

– Логично, – медленно подтвердила Ирма, словно каждый звук, издаваемый ею, мог кому-то навредить. – Иди и дай ему то, что он требует, пусть заткнется.

Наташка поняла, что сделать это сейчас не в состоянии, поэтому решила оттянуть неприятный момент.

– Почему ты спишь здесь, а не в спальне? – поинтересовалась она у подруги.

– Тебя успокаивала, – без подробностей объяснилась Ирма.

– Зачем? – потребовала их Таша.

– Не знаю. – Ирма явно хитрила и тоже не хотела разговаривать.

Поняв, что ничего так и добьется от подруги, Таша встала и пошла кормить зверька. Не хватало еще того, что он сдохнет и придется держать ответ перед его хозяином. «Юрка, по-моему, очень им дорожит, раз через границу тащил». Зверек стоял на задних лапах, словно человек, распушив свой шикарный черный хвост.

– Ты, Дуса, больше похож на белку, чем на суслика, – сказала Таша, насыпая корм в специальную корзинку. Юрка не соврал – клетка и правда была сделана очень удобно. Корм хранился в ней же в боковом шкафу, и можно было всего лишь одним нажатием кнопки насыпать его в корзинку. Маленькие шарики корма посыпались и наполнили доверху пустую емкость.

Суслик тут же прекратил кричать и начал быстро засовывать себе в пасть шарики, словно человек, который не ел неделю.

– Скучаешь? – на полном серьезе спросила Таша у суслика. – Не скучай, он завтра тебя заберет, он обещал. Я вот тоже скучаю, но Леська приедет, и мы втроем рванем на фазенду. Жаль, что тебя уже с нами не будет. Знаешь, у нас там здорово: свежий воздух, большие плодовые деревья создают тень, и самая уютная на свете беседка.

Таша сидела, положив голову на кулак, и хвасталась суслику. Вчерашнее настроение улетучилось, и надежда на светлое будущее снова замаячила на горизонте.

– Хватить травмировать хомяка своими богатствами, зависть у него уже из мозгов выпирает, как ему после этого в клетке жить прикажешь с такой информацией?

В кухню вошла Ирма, которая, несмотря на раннее утро, после вчерашнего торжества выглядела великолепно, чего не скажешь о Таше.

– Значит, так, я сейчас на работу, – привыкшая командовать у себя в студии Ирма делала это и дома, – а ты дуй в магазин и закупайся продуктами. Завтра приедет Леся, и мы рванем на фазенду прямо с утра.

– Не могу, – равнодушно ответила Таша. – У меня дела.

– И какие такие дела у новоиспеченной безработной появились? – Ирма, как всегда, развила вокруг себя бурную деятельность. Все шипело и шворкало, кофе расточал свои магические запахи, а поджаренный тост украшала смесь из авокадо, покрытая ломтиком лосося. Рядом остывало яйцо пашот, украшенное веточкой рукколы. Ирма умела делать все не только быстро, но и красиво. В ее руках обычный завтрак превращался в произведение искусства. Таша залюбовалась подругой. «Вот как может такое красивое создание быть одиноким?» – подумала она.

– Ир, почему все так? – коряво выразила свою философскую мысль Таша. Но подруга ее поняла, наверное, за долгие годы не просто дружбы, а совместного выживания они научились читать мысли.

– Потому что нет в жизни справедливости, – серьезно ответила Ирма.

– Принимается, – вздохнула Таша.

– Так что у тебя за дела?

– Мне надо на работу зайти, вещи забрать. Я вчера такая обиженная уходила, столько наговорила, – сморщилась Таша, словно повторно переживая день-неудачник.

– Ничего, я уверена, что по делу. Кстати, может, расскажешь, что случилось? Из-за чего у нас травматологов так резко увольняют?

– Полезла не в свое дело, – откусывая бутерброд, со вздохом ответила Таша.

– Поясни, – попросила Ирма, она уже закончила завтрак и ловко накладывала макияж.

– У меня есть пациентка, можно сказать, уже постоянная. То руку сломает, то ногу, то ребра. В прошлом году пальцы на руках переломала, жуть.

– А что такое? Кости хрупкие? Пусть кальций пьет. Или мисс Неудача? А может, пьет?

– Да в том-то и дело, – было видно, что Таше жалко женщину. – Все у нее нормально с костями, да и с алкоголизмом тоже, хотя с таким мужем… В общем, я сразу заметила, что все эти переломы рукотворны.

– Муж бьет? – догадалась Ирма.

– Пациентка упиралась до последнего, что сама упала, но в последний раз у нее пальцы на ногах были сломаны. Причем не все вместе, ну, например, упало на ногу что-то тяжелое, а каждый в отдельности. Когда я ей сказала, что вызываю полицию, а ее версия о том, что на ногу упал кирпич, не подходит, она расплакалась и рассказала о насилии в семье. Оказывается, муж бьет не только ее, но еще и двух маленьких сыновей. Но их старается бить не сильно, обходится синяками, а вот на нее выплескивает всю свою злость.

– За что? – спросила Ирма, было видно, что она под впечатлением от услышанного.

– Я задала тот же вопрос, так вот ответ меня убил: «За дело». Не вымыла посуду – затрещина, опоздала домой с работы – еще. Представляешь, она считает, что это «за дело».

– Да, дела, себя не жалеет, так хоть бы детей пожалела. Они же у такого папаши маньяками вырастут со сломанной психикой. Между прочим, доказанный факт: дети, терпящие насилие в семье и видевшие, как избивают их мать, вырастают с глубоким непониманием смысла любви и близости. – Ирма знала, что говорила, по первому образованию она была психолог.

– Ну вот, я вместо мамаши и пожалела, – виновато сказала Таша. – Пошла в полицию и написала заявление на сатрапа.

– Хороший порыв, тебя не оценили? – усмехнулась подруга.

– Нет, этот папаша оказался депутатом нашей городской думы, да и вообще человеком обеспеченным, в том числе и друзьями. Жена избиение не подтвердила, к детям, само собой, никого не подпустили, а он подал на меня заявление за клевету.

– Вот урод, – в сердцах сказала Ирма.

– Но ему показалось этого мало, он надавил на нашего главврача, и меня вчера уволили. Ну, не уволили, а попросили написать заявление по собственному желанию. Главный сказал, что это самое большее, что он может для меня сделать. Иначе ему придется искать причину, чтоб уволить по статье, а это волчий билет, с которым в медицину мне путь будет заказан.

– Слышь, подруга, – всплеснула руками Ирма, – а не этот ли неадекватный папаша вчера тебя душил?

– Навряд ли, это такой тип – домашний тиран, – не поддержала версию Таша. – Плюс ко всему ты его не видела: настоящий павлин с выглаженной белоснежной рубашкой, от которого пахнет за версту дорогим парфюмом, а от вчерашнего хулигана пахло детством и неухоженностью.

– Детством? – удивилась Ирма.

– Да, детством, – растерялась Таша. – Я не могу понять почему, но у меня такая ассоциация в мозгу всплыла. Да и зачем такому влиятельному дяде мараться, он и так меня растоптал. Впереди еще суд за клевету, ему нужно мое унижение.

– Ну, так-то да, – согласилась Ирма. – Все, мне пора бежать, больше никого не спасай, помни: нельзя спасти того, кто этого не хочет.

– Да я не из-за нее, я из-за детей, – оправдывалась Таша, но Ирма ее уже не слышала. Она выбегала из квартиры, одновременно отвечая на телефонный звонок:

– Да, Ирма Майба слушает. Что значит не получается? У нас с вами договор.

Ее каблуки стучали по ступенькам, отдаляясь от квартиры, а Таша размышляла: что, если вчера действительно был обиженный домашний тиран? Что, если он решил разделаться с ней не только морально, но и физически, наняв какого-нибудь наркомана? От этих мыслей мурашки побежали по коже, а руки, закрывая входную дверь на все засовы, неприлично задрожали.

Ирма ехала привычной дорогой к своему «Центру йоги и здорового образа жизни». Это было ее детище, которое она построила собственными руками в прямом и переносном смысле. Когда однажды ей посчастливилось слетать в Индию и встретиться с Далай-ламой, после того как она услышала, как и о чем он говорит, Ирма пропала. Жизнь в одно мгновение изменилась, и ей захотелось изменить ее для других. Изначально идея была больше просветительская, чем коммерческая. Ей хотелось осчастливить весь мир, подарить гармонию и ощущение радости жизни. Позже она поняла, что может на этом зарабатывать, что было тоже неплохо. Таким образом в ее жизни объединились два понятия, которые многие люди считают несочетаемыми, – это бизнес и хобби. Когда она брала кредиты для покупки помещения и ремонта студии, многие вокруг крутили у виска, считая ее сумасшедшей. Но благодаря трудолюбию и личному отношению к работе все получилось. Кредиты удалось вовремя погасить, сейчас же студия давала уже неплохие дивиденды. Персонал она подбирала лично и скрупулезно, считая, что это самое главное в ее работе.

Лишь Ташка, родной человечек, всегда была на ее стороне. Когда Ирма уже падала духом и хотела сдаться, она говорила: «Ничего страшного, продадим одну квартиру, будем жить вместе, всегда есть выход, главное, знай, что ты не одна, у тебя есть мы с Лесей». И от этих слов появлялись силы и уверенность в себе, Ирма собиралась и шла дальше.

В душе она знала, почему у нее не сложилось в личной жизни. Когда другие знакомились и встречались, расставались и влюблялись, Ирма работала долго и усердно, по кирпичику выстраивая свою империю, свое царство радости и счастья. Нет, конечно, мужчины в ее жизни были, одни проходили долгой линией, в основном принося расстройство и слезы, другие же были маленькими точками на огромном белом листе под названием «личная жизнь», почти незаметными и оттого совершенно ненужными. Всех их Ирма помнила и всех простила, скорее всего, потому что не любила, она искренне считала, что нельзя простить, если еще любишь. Вот, к примеру, Ташка своего Валерика до сих пор забыть не может, хотя и прошло уже тринадцать лет, как он ушел. Нет, всем она, конечно, говорит, что выгнала мужа сама, устала тащить и ребенка, и «большое дитя», но Ирма-то знала эту историю изнутри, знала и жалела подругу как могла. Валерик, работая дальнобойщиком, все пять лет жил на две семьи, причем в другой, неофициальной семье у него было к моменту его провала уже трое детей. Ему нравилась такая жизнь, а вот его неофициальной второй половине – нет, поэтому она заявилась со всеми троими к Ташке для разглашения страшной тайны. Естественно, она надеялась, что официальная жена выгонит гулящего мужа, и не прогадала, так Ташка и сделала. Валерик просил прощения, говорил, что любит только ее и такого больше не повторится, но Ташка уже не верила ни ему, ни другим представителям противоположного пола. Никому не пожелаешь пережить такое предательство, особенно от того, кого любишь, а Ташка любила. Даже сейчас Ирма иногда замечала, как подруга, думая, что ее не видят, с нежностью смотрит на их свадебное фото.

На этих мыслях произошло то, чего она меньше всего сейчас ожидала, – Ирма почувствовала удар, машина дернулась, и она инстинктивно резко нажала на тормоз. Больно ударившись о лобовое стекло, она схватилась за голову, что-то горячее медленно текло по лицу. Три секунды ушло на понимание того, что случилось. В зеркале заднего обзора отражался большой черный внедорожник, который въехал в ее маленькую машинку, неуклюже подмяв под себя багажник.

– С вами все в порядке? – Мужчина выбежал из большой машины и забарабанил в ее окно. Ирма была словно в тумане, не понимая, чего он хочет от нее, но все же открыла дверь.

– Вам срочно нужно в больницу, – закричал незнакомец и, подхватив ее на руки, словно она не весила ничего, понес к себе в автомобиль. Все происходило очень быстро и никак не сочеталось с медленным пониманием происходящего Ирмой. Большая машина летела на огромной скорости, и дома, деревья, билборды мелькали в окне, не давая на них сосредоточиться.

– Моя сумка, – это единственное, что успела сказать Ирма за все время этой стремительной поездки.

– Я закрыл вашу машину. – Водитель помахал в доказательство ключами. – Не беспокойтесь, я вам привезу ее.

Потом приемный покой, доктора, медсестры и боль, которая становилась меньше и меньше, словно отпуская Ирму из своего плена. Последнее, что помнила она перед тем, как отправиться в страну Морфея, – это красивое лицо своего то ли спасителя, то ли обидчика.

Клим стоял на платформе родного города и старался дышать глубоко, наслаждаясь утренним летним воздухом. Здесь он был особенным, здесь он имел оттенок детства и юности. Особенно сейчас, летом, именно этот теплый воздух ассоциировался у Клима с каникулами и полной свободой. В нем были нотки речки, костра и ухи, а также смешливых девчонок и бесконечного счастья. Тогда Клим, выросший в полной и счастливой семье, искренне верил, что он непременно встретит свою вторую половинку, у них будет целая клумба цветов жизни разного формата, а любить друг друга они станут, пока не умрут в один день, причем последнее условие обязательно. И вот сейчас он стоит, дышит тем воздухом надежды и счастья, сорокалетний, разведенный, детей нет, да и любви настоящей в жизни ни разу не испытал. От грустных мыслей об итогах своей не очень-то удачной жизни ком встал в груди и досада горьким привкусом засвербела в горле.

Только сейчас, в эту самую минуту, на грязном перроне города Н. Климу подумалось о родителях: а ведь им, наверное, больнее, чем ему. Он всю жизнь погружен в свою работу, которая стала для него всем, и семьей в том числе, и подумать о том, что в его жизни что-то не так, просто не хватало времени. Родители же постоянно думали об этом и переживали его пробел в личной жизни каждый раз сильнее. «Непременно ищут причины в себе, думают, что воспитали меня неправильно, молятся обо мне, и душа у них болит не переставая». Недаром мама начинала каждый свой звонок с вопроса, не встретил ли ее ненаглядный мальчик свою принцессу. В начале своей супружеской жизни Клим обижался на этот вопрос и говорил: «Мама, я женат». Вику она никогда не воспринимала серьезно, вздыхая, говоря: «Не тот это человек, сынок, она просто пассажир в твоей жизни, отпусти ее». В постоянном вопросе про принцессу читалась глубокая боль, прикрытая неловкой иронией. Получается, он разочаровал родителей, не оправдал их надежд. Плюс ко всему работу выбрал не ту, какую они для него желали, как мальчишка взбунтовался и уехал в Москву, демонстративно не принимая помощь, которую мама слала каждый месяц втайне от папы. Отец крепко тогда обиделся на него и не разговаривал с сыном два года. После мама их все-таки помирила, но недосказанность осталась. Он больше не лез со своим взглядом на жизнь сына, но и работой Клима не интересовался, молча уходя из комнаты, когда Клим рассказывал матери какие-нибудь интересные истории, связанные с его работой.

– Климушка, – услышал он голос матери и вздрогнул. Мама, как всегда очень красивая, почти бежала по пустому перрону. Пока он предавался воспоминаниям, редкий народ, что сошел с ним на станции города Н., уже разбежался, поезд тоже, простояв всего пять минут, словно его тяготил этот город, поспешил отправиться дальше.

– Мама, ты, как всегда, красавица.

Клим знал, что мама очень любит комплименты именно от него, к тому же это было абсолютной правдой. Интеллигентность и стиль были ее визитной карточкой даже в шестьдесят. От мамы пахло дорогим парфюмом и клубникой.