Как убили Юлю
– Тем, что слесарь работает с железками, а столяр – с деревяшками. У них и молотки различаются. У столяра он спереди сделан под гвоздодёр, а вот у слесаря – тяжёлый такой, монолитный.
Юлия резко поднялась из-за стола:
– Тебе смешно? А вот я ничего смешного в этом не вижу… Если бы тебе в детстве хотели размозжить башку молотком, и ты бы сейчас не смеялся…
– Спокойнее, Юля Викторовна, я уже в детстве был здоровый, как твой Сашка, со мной боялись все связываться…
Наступило гнетущее молчание. Где-то дальше по коридору звучали приглушённые голоса.
– Извини, Юля. Я знаю, что это всё очень серьёзно для тебя. Просто я… Плохо шучу.
– Ты отвратительно шутишь, – поправила она его. – И никогда не научишься, наверное.
– Извини, – ответил он ядовито, – обещаю придумать что-нибудь получше и посмешнее.
– Всё нормально, – махнула она рукой, немного подумав. На самом деле тяготило её ещё кое-что: с Сашей не просто не боятся связываться, а связываются, а ещё и колотят будь здоров. – У меня с Сашей небольшие проблемы.
– Выкладывай.
И она рассказала, что ей удалось узнать: Артём же слушал внимательно, шкрябая ложкой по стаканчику так, что хотелось себе вырвать уши.
– Обычные пацанские разборки, не переживай так.
Она невесело усмехнулась:
– А если его так поколотят, что он в этот «приёмник» загремит?
Теперь настала очередь подумать для Артёма.
– Ты смотри сама, конечно… Только вот парням свойственно выяснять так между собой отношения. Мы же все как животные. Мы должны крошить друг другу черепа, чтобы понять, кто тут альфа-самец, кто главный! Кто будет водку жрать и баб е…
– Артём!
– Извини, Юля, – он пошёл и уселся на свободный стул, отчего тот надсадно скрипнул. – Я просто устал, потому никак не могу нормально пошутить… Я лишь хочу сказать: если ты побежишь разбираться в школу, то не факт, что Саше это поможет. Это может обострить конфликт. Я тебе как невролог это заявляю. Я, конечно, не психолог, но и мне это очевидно.
Она содрогнулась, представив, какой скандал может закатить её сынок.
– Я не могу допустить, чтобы моего сына поломали, как ты этого не понимаешь? Я пойду и узнаю, что там творится! У него есть и директор, и классный руководитель. Так пусть что-нибудь предпримут.
– Тебе виднее… Если хочешь, я могу пойти с тобой. Когда планируешь?
– Думаю, послезавтра точно пойду. Но тебе там делать нечего… Вот Бориса можно позвать. Отец как-никак. Пусть участвует в жизни ребёнка.
Артём скривился.
– Если ты ему до сих пор доверяешь… Пожалуйста. Кто я такой, чтоб тебя отговаривать.
– Почему ты стал такой обидчивый? – удивилась она. – Это что-то возрастное?
– Нет, просто ты меня не замечаешь, меня это злит.
– Тебя сложно не заметить… Я надеюсь, ты не собираешься меня преследовать? Потому что ты всё равно не заставишь меня жить вместе с тобой, – она попыталась произнести этой весёлым голосом, но не получилось: Артём отнёсся к этому очень серьёзно.
– Лучше беспокойся о том, что тебя начал преследовать этот «пэтэушник» с прыщавой мордой… Берегитесь, Юлия Викторовна. Он сюда начал захаживать очень уж часто.
Улыбка Юлии померкла, но ответить она ничего не успела: резко зазвонил телефон, отчего они оба вздрогнули. Визгливая трель понеслась по комнате.
– Терапевт слушает, ординаторская.
В трубку затараторила постовая медсестра.
– Поняла, иду.
– Что там? – спросил невролог, сминая в руке пустой стаканчик из-под кофе.
– У Соломина давление подскочило, жалуется, что уснуть не может. Я сейчас.
Она пошла к выходу, но в голове крутились слова Артёма: «беспокойся о том, что тебя начал преследовать этот «пэтэушник»». Быть может, она непростительно сблизилась с этим парнем?! Об этом следовало подумать завтра. В свой законный выходной.
И ранним утром, когда нервная ночная смена у неё закончилась, а трамваи только-только начали ползти по ещё сонному городу, она отправилась домой, проспав почти половину пути.
В этот раз в подъезде она встретила зеленоголовую девчушку в ядовитом спортивном костюме, которая чуть не сшибла усталого терапевта.
– Осторожнее, дамочка… Нечего здесь бегать. На улицу идите и там бегайте!
– Расслабьтесь, тётенька, – дерзко отозвалась зеленоволосая. – Я и так иду бегать. Хотела управиться до появления людей, да вижу, что пенсионерки уже повылазили из своих квартир. Куда ходили, в собес?
Во время этой пикировки они обе замерли, окинув друг друга взглядом: даже будучи на нижней ступеньке, эта зелёная фурия глядела своими острыми глазами на остром же лице так вызывающе и свирепо, что Юля даже опешила.
– Что Вы себе позволяете? – пролепетала она. – Хамка.
– Успокойтесь. В вашем возрасте нельзя нервничать. Тромб оторвётся. И – всё!
И она понеслась дальше, шлёпая яркими кроссовками по ступенькам. Низенькая, худенькая, лёгкая. Как шелест ветра пронеслась и исчезла за подъездной дверью.
Юля же стала браниться про себя, но вслух ничего не говорила – измотанная женщина после ночной смены лишь мечтает о том, чтобы поскандалить с какой-то сумасшедшей.
Саша, судя по всему, уже ушёл в школу, поэтому она просто рухнула в кровать, едва раздевшись. Спала она крепко, и ей ничего не снилось.
Проснулась поздно, когда солнце уже залило комнату, и первое, о чём Юля подумала – надо решать проблему Саши. Решила позвонить одному качку, напрямую причастному к его появлению на свет.
Конечно, Борис сначала трубку не брал – будний день, и ему некогда трындеть по телефону, наверное, в данный момент он ворочает большими деньгами. Или просто лапает свою секретаршу, третьего не дано.
– Чем могу помочь, Вика? – спросил он в трубку, и от неожиданности у Юли даже перехватило дыхание. Но буквально тут же он громогласно рассмеялся, не позволив ей возмутиться. – Да шучу, шучу. Не паникуй. Юля, я тебя узнал, богатой тебе не быть…
– Я звоню не просто так, не ёрничай.
Она прошла на кухню и стала доставать бренчащую миску из кухонного ящика, чтобы насыпать туда хлопьев. Пока Борис затих, но голоса на заднем фоне гудели – он точно сидел на работе, развалившись в дорогущем кожаном кресле «за тыщу баксов».
– Ну, излагай суть вопроса, некогда дорогая. Чем смогу – помогу обязательно.
Юля почувствовала холодную и липкую ненависть, просыпающуюся у неё внутри к когда-то любимому мужу. Его самодовольство не знало границ. Он как бы говорил «ну, умоляй меня помочь тебе». Пот выступил на её лице – ей предстояло сохранить самообладание, потому что речь шла об их сыне. Она медленно выдохнула, прикрыв глаза.
– Ало, меня слышно?!
– Да, Боря. Я тебя слышу. Довожу до твоего сведения, что наш сын почти каждый день получает от своего одноклассника. Ты собираешься с этим что-то делать?
Он помолчал, вероятно, подбирая наиболее острую и удачную шутку, которая у него имелась. Но когда он заговорил, его тон оказался совершенно лишён малейшей шутливости, его пронзала громадная серьёзность.
– Во-первых, некогда дорогая, я слышу сегодня об этом в первый раз. Во-вторых, если это происходит не первый раз, почему же ты ничего с этим не делаешь? Почему ты ему не поможешь?! Ты его мать, ты с ним живёшь!
Гнев в Юле стал закипать, как чайник на плите. Надо сохранить спокойствие и не реагировать на его колкости, на его обвинения. На его «буксование», что ли.
– Во-первых, некогда дорогой, наш сын пошёл весь в тебя, потому с ним особо и не поговоришь. Во-вторых, он всё держит в себе. В-третьих, кто из нас мужчина, в конце концов?! Я понимаю, что тебя там окружают упругие задницы двадцатипятилетних нимф, и тебе совершенно некогда принимать участие в воспитании собственного сына. Но совесть у тебя должна быть! Хотя бы её остатки.
Он помолчал, обдумывая сказанное. Даже вызывало некоторое сожаление, что он не вспыльчивый, как, например, Артём. Этого не обидишь и за язык не поймаешь.
– Я тебя услышал. Ты очень раздосадована по этому поводу. Мне с ним поговорить надо? Выяснить всё?
– Нет, я хочу, чтобы ты просто сходил к нему в школу.
– И навешал люлей его однокласснику? – он металлически рассмеялся. – Боюсь, это не поможет.
– Хватит! – грозно сказала она, звякнув миской о стол. Та выдержала и не рассыпалась. – Я тебе о серьёзных вещах говорю.
– Хорошо, – согласился он после очередной ленивой паузы. – На этой неделе или на следующей я обязательно зайду к нему в школу.
– Я собираюсь идти туда завтра. Пошли со мной, – в последней фразе у неё послышалась непроизвольная мольба, за что Юлия тут же себя возненавидела.
– Я не могу. Я занят завтра. Я и сегодня занят, – отчеканил он. – И вообще сейчас говорить тоже не могу… Но я думаю, что он справится! Он же мужчина. Он – мой сын. Он просто тигр!
– Ясно. Пока, – сказала она и резко сбросила звонок, пожалев, что не может в Бориса швырнуть чем-нибудь тяжёлым.
Она уселась прямо на залитый солнцем подоконник, и взгляд её наткнулся во дворе на целое семейство – худой мужчина в красной кофте нёс на руках ребёнка лет пяти, а рядом с ними шла миниатюрная женщина с необычайно длинными каштановыми волосами… Они шли неспешно и выглядели предельно счастливыми, улыбчивыми. Обсуждали, возможно, чей-то День рождения или поездку в Турцию.
Юлия подумала, что когда-то они с Борисом и Сашей ходили так, пока их пути не разошлись. Всё по классике: она уставала на работе, нянчилась с ребёнком, а он лапал секретарш. И однажды ей всё это надоело… Развод. Девичья фамилия.
«Интересно, а сейчас он с кем-нибудь встречается?» – подумалось ей. Очень уж странным показалось ей то, что резко отказался прийти в школу, сославшись на дела. Ей захотелось проверить это, и она полезла в телефон. Теперь всё обо всех знают социальные сети.
Когда она искала его страницу, сердце у неё забилось учащённо – она заволновалась. Испугалась увидеть его в обнимку с какой-нибудь развратной блондиночкой, развалившейся у него на коленях…
Сердце у неё подпрыгнуло, когда она зашла на страницу: уже на «аватарке» он, конечно, был не один – обнимал своей мощной рукой за осиную талию женщину в обтягивающем чёрном платье. Только не блондинку, а тоже рыжую – как сама Юлька. И помоложе лет на пять или семь.
В груди где-то неприятно и необъяснимо заныло, но она удержала себя и от того, чтобы запустить телефон в стену. Стала листать другие фотографии – везде он позировал по-модельному, чванливо. На одной фотографии он стоял на горе, одетый в красный зимний горный костюм, поднимая руку с альпинистским молотком. Демонстрируя замах. Подпись к фото гласила: «Кто-то боится опасности, а кто-то хватается за неё двумя руками».
Юля отдёрнулась от экрана – настолько впечатляющая поза была у него. Да и взгляд его, сквозивший из-за красных пластиковых очков, говорил ей, что он замахивается именно на неё, а не просто на рандомного фотографа… Ведь он тоже знал, что она боится… Что у неё есть этот гвоздь в ботинке. Что она боится МОЛОТКОВ.
«Ну, это уже бред откровенный», – выдохнула Юля и выключила экран.
«Я тебе как невролог заявляю, – вспомнилось ей. – Попей хоть «глицин»… Или «фенибут». Если хочешь, я тебе рецепт к «адаптолу» выпишу. Ты себя изведёшь. Слишком ты нервная. На ровном месте. То молотков боишься, то в подъезд боишься зайти».
«Что за бред? – возмутилась она. – В подъезд я не боюсь заходить».
«Ну, я же образно. Я говорю, что, если не решать эту проблему, она обострится. Она будет прогрессировать».
«Я сама врач. Не нагнетай. Не лечи меня».
Так или иначе, Артём мог оказаться прав – ей становилось тяжелее, нежели раньше. Эти молотки… Они уже скоро будут ей мерещиться везде. Они уже во сне будут стучать. Тук-тук-тук-тук-тук…
«А если у тебя пациент будет с фамилией Молотков?» – не унимался Артём.
«Очень смешно. Я сейчас помру со смеху».
Борис смотрел на неё. И поднимал молоток. И это заставило её дрожать мелкой такой дрожью, которой дрожат бродячие собаки, попавшие под осенний дождик.
Она услышала страшный шум в подъезде – такой силы, что вздрогнула. Там гремел ужасающей силы скандал – но не на её этаже, а где-то на лестнице между этажами. Она медленно пошлёпала босыми ногами в коридор, прильнула к двери. Прислушалась…
Кричало две женщины… И вроде бы бубнил мужик.
Юля медленно отомкнула дверь и высунулась в подъезд.
– ПОДСЕЛИЛИ ЖЕ СУМАСШЕДШУЮ! – проревела Котова Маргарита Львовна. – КАК ТЕБЕ НЕ СТЫДНО! ОН КРОВЬ СВОЮ ПРОЛИВАЛ, ПОКА ТЫ ПО ЗАБЛЁВАНЫМ ТУАЛЕТАМ ВАЛЯЛАСЬ В СВОИХ КЛУБАХ!
– Привыкайте, уважаемая! – отозвались дерзко. – Я ещё и с Тосей вашей разберусь! Блохозавр!
– Изыди, отродье! – не унималась Маргарита Львовна, делая такие глубокие вздохи, что у неё могла закружиться голова. – Убирайся! Оставь нас в покое!
Конечно, Юлия Викторовна никак не могла остаться в стороне, потому накинула тапочки, и в чём была, в том и вышла на лестничную площадку. Её взор сразу же поймал и пенсионерку, вздёрнувшую к небу руки; и ту зеленоволосую бестию, которая спускалась опять вниз по лестнице – к выходу из дома. Сильно пахло краской.
– Что тут происходит? – спросила Юля, будто была не врачом, а участковым.
– Эта сумасшедшая дверь нам краской облила! – ответила Маргарита Львовна. Лицо её покраснело, а глаза вылезали из орбит. Но собаки с ней не было, иначе уже бы по всему подъезду разносился недовольный лай.
– А Вы как хотели, тётя Дуся? – ехидно спросила цветноголовая. – Я вам всем тут покажу.
– Давайте все успокоимся… – сделала тщетную попытку Юля.
– Да пошла ты, лечи других, – махнула рукой зеленоволосая и побежала к выходу из подъезда. – Я ещё краски возьму. И уже на головы вам вылью, убийцы!
– Маргарита Львовна, я Вас прошу, давайте без нервов, – сказала Юля, подходя к пенсионерке и беря её за руку. Та выглядела совсем уж дурно: теперь побледнела и с непонимающим видом оглядывалась по сторонам. – У Вас же давление… Пожалуйста, успокойтесь. Пойдёмте к Вам, померим.
Юля взяла её под руку и медленно повела вверх по лестнице, к её квартире. Котов же стоял рядом с дверью, глядя на синюю краску, расплёсканную везде, на лужу, что собралась вонючим синим пятном.
«Расплескалась синева», – бессвязно подумала Юля Викторовна.
– Привет, Степан.
Степан посмотрел на неё. В глубине его тёмных глаз отразилось столько печали, что у Юлии сжалось сердце. Его бледное лицо с недельной щетиной напоминало собой маску из старой жевательной резинки. Под левым глазом у парня виднелся неглубокий шрам.
«Осколок попал?»
Губы его мучительно задрожали, прежде чем он смог выдавить из себя первый звук.
– П-п-п-ривет, Юля. Ч-чем от-т-тмыть, п-п-под-дскажешь?
Юле подумалось, что у него уходит крайне много усилий, чтобы сказать хоть одно слово.
– Ацетоном попробуй. И вообще, я думаю, надо звонить участковому. Пусть разбирается с этой девкой.
Маргарита Львовна посмотрела на неё с выражением крайнего снисхождения. Юля даже почувствовала себя законченной дурочкой.
– Надежды на него нет…
– Ну, оставлять это просто так нельзя всё равно.
Они вошли в квартирку, оставив обладателя шрама и тельняшки таращиться на дверь и искать решение. Их встретила Тося – выскочила и принялась вилять хвостом. Юля поразилась тому, как же тепло и солнечно в их небольшой квартирке – простая прихожая с поношенной обувью, постукивающие часы на кухне, мерный гул старого холодильника, который был ещё старше, чем сама Юлия. Само время здесь остановилось, передало привет из прошлого…
За исключением огромной кувалды с красной ручкой, безобразно и неуместно стоявшей в углу прихожей.
– Давайте я Вам помогу.
Она приняла у старушки пальто и, открыв серенький шкафчик, аккуратно повесила его на свободную вешалку. Здесь пахло нафталином. Потом она провела Маргариту Львовну на кухню и усадила на коричневый стул – грубый и простой.
– Где у Вас аппарат?
– В нижней столешнице.
Юля послушно прошла к кухонному белому шкафчику, громоздко затесавшемуся между холодильником и плиткой. Сначала она открыла не ту столешницу, и перед её взглядом предстало обилие упаковок от лекарств. И от боли, и от кашля, и, несомненно, от высокого давления. Затем открыла другой и увидела тонометр – старый, механический, который надо было качать рукой. Таким она уже тысячу лет не пользовалась.
– Закатывайте рукав.
Маргарита Львовна, одетая в фиолетовую кофту, украшенную нелепой брошью на груди, принялась выполнять команду, обнажая худую белую руку, пронзённую тонкими нитями вен и изгрызанную морщинами. Юля аккуратно натянула манжету и застегнула её. Принялась качать.
«Таблетки от давления пить вредно, – вспомнилась ей какая-то лекция, на которую она наткнулась в интернете. – Это приводит к инсульту. Знаете, почему?! Потому что организм, повышая давление в критические моменты, отправляет в мозг кислород. А таблетки против высокого давления запрещают ему это делать. И получается, что мозг остаётся без кислорода. Понимаете?! А в перспективе – чем это грозит? Чем?»
Тонометр зашипел и показал значение ещё побольше ста семидесяти.
– Ужас, очень высокое, – покачала головой Юлия Викторовна. – Я вроде бы Вам прописывала «Эналаприл». Пьёте?
– Пью, – кивнула пенсионерка и хрипло вздохнула, даже с каким-то отчаянием. – Только не поможет мне это.
Юля взяла её за руку – за сухие и истощённые временем пальцы.
– Почему?
– Я переживаю за Стёпу. Ему и так несладко. А тут ещё эта… Припадочная заявилась. Она ему жизни не даст.
– Надо звонить участковому… – мягко напомнила Юля и посмотрела пенсионерке прямо в карие глаза, наполненные надеждой и слезами. Часы продолжали мерно тикать, а холодильник – гудеть. Даже Степан Котов продолжал шуршать на лестничной площадке, вероятно, оттирая краску. Или пытаясь это сделать.
– Я знаю Корякинцева. Сколько тут живу, столько и знаю. Ну, придёт, скажет «пишите заявление». А у меня сердце… И нервы.
Юля помолчала.
– Так Вы хотите с ней… Полюбовно договориться?
Пенсионерка скривилась, будто ей дали съесть целый лимон. Или сырую картошку.
– Я просто хочу, чтобы она от нас отстала. Пусть он поговорит с ней.
Терапевт посмотрела по сторонам, понимая, к чему идёт этот диалог.
– А почему Вы сами не можете? Или не хотите?
– Да было дело… Ругались мы с Корякинцевым одно время. Ну, я… И просить у него помощи теперь… Не поможет он мне. Во всяком случае, если я попрошу.
Юля выдохнула.
– Ну, мне кажется, Вы преувеличиваете. Не будет же он таким… Злопамятным.
Очередь выдыхать настала для Маргариты Львовны.
– Конечно, я всё понимаю. Зачем тебе мои проблемы. У тебя, наверное, своих хватает.
Она попыталась подняться со стула, её резко качнуло, она ойкнула.
– Осторожно! – воскликнула Юля и вцепилась ей в руку.
Степан Котов появился внезапно – чуть ли не за три секунды. Лицо его ожило – необычайное волнение выплеснулось на нём румянцем.
– Хорошо, Маргарита Львовна. Только ради вас со Стёпой… Знаете номер его?
Корякинцев, к большому удивлению, воспринял всё с интересом и пообещал, что вечером обязательно заедет для воспитательной беседы с этой оторвой. Он передавал привет Маргарите Львовне и желал ей крепкого здоровья, а кроме этого, ещё и самому Степану Александровичу, потому что только на таких мужиках всё и…
Юля, спускаясь к себе, никак не могла понять, как она оказалась невольной участницей этого конфликта.
«Надеюсь, эта полудурочная не подкараулит меня на улице и не пырнёт отвёрткой…»
Или не ударит молотком.
Холодный пот опять выступил у неё на лбу. Открыв дверь своей квартиры, она почти что физически ощутила, что за ней кто-то наблюдает, сжимая в руках большой молоток. И только ждёт, чтобы пустить его в ход.
К счастью, это состояние длилось не так и долго, и она нашла в себе силы пойти готовить обед – скоро должен был вернуться из школы её боец. Кровиночка, отпочковавшаяся от неё тринадцать лет назад, всё больше напоминавшая её бывшего мужа. Оставалось надеяться, что сегодня обойдётся без мордобоя.
Успев забацать порошковый суп, она принялась рыться в интернете в поисках развлекательного контента… Но, как назло, ничего хорошего там не попадалось – напротив, попалась статья про мигранта-строителя, который преследовал хорошенькую врачиху, а потом убил её. Кувалдой.
Сразу же в голову ей полезла квартира Котовых с кричащей красной ручкой тяжеленной кувалды, покоившейся в углу. Но сильно испугаться она не успела – позвонил Артём, чтобы сказать кое-что Саше.
– Его ещё нет, – сказала она. – Ты на работе?
– Да… Разгадываю кроссворд, – ответил он серьёзно. – Какое слово означает и воинское звание и географический термин?
– Понятия не имею, – сморщилась она. – Ты тоже нашёл, у кого спросить.
– Ладно, я просто хотел сказать Саше, чтобы он держал голову в холоде…
– Да, а ноги в тепле. Эту поговорку я знаю. Её Кутузов говорил, – с гордостью заявила она.
– Вообще-то, это был Суворов, – поправил он её. – Но это не важно… Чем занимаешься ты?
– Да читаю ужасную историю. Про строителя, который кувалдой убил врача, – при произнесении этой фразы у неё внутри всё похолодело. Оставалось лишь представить, как разлетались её мозги. В духе арбузной мякоти из видеороликов из интернета, по которым лупили кувалдами «пранкеры», одетые в костюмы клоунов. Ну и жуть!
– Да… Но ты не переживай. У тебя ж знакомых строителей нет.
– Зато у меня есть сосед, который прикупил себе здоровенную кувалду. С красной ручкой. Будто она уже в крови! – выпалила Юля. – И вообще он сам какой-то странный. Большой и молчаливый. Хотя всё время заикается.
– У, Юля Викторовна, – протянул Артём. – Да Вы совсем перенервничали. Приезжайте ко мне, что ли. Я Вам «валерьянки» накапаю.
– Нет, – отозвалась она. – Мне надо Сашу ждать. И кормить.
– Ну, привет ему там. Скажи, чтобы надо бить только два раза: один раз в челюсть, а второй – по крышке гроба.
– Тьфу на тебя, Тёма, – фыркнула Юля и сбросила вызов, не дав похихикать как следует своему дружочку.
Саша пришёл где-то через полчаса, и сегодня он не был избит, что уже её порадовало.
– Как дела в школе? – спросила она.
– Нормально, – вежливо и коротко ответил он.
Так и поговорили. И вскоре настало время снова посетить соседку и её сына, потому что пришёл участковый.
Корякинцев был мужчиной низким, крепко сбитым. Лицо его, с опухшими веками, выдавало в нём человека, который мало спит. Виски его уже тронула седина. На правой руке поблёскивало обручальное кольцо, а в левой он держал потёртую некогда чёрную папку. Он оглядывал квартиру Маргариты Львовны без особого внимания, казалось, слушая вполуха. Возможно, он даже думал о чём-то своём: надо менять обои или проверить дневник у дочери, а то она будто совсем забросила учёбу. Да ещё и стучит что-то под капотом у его «короллы».
– Я Вас понял, Юлия Викторовна, – сказал он, когда она объяснила всю ситуацию, развернувшуюся вокруг квартиры Котовых. – Что же, Маргарита Львовна, пойдёмте до вашей соседки. Посмотрим, что там за фрукт. Или фруктесса. Вроде теперь так их надо называть. С суффиксами. Вы понимаете, о чём я пытаюсь сказать?
Юля медленно кивнула.
Сначала дверь никто не открывал. Но шум оттуда слышался, да и музыка бунчала. Хозяйка точно была дома. Маргарита Львовна очень нервничала и смотрела на Юлю с какой-то безумной надеждой.
– Мдаааа-а, – протянул многозначительно Корякинцев. – Поселилась же она мне на голову. Тьфу ты, прорва! Жили же тут раньше такие милые люди… Открывайте! Участковый Вас беспокоит!
Он переключился с звонка и принялся стучать кулаком по двери. Удары гулко отдавались эхом в подъезд. Но музыка затихла – наверняка услышала. И действительно: немного позже замок в двери захрустел, и дверь открылась.
Сейчас бунтарка была одета в большую мужскую рубаху серого цвета – явно не по размеру. И чёрные узкие трусы – больше ничего. Зелёные взлохмаченные волосы отвлекали внимание и от них, и от белых тонких ног. Лицо её не было заспанным – маленькие глазёнки жёстко впивались в Корякинцева.
Юля невольно подумала, что мужские рубахи надевают на себя только конченые извращенки, которым нравится, когда их считают за вещь, обладают ими. И помечают таким образом.
– Чего надо? – рявкнула она так, что у Юли даже дыхание сбилось. Ух, какова гарпия! И откуда у неё столько ненависти.
– Участковый Корякинцев. Жалуются на Вас соседи. Жизни им не даёте.
– Ха, семейка бандитов! – отозвалась она насмещливо, скрестив руки под почти отсутствующей грудью. – Он убивал людей!
Корякинцев немного помолчал, вероятно, подбирая выражения помягче.
– Он исполнял воинский долг, – сказал просто участковый. – Чтобы Вы тут могли двери краской обливать, волосы красить и наркоманить по клубам, спя с каждым встречным?