На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь
– Промежуточный? Вроде бы попытки разработать новый стандарт проводились, но довольно вяло. Расскажите, пожалуйста, подробнее о промежуточном патроне, внедренном в вашей истории.
– Как я уже сказал, винтовочный патрон длинной 54 миллиметров для ручного автоматического оружия неприемлем из-за своей избыточной мощности. В свою очередь, 25-миллиметровый пистолетный патрон малоэффективен. Выходом станет создание новой гильзы с промежуточной длиной 39 миллиметров. Автоматы и ручные пулеметы, использующие его, будут обладать одновременно и небольшим весом, и большой эффективной дальностью. Заодно при его разработке можно будет избавиться от большой шляпки мосинского патрона, которую так не любят оружейники.
Капитан что-то почеркал у себя в блокноте:
– Наверно, тогда удастся снизить вес ручного пулемета раза в два, – поделился он результатами вычисления. – ДП-27 весит двенадцать килограммов, и носить его очень неудобно. Так что нововведение могло бы быть очень полезным, но менять патрон во время войны весьма нежелательно.
– Ну, Дегтярев сможет и без замены патрона снизить вес пулемета в полтора раза.
– Так, так, так, – заинтересовался Куликов. – И что же он изменил в своей конструкции?
– Ничего не менял, а просто создал все заново. И, насколько я помню, ствол у его нового оружия не съемный.
– Но он же будет перегреваться.
– Нет, если стрелять короткими очередями, то не будет. От тяжелого диска отказались, как и в ППШ, и питание теперь ленточное. По внутреннему устройству ничего сказать не могу, кроме того, что пружина теперь находится в прикладе.
После ручного оружия подошла очередь гранат.
Для борьбы с бронетехникой существующих РПГ фугасного действия явно недостаточно, нужно разработать кумулятивные. Основное требование для них, впрочем, как и для противопехотных – производство с использованием холодной штамповки. Тогда можно будет выпускать их в достаточном количестве.
– Насколько я понимаю, – задумался капитан, – при столкновении с броней кумулятивная граната должна всегда быть направлена донышком вперед. Как этого лучше добиться?
– Нужны хорошая балансировка и стабилизаторы, сделанные из матерчатых лент.
– Мы начнем их разрабатывать, но все-таки дальность броска гранат небольшая. Скажите, что можно улучшить в противотанковых ружьях?
– Уже все улучшено, – заверил я. – Остается лишь как можно скорее наладить их выпуск. Дегтярев и Симонов еще летом разработали отличные системы – эффективные, простые в обслуживании и технологичные в производстве. До 1943 года они будут с успехом использоваться для борьбы с легкими и отчасти даже средними танками. А потом насыщение наших войск артиллерией сделает их ненужными.
– Ну что же, рад это слышать. А то мы уже пытались наладить выпуск копий немецкого PzB-39, но у него слишком много недостатков. Так значит, в производство будут запущены обе модели?
– Да, обе. Конечно, более дешевое в производстве ПТР Дегтярева будет выпускаться в больших количествах, чем ПТР Симонова. Зато последнее имеет высокую скорострельность. А вот с пулей для этого ружья надо еще поработать. Новая, с вольфрамовым сердечником, броню пробивает хорошо, но вот заброневое действие у нее слабое. Хорошо бы еще создать под данный патрон осколочный снаряд, чтобы можно было подавлять огневые точки противника. В танк из этих ружей попасть еще можно, а вот в пулемет практически нереально. Ну и, конечно, желательно добавить оптический прицел, пусть самый плохенький. Но самое главное, это продумать тактику применения ПТР.
– А в чем тут проблема?
– Пробития брони еще не достаточно, чтобы вывести танк из строя. Чтобы его подбить, требуется пятнадцать, а то и двадцать пробоин.
– Значит, надо настаивать, чтобы все противотанковые ружья батальона вели сосредоточенный огонь по одной цели, – сделал вывод Куликов и тяжело вздохнул. – Придется побороться за внесение изменений в наставления. А ведь еще перед войной проводились эксперименты по обстрелу танков трофейными польскими ружьями, и там получалась похожая статистика.
– Еще есть много экспериментальных разработок, не пошедших в серию. Например, легкая противотанковая пушка ЛПП-25, которую, возможно, уже начали разрабатывать. Вес у нее очень маленький. В походном положении килограммов двести, а в боевом вообще сто пятьдесят. Там даже предусмотрены ручки, чтобы расчет из трех человек мог переносить ее через препятствия.
– Но эффективность снаряда, наверно, не очень большая?
– Да нет, он пробивает сто миллиметров брони. Это достигается применением гильзы от 37-миллиметровой зенитки, позволяющей разогнать подкалиберный снаряд до скорости тысяча семьсот метров в секунду. А еще для борьбы с бронетехникой хорошо бы начать выпуск ручных противотанковых гранатометов, пусть даже с небольшой дальностью выстрела. Но, боюсь, на это потребуется очень много времени. Ведь помимо разработки реактивного двигателя, еще понадобится создать кумулятивный заряд.
Закончили разговор мы уже за полночь. Я пообещал записать все, что еще удастся вспомнить, но тех сведений, которые Куликов уже получил, было достаточно для того, чтобы поспешить скорее передать их руководству страны. Капитан не стал ужинать и сразу распорядился готовиться к отъезду.
– Сейчас вы сообщение отправлять не станете? – уточнил я на всякий случай.
– Меня ждет самолет, и я быстрее доставлю все сведения сам, чем если тратить время на шифровку, передачу и дешифровку. А вы, товарищ Соколов, точно не хотите лететь со мной?
Мысль о том, что можно будет жить в нормальных условиях, в квартире с горячей водой и с туалетом, питаться в наркомовской столовой, была очень соблазнительной. Но все это сейчас отступало на второй план. Поэтому, тяжело вздохнув, пришлось отказаться.
– В Генштабе я ничем помочь не смогу. Сколько бы я ни прочел воспоминаний наших полководцев и сколько бы ни играл на компьютере, великим стратегом меня это не сделало. Все, что я еще вспомню по современной технике и военному делу, я вам передам. Кстати, много людей информированы о моей персоне?
– Кроме товарищей Сталина и Берии, только два человека.
– А как вы объясните остальным происхождение информации?
– Для вас мы придумаем следующую легенду. Девятнадцать лет назад вы по заданию партии были направлены за границу, где и жили все это время. – Капитан усмехнулся, ведь как раз лет двадцать назад Советский Союз распался, и я действительно оказался в другой стране. – Это объяснит и вашу осведомленность по планам вермахта, и незнание многих нюансов советской жизни, и непривычные речевые обороты, которыми пользуется товарищ Соколов. С началом войны вы смогли получить важные сведения и недавно перешли линию фронта в районе Андреаполя. Ваше командование я соответствующим образом проинструктирую, а начальника особого отдела дивизии мы заменим.
– А что, прежнему доверять нельзя?
– Нет, почему же. Сейчас на этой должности находится капитан госбезопасности Дружинин. Он старый большевик, верный и надежный. Но в этом деле, чем меньше людей будет в курсе, тем лучше. Поэтому особистом назначим человека, который уже знает и о шкатулке, и о вас. Правда, он работал по другому профилю, и звание у него небольшое. Но ничего, справится. Все новые данные будете передавать ему. Сами понимаете, держать на передовой мощную радиостанцию неразумно. Ему же мы отдадим ваше удостоверение сотрудника ГУГБ НКВД с настоящей фамилией и очередным званием лейтенанта госбезопасности, которое мы вам присвоим. Строго говоря, после почти двадцати лет выслуги вам положено более высокое звание. Но сами понимаете, бюрократические проволочки. Ведь на самом деле вы у нас никогда не числились.
– А Танин?
– Оставим на прежней должности и объявим благодарность, но в курс дела вводить не станем. Не его уровень. Чтобы помочь адаптироваться в новом мире, предоставлю в ваше распоряжение сержанта госбезопасности Авдеева. Можете задавать ему любые вопросы. Для человека, который два десятка лет не был на родине, это будет вполне естественно. Официально он будет числиться вашим ординарцем. У вас его, кстати, нет, а по должности положено. Через него также сможете передавать особисту дивизии письменные и устные сообщения, если не будет времени сделать это лично. У вас имеются какие-нибудь просьбы?
– Есть, и очень большая. Надо эвакуировать как можно больше людей из прифронтовой полосы. Я, конечно, понимаю, что вывезти все население будет затруднительно но, по крайней мере, надо спасти всех детей.
– Я займусь этим вопросом. Ситуация с транспортом очень тяжелая, но мы сделаем все, что только можно. Если бы мы знали, что будут вытворять фашисты на оккупированной территории, и как долго продлится война, то приложили бы больше усилий для эвакуации населения.
Отдав мне печать для запечатывания конвертов с секретными данными и, на всякий случай, маленький шифровальный блокнот с перечнем позывных и частот, капитан быстро попрощался, и поспешил к ожидавшей его «эмке». При этом он машинально похлопывал себя по карману, в котором лежала стенограмма нашего разговора.
Но мои хлопоты на этом не закончились. Проводив капитана, я начал знакомство со своим ангелом-хранителем.
Авдеев, спортивного телосложения парень, приставленный ко мне «ординарцем», попросив разрешения, тут же поменял свою форму энкавэдэшника с лейтенантским кубиком на армейскую полевую и теперь выглядел как обычный боец РККА.
– Присаживайтесь, товарищ Авдеев, – пригласил я его. – У меня к вам серьезный разговор. Как я понимаю, вам отдали приказ быть моим телохранителем. – Осторожный кивок в ответ. – А в случае угрозы взятия меня в плен, вы должны не допустить этого любыми способами. Вплоть до ликвидации секретоносителя.
– Никак нет, товарищ лейтенант госбезопасности. В случае взятия в плен я должен держаться с вами рядом и помочь вам бежать.
– Ну а если я буду тяжело ранен?
– Тогда я должен сообщить об этом в центр, чтобы за вами прислали группу.
– Очень странно. Хотя, если учесть, что немцам обо мне ничего не известно, то это выглядит вполне логичным. Ну ладно, настаивать не буду. – Легкая улыбка показала, что чекист вовсе не лишен чувства юмора. – А теперь, раз вы назначены моим ординарцем, то покажите мне, как бриться опасной бритвой. Я, знаете ли, до недавних пор пользовался услугами цирюльника.
Авдеев достал из вещмешка бритвенные принадлежности и начал меня учить пользоваться столь необходимым аксессуаром, пообещав, что через уже недельку или две я смогу бриться самостоятельно. При этом он не забыл пояснить, что слово цирюльник устарело, и его уже не употребляют.
Глава 7
21 сентября. 01.00. Ставка Верховного главного командования
На этот раз, кроме военных на совещании присутствовал нарком внутренних дел. Он, едва заметно улыбаясь, положил на стол перед Сталиным листок с разведанными, переданными Куликовым. В распечатке, предназначенной для совещания, убрали только первую строчку сообщения, в которой приводились сведения, не относящиеся к делу: «Адрес объекта – 2011. Дата завершения операции 09.05.45»
– Товарищ Берия, – обратился Верховный к наркому. – Скажите нам, эти данные полностью достоверны?
– Я полностью доверяю нашему источнику в плане преданности нашей стране, – без колебаний отчеканил нарком. – Его дезинформация иностранными спецслужбами также совершенно исключена. Что касается деталей плана, то они будут лишь незначительно отличаться от тех, что изложены здесь.
Сталин удовлетворенно кивнул и подошел к Жукову, который уже успел пробежать глазами сообщение, в котором коротко описывались планы осеннего наступления вермахта.
– Вас, товарищ Жуков, – не спеша растягивая слова, начал Главнокомандующий, сопровождая свою речь легким помахиванием своей трубкой, – мы вызвали из Ленинграда, чтобы передать вам командование Западным фронтом. Если под Ленинградом танковых сил у Германии скоро не останется, то это направление становится второстепенным, и вы теперь нужнее нам здесь. Когда вы сможете выехать в войска?
– Мне нужно два часа, чтобы ознакомиться с обстановкой, – не задумываясь, ответил генерал.
– Товарищ Берия, когда мы получим более подробные сведения по операции «Тайфун»?
– Куликов полчаса назад сообщил, что выезжает, и часа через три-четыре его уже можно ждать.
– В таком случае, вы товарищ Жуков задержитесь еще ненадолго. Я думаю, что новые сведения вам будет необходимо обсудить с товарищем Шапошниковым. Борис Михайлович, – Верховный повернулся к начальнику Генштаба, – доложите о проделанной работе.
Шапошников оторвался от огромной карты, лежащей на столе, на которой он вместе со своим замом Василевским намечал новые оборонительные позиции и, взяв указку, начал объяснять Жукову:
– Итак, танковые группы Гудериана и Геппнера перебрасываются на Московское и Орловское направления. Пока германское командование само не знает, успеют ли перевести и подготовить к наступлению всю технику, но наша разведка докладывает, что передислокация идет по графику. Мы надеемся, что бомбардировка станций Рославль, Конотоп и Шостка, которые мы запланировали на следующую ночь, затруднит подготовку к наступлению, но вряд ли сроки операции перенесут. Немцы хотят воспользоваться последними днями до начала распутицы. Мы уже телефонировали в штабы 30, 16, 43, 33 и 13-й армий, находящихся в полосе будущего наступления, дав им указание готовить новые рубежи обороны на танкоопасных направлениях. Сейчас мы обсуждаем передислокацию резервов для отражения удара. Хотелось бы выслушать ваше мнение о том, какие части можно снять с Ленинградского направления.
Ко времени прибытия капитана Куликова Жуков и Шапошников согласовали все аспекты обороны на западном направлении, но камнем преткновения стал вопрос снятия дивизий с Волховского фронта. Жуков, который ожидал продолжения наступления немцев на Ленинград, настаивал на том, что оборону города ослаблять нельзя. Шапошников же считал Московское направление более приоритетным, тем более что танковую группу Геппнера тоже перебрасывают сюда. Поэтому первый вопрос, который задали Куликову, касался Ленинграда.
Капитан был немного смущен тем, что явился на совещание Ставки в измятой и запыленной форме. Но увидев, что Жуков выглядит точно так же, немного успокоился и начал спокойно докладывать:
– Товарищ Андреев настоятельно рекомендует начать операцию по деблокированию Ленинграда. Если это возможно, то перейти в наступление нужно в конце сентября, когда Лееб начнет перегруппировку сил.
– Мы не успеем сосредоточить войска, – мрачно возразил Жуков, – а части, находящиеся в городе, не имеют достаточного количества боеприпасов.
– В этом случае придется ждать, пока группа армий «Север» введет свои основные силы в прорыв вдоль Волхова, и ударить ей во фланг. Что касается переброски войск с Волховского фронта на Западный, то начать его можно лишь после деблокирования города. Иначе противник успеет хорошо закрепиться на южном берегу Ладожского озера, и мы очень долго не сможем его оттуда выбить. А удерживая эту позицию, немцы сравнительно небольшими силами будут сковывать всю ленинградскую группировку наших войск, тем самым препятствуя им проводить активные действия. Помимо этого, военная промышленность блокированного города не сможет работать на полную мощность.
Число погибших жителей блокадного города Куликов оглашать вслух не стал и, написав его карандашом на листке, показал только Сталину. Тот сразу вздрогнул и вопросительно посмотрел на капитана.
– Возможно, еще больше, – тихо произнес Куликов. – Это только официальные данные.
Глубоко задумавшись, Сталин неторопливо прошелся по кабинету, и только побелевшие пальцы, сжимавшие чубук трубки, выдавали волнение верховного главнокомандующего.
– Борис Михайлович, – наконец, пришел он к решению, – можете забрать только одну дивизию из 4-й армии. Например, 316-ю генерала Панфилова, и до конца октября на большее не рассчитывайте. Вполне возможно, что нам даже придется посылать подкрепления на Волховский фронт. Товарищ Куликов, зачитайте нам рекомендации нашего агента.
Доклад, в котором были опущены многие детали, предназначенные только для Верховного, капитан прочитал в полной тишине, но когда он закончил, всё снова закрутилось. Жуков сразу же отбыл в штаб Западного фронта готовить подробные планы обороны, предварительно позвонив туда и отдав некоторые распоряжения. Василевский добавлял на карту новые подробности предстоящего наступления. Шапошников спешно согласовывал с начальником тыла РККА Хрулевым планы материально-технического обеспечения предстоящих операций. Нужно было успеть к началу заседания ГКО, которое было назначено на шесть часов утра, и все очень спешили.
Сталин поморщился и, отвернувшись от присутствующих, потер глаза руками. С середины июня он почти не спал, но выспаться в ближайшие дни ему точно не придется. Сейчас перед ним на столе лежал отчет советского посла в Иране о беседе с министром иностранных дел Сохейли. Новости были нерадостными. Еще шестнадцатого числа иранское правительство обещало разорвать отношения со странами «оси», но официальное объявление о разрыве опять откладывалось на несколько дней. Это значило, что вывод из Ирана нескольких дивизий пока придется отложить.
– Товарищ майор госбезопасности, – позвал он Куликова, сразу дав понять, что его за заслуги повысили в звании, – пройдемте в другой кабинет. У вас еще много сведений, которые вы хотите мне сообщить.
* * *Утро началось со звонка. Я стал искать ненавистный будильник, и только нащупав в темноте трубку полевого телефона, вспомнил, где и когда нахожусь.
Звонил комбат. Против обыкновения, сегодня Сергей был краток:
– Сашка, давай скорее ко мне. – И всё. Видимо, ему действительно некогда.
Гадая, что же такого могло случиться, я быстро собрался, умылся холодной водой и отправился к командиру, взяв с собой, кроме ординарца, одного сопровождающего.
Около блиндажа, носившего гордое наименование штаба батальона, толпилось на редкость много людей.
– Получай пополнение, – приветствовал меня комбат. – Каждой роте по десять человек, но из твоей недавно забрали двух водителей, так что бери себе двенадцать. И поторопись, тебе я первому предоставил право выбирать. Остальные ротные ждут, а нам еще надо обсудить план сегодняшнего наступления.
Большинство бойцов пополнения недавно вернулись из госпиталя, и лишь небольшая часть были новобранцами, правда, успевшими пройти курс молодого бойца.
Быстренько отобрав себе солдат, я передал очередь второму ротному в звании младлея, который придирчиво устроил кастинг вновь прибывшим. Ну, а у третьего ротного, Сверчкова, который был всего лишь старшиной[11], выбора уже не было, и он забрал себе оставшихся. Закончив с первым пунктом повестки дня, мы вошли в блиндаж штаба батальона, в котором уже находились несколько командиров, чтобы заслушать хитрые планы нашего командования.
Карта комбата, в отличие от моей, была напечатана типографским способом, хотя многие отметки были добавлены от руки. На ней было нарисовано несколько стрелок, ведущих от наших позиций в сторону железной дороги. Убедившись, что все вошли, Иванов начал зачитывать приказ:
– Нашему батальону вместе с приданными нам минометной батареей и артвзводом поставлена задача, – голос Сергея сейчас был жестким и не терпящим возражений, – переправиться через реку Западная Двина и наступать из района Фомино вдоль речки Грустенька в направлении станции «198 км». Исходные позиции для атаки – лес в 800 метрах юго-восточней станции. Здесь же находятся огневые позиции артиллерии. Задача артиллерии – подавить позиции противника в районе станции и сопровождать атаку. Готовность к атаке – 10–00. Задача пехоты – во взаимодействии с артиллерией захватить станцию и удерживать ее, обеспечивая свой левый фланг. Не допускать контратак противника с направления Сысоево.
Строго оглядев нас и убедившись, что мы прониклись сказанным, комбат продолжал уже обычным человеческим голосом:
– По данным разведки, численность противника на станции не больше полуроты, но туда могут подходить эшелоны с подкреплениями, так что расслабляться не стоит. Другие батальоны нашего полка должны будут выбить противника из Соболева, продвинуться по дороге в двух километрах справа от нас, перейти железную дорогу и овладеть селом Клюкуново[12]. Слева от нас части 186-й дивизии выходят на рубеж Ново-Тихвинское[13]. Как вы видите на карте, до линии железной дороги они не дойдут, и с этой стороны враг сможет нас контратаковать. Но это маловероятно. К счастью для нас, с этой стороны дорога проходит между двумя болотами, и позиция для обороны очень удобная. Вопросы есть?
– Товарищ командир, – обратился я, – раз мы продвигаемся днем и без зенитного прикрытия, то надо все станковые МГ установить на грузовики или повозки и приготовить к стрельбе по воздушным целям.
– Сделаем, – кивнул Сергей. – А передвигаться днем без авиационного и зенитного прикрытия приходится потому, что ситуация на нашем участке фронта быстро меняется, а чтобы начать наступление, нужно согласование штабов всех уровней. Да, вы же еще не в курсе. Сегодня ночью, вернее уже утром, новым командующим фронта назначен товарищ Жуков. Он позвонил нашему командарму и приказал выдвигаться на правый берег и овладеть населенными пунктами, занятыми небольшими гарнизонами противника. Командарм поставил задачу нашему комдиву, а товарищ Кончиц прибыл в штаб полка и лично объяснял нам план операции. Всё, можете идти, времени мало.
Сегодня нашей роте пришлось идти в арьергарде наступающего батальона. Впрочем, наступающего это громко сказано. По данным полковой разведки, до самой станции противника не было, и пока это был обычный переход, немногим больший, чем учебный шестикилометровый марш-бросок.
Так как мы выходили последними, то наша рота смогла спокойно позавтракать, и все бойцы наполнили фляги крепко заваренным чаем. Солдаты тщательно готовились к походу, перематывая портянки и заменяя износившуюся обувь на новые немецкие сапоги, которых у старшины было в достатке. По настоянию Авдеева и под его чутким руководством я тоже обмотал ноги портянками, за что был потом очень ему благодарен. Противогазы и лишнее снаряжение, которое могло нам не понадобиться, мы оставили. И так приходилось тащить с собой много боеприпасов.
Пока мы собирались, к переправе подошли минометная батарея и две сорокапятки, а вслед за ними наступила наша очередь. Из-за малочисленности батальона было невозможно поддерживать стандартный порядок построения походной колонны. Но это было нестрашно, так как большие болота, между которыми мы проходили, затрудняли возможность внезапного нападения противника. Поэтому я ограничился тем, что послал в тыловой дозор взвод Стрелина, и по пять человек направил в боковые дозоры.
Наше пополнение, которое я постарался набрать из опытных бойцов, комфортно расположилось на телегах с боеприпасами. После госпиталя раненые еще до конца не вылечились, и лишний раз утруждать их не стоило.
Впервые оказавшись на правом берегу реки днем, я остановился и оглянулся назад. Наши старые позиции уже кто-то занимал. У подводного моста взвод солдат уже усердно копали окопы, готовясь защищать переправу, связывающую теперь нас с большой землей.
Через час с небольшим мы добрались до Фомино, где и устроили короткий привал. Я подсел в повозку к комбату и подробно перерисовал в свою карту дальнейший участок пути, так как утром на это времени не было. Большой ручей, который здесь тек, оказался той самой речкой с грустным названием, вдоль которого нам и нужно было продвигаться.
Дальше идти стало труднее. Здесь начиналось болото, и мы перешли по хлипкому мостику на другой берег, где нам пришлось продираться через кусты и перелески. Но через пару километров лес тоже сменился болотом. Идти стало невозможно, и мы опять вернулись на левый берег. Моста здесь конечно же не было, но зато был брод, а на топких берегах саперы разложили доски и хворост, так что переправа прошла без проблем. Проблемы начались дальше, там, где густые перелески и болота поочередно сменяли друг друга. Но нам, как арьергарду, было легче всего. Идущие впереди бойцы уже натоптали в зарослях целую дорогу, а в топких местах уложили жерди и вязанки хвороста. Но все-таки мы вздохнули с облегчением, когда отряд вышел на большую, ровную и сухую поляну, за которой находился лесок – место сосредоточивания для атаки.
Нашу немногочисленную артиллерию и минометную батарею Сергей оставил на полянке. Управлять стрельбой должны были два корректировщика, благо что наличие средств связи позволяло.
На западной стороне рощицы, которая оказалась совсем небольшой, сейчас готовили себе позиции пулеметчики и бойцы с винтовками, пришедшие сюда раньше нас. Автоматчики, которых у нас было довольно много, держались в резерве, так как дальность стрельбы у них была не больше двухсот метров.