На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

Глава 2

19 сентября. 01.00

Мнения у нас с Сергеем полностью совпали. Может быть, немцы отзовут свои гаубицы обратно, и нам они угрожать не будут. Но все равно эти орудия завтра начнут стрелять по нашим войскам. Нельзя упускать такой удобный случай лишить противника сразу четырех или шести пушек.

Время у нас пока есть, ведь вряд ли их прямо сейчас повезут обратно. Понадобится как минимум несколько часов на различные согласования между штабами батальона, полка и обеих дивизий. Да и везти тяжелые орудия ночью лишний раз не стоит. Так что, скорее всего, артиллеристы останутся до утра на этой полянке, где в радиусе километра от них никого нет.

– Сколько сейчас времени? – жаль, но я не догадался забрать у пленного офицера часы в качестве трофея.

– Только час ночи. До рассвета времени достаточно.

– А фаза луны какая?

– Как раз завтра новолуние.

– Отлично, темная ночка это то, что нам надо. Тогда сделаем так. Я возьму из своей роты всех, кто не ранен, и еще человек двадцать ты мне выделишь из соседней. В полнокровной гаубичной батарее людей и так будет раза в два больше, чем у нас, да плюс еще минометчики. Да, еще я заметил, что у тех бойцов, которых ты привел на помощь, есть «дегтярь», его я тоже заберу вместе с нашим. Пусть твои хлопцы пока немецкие МГ осваивают, у нас их много. Также возьму оба батальонных миномета и все исправные автоматы. Если мы подойдем к батарее незаметно, то справимся. Ну, а в крайнем случае обстреляем из минометов машины с боеприпасами. А пока нас не будет, саперы полка и все свободные бойцы, которых можно выделить, попробуют починить переправу.

Подготовка к операции велась максимально быстро. Старшину я попросил отобрать четверых самых умелых бойцов. Этой четверке нужно подобрать немецкую форму по размеру, а всем остальным раздать трофейные каски, чтобы в темноте они издали были похожи на фрицев. Подумав, я скинул куртку и тоже переоделся в немецкую форму. Конечно, хорошо бы надеть мундир офицера или унтера, но на мой рост ничего подходящего не нашлось. Наверно, всех высоких «арийцев» зачисляли в подразделения СС.

Собрав свой небольшой отряд, я разъяснил красноармейцам нашу задачу. От бойцов требовалось всего-то незаметно подойти к расположению батареи, по возможности бесшумно снять часовых, и если повезет, то без стрельбы переколоть немцев штыками. Ну, а в случае, если начнется стрельба, уничтожать немцев пулеметно-минометным огнем.

Хотя бойцы устали, но они прекрасно понимали, что такое гаубичный обстрел. Поэтому никто не жаловался на прерванный отдых, и все горели желанием расправиться с немецкими артиллеристами.

Нашим новоиспеченным разведчикам я лично показал, как им парами нужно снимать часовых. Один держит правую руку противника, не давая выстрелить, а второй зажимает рот и бьет караульного сзади ножом в сердце или же снизу под ребро. После демонстрации и небольшой тренировки я провел для всех краткий инструктаж по штыковому бою:

– Проникающее ранение холодным оружием, даже не будучи опасным для жизни, угнетающе действует на психику человека. Он держится руками за рану и не пытается нападать. Поэтому в штыковом бою достаточно уколоть врага один раз, после чего надо быстро переходить к следующему. Всех, кто останется в живых, добиваем после боя.

Честно говоря, не знаю, относится ли все вышесказанное к тренированным немецким солдатам. Но в любом случае в штыковую атаку я собирался идти, лишь если противник будет спать, а в этом случае ожидать организованного сопротивления не приходится.

Напомнил я также о том, что желательно оставить в живых какого-нибудь офицера, но это уж как получится.

Каждому, кто не нес пулемет или миномет, раздали по одной заранее снаряженной немецкой «колотушке» и по две мины. После этого я заставил всех попрыгать, и еще минут десять ушло на подгонку снаряжения. Наконец, все были готовы, и мы, растянувшись цепочкой, начали спускаться к разбитой переправе.

Один из понтонов, лежащий у самого берега, оказался совсем целым. Это я заметил, еще когда собирал трофеи. Бойцы быстро оторвали его от соседнего, столкнули в воду, и мы поплыли на своем импровизированном пароме, отталкиваясь от дна шестами.

На вражеский берег отряд переправлялся в два приема. Сначала один взвод с пулеметом высадился на пляж, где тут же залег. А затем, так как никто по нам не стрелял, переправились и все остальные. Тревогу пока никто не поднимал, поэтому мы, пригнувшись, стали передвигаться вперед короткими перебежками, пока не подобрались вплотную к немецким позициям. Во вражеских окопах, как я и надеялся, было пусто. Видимо, немцы решили подстраховаться и занять круговую оборону в селе. Вот и славно, теперь мы спокойно могли пройти через лесок, отделяющий нас от заветной цели.

Не доходя до поляны метров двести, я приказал отряду залечь, а сам с разведчиками пополз к краю рощи. Результат осмотра сразу поднял всем настроение. Вся артиллерийская обслуга спала, разумеется, кроме часовых. А пушек мы насчитали целых четырнадцать штук. Секретов самонадеянные немцы не выставили, видимо считая, что находятся в тылу, и караульные открыто прохаживались или стояли под деревьями.

Пары бойцов поползли вправо и влево и вскоре вернулись с докладом. Всего было выставлено пятеро часовых, причем двое из них, контролировавших дорогу, находились вне зоны прямой видимости. Ну что же, с них мы и начнем. Хорошо, что сейчас сентябрь, и листва еще не опала. Это позволяет подобраться к немцам вплотную. Плохо только то, что один из часовых, стоявший рядом с орудиями, находился от ближайших зарослей метрах в тридцати. Но к этому я заранее подготовился. Раздав необходимые указания, я достал бинт и быстро обмотал себе шею и правую руку, которую повесил на перевязь. Не владея немецким языком, нельзя было рассчитывать сойти за своего, но приходилось рисковать.

Разведчики вернулись минут через десять. Каждая пара успешно сняла «своего» часового: быстро и без звука. Во всяком случае, я ничего не услышал. Теперь важно было синхронизировать наши действия по времени и напасть на оставшихся троих караульных одновременно.

Ну, была не была. Я вышел на дорогу и направился прямо к часовому, расхаживающему вдоль ряда пушек с винтовкой на плече. Увидев фигуру в немецкой форме, без оружия и перебинтованного, он не встревожился и даже что-то сочувственно спросил. Из всей фразы понятным для меня оказалось только слово «камрад», но было ясно, что пока все идет по плану.

Прохрипев что-то невразумительное, я махнул рукой в сторону реки, после чего достал бумажку, которую нащупал в кармане, и «здоровой» левой рукой протянул ее немцу, приговаривая:

– Отто, Отто, – стараясь произносить слово точно так же, как мой пленник.

Ничего не подозревавший часовой спокойно протянул руку и наклонился, чтобы разглядеть в темноте, что же там написано. Но посмотреть он не успел. На этот раз нож я захватить не забыл. Комбат лично вручил мне финку, как нельзя лучше подходящую для такой работы. Гладкая рукоятка, лишенная выступов, позволяла быстро выхватывать нож из-под одежды, ни за что не зацепившись. Как запасной вариант на поясе у меня еще висел немецкий штык-нож, доставшийся по наследству от предыдущего владельца формы.

Нет ничего проще, чем ударить противника, когда он не закрывается руками и не смотрит на тебя. На турнирах было намного сложнее, ведь тогда соперники внимательно следили за моими движениями, и в руках у них были такие же длинные мечи, как и у меня. Но там было и намного проще, потому что от моей ошибки не зависела ничья жизнь.

Полоснув немца под подбородком, я тут же схватил его обеими руками, чтобы шум падающего тела никого не разбудил. Осторожно оглядевшись по сторонам, я аккуратно положил труп на землю и помахал в сторону леса перебинтованной рукой, выделявшейся своей белизной на фоне окружающей темноты.

Судя по времени, других часовых уже должны были снять. Поэтому наши солдаты, которые уже ждали на краю леса, сразу же поднялись и цепочкой пошли в сторону спящих немцев, охватывая их полукругом.

Ночи были еще не очень холодные, и фрицы легли спать в спальных мешках прямо на траве, подстелив брезент. Только три палатки сиротливо торчали в сторонке. Я показал сержанту, который принес мне мою винтовку, на эти палатки и шепотом напомнил, что нужно постараться хоть одного взять живьем.

Для солдат в армии, а тем более на войне, главные желания – это поесть и поспать. Питание в вермахте было налажено отлично, но вот выспаться вволю оставалось заветным и не всегда выполнимым желанием для немцев. Поэтому они наверняка с энтузиазмом восприняли приказ отдыхать, когда им разрешили оставить орудия в походном положении и не готовить для них позиции. Все спали как убитые, и только в одной из палаток светился маленький огонек. Скорее всего, офицер работал с документами, а потом так и уснул, не выключив фонарик.

Согласно моим инструкциям, бойцы быстро прошли через ряды врагов, запеленутых в свои мешки, нанося каждому только по одному удару, хотя многие из них не умирали сразу, а начинали кричать. Последние немцы, до которых дошла очередь, уже успели вскочить на ноги, но без оружия шансов у них не было. Правда, одному дюжему немцу с фигурой борца удалось отнять винтовку у молоденького солдатика и кого-то поранить, но, обладая численным преимуществом, наши разъяренные бойцы быстро закололи всех сопротивлявшихся. Дойдя до последнего ряда, красноармейцы развернулись и прошли обратно, теперь уже добивая умирающих, старательно целясь им в голову. Много времени зачистка поляны не заняла. Хотя количество пушек тянуло на целый дивизион, но немцев насчитывалось не больше двух сотен. Скорее всего, потому, что из дивизиона успели прибыть только управление и расчеты орудий.

Тем временем мы с сержантом и еще одним бойцом выбили подпорки у палаток, и когда упавшее полотнище очертило лежащие фигуры, нанесли несколько ударов в руки и ноги. Из-под соседней палатки хлопнул пистолетный выстрел. Я подскочил туда, но сержант уже опередил меня и со всего размаху всадил штык в темную шевелящуюся массу.

Разрезав брезент, мы собрали пистолеты и даже нашли два автомата, которые предусмотрительные офицеры держали при себе. Я приказал быстрее оказать пленным первую помощь, чтобы они не умерли от потери крови раньше времени, и отправился осматривать трофеи. Нашу военную технику я раньше частенько разглядывал на «Панораме Сталинградской битвы», но целые немецкие пушки видел первый раз.

81-миллиметровых минометов, которые обстреливали нас вчера, на поляне уже не было. Вдоль грунтовой дороги, тянувшейся с северо-запада, стояли вперемешку орудия, тягачи с прицепленными к ним гаубицами, машины и повозки. Лошадей видно не было, но, судя по доносившемуся ржанию, они находились недалеко. Восемь пушек были, очевидно, теми самыми 105-миллиметровыми гаубицами, ради которых мы сюда и пришли. Помимо них, еще имелись два орудия с большим калибром, видимо 150 миллиметров. А вот четыре маленькие пушечки с очень коротеньким стволом меня удивили. Стволик лишь немного выглядывал из щита, да еще был заключен в прямоугольный кожух, откуда высовывался лишь на несколько сантиметров. Видимо, это полковые 75-миллиметровые орудия, которые имели такой высокий угол подъема ствола, что могли использоваться в качестве минометов.

Мне сразу же захотелось забрать такие пушечки в наш полк, ведь жалко уничтожать то, что можно использовать. И тут меня как холодной водой окатило. А как же выводить из строя гаубицы? Как раз об этом я еще не задумывался. До сих пор мне было важнее добраться незаметно до батареи и уничтожить немцев.

К счастью, сержант Стрелин, которому уже пришлось пережить отступление, развеял мои сомнения. Ему приходилось видеть, как взрывают орудия, которые нельзя увезти, и он заверил, что достаточно одной гранаты, чтобы вывести ствол из строя.

Но прежде чем поднимать шум, мы сначала приготовили всё для эвакуации. Нам очень повезло, что немцы не стали приводить орудия в боевое положение. Иначе пришлось бы искать различные защелки и рычаги, чтобы сдвинуть станины, включить стопоры и подрессоривание, прикрепить лафет к передку. Без опытных артиллеристов ничего этого мы сделать бы не смогли. А так осталось только подвести лошадей и впрячь их в передки и повозки. Правда, как запрягать коней, для меня тоже оставалось загадкой, но бойцы с этим нехитрым делом быстро справились. Впрочем, без ложки дегтя все равно не обошлось. Солдаты, которые привели лошадей, рассказали, что немецкие коноводы успели удрать. Но к счастью, ушли они пешком и направились на север, где, судя по карте, находилось болото.

Решив проблемы с повозками, я посчитал нелишним заодно забрать и мотоциклы. Их здесь насчитывалось около десятка, но почему-то все они были без коляски, хотя, судя по фильмам, такого просто не должно быть. Конечно, ехать на них ночью очень опасно, но бойцы могли просто катить мотоциклы, держа за руль. Из техники также имелись в наличии шесть тягачей, очень напоминавших по внешнему виду бронетранспортер, с которым я недавно познакомился, штук шесть грузовых машин, не меньше двух десятков легковушек и даже несколько велосипедов.

Грузовики мне тоже хотелось угнать, но я не знал, как их заводить, а спросить было не у кого. В сороковые годы профессия шофера была достаточно редкой, и на передовую их обычно не посылали. Поэтому я не надеялся, что в нашем отряде найдется водитель. Но, к моему удивлению, нашлось целых два знатока автотехники, и им я поручил перегнать все грузовики на наш берег. Одним из этих полуводителей оказался молоденький парнишка, лет восемнадцати, который раньше работал помощником механика в автомастерской. Он залез в кабину трофейного грузовика, стоявшего среди деревьев, мельком осмотрел приборы управления, подсвечивая их трофейным фонариком, и сразу же завел двигатель. Я с интересом наблюдал за его манипуляциями. Конечно, мне и до этого было известно, что раньше на машинах была четвертая педаль, включающая стартер. Но в каком порядке что нажимать и вообще, где какая педаль в здешних автомобилях, я не знал. Интересно, входит ли в программу обучения нынешних средних командиров, как сейчас называют офицеров, курс обучения вождению?

Триумфально посмотрев в сторону «простых пехотинцев» и насладившись нашими завистливыми взглядами, паренек начал переключать скорости, чтобы выехать назад на дорогу. Но тут дело у знатока не заладилось. Грузовик несколько раз дергался вперед и уже почти уткнулся бампером в дерево. Еще один такой рывок, и наш трофей выйдет из строя. Торжествующая улыбка сползла с лица представителя высшей касты, и, наконец, он жалобно обратился ко мне:

– Товарищ командир, здесь нет передачи заднего хода.

Так не бывает! Я попытался судорожно вспомнить все, что мне известно о механических противоугонных средствах, но, впрочем, тут же опомнился. Какая может быть противоугонка семьдесят лет назад, да еще на грузовике? Вероятно, паренек просто не разобрался в управлении. Заняв его место, я подвигал рычаг туда-сюда, проверяя, не заело ли его. Скорости переключались легко, значит, дело не в этом. И тут мне вспомнилось, что на некоторых машинах схема переключения передач была немного необычной. Поставив рычаг на первую скорость, я попробовал протолкнуть его дальше, и он послушно продвинулся вперед. Есть! Похоже, задняя передача найдена. Теперь нажимаю газ. Чуть-чуть, чтобы не врезаться в дерево, отпускаю сцепление, и машина послушно сдает назад.

Я торжественно выехал задним ходом на дорогу, даже умудрившись при этом не заглушить двигатель, и восстановил, таким образом, авторитет командира Красной армии.

Оба грузовика сразу поехали к реке, не дожидаясь остального обоза. Оттуда нашим водителям предстоит вернуться на велосипедах, которые они предусмотрительно закинули в кузов, и быстренько сделать еще два рейса. Если починить переправу до подхода немцев не успеют, то машины с боеприпасами мы сможем взорвать, чтобы ничего не оставлять врагу.

Управлять полугусеничными тягачами наши водители, конечно, не могли, к тому же они были слишком тяжелыми, чтобы наскоро починенный мост мог их выдержать. Поэтому родственников давешнего бронетранспортера в любом случае придется оставить. Четыре гаубицы, стоявшие без тягачей, перевозились конной тягой, для чего они были разобраны на две части. От них, по крайней мере, можно было отцепить передки. Пару минут мы с сержантом потратили, чтобы снять с крюка хобот лафета гаубицы и освободить передок, но со следующим управились уже гораздо быстрее.

В последний момент я, проклиная жабу, душившую меня, решил последние две гаубицы не отцеплять, а забрать с собой. Как у типичного старшины, у Свиридова тоже проснулся хомячий инстинкт, и мое предложение он охотно поддержал. Но выполнить задуманное было не так просто. В отличие от легких пушек, в которые запрягали всего пару лошадок, гаубице, даже разделенной на две части, требовалось не меньше шести тягловых животных для перевозки каждой части.

Тем временем в повозки и грузовики с боеприпасами бойцы уже побросали собранные карабины и прочие трофеи. Помимо винтовок, у артиллеристов имелись целых шесть пулеметов и с десяток автоматов. Единственное, чего не нашлось у немцев, это полевых кухонь, о чем старшина сильно сокрушался. Впрочем, если посмотреть с другой стороны, то это даже хорошо. Успей фрицы подтянуть сюда все обслуживающие подразделения, то здесь находилось бы несколько сотен человек, так что наша атака не имела бы шансов на успех.

Настроение у всех было приподнятым. Еще бы, за одну минуту мы уничтожили втрое больше врагов, чем за весь предыдущий бой, и при этом наши потери составили только два легкораненых бойца. Любо-дорого было посмотреть, с каким довольным видом красноармейцы носили охапки немецких винтовок и собирали солдатские книжечки. Среди трофеев особенно всем понравились разноцветные фонарики, которые раньше они видели только у полковых разведчиков.

Нацепив честно заработанные трофейные часы, мы со старшиной обговорили распорядок дальнейших действий. Я давал ему полтора часа, чтобы переправить все добро на левый берег. С помощью второй роты, оставшейся на наших позициях, это было почти реально.

Длинная кавалькада повозок и пушек исчезла в темноте, а я с тремя бойцами остался на поляне. Чехлы со стволов гаубиц мы уже сняли, как открываются затворы, разобрались, у всех машин и тягачей крышки топливного бака нашли, и нам больше ничего не оставалось, кроме как ждать и прислушиваться. Расчеты наших минометов находились метрах в двухстах южнее, так что оттуда они как раз могли обстреливать позиции немцев. В случае атаки это позволит задержать врагов на полчаса, а нам больше и не надо. 50-миллиметровые минометы часто и вполне справедливо ругали. И дальность у них маленькая, и точность низкая, и мощность взрыва слабая. Но зато у них имелось огромное преимущество, в первый год войны просто бесценное – это мобильность. Наши минометики весили всего двенадцать килограммов, а новая модификация, которую недавно разработал Шамарин, только десять. Это позволяло переносить их одному человеку. Если учесть, сколько транспорта и лошадей было нами потеряно в начале войны, нашим солдатам часто приходилось рассчитывать только на свою мускульную силу. А дальность хоть и составляла всего восемьсот метров, но это было все-таки больше, чем пятьсот метров у аналогичного миномета германской разработки.

Время шло, но никакой реакции немцев пока не наблюдалось. Со стороны села, занятого фашистами, не доносилось ни звука. Собак фрицы убивали сразу, а домашнюю скотину и птицу, наверное, уже всю съели.

Чтобы не терять времени даром, я решил попробовать снять орудийные прицелы. Это все равно лучше, чем просто разбить им оптику. В ходе предстоящего зимнего наступления Красная армия захватит много трофейной техники, в том числе сравнительно исправной, и тогда наши прицелы очень пригодятся. Дело оказалось нетрудным. Поискав немного, я легко смог найти ручку, которая позволяла снять панораму с кронштейна. Со 150-миллиметровыми гаубицами пришлось повозиться подольше, но и эта задача оказалась вполне решаема. Но, завладев прицелами, я не захотел останавливаться, и мой алчный взор упал на затворы. Хорошо бы их тоже не выводить из строя, а унести собой. И вот тут я пожалел, что не расспросил кого-нибудь из офицеров. Знание языка в этом случае не потребовалось бы, все можно объяснить жестами. Но что поделаешь, не имея никакого опыта командования, я все время что-нибудь забываю.