Всё это испугало Алёну. Незнакомые голоса вдруг вновь проявились и зашептали:
– Беги от них, чужие они, не наши. Дурные у них мысли, худые у них руки, – кружилось вокруг вороньим криком.
Девушка закричала, больше для того чтобы отогнать голоса, но преследователи тоже отступили. Её глаза всё никак не могли привыкнуть к яркому свету фар, что были направлены прямо на неё, и кто стоял за ними, Алёне не было видно.
Вдруг машина взвизгнула и, пропахав жидкую ноябрьскую грязь, скрылась из вида. Рядом с Алёной остался один человек.
– Пойдём домой, – говорил он, – тебя, наверное, Тимур уже ищет. Заблудилась ты, что ли? Зачем в такую темень в лес пошла?
Алёна не отвечала. Не могла она понять, где речь человеческая, а где голоса непонятные. Так и стояли они с парнем друг против друга, пока машина, вновь ослепив светом фар, не вернулась обратно.
– Алёна, – услышала она знакомый голос, – Алёнка, любимая, что с тобой?
– Тимур? – осторожно спросила девушка.
– А кто ещё? – продолжал голос; Алёна пыталась понять, на самом деле он звучит или только в её голове раздаётся; но идущая к ней фигура была до боли знакома. – Что же ты в лес убежала? Промокла вся, так и заболеть не долго.
Тимур наконец перекрыл собой слепящий Алёну луч света, и она увидела лицо мужа и его глаза, полные беспокойства.
– Тимур, – прошептала она и кинулась к нему.
– Теперь и меня отстирывать надо будет, – проговорил он, прижимая к себе любимую пропажу, всю покрытую осенней липкой землёй.
Алёна ощупывала руки, тело, голову Тимура, пытаясь убедиться, что он из плоти.
– Да что с тобой? – спросил удивлённый её поведением парень. – Где ты была?
– Я пошла гулять и заблудилась, – просто ответила девушка, понимая, что это единственное из её приключений, о чём она может сказать и что не вызовет подозрений в состоянии её рассудка.
– Ну ты даёшь, гулять в такую темень! – ответил муж. – Что ты здесь искала?
– Ничего, – быстро ответила Алёна, – в соседнюю деревню шла, да не там свернула.
– Вот ты дурёха! Столько раз с тобой здесь ездили, знаешь же, что деревня та по прямой от нас. Никуда сворачивать не надо, – ответил Тимур, прижимая к себе дрожащую жену. – Поехали скорее домой, тебе согреться надо.
– Давай лучше пешкой дойдём, нам здесь близко, а то я всю машину испачкаю. Я несколько раз в тину провалилась, – ответила Алёна.
– Езжайте, мы сами дойдём, – крикнул Тимур друзьям. – Спасибо, что нашли мою Алёну.
Ребята кивнули и уехали. А молодые быстро пошли к себе домой. Алёна шла и порой оглядывалась: всё мерещилось ей, что провожают её глаза незнакомые, из леса смотрящие.
Дома девушка долго не могла согреться. Тимур предлагал затопить баню, но жена просила его не уходить, побыть с ней. Алёне вдруг стало страшно одной. Ей казалось, что случившееся в лесу (что именно произошло, она понять не могла и поэтому боялась рассказать мужу), больше не оставит её.
Казалось, что из леса в её привычный мир просочилось что-то ранее неведомое или, наоборот, давно утерянное.
Снимая с себя грязную одежду и понимая, что пальто вряд ли удастся отстирать, Алёна заметила на руке плетёный браслетик. Простенький, но такой симпатичный. Он обхватывал её руку, как влитой. Чтобы его снять, надо было разрезать нити. Как смогли его надеть ей на руку, было для Алёны загадкой.
Она начала дёргать и растягивать браслет, но только больно себе сделала, так как нити начали врезаться в кожу.
– Что там у тебя? – спросил подошедший Тимур.
– Да так, – ответила Алёна, – сплела, надела, а теперь не снять.
– Красивый, – ответил парень, рассматривая плетение, – даже резать жалко.
– Не надо резать, – резко убрав руку, ответила девушка, сама не ожидая от себя такой реакции.
– Да ладно, не буду, – ответил муж и отошёл.
Так и остался браслет на руке её тонкой.
А на утро занемогла Алёна. Горела так, что влажное полотенце на голове вмиг высыхало. Местный фельдшер лечила её своими проверенными средствами, но потом лишь руками развела и посоветовала везти девушку в больницу.
Скорую ждали до вечера. Редко приезжала она к ним в деревню из областного центра. Фельдшер сама здесь и роды принимала, и вывихи вправляла, и другие болезни лечила.
А тут забрали Алёну в машине с красным крестом, смотрели ей вслед люди, удивлялись, что такая молодая девушка заболела до беспамятства.
А Алёна и правда бредить начала. На языке непонятном бормочет, подходить к себе не даёт.
– Будто бес в неё вселился, – сказала одна из женщин, когда наблюдала, как несёт Тимур молодую жену в машину скорой помощи.
А та бормочет что-то, головой вертит.
И только древние старухи, смотря на это, перешёптывались между собой и качали головами.
Батюшка в местной церкви молитву за Алёнино здравие прочитал, да пока читал, свечи затухли. Старухи вновь зашептались, зашипели пуще прежнего.
Только Тимур их не слушал. Переживал он за жену молодую. Худая у него Алёнка была, сколько ни кормил её, не поправлялась. И вот сейчас лежала на белых простынях вся высохшая, ма́лёнькая, будто девочка.
Забегал он к ней после учёбы, на которую теперь самому ходить приходилось. А потом на работу нёсся, денег-то на лекарство столько надо.
А Алёнка, как жар спал, сама не своя стала. Всё браслет теребит да в окно на соседний лес смотрит. С соседками по палате не общается. Пытались они разговорить новенькую, да отмахнулись быстро. Глянула Алёна на них своими зелёными глазами, у них всё желание общаться пропало.
Только выписать Алёну собрались, как вновь температура подскочила. Врачи смотрят, не понимают, что с ней. Уже всем пролечили, больше нечего давать, а она вновь горит.
А в бреду странное говорит, о людях лесных, о голосах звучных, о руках тёплых.
– Соседка-то наша «того», – многозначительно глядя на Алёну, говорила женщина из её палаты. – С ума сошла. Говорят, в лесу потерялась, блуждала долго, день или два её искали. Испугалась сильно и головой тронулась. Жаль девку. Молодая совсем. А муж у неё какой симпатичный, мне бы такого мужика – никому бы не отдала.
Слушала Алёна эти речи сквозь пелену жара, да ответить не могла. Но то, что на Тимура кто-то глаз положил – запомнила. Голову повернула в сторону той, что говорила о её муже, да пожелала ей в сердцах горя горького, чтоб не до чужих мужей ей было.
А для себя решила, что хватит ей на милость лихорадки сдаваться, домой возвращаться надо. А то как там Тимур без неё. В деревне тоже молодых да смелых девиц много. Не посмотрят, что жена в больнице, в дом к Тимуру напросятся, а там и до постели недалеко.
Застонала от этих мыслей Алёна, да так, что соседки вздрогнули. Не на стон, а на вой похож был звук.
– Скорей бы её от нас перевели, – сказала одна из соседок. – Да нельзя. Она в дурке всех заразит. Вот поправится и заберут её к таким же сумасшедшим.
– Не дождётесь, – хотела сказать Алёна, но из пересохшего рта вырвался только хрип.
Боролась с жаром Алёна. Когда помнила себя, молилась, просила вернуть её к мужу в деревню родную. Чувствовала, что слышит её кто-то, внемлет просьбам, а кто это – не понимала. Бог никогда не отвечал на её молитвы.
И когда в один день пришла к ней сухонькая старушка, представившаяся сотрудникам больницы бабушкой Алёны, не стала говорить, что никакой бабушки у неё нет.
А взяла из рук старушки мешочек с травами да заваривать кипятком начала, как та сказала. И пошло её здоровье на лад. Силы появляться начали. Жар уходить. Врачи только руками разводили, а соседки удивлялись аромату, идущему из кружки Алёны.
– Что ж такое тебе бабушка принесла, что оторваться невозможно? – спрашивали они, но Алёна не отвечала.
Да и не знала она, что там. Но бабушке той верила, так как на руке её браслетик видела, такой же, как у неё самой появился, когда из леса вернулась.
Она уже давно перестала понимать, где правда, а где видение. И хотела только скорее к мужу выбраться и всех соперниц разогнать.
А соседке её, что на Тимура глаз положила, диагноз плохой врачи озвучили и прогнозов хороших не дали. Горько плакала она, увидев заключение врачей.
А Алёна понять не могла, неужели она своими мыслями это сотворила? Да не может этого быть, болезнь за один день в организме не поселяется, ей время надо, чтобы развиться.
Так и выписалась соседка с плохим диагнозом, а за Алёной Тимур приехал. Цветы привёз и пальто новое, чтобы не замёрзла опять и не простыла.
– Поехали домой, – сказал он, – там без тебя пусто да холодно. Не привык я один жить.
Насторожилась Алёна, но виду не подала, решила на месте свои подозрения проверить.
В доме, где жили Алёна с мужем, за время её отсутствия всё осталось по-прежнему
Только пылью покрылось, да посуды немытой гора стояла. Окинула Алёна это взглядом, вроде прицепиться не к чему, а не спокойно на сердце. Месяц её дома не было. А Тимур всегда говорил, что и недели без жены не выдержит.
– Всё, что скажешь, сделаю, – шептал он, когда влёк её, ещё не мужнюю, на сеновал. – Но без ласки женской не могу, кровь у меня такая южная, дедова.
А сейчас стоял Тимур перед Алёной, улыбался. Угощения, что его мама передала, распаковывал.
– Что ты, как не родная, стоишь? – спросил он. – Домой наконец вернулась, я тебя заждался. Не покидай меня больше надолго.
И так жарко обнял, так в глаза заглянул, что не стала Алёна подвоха в его словах искать, обняла в ответ любимого мужа и растаяла в его объятьях.
А потом ночью не спалось ей. Тимур третий сон уже видел, а Алёна все вертелась, понять не могла, что её тревожит. До зари утренней ещё далеко, а сна ни в одном глазу.
Встала Алёна, в шаль укуталась, свечу зажгла, чтобы светом большим мужа не разбудить. Вспомнила, как жгли костёр они с Тимуром на берегу реки, о жизни взрослой мечтали. Как сбегут они ото всех и будут счастливы и свободны, словно птицы. И вот пришла жизнь взрослая, а свободы и счастья не прибавилось.
Начала Алёна непроизвольно в пламя свечи всматриваться, и казалось ей, что ма́лёнький огонёк затмевает всё вокруг себя, в тайны свои уводит.
Вдруг, будто в полусне, увидела Алёна дом свой, Тимура и Аньку с соседнего двора.
Она давно вокруг Тимура крутилась. А тут на стол накрывала, тарелочку пододвигала, в глаза заглядывала.
Зажмурилась Алёнка, понять не может, что такое видит. Придумала она себе – иль правда это. И вновь начала в огонь всматриваться. А Анька уже бутылочку достала, подливать Тимуру начала. Тот пьёт, ест, кушанье хвалит.
– Ты уже столько времени один без жены! – приговаривает Аня. – Тяжело одному, голодно да холодно без женской ласки.
Тимур сначала мимо ушей пропускал, а потом посмотрел на неё и сказал:
– Спасибо тебе, Аня, за заботу, за еду вкусную. Но ты мою Алёну не трогай. Болеет она, скоро поправится. Я как-нибудь обойдусь без жены ещё недельку.
– Да куда тебе, вон весь отощал. А работать как будешь? – не унимается девка.
– Не твоё дело, – отвечает Тимур. – Ты зачем пришла?
– Еду тебе принесла.
– Так забирай всё и уходи, – будто скинув пелену, проговорил Тимур, – не нужны мне слухи в деревне. Зря я разрешил тебе зайти, – и поднялся из-за стола.
Фыркнула Аня, куртку накинула и выбежала прочь.
«Всё равно моим будешь», – буркнула себе под нос.
Отвела глаза Алёна от пламени, а всё тело огнём горит. И браслет на руке тёплый стал, и кожа под ним чешется так, что сорвать хочется.
Попыталась девушка снять его, да не поддаётся, не тянется, лишь в кожу впивается. Хотела ножницами разрезать, только руку к ним протянула, да вспомнила, что спасла её от болезни женщина с таким же браслетом на запястье. И не стала от браслета избавляться.
– Что ж это всё значит! – в сердцах сказала Алёна, да так громко, что Тимур проснулся.
– Ты что встала? – спросил парень, разглядывая тени от свечи.
– Не спалось мне, – ответила девушка, ныряя под одеяло к мужу.
«А ты, Аня, держись, покажу тебе, как чужих мужей кормить», – подумала она.
И представила, как кидается в соперницу тарелками, полными едой, что она её мужу скармливала.
Наутро ничего не сказала Алёна Тимуру, собрались они и вместе на учёбу поехали. Много проболела Алёнка, теперь навёрстывать ей надо было.
А когда мимо дома Ани проходили, плюнула она в сердцах на калитку соперницы да вспомнила, как во сне в неё тарелки кидала.
Через несколько дней свалился на Аню чан с водой, хорошо, не горячий был, но ногу ей сильно ушиб. Даже в больницу на рентген ездила, вернулась в гипсе.
Старухи потом судачили: где это видано, чтобы чаны сами собой с печи падали.
А Алёна, как узнала об этом, испугалась. Вспомнила, как соседку в больнице после её пожеланий с плохим диагнозом выписали, а теперь вот Аня в гипсе ходит.
– Не хотела я плохого, – шептала Алёна в темноту ночами бессонными. – Что происходит со мной? Что тогда в лесу случилось? Откуда браслет плетёный взялся? Что за женщина ко мне в больницу приходила? Что я в свете свечи видеть начала?
Но не было ответов на её вопросы.
А Тимур всё страннее на неё посматривал. Спросит порой:
– Ты чего сама с собой разговариваешь?
А Алёна и не замечает, что стоит и под нос себе что-то бубнит.
– Я лекцию вспоминаю, – отмахивалась она. – Завтра отвечать надо.
Тимур качал головой, но больше не спрашивал. Так и скользнуло между ними непонимание. А избавиться от него непросто.
Глава 4. Призыв
Дни побежали один за другим. Алёна навёрстывала учёбу, помогала Тимуру с его заданиями, и теперь уже с радостью находилась дома одна и даже любила, когда уходил Тимур на работу.
Дом был её убежищем, и стены его будто защищали её. Однажды ночью, когда Алёна вновь вглядывалась в огонёк свечи, пришло ей в голову обойти весь дом с огнём в руках. Еле дождалась она, когда утром уйдёт муж на работу, а самой ей сегодня никуда не надо было.
Распустила Алёна волосы, надела одежду свободную, взяла в руки свечу и подошла ко входной двери. А дальше будто вёл её кто-то. Обошла Алёна дом весь по кругу, да особо отметила, что против часовой стрелки идёт, ноги сами несли.
Когда к углам подходила – коптела, трещала свечка в её руках. Мерещились тени разные на стенах, будто силуэты скользили. Как подошла к углу с иконами, так не по себе ей стало, захотелось лики отвернуть, чтобы не видели они, что творит она.
«Ничего я плохого не делаю, – подумала Алёна, – лишь со свечой по дому хожу, что здесь такого?»
Но казалось ей, что смотрят на неё лики икон с неодобрением. Отвернулась от них Алёна и подошла дальше. У печки свеча пуще прежнего затрещала, да в разных кладовых, что у бабки в нескольких частях дома были, коптела сильно.
Когда Алёна мимо окна проходила, захотелось ей открыть его и будто выпустить наружу всё плохое, что в доме накопилось. Так она и сделала. Ворвался лёгкий ветерок в помещение, наполнил морозным воздухом дом, сразу дышать стало легче, и свеча меньше коптить стала.
Так трижды обошла Алёна свой дом, три свечи сожгла, очень быстро сгорали они.
А потом вымыла всё, да не просто так, а думая при этом, что дух старухи прогоняет, всё накопленные ею грехи смывает со стен дома.
Когда закончила, вроде и устала, а дышать легче было. Почувствовала себя Алёна хозяйкой в доме. Захотелось ей уют навести: занавесочки новые повесить, утварь кухонную обновить. За этим и застал её вечером Тимур – шила она из отрезов ткани новые занавески.
– Какая ты у меня хозяюшка стала, – похвалил он. – Покормишь мужа?
Вспомнила Алёна, что так погрузилась в свои дела, что про ужин забыла. И такая растерянность на её лице отразилась, что рассмеялся Тимур, ругаться не стал, обнял жену да о своих планах сказал.
– Алёнка, не хочется мне в училище нашем время терять, не люблю я учебники да лекции,– начал он. – Решил я в весенний призыв в армию пойти – отслужу два года и потом сразу к мужикам в мастерскую вернусь. Всё больше пользы будет, чем пять лет за партой сидеть.
– Как в армию, зачем? – удивилась девушка. – Мы же только что поженились, как же я здесь одна останусь?
– Почему одна? – удивился Тимур. – В деревне много народа, к матери моей ходить будешь, она тебя не оставит. Дом этот твой – смотри, какую красоту ты навела.
– Так я для нас с тобой стараюсь, – чуть не плача от предстоящей разлуки, сказала Алёнка.
– Вот и хорошо, ты учись да домом занимайся, денег я тебе на первое время оставлю, я сейчас хорошо с мужиками зарабатываю, а потом может на контракт перейду, так денег ещё больше привезу.
– Ты что, Тимур, в горячую точку надумал проситься? – испугалась Алёна. – Ты ведь воевать не умеешь, оружия в руках не держал. Что ты надумал?
– Кровь во мне играет, не могу я сидеть дома, скучно мне в нашей деревне, – ответил муж.
Потом Алёна узнала, что вернулся его друг со службы по контракту, рассказал, как по горам бегал, как в засаду попал, как чудом выбрался. Зато денег матери на новый дом привёз. И таким героем в глазах друзей выглядел, что Тимур то же задумал.
Да только умолчал друг о том, что душа у него вся изранена, что осталась она там, среди гор, с погибшими товарищами, что никому такой службы не пожелает. Это Алёна сама в парне увидела, когда в деревне встретила.
Но мужа уговорить остаться не смогла. Упёрся Тимур и пошёл сам в военкомат. Не узнавала Алёнка мужа, будто подменили его. Видела на нём пелену тёмную, взор затуманившую, руками над ним ночами водила, снять пыталась.
Казалось ей, что путаются руки в чём-то липком, тягучем, прилипшем к Тимуру так, что не отодрать. Но не знала она, что с этим делать, откуда темнота та на муже взялась. А спросить не у кого. Пыталась она с матерью Тимура поговорить, чтобы она отсоветовала сыну идти в армию, да не стала мать, муж ей не позволил.
– Хочет мой сын служить – пусть идёт, – сказал отец Тимура, – настоящий мужик от армии не прячется.
Так и проводили парня на службу, плакала Алёна все дни напролёт, будто чувствовала, что счастью их конец пришёл, что не будет больше так, как прежде.
После того как Тимур уехал, Алёна ходила по пустому дому, грустила. Вещи мужа перебирала: к себе прижмёт, будто его обнимет – запах родной они ещё хранили, о днях счастливых напоминали.
Без Тимура стало Алёне страшно по ночам. Со свечой больше девушка не сидела, тени от огня по стенам такие жуткие скользили, что убежать из дома хотелось.
Утром уезжала она на учёбу, закрывала дом, а по возвращению замечала, что вещи будто на других местах лежат. И непонятно, то ли сама переложила и забыла, то ли чертовщина какая-то творится вокруг.
И вообще стала она какой-то забывчивой, мечтательной, даже плаксивой. Никогда за собой такое не замечала.
О своём осеннем похождении в лесу Алёна старалась не вспоминать. Напоминал о нём только браслетик на руке. Но она так часто говорила, что сама сплела его, что и верить в это начала.
Тимур писал редко, сообщал, что всё хорошо у него, на присягу пригласил. Поехала Алёна вместе с его родителями, с гордостью смотрели они на своего сына, а Алёна с печалью – не на месте было её сердце.
Буквально пара минут у них с мужем была, чтобы поговорить.
– Не знаю, что на меня нашло, Алёнка, – как-то грустно сказал Тимур, глядя на столь любимую и далёкую теперь жену. – Как я мог от тебя в армию уйти?
– Я чувствовала, что ты сам не свой, будто за тебя кто-то решения принимает, – проговорила девушка.
Тимур кивнул, он сам не понимал, как оказался в армии под присягой. Вроде своей головой думал, да не мог он такое решить.
– Но теперь назад никак, – сказал парень, – я вперёд пойду, может, и выслужу нам жизнь хорошую.
– Не спеши себя губить, – взмолилась Алёна, – отслужи срочную службу и возвращайся. Я тебя дождусь. Ещё знаешь – ребёночек у нас будет. Вместе с ним тебя ждать буду.
– Правда? – радостно спросил Тимур и закружил жену вокруг себя. – Я ради вас вдвойне стараться буду!
– Мне страшно без тебя, думала уехать из нашего дома в общежитие, да куда мне теперь с ребёнком, – ответила Алёна.
– Не глупи: дом как дом, вокруг люди живут, мои родители рядом, не оставят тебя с внуком. А время быстро пролетит, не заметишь, как вернусь, – закончил он, продолжая прижимать Алёну к себе.
О ребёнке они вместе и родителям сказали. Мать Тимура обрадовалась.
– Мы тебя не оставим, пока Тимур служит – помогать будем, – сказала Алёне свекровь, когда они обратно ехали, – но к себе жить не зовём, тут уж не обессудь, дом у тебя свой, на улице не мёрзнешь. А коли чего надо – приходи.
Алёна кивала. Сама она не знала, радоваться ей свалившейся беременности или нет.
Как только живот Алёны заметен стал, старухи по углам шептаться начали.
– Год с Тимуром жили – и ничего, а ушёл он – и сразу беременная она, – говорили они. – От кого нагуляла? Чьего отпрыска парню на шею повесить хочет?
Косо смотрели на Алёну, когда она по деревне шла. А Анька, соседка, что к Тимуру приходила, пока Алёна в больнице была, всех подначивала. Говорила, что видела, как ходит к Алёне в дом кто-то по ночам.
– Вы все далеко живёте, не знаете, что у неё творится. А я рядом, всё вижу. Захаживает к ней кто-то, из леса выйдет, калиткой скрипнет и в доме исчезнет. И до утра свет в доме горит, – говорила Аня.
А свет и правда у Алёны по ночам горел. Страшно ей было в темноте. Тени, что от окна ложились, не только мерещиться – оживать начали. Боялась она с ума сойти, вот и спала со светом включённым.
Доходили до неё слухи, что Анька распускала. Не обращала Алёна на это внимания, пусть судачит, о чём хочет. Главное, что ей Тимур верит, а всё остальное не важно.
Только писал муж всё реже, сообщал, что служба не такой оказалась, как он думал. А незадолго до рождения ребёнка совсем пропал.
Связывались его родители с начальником части, где служил Тимур. Там сказали, что командирован он, задание его подразделения не разглашается. Как будет можно – сообщат.
Забеспокоились родные, мать в церковь ходить начала – свечки за здравие ставить. А Алёна дома молилась, чувствовала она, что жив Тимур, да только не скоро им свидеться предстоит.
Анька же продолжала слухи распускать, дескать, рада Алёна, что Тимура на опасное задание отправили. Теперь с гостем ночным без опаски встречаться можно.
Не выдержала однажды Алёна, когда соседка за её спиной в очереди шушукалась, развернулась, да как скажет во всеуслышанье:
– Тебе одного гипса мало? Ещё получишь, если будешь обо мне неправду говорить, – да так на неё глянула, что примолкла сплетница.
А через неделю Аня под машину попала. Вся переломалась. Руки, ноги в гипсе. На шее – воротник.
Так начали её родители Алёну обвинять, что зла она их дочери пожелала, сглазила. Всей деревне уши прожужжали, что ведьма Алёна, не просто так в доме старухи живёт да в лесу ночами бродит.
Стали деревенские на Алёну с опаской поглядывать. Сплетни о её ночных посетителях мусолить. Никто их не видел – но долго ли человека оболгать.
Родители Тимура тоже настороженно её встретили. Домой больше не звали. Продукты давали, но понемногу. А деньги, что ей Тимур оставил, закончились. Новых не прислал, так как не было от него до сих пор весточки.
Анька из больницы вышла – прихрамывать начала. На неё теперь вообще никто не смотрел. Мальчишки хромоножкой дразнили. А она во всех своих бедах Алёнку винила.
– Куда ж мне отсюда деться? – думала Алёна, хотела даже к матери пойти, да та на неё так зыркнула.
– Не нужна мне дочь – ведьма, – сказала, и ушла Алёна к себе.
А дитя в животе шевелится, ножками толкается. И не знает Алёна, откуда ей теперь помощи ждать. Только браслетик плетёный на руке теребит, думает опять в лес сходить, там счастья попытать.
Глава 5. Ведьма
В один из дней пришли известия о Тимуре. В плен он попал. Последний раз сослуживцы его живым видели, но вытащить из засады не смогли. Не один он там оказался, несколько парней с ним в плену.
«Командование делает всё возможное для их освобождения», – сухо и без эмоций сообщили родителям.
Они сразу сникли. Наслышаны все были об ужасах плена в горах, что там с нашими парнями делают, какими инвалидами они после этого становятся, если вообще выживают.
Ходила Алёна, как не в себе. Чудились ей мучения мужа, картины страшные, а где там правда, а что сама придумала – непонятно.
– От хорошей жены муж в армию по собственному желанию не уходит, – начали говорить в деревне, кивая в сторону Алёны, что, мол, она виновата, что сбежал Тимур служить.
– С матерью жил – и не думал воевать, а с женой, знать, не сложилось, раз ушёл через год, – шептались за спиной Алёны.
– Погубила Тимура и радуешься, – бросала ей вслед Анька, которая так и хромала после аварии и не могла простить Алёне, что та приятна и аккуратна, даже живот беременный не портил её фигуру, всё складно было в будущей матери.