Тут тоже горел свет, и холодно было так, что застучали зубы, – окно открыто настежь, и на подоконнике и на полу растеклась лужа от растаявшего снега.
В холодильнике, ледяном и пустынном, обнаружилась банка маминого абрикосового варенья, бережно и трепетно хранимая, половина привядшей луковицы в пакетике, «тунец в масле» и одно яйцо.
Митрофанова захлопнула холодильник – чего в него смотреть-то без толку? – покосилась на окно, за которым было черно и от этого страшно, села к столу и пригорюнилась.
Значит, каков итог сегодняшнего дня?..
Анна Иосифовна вызвала ее и почти указала на дверь – да, да!.. Пусть это не было сказано словами, но Екатерина Митрофанова поняла именно так.
Ты наделала непростительных ошибок и должна за них поплатиться.
Увольнение Берегового только первая из них. Она была почти уверена, что, как только вернет уволенного начальника IT-отдела на работу, Анна Иосифовна найдет изящный, совершенно необидный способ избавиться от нее самой.
Что-то было сделано не так. Что-то такое, чего директриса никогда ей не простит.
Где она, Екатерина Митрофанова, умная, жесткая, осторожная, могла просчитаться? Что именно она упустила – да так, что теперь никак не может поймать?!
И Стрешнев!..
Последние дни он ведет себя странно, как будто залег на дно и чего-то выжидает. Избегает ее, почти не звонит, на совещании помалкивал, и когда Анна Иосифовна за что-то ему пеняла, только улыбался совершенно по-щенячьи и махал рукой – простите, мол, дурака, никак с мыслями не соберусь!..
Это на него совсем не похоже.
Он что-то знает и скрывает от нее, Кати.
Что это может быть?.. Убийство?.. Всплыли какие-то новые детали?.. Или они оба, и Стрешнев, и Анна Иосифовна, что-то узнали от Берегового, который кричал, что «она убивает людей»?! Что он мог им рассказать?! И когда и где они могли с ним встретиться так, что она, Катя, ничего об этом не знает?
Митрофанова закашлялась, в горле стало горячо и жестко. Она наклонилась и сунула лицо в ладони.
– Меня саму чуть не прикончили, – шептала она, раскачиваясь. – Вот прямо на пороге. Они же видели!.. И Маня, и Сашка!.. И теперь я должна звонить этому… который на все издательство орал, что я людей убиваю…
Она долго шептала и раскачивалась, но не плакала, а только мелко дрожала и время от времени приказывала себе не дрожать.
Потом выпрямилась, по-ефрейторски расправила плечи и повела подбородком.
В конце концов, трус не играет в хоккей, это она усвоила давно и четко.
Если нужно звонить и каяться и нету, нет другого выхода, значит, она будет звонить и каяться!
В конце концов, это просто работа. Обстоятельства непреодолимой силы, как пишут в договорах. Она, Екатерина Митрофанова, не может преодолеть эту самую силу и поэтому должна звонить.
Печатая шаг, она вышла в прихожую и достала из сумки телефон.
Можно себе представить, что именно испытает человек, которому она сейчас позвонит! Что именно и как именно он ей скажет.
Впрочем, лучше не представлять.
Телефон прогудел раз. Другой. Третий.
Только бы он не взял трубку!.. Если не возьмет, «обстоятельства непреодолимой силы» не станут преодолимыми, но необходимость преодолевать их отложится хоть на какое-то время.
Ну, еще один гудочек, последний, и я нажму «отбой»!.. Только не бери трубку, не бери ни в коем случае!..
– Да.
Голос показался ей холодным и угрожающим.
– Владимир, это Екатерина Петровна Митрофанова.
– Я узнал.
Митрофанова дышала быстро и очень тихо, чтобы он не слышал.
Что говорить?! Как говорить?!
– Владимир, мне необходимо с вами встретиться. Приезжайте завтра в издательство часам к одиннадцати, у меня как раз закончится совещание, и мы сможем…
– Я не приеду.
Она села под вешалку, прямо на сумку. В трубке молчали.
– Вы, наверное, неправильно меня поняли, – заговорила она снова через некоторое время. Голос у нее подрагивал, и она ненавидела себя за слюнтяйство. – Мне на самом деле необходимо с вами побеседовать. Это имеет отношение к тому, что произошло в издательстве. Нам нужно кое в чем разобраться, но если вам неудобно к одиннадцати, давайте…
– Я не приеду, – повторил Береговой. – До свидания.
Она отняла трубку от уха и провела по ней пальцем.
Пластмасса была совершенно мокрой – от ее усилий и страха.
Он не приедет. Все логично. Она тоже не поехала бы ни за что!..
Пошарив в сумке, Катя выудила из нее пакетик с салфетками, аккуратно развернула и старательно протерла липкий телефон.
В горле дрожало, и казалось, что оно вот-вот лопнет.
Анна Иосифовна приказала ей вернуть чертова Берегового на работу. Она не может не вернуть его, это ясно.
«Это твой вопрос», – формулировала директриса, давая кому-то персональное поручение.
Это вопрос Екатерины Митрофановой, а она давно привыкла решать свои вопросы самостоятельно и отвечать за то, что сделано, – всегда.
Значит, так не пойдет, пропади ты пропадом!.. Я доведу дело до конца, каких бы унижений мне это ни стоило. Ты можешь швырять трубки, кричать грозным голосом, но я должна поговорить с тобой – и я поговорю.
А об унижениях я знаю столько, сколько тебе и в кошмарном сне не приснится, ублюдок, придурок!.. Тебе-то уж точно не удастся меня унизить.
Митрофанова выпрямилась и решительно нажала кнопку.
Если ты сейчас не возьмешь трубку, завтра я позвоню тебе домой, или стану караулить на лестничной площадке, или под дверью твоей подружки, но – черт возьми! – я сделаю все, чтобы решить этот «мой вопрос», и, может быть, Анна Иосифовна оставит меня на работе!
