Литературный сценарий Филипон – праправнук атамана

Филипон – долговязый обалдуй, последовательно изгнанный с первого курса двух институтов, куда его, на коммерческой основе, устраивала мать, и куда он не ходил, и про то, что изучали в ВУЗах не имеет ни малейшего представления. Единственное, что запечатлелось в его голове, что он должен был бы стать менеджером сельхоз производства, поскольку в этом институте была самая низкая плата за обучение. Считает себя «готом», в любую жару ходит в черном плаще до пят, красит сажей брови, гуталинового цвета краской – волосы, в цепях как самосвал на зимней дороге, с огромным крестом на груди. Уверен, что пишет стихи. Любит рассуждать о смерти и загробной жизни.

Мать Филипона – «челночит», таскает тюки с барахлом из Турции. Чрезвычайно активная женщина. Бизнесвумен низшего звена. Свободного времени не имеет ни на что… « Сын – паразит, муж – идиот. Все сволочи! Хочешь жить – умей вертеться!»

Отец Филипона – вечный майор, служит, где то в медвежьем углу. С женой и сыном давно существует «членораздельно».

Дед – ветеран и инвалид ВОВ. Кубанский казак. Пользуется беспредельным уважением станичников.

Бабуся – тихое, поэтичное и любящее существо. Великая труженица.

Соседи – фактически один двор

Дядька – «Тарас Бульба в трусах», хитрец и пройдоха. Меланхолик. Служит в непонятной организации, неизвестно кем. Однако, когда по станице объявляется тревога, выводит из гаража личный бронетранспортер, купленный по цене металлолома. На пожар прибегает первым, опять-таки с личным шлангом и гидропомпой. Тип кубанского пластуна.

Тетка – неистовая работница. Проклиная все на свете, и прежде всех, лодыря мужа, тащит на себе огромное хозяйство. Маленькая тощая и необыкновенно пронзительно, крикливая.

Станичный атаман – язвенник и мученик.

Девушка Настя – кубанский ангел, работает почтальоном, ездит на мотоцикле.

Ее старший брат привозит не то с Кубы, не то их Африки, жену, которая сразу и легко вписывается станичную жизнь, даром, что «черныя как сапог»

Ее второй старший брат Николай – все время, частично, в гипсе. Тип казака, который туда головой лезет, куда пес нос не сует. Последний гипс – упал с дельтоплана собственного изготовления.

Ее младший брат Серега – мальчик без речей. Участвует во всем в качестве неизменного и неутомимого зрителя. Испытывает прилив счастья, при словах: «Эй, подай стамеску, или эй, подай молоток». В свободное от ротозейства время носит воду, пасет гусей, выгоняет корову, играет в лапту, ездит на хворостине, разносит почту, падает в колодец, поджигает сарай, кидает в костер патроны, поет в казачьем хоре, ездит на свинье.

Галя – жена старшего брата. Кубинка. Врач.

Двоюродные и троюродные братья Филипона – правильные кубанские пацаны разных возрастов, в количестве неисчислимом. Постоянно готовы на труд и на подвиг. С первого класса состоят на учете в милиции. Вырастают в крепких хозяев и достойных отцов семей.

Начальник милиции

Станичники и станичницы. Гости на свадьбе. Соседи – греки, калмыки, адыги (кабардинцы) и татары. В межнациональных отношениях полная гармония: «Придурки такия жа как бы и не мы!»

Начальная заставка – логотип киностудии.

На экране крупным планом возникают лежащие грабли, зубцами вверх. Возле них останавливаются ноги в высоких иностранных шнурованных ботинках.

Голос Филипона.

– Во! Это что?…. Не припоминаю… Я ж такое раньше видел…

Нечаянно ботинком наступает на грабли. Взмывает рукоять! Громкий удар!

Голос Филипона уже с кубанским акцентом

– О, ё! – Та это ж грабли!

Титры:

ФИЛИПОН – ПРАПРАВНУК АТАМАНА

Фрагменты, идущие нарезкой между титрами. А может наоборот – нарезка из титров, идущих между фрагментами.

Все это время мы не видим главного героя. Он – там, где мы, зрители, к которым обращаются действующие лица.

Мать (На крике, с киданием вещей). – Паразит! Тебе восемнадцать лет, идиоту! Ты же уже выше газпромовского небоскреба! Выкормила сволочь пищевыми добавками! Импортом! Витаминами из контрабанды! Надрывалась – дура! Ну, ладно отец в тайге служит как ненормальный – родину, придурок, охраняет! Сколько я с ним билась – безнадежно! Это же Кубань дубинноголовая! Он же упертый как бульдозер! Последний самурай! Я семью поломала! Я тебя в Питер вытащила! Я тебе – учителей! Я тебе – репетиторов! Сама как вьючная лошадь Пржевальского челноком туда- сюда, туда – сюда! А в тебя, сколько не вкладывай – как в прорву. Школу – еле-еле – душа в теле! Слава Богу, аттестат получил! В один институт, платила – платила! «Психологом – не могу!» В другой – юристом – чем плохо – бандюгов разводить! Права ихние соблюдать – «Не хочу»! В третий – Уж в сельскохозяйственном-то, быка на балерину выучить могут – такие специалисты! Чем плохо менеджер сельскохозяйственного производства! Сидел бы экологию охранял! Так ты хуже барана! В первом семестре два раза на лекциях побывал, и привет! Все! Мое терпение лопнуло! Я теперь для тебя палец о палец не ударю! Ты же в армию загремишь по осени, скотина стоеросовая! Будешь, как папаша в Заполярье земную ось стеречь, чтоб шпионы не украли! А то еще не дай то Бог, ограниченным контингентом братскую помощь оказывать! Запомни! Мне – ноль внимания! Я еще не совсем свою судьбу загробила! Урод! Живи, как хочешь! Выкупать тебя не откуда больше не буду! Все! Выкупалка сломалась! Кризис!

Титры

Друг Филипона: – Мотыга права! Раз ты больше не студент – в первый же призыв – Марш славянки и привет – «Ами нау»… Оооо Амии … нау! Надо тебе сваливать из Питера! Как куда? В горы! Ты же говорил у тебя родня на Кубани, а Кубань – Кавказ! А Кавказ – горы! Хрен тебя там военком найдет! До двадцати семи лет прокантуешься, а там – отбой воздушной тревоги – уже не положено – старичок!

А может, вообще родня тебе ксиву поменять сумеет. Напишут, что тебе уже тридцать! И все! Ты думаешь, на Кавказе долгожители откуда берутся?! Он еще только вылупился, а ему уже в метрике – полтинник, а потом и получается сто пятьдесят, сто семисят! И кружка пива, в натуре!

Титры

«Готовская тусовка» провожает Филипона на вокзале. Пассажиры шарахаются от плотной кучки псевдопокойников и вампиров, идущей по перрону вдоль вагонов. Ужас в глазах проводницы, контролирующей посадку.

Друг Филипона: – Там народ дикий – дети гор! Могут не понять шаги цивилизации! Хотя, конечно, Т.В. везде достает – просвещает. Не на дереве же они сидят. Вот мы тебе тусней для прикида головной убор надыбали! От нас на память! Прикинь! Супер! Аборигены копытами накроются! Они же кубанские казаки – фуражки любят!

Крупно: уникальная фуражка.

И вот цацка, круче Фаберже! Спец. заказ из нержавейки!

Крупно: железная цепь, на ней в обрамлении двух оскаленных черепов надпись латинскими буквами:

ФИЛИПОН

Наезд на эту надпись и мелькание меняющихся пейзажей за окном. Поезд идет на Юг.

1. Приезд

По степной дороге летит мотоцикл с коляской. На коляске голубая полоса и надпись «ПОЧТА». Водитель в шлеме и очках, в кожаной куртке совершенно стандартен, зато сидящий за его спиной пассажир изумляет. Лихо вьется чуб, далее тельняшка – маечка, золотой крест на цепи, но примечательно другое. Седок загипсован. Одна нога в гипсе выше колена. Словно в приветствии, торчит рука, (явный перелом ключицы), тоже в гипсе.

Мотоцикл врывается на станцию, как раз в момент подхода поезда. Мчится в узком проходе между тормозящим составом и бесконечным рядом торговок стоящих вдоль вагонов и сидящих на земле со всякой снедью.

– Стый! – командует пассажир мотоцикла, – Здеся!

Он деловито вытаскивает из коляски костыль, соскакивает с сидения. Смотрит на вагон и в изумлении отшатывается, чуть не падая через мотоцикл –

– О! Пиночет!

В вагонной двери, на высоте человеческого роста шнурованные ботинки Филипона.

Камера ползет по бесконечному, наглухо застегнутому черному плащу, по цепям и черепам… Все выше и выше… Чуть тормозит на висящей на цепи надписи ФИЛИПОН, ползет выше.

Мы впервые видим Филипона – есть, отчего ахнуть! На бледном лице с черными губами, на пол лица – черные овальные очки «Слезы сатаны», почти до плеча, прядь черно – гуталиновых волос, а над всем этим фуражка размером с небольшой авианосец. Тяжелый окованный адмиральскими дубовыми и лавровыми листьями козырек и тулья такой высоты и изгиба, что с нее можно запускать истребители.

Немая сцена. Филипон чинно вышагивает вдоль торговок, чуть приотстав, за ним на костыле скачет встречающий, замыкает процессию медленно катящийся мотоцикл

Бабки торговки прикрывают в ужасе собою товар, глядя на Филипона снизу вверх.

Шнурованные ботинки минуют «последний расклад» – корзинки с семечками. И с размаху, гордо и уверенно, вступают в коровий блин!

2. Встреча

Мотоцикл катит по кубанским кавказским красотам – дорога в предгорьях. По дороге навстречу мотоциклу выезжают два всадника. Немолодой атаман и сопровождающий его старик – вероятно, чабан.

Загипсованный командует водителю:

– Стый.

Мотоцикл останавливается. Загипсованный выскакивает и свободной рукой отдает всадникам честь.

– Слава Кубани! Господин атаман.

– Героям слава. Ты че Колькя, в американские президенты мостишься?

– Шо?

– А шо к пустой голове руку прикладаешь?

– Та я это так. На нервной почве.

– Чей -то ты нервенный какой-то стал! Я шо тоби нервничать! Вон, навроде из тебя уже памятник делают!

– Та это я так… С дельтаплана упал. Маленько размеры не рассчитал. Счас переделаю, так полечу, шо вы еще мною гордиться будете.

– Та я уже и сейчас начал… В какой еще станице мумия на мотоцикле катается. А это кого ж ты везешь?

– Это деда Филипченко – внук! Гостевать едет! Дед попросил – мы встречать ездили.

Атаман вежливо прикладывает руку с нагайкой к папахе.

– Гость в дом – Бог в дом. Род почетный, уважаемый… Первый раз к нам?

– Первый.

– А шо ж так?

– Времени не было. Учился…

– И на кого ж?…

– На менеджера сельхоз производства.

– И по какой же специализации?

– Общего профиля…

– Огооо…. Ну, Господь навстречу. До побачення… Деду кланяйтесь.

Разъезжаются.

Мотоцикл исчезает за поднятой пылью, всадники шажком едут по обочине.

– Да… – задумчиво говорит атаман, – ежели такие менеджеры, да еще и широкого профиля пойдут – будем сало с Турции возить…

– Ты что атаман, откуда ж в Турции сало?! Турки ж мусульмане!…

– Да вот и то ж…

– А в каких он примерно чинах?

– Кто?

– Да менеджер то этот. Енерал чи полковник? Форма то на нем кака то новая -

не разберешь.

– А что тут разбирать! По всей форме – придурок! Ой, Боже….Тьфу!

3. Дома

Мотоцикл, тем временем, доезжает до станицы. Вкатывает на широкий двор, где у сарая стоит дельтаплан, у которого возится мальчишка лет семи.

– Устрица, отойди от аппарата! От паразит! Прямо как муха на варенье к любой технике лезет. Уйди – я тебе сказал!

Мальчишка покорно оставляет гаечный ключ, оборачивается, видит Филипона и застывает с раскрытым ртом – потрясенный.

В распахнутые ворота на двор входят три коровы, но увидев Филипона, пугаются и шарахаются назад на улицу.

– Устрица, загони коров!

Мальчишка боком-боком, не отрывая восторженного взгляда от Филипона и, конкретно, от его фуражки, мелькая черными босыми пятками, выкатывается за ворота.

– Почему вы его так странно зовете? – спрашивает Филипон

– Так он же кругом закрытый як та улитка – устрица.

– В смысле?

– Та молчит все время! – говорит, водитель мотоцикла, снимая шлем.

Тут уж остолбенел Филипон. Водитель мотоцикла – девушка. Причем, очень красивая девушка.

– Он, паразит, все мовчки гадит! За ним только глаз да глаз… А все едино – не соследить! Молчить-молчить, да как выдаст каку не то шкоду! То пожарные едут, то водолазы, а то и само МЧС! – говорит загипсованный, прыгая со своим костылем к дельтаплану.

– Как вас зовут? – спрашивает Филипон девушку. Она смущается от обращения к ней на «Вы».

– Та как ее могут звать – Настя! – говорит загипсованный, видя, что коровы, перехваченные Устрицей, боятся заходить в двор. – Ходи в дом, до деда. Иди швыдчей!

4. Дед

Филипон поднимается на крыльцо, открывает дверь, проходит сенцы, и входит в «зало» – парадную комнату. Здесь – поскольку из-за жары, традиционно закрыты ставни, полумрак, Филипон не сразу осваивается.

– Сдень кепку! Не в клубе! – строго говорит дед, сидящий в торце длинного стола под иконами. Он в парадном пиджаке, со всеми медалями и значками. Чувствуется, что

решил встретить внука «во всей через грудь кавалерии», – А здоровкаться тебя маты не навчила?

– Здравствуйте, – говорит Филипон, снимая фуражку.

– И тебе не хворать! – говорит дед. – Ну что ты стал, як памятник вождю пролетарьята. Доставай с бухвета фужеры, зараз отметим встречу.

Филипон, несколько ошарашенный, таким суровым приемом, подходит к старинному буфету, открывает дверцы…

– Та не там! Внизу! Да положь ты кемель свой хоть бы вон на тумбочку. – внизу ищи! От бабка – говорил ей поставь все на стол! Нет, в гамазин помелась! Чего мы там не видали, акромя мыла да соли…Не там, внизу! От бестолковый ты какой… Ну, точь як твой батька! Чуприну вон до пупа отрастил, а не соображаешь, что мне там не достать…

Дед, подтянувшись на руках, соскакивает с лавки и Филипон с ужасом видит, что дед без обеих ног. Шустро отжимаясь на руках, он добирается до буфета, открывает нижние дверцы и передает внуку фужеры, какие-то тарелки с закуской, бутылки, еще что то…

Филипон принимает и все ставит на стол…

Дед скачет назад, опираясь за край стола и за лавку, вскакивает на прежнее место.

– Сидай!

И видя полную растерянность Филипона, говорит:

– А шо тоби батька не казав, шо в мене ног нема?

– Нет, – только и может выдавить Филипон.

– О, как!

– Да он на границе, а мы в Питере… – почему-то, пытаясь заступиться за отца, бормочет Филипон.

– О, как! – говорит дед. – По нонешнему значит живете… Поврозь! Баба в хате, диты на полати, а где чоловик – не знайдешь за вик! Ну, так, так – так! Стеснялся сказать – я так понимаю…

– Да нет, я еще маленький был….

– Час от часу не легче, – вздыхает дед, – Ты бабке того не говори – расстроится! И шо за люди! Живые, здоровые, молодые с руками, с ногами, не слепые и не глухие, а поврозь… Карахтерами, значит, не сошлись! Чуть что – тарелки об пол и как в море корабли… Хорошо хоть вот тебя состругали… Ну, давай! За встречу, как говорится за пленных,

военных, и нас – казаков бедных…..

Он крестится и выпивает залпом.

– Шо ты там раскурынился – сидай до деда ближее!

Филипон придвигает табуретку. Дед не отрываясь, смотрит своими пронзительно синими глаза ми на внука. Парень не выдерживает этого взгляда.

– Это вы на фронте… – шепчет он.

– Ноги то? Т а не… Всю войну то я исправно прошагал! На своих ногах домой возвернулся. Это на лесоповале в Коми ССР – отморозил… Коммунизм строил.

      Он вдруг, со стоном, хватает внука за голову, прижимает его к себе, – Похож на отца то! Похож! В нашу породу! Ты хоть крещенный? От горе … Боже ты мой…– дед целует Филипона, гладит по голове и плачет.

В «зало», тихо ступая своими грязными босыми ногами, вползает Устрица. Примечает на тумбочке фуражку, затискивается тощим задом на табуретку и, угнездившись, поудобнее, кладет руку на фуражку…

– Ой, Боже… – со двора слышен бабкин крик, – Та вже прихав, ой, лихо мени, а де ж вин?!

Она влетает в комнату, кидается к Филипону

– Ой, ты ж мое золотое! Ой, Боже, та вырос как, я ж то вас приезжала, як ты пид стол ходыл, ой, Боже… Хиба ж узнал бабусю свое? Ты ж моя кровиночка!

Устрица тихонько надевает фуражку и смотрится в зеркальную створку шкафа.

В фуражке выходит на крыльцо.

Настя возиться у мотоцикла. Загипсованный сидит на завалинке, рядом с ним Дядька – отец – Тарас Бульба в трусах…

– Не ехал, не ехал….– говорит Дядька,– а тут значит и явился… Через чего?

– Та отдыхать! – говорит Настя.

– Отдыхать к морю ездиют!

– А тут чем плохо! Горный воздух!

– Ага, в коровнике, та в овчарне… Такий гарний горный, то глаза як лук выедае до слезы… Не вин не отдыхать приихав… – размышляет Дядька.

– А скильки ж ему рокив? Хиба ж не восемнадьцать – девьятнадцать? – спрашивает дядькина жена Клава, она возится на грядках огорода

– Восемнадцать.

– О! Так он от армии ховается! Шо тут гадать!

– Вин студент! – говорит Настя. – Вин на менеджера учиться!

– Ого! С его менеджер, як с дерма пуля! Дезертир! От – то и атаманский правнук! Геройский род! Ганьба!

– Устрица, паразит, положь фуражку на место! От гнида вороватая! Я тебе все ухи оборву! – кричит загипсованный Колька.

Устрица со вздохом уходит в дом.

– Ага, оборвешь! – с удовольствием говорит тетка Клава: – Ты его догони сперва, каменный гость …

5. «Рэпин»

А.

Тетка копается в огороде. Настя доит корову. Дядька сидит, как обычно в одних трусах покроя «30 лет советскому футболу» на завалинке, перед ним, как всегда, стол с графином вина, хлеб и фрукты. У соседнего куреня под навесом дед Филипона плетет корзины. Рядом с ним уже целая гора готовых. И на плетне висят корзины разных размеров с ценниками на продажу.

Филипон разрисовывает красками загипсованному Кольке гипс белые кости на черном фоне. Загипсованный с удовольствием любуется работой Филипона. Филипон, время от времени – как большой профессионал, смотрит на свою работу.

– От… – говорит дядька, – шо вы там за погань яку творите! Тьфу, як на кладбище…

Понарисовал якись страшный суд!

– Це, тату, искусство! Це модерн, або какой не то люкс супер.

– Это готовская инсталляция. – поясняет Филипон.

– Ого! Яка така инсталляция! В телевизоре казалы. О то так дурны в психушке рисуют! Хоть бы в пень колотить – только б не робыть!

– Ага, – говорит загипсованный Колька, – Уж кто бы говорил!

– Шо такое! На батьку?!

– Та я так…

– Шоб ты понимал, сопля!

Филипон, явно обиженный, встревает в разговор:

– А верно, вот все работают, а вы все на завалинке сидите.

– Так и шо! Сидю – значит так надо!

– Так уж который день!

– Ты где находишься? А?

– Ну, в станице!

– Не нукай! Кажи ровно – В станице! А я хто? Казак чи ни?

– Ну, казак!

– Не нукай, не запряг! – я казал – Кажи ровно – казак! От и то ж, шо кубанский казак! Чуешь? Казак! А случись война, а я не отдохнувши?!

У плетня останавливается атаман.

– Ого! Шо – ж це таке?

– Здравия желаю, батько, атаман, – говорит дядька, делая вид, что приподнимается.

– Слава Кубани! – подскакивает Колька.

– Та ясно дело, шо Кубани слава, – говорит атаман, – А як же це малювання прозывается?

– Провокация! – говорит от своего куреня, не прерывая работы дед.

– Менструация! – добавляет со своей завалинки дядька.

– Инсталляция! – говорит Колька, – В США большие деньги за нее дают!

– Ну, мы ще, благодаря Господа Бога, покудова не в США! Воны нас покудова ще не завоевали! – говорит дед.

– Как кого! – говорит атаман, – Доброго здоровья, диду. Я ж бачу вин як вы – талант, народный умелец!

– Та вот же и то ж! Таке горе! – со вздохом отвечает дед, – Рэпин, чи Айвазовский!

. –       Ну, кода ж Рэпин,– говорит атаман: – тоди вже – ходь до мене, бо дило тоби е!....

Б.

Филипон в валенках опорках, в трусах и в каких то лохмотьях, красит крышу.

Отсюда ему видно и тем более слышно, как на крыльце дядькиного дома надрывается, зовя, младшего сына Клава:

– Серега! Серега! Серега! Вустриця поганьска! Шоб ты издох! Иды курагу исты! Усе ж застыло!

Под навесом вся семья вокруг чугуна с пареной курагой и громадной крынки молока, с ложками в руках и кусками белого хлеба терпеливо ждет Устрицу.

Он возникает как из под земли

– От глиста голодна! – кричит мать, – одны кости вже зосталыся! Все ж вин бигае, бигает, як пес скаженни.…Не хлопец, а якись заяц! Шило в тоби в сраце, чи шо! – промахивается подзатыльником, ушибает руку, – От шоб тоби! Иды мойсь! Все б ему в пруду, як лягва, сидеть! Тиной весь курень провонял!

Устрица идет к умывальнику. Двумя пальцами берет мыло, макает его в ведро с водой, кладет на место и усиленно трет сухие руки и лицо полотенцем.

– Ах, ты! Ах, ты! – из-за умывальника выскакивает Настя, немилостиво хватает Устрицу и моет ему рожу и руки: – От котяра, хитрожопый! Мыться он не хоче!

Устрица, молча, вырывается. Умытый, садится к столу. Дядька крестится, все берутся за ложки….

В.

Филипон заканчивает красить крышу. Стоит на ступенях лестницы, где на верхней перекладине, где прибита полка, стоит банка с краской.

– О! – говорит атаман, любуясь свежее покрашенной крышей: – Ото – Рэпин, а то – Рэпин, Рэпин! Ось – Айвазовский! Слазь – пришел час расплаты.

Филипон спускается с лестницы, садится на завалинку. Атаман отсчитывает ему деньги. Филипон снимает шапку из газеты. Видно, что он очень устал, и рад деньгам.

– Еще надо санчасть покрасить. Но там сначала треба старую краску соскоблить, потим красить почту… Деньги отдай деду! Вин тобою загордиться!

Незамеченный, возникает Устрица и тут же деловито лезет по лестнице на крышу. Стоя наверху, ладошкой пробует краску и тут же прилипает. Отдергивает руку и переворачивает банку с краской. Краска льется на голову Филипону.

– Ай, что б тебя!

Филипон и атаман вскакивают. Устрица с ужасом смотрит, как по роскошному «готовскому» хохлу Филипона течет краска.

Г.      

Посреди двора на табуретке сидит Филипон. Бабка, Клава и Настя оттирают с него краску.

– Колька! – кричит Клавка, – Шумни отцу, шоб еще бензину або керосину принес! Не оттирается зараза! Така краска едучая!

Выходит из сарая Дядька. Долго, молча, изучает оттираемого Филипона.

– Ни! – говорит он, наконец, – Це вся химия не поможить! Тут треба хирургически!

– Голову отрезать! – подсказывает загипсованный Колька.

– Язык тоби! – отгрызается Клава – У человека горе, а вин..

– Та я пошутил!

– Шоб так черти шутили, когда тебя на тым свити брить стануть.

– От! – говорит дядька – И я про це! Держи!

Он дает в руки Филипону эмалированную табличку «Не курить», и вынимает из кармана большие овечьи ножницы.

– Зачем мне эта табличка? – говорит Филипон.

– Не тоби, а мени… Шоб я в задумчивости не закурил…Бо здеся работы не меряно!

А то одна искра и як пыхне! Ты ж в бензини весь як та автозаправка.

– Ты шо ж, старый черт, куришь? – ахает Клава

– Пока нет, – говорит дядька, – Но могу закурить! Вид напрягу! Отойдить от мене все на пьять шагов. Приступаю!

Роскошный, но слипшийся от краски «оселедец» Филипона падает в ведро.

Из за угла дома, за происходящим наблюдает Устрица.

– Шо ты там як пластун ховаешься! – говорит сидящий на завалинке дед. – Иди сюды, отсюда виднее… Ось який цирк! Молодец! Розумна дытына! – говорит он мальчишке –       На тоби конфету. Хоть унук на чоловика похож буде, а то вин як той, шо закопать забыли, покойник!

6.Танцы.

А.

Филипон с отвращением рассматривает себя в зеркале.

– Филипон! – со двора доносится крик Кольки.

Филипон выходит на крыльцо.

– Чего тебе?

– Айда, на танцы.

– На какие такие танцы в таком виде

– Ого! Та вид как вид! Там еще и страшнее бывают! Тут недалеко два часа езды на мотоцикле. Центр отдыха в санатории «Морской берег».

– Там что и, правда, морской берег?

– А как же! Тут же под боком – всероссийская черноморская здравница. Черное море!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».