Цена предательства

– Проходите, капрал. Садитесь. – чтобы лучше видеть собеседника ФонМюллер даже отодвинул чуть в сторону гибкий псевдомонитор настольного компа, – Докладывайте. – на лице майора, да и в тоне не было ничего необычного: собранная деловитость. И всё равно Михаил до сих пор робел перед начальником. Ещё бы: тот на этой работе двадцать пять лет, а не пять, как Михаил!

Простой пластиковый стул напротив майора Михаил двигал осторожно, чтоб не скрипеть его ножками по голому пластиковому полу. Уселся, не откидываясь на спинку – знал, что фамильярности майор не любит.

– Да, сэр. Разрешите доложить, сэр… Я хотел рассказать вам о… – Михаил поколебался, хоть и знал, что такое его поведение не поднимет доверия к нему со стороны майора, любящего конкретику. – О своих ощущениях, – он поправился, – О своих необычных ощущениях. Перед тем, как тело моего андроида начало превращаться в кисель.

Бровь майора с пересекающим её шрамом чуть приподнялась, вторая, как отлично знал любой салага на «Миннесоте», не шевельнулась – парализована. Так же, как и вся правая половина лица Герхарда ФонМюллера, ветерана космодесанта, подписавшего третий контракт, чтоб оставаться в строю. И действительно добросовестно выполнявшего работу. По осуществлению справедливого возмездия и полного уничтожения коварных сустаров – наглых захватчиков и изощрённых убийц. Словом, начальника подразделения «Кондор».

И от восстанавливающей мимику лица операции майор отказался.

Однако больше ничем он своего удивления не выказал. Михаилу пришлось докладывать, не дожидаясь повторного приглашения:

– Я почувствовал неладное ещё до того, как головки излучателей вылезли из-под дёрна. Сэр, это – не преувеличение, или не моя… Причуда. Я ведь уже удалялся от опушки леса. И то, что головки вылезли – явно никак не было связано с тем, что какие-то их датчики засекли меня. Ну, то есть, тело… (Я же до этого прошёл там как минимум раза четыре!) И задержали их выход явно не таймеры. Нет, того, когда я снова окажусь на этом месте, рассчитать было невозможно – я и сам точно не знал… Нет, сэр!

Просто кто-то, явно дистанционно, отдал им приказ.

Мне кажется, что этот приказ был – ментальный. Ну, мысленный. Потому что мои бортовые сенсоры не засекли никакого излучения! Ниоткуда. Но всё равно – я чувствую, я уверен, что приказ был. И он задержался лишь потому, что кто-то хотел… Усыпить мою бдительность. Но я – наоборот: чувствовал подвох с каждым кругом – всё сильнее… Вот. – Михаил и так чувствовал смущение, а сейчас вообще запнулся, ощущая сам, как неубедительны и предвзяты его «ощущения». Его ни на чём, кроме инстинктов, не основанная, «уверенность». И выводы.

Однако Майор удивил его:

– И ощущение того, что за происходящим кто-то наблюдает, появилось у вас, капрал, ещё до того, как белковый дрон выбрался из челнока?

– Э-э… Да! – у Михаила от удивления немного заклинило, – То есть – так точно, господин майор, сэр! Сейчас я вспомнил, что так и было! Я… словно и правда – чувствовал на себе чей-то взгляд! Буквально, как это говорят, затылком ощущал, что опасность приближается! А сенсоры, и мои, и челнока ничего не ловили!

Как это может быть?

– Как это может быть, я пока не знаю. Но надеюсь, что техники и инженеры нам в ближайшее время смогут ответить. – майор сделал паузу, потом взгляд его словно потяжелел, превратившись из нейтрально-ожидающего в сердито-озабоченный, – Дело в том, капрал, что у меня нет оснований сомневаться в ваших… Боевых инстинктах и ощущениях. Так что не переживайте так сильно – я не посчитаю ваш рассказ паранойей.

Наши враги – не дремлют!

Час назад ко мне уже приходил Питер Андерс из взвода лейтенанта Неслунда. С ним примерно то же случилось за полчаса до вас. Правда, его тело сожгли из микроплазменных излучателей. Но «взгляд», и ненависть того, кто на него «смотрел», он чуял с самого момента пробуждения дрона. Вот только, – майор чуть расслабился. – рассказывает и формулирует он куда хуже даже вас, капрал. Так что спасибо. За… Бдительность. И внимательность. К деталям и ощущениям.

У вас всё?

Михаил подумал. Прикусил губу. Получается – что именно так! У него – всё.

– Так точно, господин майор. У меня – всё.

– Хорошо. Ещё раз – спасибо за информацию. И за то, что решили прийти и сообщить именно… О своих ощущениях. Если бы все поступали так, нам, вероятно, было бы куда легче обнаруживать новые ловушки и свежие технологические разработки врага. Так что выражаю вам от лица Командования благодарность – за проявленную проницательность. И оперативность. Потому что решили прийти ко мне сразу.

Беспочвенных подозрений, как известно, не бывает, и чутьё настоящего бойца для нас куда ценней интеллектуальных рассусоливаний всяких там учёных-теоретиков. До сих пор весь тот бред, который они напрогнозировали, и наанализировали, не оправдался вот ни на столько. – майор показал кончик ногтя, – Так что вы молодец, что решились рассказать о ваших «инстинктивных опасениях». А пока – всё. Можете идти!

– Так точно, сэр! Есть, сэр!

Михаил уже с заметным облегчением встал, на автопилоте отдал честь, развернулся и вышел из кабинета. Теперь он был рад, что рассказал обо всём – у него словно гора с плеч свалилась. Майор доложит кому надо. Там оценят, подумают, свяжут с другими схожими случаями, проверят. Перепроверят. Проанализируют. Сами и с помощью «умных» программ. Разработают директивы. Которые, возможно, помогут спасти чьи-то жизни…

Оказывается, они с Андерсом испытали воздействие просто-напросто очередного нового коварного приёма врага. Ну, стало быть – ничего страшного, как он было подумал в самом начале. Учёные найдут что-нибудь и против этого.

Контр-излучение. Экран. Магнитно-индукционную сеть. Или ещё что-то.

Нормально.

Обычная работа.

В баре Михаил прошёл прямо к стойке, кивнув знакомым девочкам, и отдав честь коллегам. Бар, стилизованный в духе «дикого запада», с качающимися полудверями на входе и огромным зеркалом в резной раме за стойкой, его всегда слегка нервировал. Тупизм. Делать столы и табуреты из настоящего дерева чертовски дорого и глупо: редкая неделя обходится без того, чтоб нажравшиеся до полубеспамятства храбрящиеся вояки не передрались с такими же раздражённо-злыми на беспросветность бытия на корабле, штатскими. Или – своими же: другими нажравшимися до беспамятства космодесантниками…

Впрочем, если Командование на это идёт – значит, считает такое расточительство оправданным. И верно: если бы друг друга метелили мебелью из пластолюминия, дело бы точно не ограничилось лишь синяками и переломами.

А так – просто вычитают у виновников из зарплаты, и все довольны. И живы.

За стойкой маячил Эрик – его смена.

– Привет, Эрик, – Михаил отметил, как брови, делающие его бармена похожим на спаниэля, словно бы приветственно взметнулись кверху: Михаила он если не любил, то хотя бы уважал. Тот не позволял себе ломать ножки столов или стульев для получения дубин, или другими способами крушить интерьер помещения, предпочитая старую добрую потасовку на кулаках. А для чего же ещё десантник проводит по три часа каждый день в тренажёрном зале?!

– Добрый день, капрал, сэр. Вам – как всегда?

– Да. Только поменьше содовой.

Сегодня Михаилу вовсе не хотелось «нажираться» до беспамятства в первые же полчаса. Ему нужно ещё подумать. Потому что то, что произошло сегодня, явно нуждалось в осмыслении. Однако снять нервное напряжение и усталость не помешает.

Он огляделся.

Вон: Джуди. Пьёт себе в одиночку за самым дальним столиком. И пускай у неё не грудь, а намёки, и не рёбра, а стиральные доски, как любят прикалываться ребята, зато она – контрактница. Следовательно, не позволяет себе скулить о тяготах своей несчастной судьбы, как, напившись, делает большинство вольнонаёмных, когда всё это закончится…

– Подозвать Джуди, сэр? – Эрик ловил потребности клиентов моментально. Вначале Михаил даже думал, что тот – телепат. (Как вот сегодня «почти» стал таким он сам.)

Правда, потом понял – так, чётко ловя взгляды, полувздохи, прикушенные губы и другие детали микромимики «клиентов», шустрый бармен куда больше зарабатывает, явно получая долю от «сосватанной».

– Да, пожалуй. – Михаил допил стакан, стукнув им о стойку, – И – повтори, будь добр.

– Да сэр. Сию минуту, сэр! – стакан наполнился раньше, чем женщина, повинуясь жесту бармена, покинула свой столик с оставшимся на нём одиноким стаканом. Другой стакан, с Вестсайдским оранжевым – дурацкой смеси имбирного джина с апельсиновым соком, вкуса которого Михаил решительно не понимал, – оказался рядом со стаканом Михаила ещё до того, как хрупкая женщина подсела на соседний барный табурет.

– Добрый вечер, Михаил. – понять по задумчиво-манящей улыбке, действительно ли профессионалка рада приглашению Михаила, или это – просто часть работы, было решительно невозможно. Да и …рен с ним. Михаил пришёл сюда вовсе не для того, чтоб разбираться в тонкостях женской натуры.

– Привет, Джуди. Как ты?

– Нормально, спасибо. Как сам?

– Ну…

– Понятно. Дальше можешь не объяснять. Тебе – в любой момент.

– Хорошо. Только свой стакан бери сама, а я захвачу всю бутылку. – Михаил почувствовал, как в протянутую руку вкладывают сосуд ещё до того, как закончил фразу.

Вот уж здесь, в баре, всё стандартно, предсказуемо и просчитано.

И телепатия тут вовсе не при чём.

Здесь «при чём» стереотипы поведения и привычки.

Большинство людей, что бы они там о себе и своей «тонкой и чувствительной» натуре не воображали, абсолютно предсказуемы. И неоригинальны.

В каютке у Джуди было тесновато, конечно – не то, что у десантников.

Михаил, по дороге позволявший себе прикладываться прямо к горлышку, и поведший сейчас взглядом по низкому подволку*, хмыкнул: а то раньше не видал убожества обстановки и тесноту. Джуди тем не менее обиделась:

*Подволок – потолок на корабле.

– Нечего фыркать и кривиться! Я – не солдат, и мне не платят столько! Так что я воюю с врагом… Другим способом.

– Да-а? Эт-то каким же? – Михаил спросил исключительно, чтобы поддержать разговор. Потому что ответ слышал уже раз пять. Пусть и не от одной Джуди.

– А вот таким, что «снимаю стрессы и провожу первичную релаксацию наиболее рациональным способом» у тех, кто свои профессиональные навыки применяет непосредственно для боевых действий, или действий по обеспечению боеготовности оборудования.

– Красиво излагаешь, зараза сексапильная, – слова Джуди сопровождала, как, впрочем, и всегда, подчёркнуто медленным стягиванием с аппетитных, и без грамма лишнего жира (Он знал, что на тренажёрах отрабатывает и она, да и многие из профи.) ножек чулочков с кружевной кромкой, и вылезанием из платья. Михаил, присевший на единственный достойный упоминания предмет интерьера – массивную и обширную кровать, приложился в очередной раз, с сожалением констатировав, что бутылки в ноль пять ему уже маловато. Для расслабления в должной мере.

Ладно, для того он и здесь.

Уж Джуди-то он знает, как облупленную. Свои деньги она отрабатывает честно. И не жалуется на поломанную судьбу порядочной и наивной девочки, просто не нашедшей себе достойной работы там – в одной из заштатных провинциальных колоний. Где вечная безработица, и дефицит всего, что нужно для приятной жизни.

Нет, уши обо всём этом Михаилу прожужжала одна из вольнонаёмных шлюх – Снежанна, кажется. Или – Лэйла?.. Мэри? После третьей такой «исповеди» Михаил решил больше к услугам пусть лучше выглядящих, но назойливых и однообразных до ломоты в челюстях в своих стенаниях, вольнонаёмных, не прибегать.

Профессионалки – профессиональней. Ненужными подробностями и слюнявыми сантиментами не осложняют… Жизнь задрюченного нудной или нервной работой, или «убитого» в очередной раз, космодесантника.

Ведь мужчина приходит в бордель, или снимает женщину в баре вовсе не для того, чтобы послушать банальную душещипательную сказочку о её незавидной… И так далее.

Пока он снова вставал с постели и аккуратно развешивал форменный мундир и брюки на специально оборудованную вешалку в стенном шкафу, Джуди расположилась на постели капитально: умеет же, зар-раза, себя подать! Красиво изгибаемое, словно породистой кошкой, мускулистое в меру тело, так и приглашает бархатистостью кожи, а приятное лицо – многообещающей улыбкой:

– Михаил! Приди! Я, ослепительная и обаятельная Джуди рыжая, утолю твои печали. И придам сил телу, и смысла сознанию – чтоб жить дальше. Потому что инстинкт продолжения рода, хочет мужчина, или нет – превыше всего! И заставит забыть даже о…

Михаил подумал в очередной раз, что даже сентенции из «Методических указаний для обслуживающего персонала», в устах его привычной партнёрши звучат не казённо-пошло, а вполне даже призывно. Дело, наверное, в ироничности тона, каким это говорится, и в хитро-многообещающем прищуре действительно огромных и выразительных глаз.

Наверное, это именно из-за них он и приходит в последние месяцы – только к ней.

Ну, и ещё и из-за ножек… Ах, да: ещё из-за понятливости: словно она – тоже, как и Эрик, телепатка: сегодня Джуди, даже не спрашивая, сразу приблизила губки к его печально поникшему под гнётом забот и проблем, хозяйству, и деловито взяла это дело в…

Чувственный ротик.

Ощущая, как тают, словно дымка предрассветного тумана, под нежными касаниями его особо чувствительных регионов, сомнения, усталость и злость, он позволил мышцам, наконец, действительно расслабиться…

В столовой как всегда было людно и шумно. Правда, в основном не от разговоров, а от стука ложек по пластику подносов с едой.

За свой стол Михаил прошёл быстро, только кратко отвечая на приветствия, и сам приветствуя сослуживцев за другими столами. Но всё равно опоздал – его отделение уже почти закончило трапезу.

– Разрешите приступить к приёму пищи, господин сержант, сэр?

– Приступайте! – сержант кивнул, не вдаваясь в расспросы.

Пытаясь догнать своих, Михаил ел, почти не жуя, (Да и чего бы тут жевать: и суп и псевдобифштекс достаточно положить в рот, и они сами растают на языке!) и быстро работая ложкой. Кастовая солидарность у солдат одного подразделения – куда крепче и сильней, чем так называемая «дружба» гражданских, до небес превозносимая в старых фильмах и учебниках. Это Михаил уяснил из секретного рапорта психологов-экспертов по конфликтам, с которым ознакомился чисто случайно, но откуда запомнил каждое слово. Хоть и не поделился (да и не собирался) ни с кем из своих, «близких и кастово солидарных сослуживцев».

В процессе еды Михаил вполуха слушал спич капрала Гаркина из второго отделения, который за соседним столом, смакуя пикантные подробности, рассказывал своим, как в подлеске столкнулся с медведем. Тот оказался настоящим, и дрону Гаркина поначалу никак не удавалось отогнать рассерженное животное так, чтоб не причинить зверю вреда. История оказалась занятной. Особенно Михаилу понравилось про дыру на заднице камуфляжного комбеза, проделанную острыми зубами разъярённого не на шутку медведя.

Все его коллеги по отделению, словно сговорившись, тоже слушали Гаркина, а с едой притормозили – похоже, ждали Михаила. Доевший же сержант, откинувшись на спинку стула, буравил подчинённого гестаповским взглядом. Михаил без труда прочёл в этом взгляде ещё и любопытство и ожидание.

Наконец все отложили ложки. Сержант сказал:

– Что, капрал Левицски, директива три-восемь?

– Так точно, сэр.

– Ну и что же такого «срочного и важного» вы нашли нужным сообщить майору? Не поделитесь? Или это – секретная информация?

– Никак нет, сэр. Насколько мне известно, нет. – Михаил сглотнул, подумав, что раз майор не запретил ему рассказывать о произошедшим с ним, будет только полезно, если и все будут знать о том, что он доложил начальству в обход обычной процедуры с подачей рапорта по инстанциям.

– Я доложил господину майору о… – он кратко и чётко рассказал о своей беседе с ФонМюллером. К концу его рассказа рядовые Сабур и Пратчетт, не скрывая скепсиса, переглянулись, а рядовой Мвемба, скривив рот на бок, почесал затылок. Других признаков того, что рассказ заинтересовал сослуживцев, не обнаружилось – остальные пять человек просто молча буравили глазами столешницу, или стены со «снимающими напряжение» мирными пейзажами на стереообоях. Однако Михаилу было наплевать на скепсис зелёных салабонов, и сомнения туповатой груды мышц, в которую за четыре года превратился всё ещё рядовой афроамериканец.

– Понятненько. – подвёл итог МакКратчен. Он-то явно воспринял угрозу всерьёз. – Похоже, хорошо, капрал, что вы пошли сразу к майору. Это и правда – может спасти жизни. И уберечь бойцов от ловушек. Нового типа. Занятненько. – сержант побарабанил кевларовыми ногтями по пластику столешницы, – Сами-то вы что думаете, Левицки?

– Я думаю, господин сержант, сэр, что это новое оружие, управляемое ментально, будет чертовски трудно нейтрализовать. Да и просто – обнаружить его. Как и его Центр Управления. Потому что – раз никаких излучений не обнаружено, ни бортовыми сканнерами, ни с орбиты, мы имеем дело с чем-то принципиально новым. И явно – опасным. Так что хорошо, что оно выявилось теперь, а не тогда, когда Администрация и персонал Колонии вселились на Станцию.

– Согласен. Хм-м… – сержант снова постучал – уже носком сапога – (что говорило о том, что он воспринимает угрозу всерьёз, и действительно теперь озабочен) по полу. Поскольку никто не прерывал затянувшегося молчания, выглядело это весьма зловеще. – Внимание, отделение. Я от лица Командования также выражаю благодарность капралу Михаилу Левицки – за бдительность и инициативу. Сабур и Пратчетт! (Салаги, как-то сразу подобравшись, снова переглянулись – теперь с плохо скрытым удивлением. Похоже, ещё недопоняли, что только безоглядное взаимопонимание и взаимопомощь реально могут спасти жизни и им, и сослуживцам. И «выделыватся и сомневаться» – означает только вызвать к себе неприязнь – как ветеранов, так и таких же зелёных салабонов.) Берите пример с капрала: нельзя умалчивать о каком-либо новом приёмчике врага, если даже вам кажется, что это – просто ваша, личная, и любовно взлелеянная, паранойя!

Всё. Закончить приём пищи. Вольно. Разойтись.

Каюту свою Михаил делил с одним из ветеранов, тоже капралом – Лестером О,Салливаном.

Однако тот решил вначале посетить туалетный блок, и Михаил успел снять и повесить в шкаф форменный комбез и сапоги, и развалиться поверх одеяла койки в одном белье.

Вернувшийся О,Салливан не торопился начинать разговор: спокойно снял и тоже развесил на вешалках в стенном шкафу одежду. Чуть зажужжали и зашелестели, включившись, вентиляторы и щётки авточистильщика. Когда О,Салливан прикрыл створку, не слышно стало и этих звуков. Напарник лёг, потянулся тренированным поджарым телом. Взбил и поправил подушку. И только после этого спросил:

– Это – вся правда? Или было что-то ещё?

Михаил фыркнул. Когда пять лет бок о бок отрабатываешь часами на тренажёрах, и в спарринг-боях, пашешь на Полигонах и на зачищаемых планетах, и можешь в любой момент рассчитывать на то, что тебе прикроют спину хотя бы даже ценой жизни, начинаешь «чуять» напарника-коллегу ещё похлеще, чем чёртовы ловушки и «придумки» врага…

– Нет, конечно. Но проблема-то в том, что сейчас, спустя три часа, я и сам не знаю – что считать всей правдой.

– Пояснишь мне, туповатому и нечувствительному?

– А что – ты и правда, ничего не чуял, когда влез в биотика?

– Нет. Правда, не чуял.

Михаил понял сразу две вещи. Нервная организация мозга Лестера, а, возможно, и большинства других десантников, работавших со вторым, биотическим, дроном на планете, иная, чем у него: она каким-то образом проигнорировала, или действительно – не заметила ментальную угрозу. И его друг теперь и правда озабочен: как же выявить опасность, если подсознание её не чует?!

– Понимаешь, то, что я обнаружил угрозу, как раз не удивило меня: я как бы… Был готов. Чуял. Почти так же, как, скажем, в предпоследний раз – этих… Псевдокитов.

Но самое интересное – где-то ещё глубже я чуял и нечто совсем уж необычное.

Словно имелся некто, кто хотел, чтобы я эту угрозу обнаружил.

Может, это такая хитрая провокация. А может, они просто пытаются так выяснить предел чувствительности нашего мозга. К ментальному управлению в их исполнении.

– Ага. Да, я тоже так подумал. Про определение чувствительности. Похоже, они преуспели. Теперь точно поделят: на сверхинтуитивных и туповатых. И начнут бороться.

– В смысле?

– Ну, помечать как-нибудь таких, кто может почуять. Например, феромонами. Или просто – краской из баллончиков. Или сразу станут «зачищать», или отстреливать.

А нас, балбесов бесчувственных и равнодушных – оставят пожить. Чтоб мы размножились. И свои «тупые» гены передали дальше по наследству. И наши дети – тоже чтоб передали. И ничего не чуяли. А потом – Ба-бах! – всех разом и накроют!..

А мы и не почуем.

– Очень смешно. – впрочем, понять, когда О,Салливан шутит, а когда – говорит серьёзно, не мог даже сержант, – А ты собрался на гражданке размножиться?

– Ха! – коллега фыркнул, – Скажешь тоже – «на гражданке»… Дожить бы до неё… Собственно – да. В-принципе, было бы неплохо. Во всяком случае, пытаться собираюсь. И – не с одной девочкой. Они же все, мать их, буквально мечтают выскочить замуж за отставника!

Иронию капрала не уловил бы только пингвин. Причём – вусмерть пьяный.

Пенсия вышедших после окончания срока первого контракта на покой, позволяла только-только сводить концы с концами. В выделенной Государством «гарантированной» комнатёнке общежития для пенсионеров. За которую, конечно, не драли налоги и не требовали оплаты коммунальных услуг… Но и тоскливое прозябание в двенадцати квадратных метрах, обставленных казённой же списанной «по выслуге лет» из Госучреждений, мебелью, особого удовольствия доставить точно не могло. Разве что – совсем уж «тупым» и непритязательным.

Вот поэтому многие кадровые профи и оставались на второй, и даже – на третий срок. Михаил, которому до конца первого контракта оставалось пять лет, ещё не решил: останется в Армии, или свалит к чертям собачьим. С одной стороны – здесь опасно. (Но ведь гибнет пока (тьфу-тьфу!) не он, а управляемые им дроны и андроиды…)

С другой – средняя продолжительность жизни космодесантника не превышает пятидесяти девяти лет. А такой же показатель у штатских – семьдесят два. И дело не в насильственной смерти, когда рано или поздно лично нарываешься на «последние» ловушки на зачищаемых планетах. А в «классических» инфарктах: работёнка… Нервная.

Так что понять, что не банальный трах является целью О,Салливана, выйди он в отставку, и уж точно – не создание семьи, совсем не трудно. Да и шутили-прикалывались они на эту тему много. Поднадоело. Всё верно: буквально дословно знаешь, что напарник скажет в ответ на ту, или иную реплику, или ситуацию.

Однако Михаил надумал продолжить:

– Не думаю, что дело в разделении нас на «чующих», и, как ты выразился, «тупых».

Мне кажется, что тут штука тоньше. Сустары нас в технологии постоянно опережают. Правда, не настолько, чтобы совсем уж прижать к ногтю: наши яйцеголовые не дремлют. Быстро новинки осваивают… Но вот дальше псевдоментального уровня для мыслешлемов мы не продвинулись. И то – излучение должно быть достаточно мощным. И передавать такое можем – только через нанотрубки.

А поскольку это всё же – не «ментальность», а – трансляция управляющих команд, уровень и технология явно другие… Примитивные, я бы сказал, по сравнению с тем, что было сегодня. У нас – просто передача обычными радиоволнами: от шлема к дрону. Недаром же на поддержание и экранировку канала связи уходит девяносто процентов энергии генераторов Линкора. Да и нанотрубки. Питаются электричеством. Излучают. Так что обнаружить такое же управляющее излучение, по-идее, нетрудно.

Но здесь было – точно что-то другое! И раз уж его не обнаружили до сих пор – так я думаю и вообще – …рен найдут.

И расколошматят нас корабли-брандеры, дистанционно управляемые вот таким, необнаруживаемым, и, соответственно, неэкранируемым типом излучения, в хлам.

Думаю, до этой простой мысли додумался и майор. И даже наш бравый сержант.

– Да? Смотри-ка, а я не додумался. – в тоне О,Салливана проскользнули нотки сарказма, – Я додумался только до того, что когда мы все спустимся на планету, всё население Колонии очень даже просто можно «зачистить», если где-то останутся невыявленные излучатели, оборудованные вот таким, предательским и подлым, управлением. А спрятать их можно сколь угодно глубоко, чтоб не взяли металлодетекторы и сканнеры. И – даже никуда их «антенны» потом выдвигать не понадобится, раз управляющее излучение нашими приборами, (Будь они неладны!) не выявляется. А смогут или нет, разобраться с таким наши лабораторные крысы в белых халатах – это ещё вопрос!