Книга Записка самоубийцы - читать онлайн бесплатно, автор Валерий Георгиевич Шарапов. Cтраница 4
bannerbanner
Вы не авторизовались
Войти
Зарегистрироваться
Записка самоубийцы
Записка самоубийцы
Добавить В библиотекуАвторизуйтесь, чтобы добавить
Оценить:

Рейтинг: 0

Добавить отзывДобавить цитату

Записка самоубийцы

– А коли наврала девка, тогда что?

– Это как? – ошеломленно спросил Санька, пораженный поворотом темы.

Маслов, который чуть спокойней и куда умнее, признал:

– Тогда, конечно, беда. Только ведь, если Светке не верить, то кому тогда?

– Это да, как-никак Светка, – поддакнул сержант. – А ежели другой кто – лучше не надо вот так просто кулаками крутить. Не по-взрослому, нехорошо.

– А как хорошо? – требовательно вопросил Санька. – Терпеть, когда кого-то при тебе обижают?

– Не надо терпеть, – успокоил паренька Остапчук, – но и задаром не надо махач устраивать, потому как при таких раскладах можно и правому за решетку угодить. Очень просто.

– И как…

– Надо организованно. Тянет вас убогих и юродивых защищать – подрастите и записывайтесь в бригадмил. И сражайтесь на здоровье. А, Приходько? Ты ж у нас известный правдоруб, правдоискатель, тебе и карты в руки.

– Не, я других счастливить более не желаю. Да и ждать долго, – уже посветлев, отозвался Санька. – Ладно, Иван Саныч, пойдем мы, что ли?

– Да идите, что тут с вами, – разрешил добрый Остапчук. – Но впредь чтобы ни-ни. Усекли?

Пацаны заверили, что вполне.

«Ишь ты, дон-кихоты, заступнички, – думал Саныч. – Главное, чтобы это вот ценное качество не прошло, как блямбы на мордах, а там каким-нибудь дальновидным девчатам повезет… Эх, молодость».

8

Саныч отправился в отделение. Там тоже было не все блестяще – с тех пор как начальник в очередной раз загремел в больничку.

Хотя много чего подобное предвещало, а все равно случилось неожиданно. С неделю где-то капитан был не в себе, ходил рассеянный, невпопад отвечал, под нос бубнил. То ли давление скакало, то ли сердце пошаливало. Потом стало с ним совсем худо, еле сидел – бледный, весь в испарине, веко над глазом набухло и нависает капюшоном.

И все-таки оттягивал на себя самый паскудный участок, то есть работал с населением. Кротко, беспрекословно выслушивал всех – пока не заявился самый скверный посетитель, путевой обходчик Машкин, Иван Миронович. Он и его весеннее обострение.

Говорят, для смирения и воспитания характера каждому жизнь подсовывает персональную свинью и личные точильные камни. У Сорокина таковым был Мироныч, его сосед, помешанный на шпионах, вредительстве, диверсиях.

И ладно был бы он дурак набитый – нет. Машкин – человек умный, надежный, заслуженный. Сам откуда-то с югов, что и видно: по-калмыцки скуластый, раскосый, по лысой голове идет шрам наискосок, усы лихие, почти чапаевские, – но в районе он обосновался еще до войны. Толковый работяга и не летун, как пришел, так и по сей день трудился на железной дороге. Герой: когда в декабре сорок первого случилось грандиозное несчастье, благодаря Машкину – тогда он служил дежурным по станции – два вагона с фугасами удалось отвести от платформы. К тому же он, подхватив пожарный шланг, упавший из рук убитого огнеборца, несколько часов тушил пожар – пока самого осколком не тюкнуло. Чудом выжил мужик, но, как только заделали ему череп, тотчас сбежал на фронт, откуда вернулся вконец комиссованным инвалидом.

И все-таки в нем была видна большая сила, и ковылял он на своих двоих кривых весьма бодро, исправно неся свою службу. В общем, по всем статьям положительный, бывалый, безукоризненно выполняющий свою работу.

На редкость добрый и безмолвный: ни слова не сказал за все те годы, когда его, как одинокого, все отодвигали с жилплощадью. Так он и остался один в полуразрушенной казарме, а когда подселили Сорокина, то Мироныч немедленно настоял на том, чтобы поменяться комнатами. Причем возражений не принимал.

– Никаких! Сами судите, товарищ капитан: и больше площадь, и прихожая какая-никакая, и можно организовать вход отдельный, чтобы в любой момент можно было принять агентуру.

Все его хорошие черты сводила на нет его единственная странность: помешательство на вредительстве и шпионах. Бесспорно, бдительность необходима, но на Мироныча по весне и осени она находила нездоровая. Тогда он днем и ночью рыскал и по путям, что по его профессии объяснимо, и по окрестностям, обязательно находя «железные» доказательства того, что кто-то где-то кому-то вредит, пакостит и что-то замышляет.

Ладно бы держал свои «открытия» при себе, но ему нужны слушатели – и, посоветовавшись со своими товарищами в голове, Машкин утвердил на эту должность товарища капитана Сорокина. Во-первых, сосед и всегда под рукой, во-вторых, чуткий, бдительный и бывалый товарищ, умеющий единственным оком проникнуть в суть вещей. В-третьих, как раз ему Мироныч всецело доверял. От последнего обстоятельства Сорокин, который всегда уделял большое значение работе с населением, был не в восторге. К тому же если по месту проживания еще как-то удавалось уклоняться от общения – достаточно было таинственно намекнуть на то, что ждет «нужного человечка», – то на службе это было невозможно.

Хорошо еще, что недуг наваливался на него лишь по весне и осени. В остальное время года из Мироныча слова не вытянешь. Было дело, он и от Акимова скрывал ценные данные без особых мук совести – просто молчал. По весне же и осени из него сведения ценные – на его взгляд – так и перли, причем выдавались сугубо товарищу капитану Сорокину. Другие такой чести не удостаивались.

В тот несчастный день Мироныч снова завалился в отделение и битый час бубнил свое капитану, тыча пальцем в вещицу, выложенную на чистый платок, а Сорокин покорно кивал да кивал, выглядел как обычно, но было видно, как кожа на голове постепенно становится красной.

Остапчук, помнится, пригляделся: снова пуговица. С виду – не более чем полезное изобретение для застегивания, к тому же старенькая, грязная, неоднократно втоптанная в грязь, вон как дырки забиты. Вроде бы кайма какая-то, то ли узор, то ли буквы.

«Так из-за чего собрание? Что следует из этой пуговицы?»

Даже любопытно, какие дедукции из этого пустякового предмета вывел бдительный Машкин.

Иван Саныч прислушался.

– Товарищ капитан, вы человек опытный, сами понимаете: мелочей в нашем деле не бывает. Гляньте: от кого такая-то могла отвалиться? От вас? От меня? От Иван Саныча… товарищ сержант, наше почтение.

Остапчук поздоровался.

– Во-о-о-т, не исключено, что к этой пуговке пристегнуты такие штаны… – он задумался, но закончил решительно: – Вражеские.

– С чего же вы взяли, что это вражеская пуговица? – терпеливо спросил Сорокин, и видно было, что он не в первый раз задает этот вопрос. – Ее мог потерять кто угодно…

– Кто?

– Военнопленные, кто-то в трофейной одежде.

– Если бы все так было, то не стали бы ее затаптывать, – с уверенностью возразил Мироныч. – Гляньте, это вот земля, в дырочках. То есть ее не просто скинули с гравия, с пути, а старательно маскировали путем втаптывания в грунт.

– Раз так, то видели, что потеряли пуговку? Почему не подобрали, зачем втаптывать? – спросил Остапчук, которому без шуток было интересно: а как из этого вопроса выкрутится хитроумный Мироныч?

Однако тот с ответом на вопрос справился с блеском, хотя несколько мгновений и молчал, открывая и закрывая рот.

– А вот на ложный след навести. Может, сам натворил что, а есть личный вражина, а у того на штанах как раз такие вот пуговки. Надо оторвать эту вражескую пуговицу и подкинуть, чтобы сконьпрометировать…

– Все, – вдруг сказал Сорокин, легонько хлопая ладонью, целя по столу – и промахиваясь, – простите, товарищ Машкин. Саныч, валидолу.

Какая-то каша заваривалась у него во рту, Остапчук глянул на начальство, запаниковал и попытался запихать ему таблетку, а тот лишь мычал и пытался ухватить ее рукой. Иван Саныч помог, валидол отправился под язык, Сорокин откинулся на спинку стула и затих.

Мироныч продолжал сидеть с видом человека, готового заговорить вновь в любой момент, и Остапчуку пришлось ставить вопрос ребром:

– Товарищ Машкин, отложим. Сами видите, здоровье.

– Если здоровье, то на пенсию надо, – заметил Мироныч, поднимаясь.

Все-таки удивительный мужик. Как это он умудряется говорить правильные вещи так, что убить его охота?

Иван Саныч, конечно, сдержался. Просто выпроводил товарища за порог и бегом вернулся в кабинет. С облегчением увидел, что капитан Сорокин сидит уже ровно, и глаз держался в орбите, не посягал вылезти за пределы, и кожа на голове уже бледнела, принимала обычный, не алый оттенок.

– Заездил, подлец, – отдуваясь, пожаловался капитан. – Обострение у него, а страдаю я.

Саныч решительно снял с рычагов телефонную трубку:

– Николаевич, звоню в больничку. Надо отлежаться, Маргарита поможет.

– Нет, – отрезал капитан слабо, но твердо. – Слухи пойдут, толковать начнут, пятое-десятое… в нашу нельзя.

– Куда как лучше прям тут кончиться, на боевом посту, – ворчал Саныч.

Начальник, жалко и криво улыбаясь одним краем рта, пообещал, что свинью такую не подложит.

– Я в свой госпиталь…

Он встал, но, качнувшись, чуть не рухнул, и сержант подхватил его под локоть.

– Давай хоть до хаты провожу.

– Зачем? – резко спросил Сорокин.

– Вещи собрать.

– Не надо. Все с собой у меня на всякий случай. Я теперь без укладки никуда.

Примерно через час Николай Николаевич, позвонив, сообщил, что он уже без пяти минут под капельницей, и предписал не паниковать.

– Мне-то что сепетить? Это Серега начнет.

– Ему тем более передай. Пусть привыкает. По всему видать, изъездился я…

В трубке послышались чужие голоса, какая-то гражданка бесцеремонно приказывала больному слезть с телефона и отправляться в палату, иначе пусть на себя пеняет.

– У меня все, – с поспешностью сообщил Сорокин и дал отбой.

Еще через полчаса Иван Саныч не без сожаления испортил настроение Акимову, сообщив о случившемся. Сергей заметно скис.

– Второй приступ за полгода. Саныч, ты опытный. Что делать?

Сержант, не оценив комплимента, уныло отозвался:

– Смотря кому. Ему – лежать тихо и дышать через раз, а что нам с тобой тут делать – не ведаю. Туго без него придется. Вместо него…

– Вместо него мы можем лишь бредни Машкина заслушать. Что ж, не знаешь, что делать – работай, – невесело сострил Акимов. – Так, как у тебя с…

Остапчук вздохнул. Всегда Серега норовит не с той стороны подойти к проблеме. Впрочем, технологию укрощения начальства Иван Саныч освоил в совершенстве: надо лишь кивать, травить байки из своей насыщенной практики, да поярче, чтобы аж челюсть у него отпадала, и с умным видом писать хотя бы по одной бумажке в день.

9

Яшка ошибочно полагал, что если тихо проникнуть в общагу и залечь в койку, то никто ничего не заметит. Расчет не оправдался. Стоило отмыться в тазу, с грехом пополам оттереть запекшиеся сопли-кровищу и замочить одежу, которую как будто кошка с помойки приволокла, как немедленно появилась эта, комсорг Маринка с говорящей фамилией Колбасова.

Вечно она колбасилась по всей фабрике, не давая людям дышать, ни с кого не спуская глаз. С чего она вязалась к нему, некомсомольцу, он не понимал и серьезно подозревал, что Маринка просто сживает его со свету. Правда, на этот раз она почему-то не заорала, как обычно, а просипела, как пробитая камера:

– Канунников, – и Яшка изумился: надо же, оказывается, и его фамилию прошипеть можно, – у тебя прогул, два дня!

Анчутка вяло сделал вид, что ужаснулся:

– Неужто?

– Требую объяснений. На каком основании?

– Захворал я, – заявил он, томно глядя в потолок.

Маринка с подозрением потянула курносым носом, но Яшка не испугался. Ничем особо он не рисковал, ведь после ночных приключений, употребленной полбуханки да потасовки и духа хмельного в нем не осталось.

– Знаешь ли, Мариночка, в сердцах так и давит, что даже в ногу отдает, правую.

Он потер указанную конечность. Въедливая девка, фыркнув, указала на свою коленку, круглую, как фонарь.

Яшка не понял, в чем дело.

– Что? – спросил он с недоверием и подумал: «Как, и эта туда же? Заигрывает?»

– Вот это правая, тундра ты уральская, – просипела Маринка, тыча пальцем в ногу. – Эта!.. Немедленно вставай на проработку.

– Не могу я, Мариночка. Помираю, – простонал Анчутка и пообещал: – К утру кончусь.

– Вставай, говорят тебе. Вышвырнут тебя с работы с волчьим билетом по статье – допрыгаешься. А ну пошел!

Уже совершенно невежливо скинув его с койки, влезла в чужую тумбочку, вынула одежу и чуть ли не как пупса целлулоидного принялась одевать.

– Да ты сдурела совсем! – возмутился Яшка, прикрываясь. – Что я тебе?..

– Это я тебе! – пообещала Маринка. – Сорок пять секунд у тебя, а потом на проработку! И очень не советую опаздывать!

Вышла, грохнув дверью. Анчутка, вздыхая, принялся собираться. Вот она, оседлая жизнь…

…Яшка, смирно сложив руки, сидел в «позорном» углу. Вид у него был показательно-сокрушенный, и он никак не мог понять, за что ему такая честь: быть прорабатываемым комсомольским активом.

Он-то уже губы раскатал: просто вызовут в кадры, сунут в зубы трудовую книжку – и гуляй на все четыре стороны без выходного пособия. Снова воля вольная.

«А тут нудят, нудят, тянут волынку – ну как самим не надоест? Неужто вздумали за меня того… бороться? Тогда крышка. Завоспитают».

Докапывался кадровик Лебедев:

– Что делать-то будем, Канунников? Неужели увольнять?

Анчутка горестно развел руками: мол, ничего не поделаешь, придется. Увольняйте.

– …а ведь парень-то ты неплохой, развитой, старательный, – докучал Марк.

Вторила Маринка Колбасова:

– Доверяют тебе такое ответственное дело, от тебя ж люди зависят! Сначала прогул, потом вредительство!

Кивая болванчиком, Яшка то ли мечтал, то ли тосковал: «Да вышвыривайте уже, и не будет тогда никаких бед и вопросов: не сам с работы ушел, погнали как недостойного – я и пошел…»

Мысли его обратились к хорошему, от предвкушения которого под ложечкой приятно засосало. Быстрые, радостные сборы, Три вокзала, пара пива на дорогу – и ту-ту куда глаза глядят!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Беленка – смесь из извести и песка или глины, которая наносится на поверхность стен сельского дома. Беленая хата – дом, украшенный белой известняковой штукатуркой.

2

Глечик (разр.) – горшок (обычно глиняный); кринка.

3

Степные диалекты казаков Дона и Кубани.

4

Жарг. – заведующий, начальник вообще.

5

Здесь – товар.

Вы ознакомились с фрагментом книги.

Для бесплатного чтения открыта только часть текста.

Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:

Полная версия книги

Всего 10 форматов