Однажды сразу четыре семьи из самой удаленной от лагеря деревни решили сменить место жительства. Утром их соседям привезли к порогу рюкзак, из которого, как кокосы, высыпались головы тех, кто не сумел уйти от погони. У разбойников были в деревнях свои шныри.
До начала своей оседлой жизни банда долго носились, как перекати-поле, по дорогам Западной Сибири, оставляя за собой дымящиеся головешки и горы трупов. Грабили, убивали, не разбирая пола и возраста, но насиловали – разбирая, потому что за первые месяцы после начала Армагеддона успели насытиться вволю. Костяк банды составили заключенные одной ИТК, которым удалось проложить себе путь к свободе, несмотря на негласный приказ ликвидировать опасных заключенных при начале массовых беспорядков. Тогда же они захватили свое первое оружие.
Как ватага Стеньки Разина, банда то сокращалась до полусотни головорезов, то снова раздувалась до трехсот. Пару раз голод, болезни и удачливые конкуренты изводили ее почти под корень, но каждый сохранялось ядро, и она оживала, раздувалась.
Сейчас был как раз такой момент, когда после нескольких удачных набегов и одного тяжелого, но успешного штурма она была в зените своей мощи. Те, в ком видели родственную душу, вливались в нее качестве рекрутов. На самом дне находилось человек двадцать «неприкасаемых» для черных работ. Женщин было не меньше семидесяти. Но теперь оказалось, что в многочисленности не только сила, но и слабость.
Это был человек, неуместный в компании уголовников. Бурый всегда разговаривал с ним почти как с равным – и был рад, что тот без вопросов признает его лидерство. Наверно, остальные не пошли бы за человеком из другой культурной среды, который до войны слушал хардкор, а не шансон, но онто хорошо понимал, как этот кадр ценен. Это ему принадлежала идея их поголовной моторизации. Именно мобильность позволила бандгруппе существовать тогда, когда остальные одна за другой растворялись или гибли. Нет, они не носились по дорогам круглые сутки, сжигая бензин и паля из пулеметов, как головорезы Гумунгуса в фильме «Безумный Макс 2». Равнины Сибири это все-таки не пустыни Австралии, где даже после гибели цивилизации дорожное полотно долго простоит нетронутым. Тут перепады температур даже без ядерной зимы ломали асфальт даже не в считанные годы, а в считанные месяцы.
Но при необходимости они могли сняться с места всем табором и уже через полдня быть на другом конце области. Там, где уцелело дорожное покрытие, они появлялись из ниоткуда и так же исчезали, до того как местная самооборона, если таковая была, успевала собрать силы. Пока они были кочевниками, они не знали горя.
Зимой Волосатый виртуозно гонял на снегоходе, чему обучил и остальных. У него были бицепсы тяжелоатлета и абсолютно сорванная крыша. Он был невысокого роста, с короткими ногами кавалериста и широким, как бочка, торсом. Это он когда-то пытался пристрастить банду к силовым видам спорта, включая армрестлинг, хотя те не прижились. Но все успели понять, что он сможет уложить любого, даже не сбив дыхание.
– Волосатый, какой улов нынче?
– Немного, – бывший байкер снял шлем и стащил с заднего сиденья «Хонды» тяжелый тюк.
Бритый бугристый череп охотника за головами покрывала колючая щетина – прозвище осталось от прежних времен. Когда они его встретили, тот действительно носил заплетенные в хвост волосы и серьгу в левом ухе. Они хотели было без лишних слов отправить «неформала» с обрыва вместе с его мотоциклом, но он оказался местным, а среди беглецов как назло не было ни одного сибиряка.
Как ему удалось расположить бандитов к себе, не сказал бы теперь никто. От серьги он отказался сам, когда Бурый намекнул, что их носят или пираты, или геи. «И где твоя шхуна?» На этом компромиссы закончились. Мотоциклист до сих пор носил черный бомбер, весь исцарапанный и исколотый, про который говорил, что снял с убитого скинхеда.
Разговаривая, он имел привычку перекатывать в руке шарики от подшипника. Как-то раз дурачок, который целый месяц жил в шайке на положении шута, неудачно сострил про эти шарики и получил один из них в лоб.
Перекатывал он их и теперь. Парадоксально, но Бурый решил, что это хороший знак.
Второй мотоциклист – сухонький мужик с остроносым ястребиным лицом – развязал мешок.
– Вот, армяшку приволокли. Говорит, жил в каком-то поселке, надоело, ушел на поиски лучшей доли, мля, – осклабился Волосатый, как фокусник кролика, вытащив из мешка за шкирку подростка лет пятнадцати. – Ну, говори дорогой, откуда куда путь держишь.
– Я уже все сказал.
Вряд ли мальчишка не понимал, куда он попал и что ему светит. Скорее, наоборот, отлично понимал, и это была не бравада, а истерика. Бурый и не такое в жизни видал. Вот и голос парня сломался, в конце фразы сорвался на писк
– А ты повтори, мартышка, – Волосатый занес было ногу, обутую в «Коркорен», для удара. Эти зализанные, с лакированным носком ботинки Бурый считал жутко непрактичными, для зимы они вообще не годились, но Волосатый любил щеголять в них. Неужели испачкает?
Не дожидаясь этого, Бурый его остановил. – Неа. Так дело не пойдет. Мы ж не звери. Как тебя зовут, пацанчик?
– Даниелян.
– Самый умный из армян, да? Что мне твоя фамилия… Имя у тебя есть?
– Армен.
– А я думал Ваня… Вот что, Армен, пошли с нами. Расскажешь побольше про ваш городок. Мы же соседи, в гости ходить будем.
Он положил руку ему на плечо и в сопровождении Деда повел в свою палатку, подмигнув по пути Волосатому. Тому нельзя было доверять такое тонкое дело как допрос. Сколько баб и рабов изувечил… Дедуля провернет это не в пример лучше. У него любой как Паваротти запоет.
Глава 7. УКП
Демьянов еще раз оценивающе посмотрел на сопровождавшую генерала тройку.
– Это и есть ваш спецназ ракетных войск?
– Батальон разведки и охраны, – ответил генерал. – С диверсантами из «Дельты» или с SAS столкнуться не пришлось, но думаю, не оплошали бы. Вообще, страна готовилась к войне намного серьезнее, чем это было известно дяде Васе перед телевизором. Но делать многое приходилось скрытно, как Германии после Версальских соглашений.
– Поздно спохватились, – сквозь зубы процедил майор, словно слова разбередили старую рану. – Когда враги за жопу начали брать, то есть за капиталы. Надо было лет на десять раньше. А после Ливии, Сирии и Ирана даже в Зимбабве всем уже было все понятно…
– Для начала надо прочесать город, – вернул его к обсуждению дел генерал, – Административные здания, конторы проектных институтов, военные комендатуры. Чувствую, придется от души порыться по «секреткам». Взломщик у нас есть, – он указал на одного из спецназовцев – мужика, похожего на маленького кабана-секача.
Тот вежливо кивнул Демьянову. Взломщик он ясное дело был не по компьютерной защите – на хакера не похож, но майор не сомневался, что ломать придется обычные сейфы из металла. Хотя неизвестно еще, что сложнее.
– Не думаю, что мы найдем бумагу, где крестиком обозначен вход, – продолжал Савельев. – Но по косвенным сведениям можно понять многое.
– Будем, значит, как шпионы выуживать информацию между строк.
– Да. А еще рыться по заброшенным зданиям среди гор трупов. Думаю, в этом у ваших людей больше опыта. Мои больше на противодиверсионную работу натасканы.
– Понятно, – хмыкнул Демьянов. – Ваши, выходит, солдаты, а мои – мародеры?
Генерал, похоже, именно это и имел в виду, так как знал историю их злоключений в Новосибирске.
– Прежде чем ехать в город, предлагаю поискать еще в одном месте, – вместо ответа сказал он.
* * *
Автомобили остановились, не заезжая на территорию того, что раньше было воинской частью. Демьянов и генерал с сопровождающими шли первыми, остальные за ними. Все были с надвинутыми капюшонами и в противопылевых респираторах. Хоть и негерметично, но работать не так мешает.
Дозиметрист, пошаманив над прибором, доложил, что уровень радиации не отличается от того, который он замерил в городе. Наземный взрыв годичной давности по сравнению со свежей утечкой из хранилища отработанного ядерного топлива значил не так много.
– Сюда! – генерал Савельев остановился перед поваленным забором и остатками железных ворот с кованной красной звездой, которую почему-то не сменили на орла. Вдалеке виднелись развалины нескольких корпусов. На бетонке, которая одна не пострадала от близкого взрыва, виднелись следы грязи от шин. Кто-то уже наведывался сюда после войны.
– Мы провели тут наверху поверхностный осмотр, – объяснил генерал, – Еще в том октябре, тогда был неслабый фон. Ничего ценного для нашей миссии здесь, скорее всего, нет, но заглянуть вниз нужно.
Они прошли мимо неприметного «сарайчика» в основании холма, на который гражданский человек обратил бы внимание в последнюю очередь, приняв за туалет. Здание было когда-то выкрашено в камуфляжную расцветку – остатки краски сохранились на квадрате стены за распахнутой в момент взрыва дверью… Это была гермодверь.
«Сооружение N1» – гласила табличка.
Внутри была каморка, действительно похожая на сельский «МЖ». Прелые листья, клочья размякшей бумаги, в закрытом от ветра углу – паутина без паука. Довершая сходство, в полу темнел прямоугольный люк. Деревянная крышка, обугленная и почерневшая, была приоткрыта и под ней виднелась круглая металлическая. Один из людей генерала дернул ее. На шее вздулись жилы, но люк не сдвинулся. Похоже, близкая взрывная волна перекосила сооружение.
Они вышли на свет и двинулись дальше, периодически проваливаясь в грязь по щиколотку.
– Осторожнее, тут вентиляционные шахты!
На территории части действительно было полно технологических колодцев и вентшахт, и не все из них были прикрыты. Демьянов не рискнул бы соваться сюда ночью или зимой.
Они поднялись на холм. Отсюда было видно, что внизу посреди серой бетонированной площадки размером с футбольное поле зияет пролом диаметром около двадцати метров, с загнутыми кверху вздыбленными краями.
– Противобункерным ударили.
