* * *
15 сентября они достигли наконец Урала.
Выйдя утром из строительной бытовки, где когда-то обитали дорожные рабочие, Данилов увидел силуэты гор, разделяющих Европу и Азию, там вдалеке, где темная твердь сливалась с таким же темным небом. Впрочем, «гор» – это громко сказано. Цепь невысоких пологих холмов на горизонте не поражала воображения. У них в Кузбассе хватало гор и повыше. Эти внушали благоговение разве что своим возрастом.
Окончательно они сложились в Девоне, а начали формироваться, когда животная жизнь только выбиралась на сушу и шлепала по ней на неуклюжих плавниках. Когда-то они были гораздо выше, чем теперь, хотя и не как Гималаи. А теперь их склоны искрошились, эрозия делала свое дело… Но все же они стояли тут, когда людей еще не было в проекте, а гораздо позже видели и гуннов, и татаро – монголов, и праславян, если те действительно произошли из этих степей, и Ермака Тимофеевича, и заводчиков Демидовых, и ссыльных всех мастей и режимов. Теперь эти горы подпирали небо своими вершинами, глядя на горстку людей, как на нашкодивших школьников. – Вот уж не думал, что снова побываю в Европе, – произнес Саша, ни к кому не обращаясь.
Где-то должен быть железнодорожный тоннель, по которому он в детстве проезжал на поезде.
– Подожди, это еще Азия, – ответил выходивший из бытовки следом Петрович, вытирая лицо мокрым полотенцем. – Вот до Ёбурга доберемся, тогда можешь делать снимки на память.
Но Данилов прекрасно понимал, что ни в сам Екатеринбург, ни через него их путь лежать не может.
Колонна шла к своей цели неуклонно, как баллистическая ракета. Но регулярно – когда два, а когда и три раза в день от нее отделялись небольшие мобильные группы на мотоциклах и УАЗах.
Возвращались участники этих рейдов усталые, как собаки, и без какой бы то ни было добычи. К каким объектам рассылали эти разведгруппы, Саша так и не узнал, а в них его никто приглашать не собирался.
Уже садясь в машины, они заметили в небе небольшую стаю птиц, держащую путь на юг.
– Что это за пичуги, Данила? – спросил небритый Презик. – А хрен их знает. Я не энтомолог, – ответил Саша ему в тон. – Тьфу… не орнитоптер.
Ему уже надоело отношение к себе как к бездушной ходячей энциклопедии.
Через пару часов они встретили других «перелетных птиц». Им впервые попались беженцы, остановившиеся в бывшем автовокзале какого-то села. Не вооруженная группа, а люди с пожитками, женщинами и детьми.
Колонна остановилась напротив здания, где на небольшом пятачке разместились остановка, заправка и забегаловка, и Дэн как старший по машине вышел перекинуться парой слов с местными. Те сидели тихо, понимая, что им нечего противопоставить такой силе и новоприбывшие вольны забрать их нехитрые вещи, а с самими сделать все, что душе угодно.
Не было его минут пять.
– Куда они едут? – накинулись с расспросами, когда он вернулся.
– Черт их поймет, – ответил он. – На восток. Говорят, там впереди все мрут. Какое-то облако. А у нас в Сибири будто санаторий? Им нужны продукты. Готовы платить чем угодно, хоть в рабство пойти. Но у нас лишних нет. Вечером Борисыч расскажет больше. Он с их главными как раз сейчас разговаривает.
Но Борисыч не рассказал… После этой встречи беженцы им попадались не раз и не два: и небольшие группки, и вытянувшийся по дороге караван.
«Это что за переселение народов?.. Доедут ли? – подумал Саша. – Или сгинут?»
И чем дальше на запад, тем больше их было, и тем мрачнее и мрачнее становились у них лица. А на следующее утро, хотя никакого дождя не было, только влажная морось, дозиметр, который был в их машине, начал показывать фокусы. Уровень радиации, постоянно снижавшийся с того момента, как они покинули пойму Оби, начал быстро карабкаться вверх. После этого пришел приказ ввести дополнительные меры радиационной защиты из восьми пунктов.
«Хотел бы я знать, куда мы едем», – думал Данилов, в конце дня внося в журнал новые показатели в рентгенах в час, на десять процентов больше вчерашних.
Глава 4. Коммуна
17 сентября в два часа ночи они добрались до места встречи.
За час до этого Данилов проснулся, хотя никто их не поднимал, свет в брюхе «Капута» еще не горел, а остальные в основном храпели.
За время, проведенное в дороге, Сашин организм приспособился, так что он просыпался не тогда, когда машина скакала по ухабам, а когда замедляла ход. А раз так, значит, они свернули с шоссе на дорогу худшего качества.
Он натянул куртку и ботинки и тихо пристроился на лавке со своим планшетом, вставив в уши наушники. Слушая размеренно-тягучие аккорды музыкальной темы дороги из фильма «Хоббит», он начал писать. К тому моменту, когда зажгли свет и народ начал подниматься, Данилов успел набросать полстраницы, обобщая свои впечатления от последних дней. Как положено военной хронике и мемуаристике – по-хемингуевски скупым языком. «Из 120 поселений, встреченных по дороге, обитаемы не более десяти. Ни в одном нет больше 500 жителей. По косвенным признакам урожайность низкая, преобладает монокультура (картофель), животноводство не сохранилось. Высокая смертность от онкологических заболеваний, низкая продолжительность жизни. Значительный ущерб нанесен флоре. Фауна практически отсутствует…». Закончив, перечитал и оценил критически: найди его записи археологи будущего – если в будущем будет до археологии – они, скорее, будут составлять картину событий не по ним, а по художественным книгам о вымышленном конце света. Мотор еще работал, но «Капут» стоял неподвижно, а снаружи уже звучали команды, слышен был топот людей и лязг открываемых дверей. Нервозности не было, только обычная рутинная суета.
Спрыгивая последним на мягкую землю и принимая на плечи тяжесть рюкзака, Данилов подумал, что где-то там Сергей Борисович уже встречается с хозяевами этого места – теми, ради кого затевался весь сыр-бор. Но поприсутствовать при историческом моменте было нельзя, «Капут» находился далековато от головной части колонны.
Сам броневик между тем тронулся с места, оставив их одних.
Зажглись фонари. Когда глаза привыкли к относительной темноте и начали выхватывать из нее очертания отдаленных предметов, Саша понял, что никакой колонны уже не было. На пустыре у шоссе не осталось ни одной машины.
* * *
Демьянов выбрался из штабной машины и в сопровождении двух командиров звеньев проследовал к горящим впереди на дороге огням. Хозяева были пунктуальны, но и гости не подвели – прибыли точно в назначенное в последний сеанс связи время и ждать не заставили.
Даже сейчас он не терял бдительности. Их делегацию прикрывали и снайперы, и пулеметы, и незаметно рассыпавшиеся по обочинам дороги бойцы.
На шоссе ждал человек в черном дождевике со слабеньким фонарем. Было довольно темно – горели только фары, прожекторы не включали.
Человек помахал им и сделал несколько размашистых шагов навстречу. Капюшон был откинут, и майор увидел мясистое лицо с носом картошкой и густыми бровями, под которыми примостились белесоватые глаза. Редкие волосы были расчесаны на пробор и основательно тронуты сединой, что сказало майору, что перед ним не ровесник, а человек лет на десять старше. Но фигура у того, кого мысленно майор нарек «председателем», была крепкая, а осанка гордая. В ходе дипломатических миссий, когда они расширяли сферу влияния Подгорного, Демьянов насмотрелся на лидеров сельских поселений. Но пока не видел никого, кто казался бы настолько на своем месте.
– Ну, здравствуйте, гости дорогие.
У человека был малорусский акцент, и он произнес фрикативное «г» в слове гости. Такая огласовка есть кроме того в готском языке, что неудивительно, учитывая, что готы жили когда-то в Крыму и на Дону. Но даже если отбросить говор, Демьянов сразу смог дорисовать в сознании образ человека, с которым до этого связывался только по радио. Этот Корнейчук, похоже, был больше, чем просто деревенский «голова». Настоящий батька.
За его спиной стояли трое, и майор шестым чувством понял, что они вооружены и нервничают. Что неудивительно при встрече с чужаками, которые к тому же приехали из такой неведомой дали и с таким количеством оружия.
– Сергей Борисыч, все, как договаривались? – спросил пожилой мужик, когда они пожали руки. – Остаток пути пройдем пешочком.
И тут же осторожно добавил:
– Если не возражаете. Тут недалече.
Майор кивнул. Местные боялись не только их. Он не брался судить, насколько оправдан их страх перед небом, но пошел им навстречу. Он и так согласился помогать на чужих условиях. Помогать не этому человеку даже – это был просто посредник – а тому, что осталось от законной власти. Но всегда во главу угла он ставил интересы своей «малой родины». Стране, может, уже и не поможешь, а свой городок надо кормить и защищать.
Демьянов уже подыскал место, где можно было оставить транспорт.
В это время машины одна за другой заезжали на территорию рынка, построенного на месте давно не действовавшего завода. При желании там можно было спрятать десять таких автоколонн, и еще нашлось бы место для пары авианосцев. С ними осталось звено в десять бойцов, которым придется пожертвовать комфортом ради гарантии того, что с их техникой ничего не случится. Хотя председатель божился, что места тут вымершие, а значит, безопасные, но Демьянов помнил про засаду на шоссе.
После краткого марш-броска по дороге их маленький отряд вместе с провожатыми вышел к деревне, вернее, к ее заброшенной части. Но даже здесь дома смотрелись так, будто их оставили на пару часов: все как один крепкие, облицованные, с одинаковыми кирпичными заборами. Ни одного ниже двух этажей. Как в какой-нибудь Чечне или Дагестане. Стекол в окнах, правда, нет. Да и высоченные чердаки внушали майору инстинктивное беспокойство, но он преодолел его. Они были на дружественной территории.
Вскоре они оказались перед массивом близко стоящих друг другу домов.
– Сколько у вас людей? – спросил он, оценивая вместимость зданий.
– Тысяча, – чуть ли не с гордостью ответил председатель. Но в глазах мелькнуло сожаление. Наверно, вспомнил, сколько жило тут до войны.
– А этих, с Косвинского Камня?
– Мало. Пятидесяти не наберется.
Демьянов был по-настоящему удивлен.
