Троглодит

Были сборы недолги… Копьем меня обеспечили незамедлительно. Очевидно, это было наследство кого-то из убиенных мной субдоминантов. Порядок построения в походную колонну был вполне логичен: впереди незнакомый охотник из «средних», меня поставили вторым, потом еще двое «средних» и только потом вожак и все остальные. И – вперед спортивным шагом.

Данное мероприятие мне было совершенно ни к чему – на «амулете» осталось только две зарубки. Интересно, конечно, посмотреть, как охотятся неандертальцы – в детстве наблюдать подобное действо мне не довелось. Однако, что можно увидеть за два часа с хвостиком? Скорее всего, мы проведем это время в дороге или просидим в засаде. Только моим желанием никто не поинтересовался, а сам я в скоротечной суете сборов не нашел повода отказаться. Так что пришлось вооружиться тяжеленным копьем и топать вместе со всеми. Надо сказать, что в неандертальском хозяйстве имелись копья и поменьше, явно предназначенные для метания в цель, а также некоторое подобие метательных крюков. Однако эти приспособления никто сейчас не взял. Вероятно, охота предстояла «контактная».

Так и оказалось. Я старался не высовываться и делать «как все». Примерно с километр мы просто шли вдоль берега. Потом передовой усмотрел потенциальную добычу, и мы стали передвигаться с претензией на скрытность. Впрочем, низкие прибрежные кусты ольхи вряд ли хорошо нас прикрывали. А близ кромки противоположного берега параллельным курсом двигались бизоны. Скорее всего, это были самки и молодняк.

Мы обогнали их и добрались до широкого илистого пляжа, сплошь истоптанного копытами. Последовала команда распределиться по окрестным кустам, залечь и не двигаться.

Лично мне, конечно, приказа никто не отдал, но пришлось последовать общему примеру. А лежать на мокрой холодной земле оказалось чрезвычайно неприятно. И, к тому же, комары! Не какие-нибудь комарики, а этакие палеолитические монстры – большие, мускулистые и крепкие. Ударом лошадиного хвоста такого, пожалуй, не убьешь! А время как будто остановилось…

В конце концов, на том берегу чуть выше по течению вновь показались бизоны. Они спустились к воде (наверное, здесь был единственный удобный спуск на всю округу), попили, а потом друг за другом стали входить вводу и плыть к противоположному берегу. Их, конечно, сносило, но было похоже, что в итоге они окажутся на нашем пляже.

«Тут-то мы и будем с ними бодаться!» – подумал я. И ошибся.

Когда передовая корова уже встала копытами на дно – совсем близко от берега – Юка громко подал команду. Все охотники довольно дружно выскочили на открытое место и принялись, как безумные, орать, прыгать и махать копьями. Я тоже орал и прыгал…

Бизониха застыла в недоумении, ее бычок плавал рядом, не доставая дна. Строй плывущих сломался – животные были в растерянности. Наконец передовая мамаша приняла решение и повернула обратно в воду. Остальные за ней – наискосок вниз по течению. Как только новый маршрут стада определился, наши крики стихли и прозвучала новая команда. Все стремглав куда-то побежали через кусты. Я быстро потерял ориентировку, поскольку в основном смотрел под ноги, уворачивался от веток и старался не отстать от бегущего впереди. Вправо, прямо, налево, короткая прямая дистанция по мелкой воде, опять кусты, поворот, еще поворот… и мы на месте!

Оказалось, что тут животные тоже могут выбраться на берег, только без всякого комфорта – среди кустов у воды небольшие проплешины. А растут эти кусты на полуметровом глинистом (скользком, надо полагать?) уступчике.

Наш строй рассыпался – охотники полезли в кусты, стремясь занять наиболее удобные позиции. А бизоны уже начали десантирование. Сквозь ветки я видел, как одна из мамаш выбралась на сушу, отряхнулась и неторопливо двинулась прямо через заросли. Небольшой теленок с третьего раза одолел препятствие, устремился было за матерью и… свалился на землю под ударом копья. А бизониха продолжала ломиться через кусты и даже не оглянулась. Забой начался…

Я вдруг оказался не у дел – на истоптанной проплешине шириной, наверное, метров пять и такой же глубины от берега. Вокруг плеск воды, сопение коров, призывное меканье телят. А прямо передо мной из воды пытается вылезти здоровенная – бурая с проседью – бизониха. Стараясь освободить ей дорогу, я ринулся в ближайшие кусты и… застрял.

Она стояла и сопела – то ли осматривалась, то ли принюхивалась. С ее «шубы» ручьями стекала мутная вода. Теленка рядом не было, наверное, его снесло ниже течением. Вот, кажется, она заинтересовалась копошением буквально у себя под носом. Я замер – в отчаянной надежде, что, может быть, как-нибудь обойдется.

Бизониха чуть наклонила голову в мою сторону, но ничего, кажется, интересного не обнаружила. Опять подняла голову… И в этот момент где-то у меня за спиной – совсем близко – раздался крик.

Собственно говоря, я ведь был местным и прекрасно понимал, что охотники на крупную дичь крайне редко атакуют взрослых здоровых животных. Ну, если только зверь окажется в совсем уж беспомощном положении. Всегда бьют молодняк – это не спорт, а добывание пищи. В данном случае кричал (иначе не скажешь!) смертельно раненый теленок.

У нормального городского обывателя, наверное, душа бы вывернулась от жалости и сострадания. А у меня в мозгах ослепительно вспыхнул сигнал: «Все! Кранты!» И я ломанулся из своей ловушки, даже не пытаясь подхватить бесполезное сейчас копье.

В последний момент зацепился-таки ногой за ветку, упал, вскочил, кинулся туда, где, казалось, кусты были не такими густыми. Прежде, чем опять нырнуть в чащу, оглянулся и…

И понял, что не успел.

Не знаю, как уж она сумела разогнаться на столь малой дистанции – не козочка все-таки…

Стремительно двигаясь вперед, она сделала мощное движение головой – от самой земли вверх. Поддела меня и бросила!

Все, что я сумел сделать, это повернуться чуть боком, ухватиться рукой… Черт его знает, что уж я там сделал, лишь бы кривой рог не вошел мне в живот!

Короткое «мгновение полета». Я рухнул на землю, ломая какие-то ветки. Увидел рядом с собой прикрытое свисающей шерстью копыто, перекатился, вскочил…

И опять!.. Только не рог! А-А-А!!!

…Было совершенно не ясно, жив я или мертв. То, что видели мои глаза, никак с реальностью не соотносилось. Но я что-то видел, значит…Значит, скорее первое, чем второе! Сознание возвращалось как-то рывками. Сначала я понял, почему ничего не чувствую – а потому, что нахожусь в болевом шоке (это, в общем-то, знакомо). Потом осознал, что дышать – хочешь не хочешь – все-таки нужно. И, наконец, сообразил, что за безобразие я созерцаю – это нижняя часть мощного куста ольхи. Тело же мое застряло наискосок головой вниз где-то между небом и землей.

Все эти открытия меня не обрадовали. Казалось более чем вероятным, что это лишь предсмертное прояснение сознания и сейчас начнется агония. «Наверное, сквозь меня торчит обломанный сук. Может быть, и не один. Скорей бы уж…»

Агония, однако, все не наступала, зато вернулся слух. Вокруг было шумно: треск ломаемых веток, топот, рык и меканье животных, крики людей. Охотники, однако, орали явно не от страха – скорее всего, они пугали несчастных бизонов, сеяли панику.

Тысячу лет спустя все стихло. А еще через столетие где-то рядом послышались голоса:

– Унаг, что ли?

– Он самый!

– Эк его раскорячило!

– Да уж! Сильнее «сильных» захотел быть. И вот результат.

– А-а, он просто дурак! На «старуху» попер. Это ж каким местом надо было думать?!

– А может, у них – за Длинной рекой – просто думать не умеют? Ладно, Юка звать будем?

– Зови!

После недолгой паузы я узнал голос вожака:

– Хорошо висит, однако…Живой?

– А кто его знает. Вроде дышит. Добить?

– Э-э… Ну-у… – похоже, Юка мучительно размышлял над сложной проблемой. Наконец он принял решение: – Снимите его. А там посмотрим.

Вот теперь мне стало по-настоящему больно! С почти мертвым телом «спасатели» не церемонились. Даже мелькнула мысль, что они между делом доломают мне все, что еще не сломано, оторвут все, что еще не оторвано.

В конце концов мое несчастное тело свалили (а не положили, гады!) в полужидкую растоптанную глину и на некоторое время оставили в покое – наверное, занялись разделкой добычи. По счастливой случайности под головой оказался какой-то бугор, и я мог что-то видеть, кроме низкого хмурого неба.

Ни двигаться, ни думать не хотелось со страшной силой. Однако инстинкт самосохранения дал себя знать: «Сейчас они вернутся, поставят диагноз и все будет кончено. Вряд ли мой полутруп кто-то захочет тащить в поселок, а оставить умирать одного, наверное, неприлично».

Голова шевелилась – я смог даже немного приподнять ее. И начать обследование. Прежде всего, у меня сложилось впечатление, что проникающих ранений грудной клетки или брюшной полости не имеется – ни на какой сук я не насадился. «Уже хорошо. А конечности… Вроде двигаются! И кости из них не торчат, значит, открытых переломов нет. Голени, бедра, предплечья и плечи вроде бы обычной формы – никаких ненормальных изгибов не наблюдается. Может, у меня и закрытых переломов нет?! Однако… А вот шкура порвана неслабо, кое-где прямо с мясом. Это, конечно, мелочи… Наверное, здесь и там у меня растянуты связки и вывихнуты суставы. И сильнейшие ушибы. Впрочем, это не ушибы, это раздавлены мышцы и прочие ткани: ну, когда рука или нога идет на излом, кость не ломается, а мякоть – всмятку. Ох-хо-хо… Впрочем, от всего этого не умирают… если друзья не помогут».

Я попытался сесть, опираясь руками о землю. Со второй попытки это почти получилось, однако я услышал, что ко мне идут, и вновь плюхнулся на спину.

– Да, – печально сказал Юка, – похоже, уже не встанет. «Сильный», вроде бы, человек, а подставился как мальчишка.

– Да ладно! – раздался незнакомый голос. – Говорят, он все равно собирался уходить к себе. Вот и ушел.

– Пусть легким будет твой путь, Унаг – человек из-за Длинной реки! – чуть насмешливо вступил кто-то третий. – Ни к чему тебе лишние муки!

– Стой! – рыкнул вожак. – Я сам – он же был моим другом!

– Успел? Шустрый, однако! Ну, давай…

– Не-ет!! – крикнул я. Или мне только показалось, что крикнул. Во всяком случае, звук какой-то издал и голову повернул.

Надо мной склонились лохматые-бородатые лица:

– Что «нет», Унаг?

– Не трогайте меня! – прохрипел я. – Уходите!

– Неужели ты хочешь долго страдать? – искренне удивился Юкка. – Хочешь дождаться, чтоб тебя живьем клевали вороны и грызли всякие хорьки?

– Нет. Я сам.

– Сам?!

– Да. У нас «сильные» уходят сами.

– Я хотел помочь тебе…

– Помочь? – я лихорадочно пытался хоть что-то придумать. – Ладно, помоги: оставь мне онаг. И уходи.

Как это ни странно, просьба «умирающего» была выполнена. Они вложили мне в руку стилет из расщепленного бивня и ушли. Некоторое время слышались недалекие голоса – очевидно, охотники распределяли груз для переноски, а потом все стихло. Прощаться со мной больше никто не пришел.

Совсем недавно – в другом мире – я не переставал удивляться: 24 часа в прошлом на все про все?! Ну ладно, туристы – им адреналин нужен! Но ученые-то должны понимать, что за это время в мире прошлого ничего толком выяснить нельзя! Тем более, если речь идет не о материальной культуре, а об отношениях между людьми! Нужны месяцы, если не годы, чтобы вжиться, стать своим и начать что-то понимать. И вот теперь я лежал и проклинал эти огромные, эти бесконечные 24 часа.

Верхушки кустов гнул извечный степной ветер. А здесь – на земле – было тихо. И комары. Наверное, они натренировались на местной мегафауне – мамонтах и носорогах. От каждого укуса чуть ли не искры из глаз сыпались. Сдувать их или обмахиваться веточкой было бесполезно. Эти твари не погибали даже от удара ладонью – каждого надо было давить индивидуально.

Кроме того, по мне начали ползать муравьи – большие и черные: «Вроде бы их не должно быть в сырой низкой пойме? Впрочем, черт их знает, этих муравьев…» Они, вроде бы, не кусались, но упорно лезли во все отверстия и щели моего тела, они копошились в открытых ранах – очень приятно!

Потом прилетело несколько насекомых, похожих на оводов или слепней. Только размером они были чуть меньше воробья. Наверное, эти твари не сочли меня достойной добычей и вскоре улетели. А я понял, что долго не выдержу – впору пускать в дело стилет! На мне даже набедренной повязки нет!

На «амулете» осталась одна зарубка. Я давил на нее пальцем, я скреб ее ногтем, но она никуда не девалась! «Да что ж такое?! Ну, не может же такого быть – ведь целая вечность прошла! Часы сломались?! Господи, ну за что ж мне такое?..»

Кажется, я был уже на грани истерики. Титаническим усилием мне удалось-таки собрать в кулак остатки воли – я сел. Подтянул колени и ощупал голени и бедра. Понял, что кости целы, и решил встать – чего бы это ни стоило. Встать и выбраться на открытое место. Иначе оставшегося времени мне как раз хватит, чтобы сойти с ума.

Никаких подходящих палок поблизости не было, зато рядом лежало копье. Вероятно, «друзья» позаботились об умирающем – отыскали и принесли. И на том спасибо…

Претерпев, казалось, все муки ада, я встал на ноги, опираясь на древко. А потом сделал шаг. И еще шаг. И еще… Ноги плохонько, но держали, связки работали. «Кошмар, конечно, но не КОШМА-АР! – вспомнил я, скрипя зубами, концовку старого анекдота. – Это мне комары помогают – создают «эффект торможения». Когда в одном месте больно, то плохо, а когда во всех сразу, то вроде бы и ничего… А эти мои неандертальцы – они же охотники по жизни. В анатомиях, наверное, разбираются лучше любых хирургов. Неужели не смогли отличить смертельно раненого от просто ушибленного? Или не захотели, сволочи? Впрочем, этого я уже никогда не узнаю».

Онаг – костяной стилет – девать было некуда, а выбрасывать жалко. Недолго думая, я просунул его острием вверх возле виска под ремешок, удерживающий камеры на моем лбу. Своей целью я наметил пологий трехметровый уступ террасы. Там, казалось, кустов было меньше и, наверное, можно было отсидеться на ветерке.

В конце концов, все тернии (в буквальном смысле) остались позади, и я испытал почти райское блаженство. Как будто из ада вырвался! «Как говорят в новостях по радио, ветер 8-10 метров в секунду, порывами до 15-и. Наверное, не замерзну… А это еще кто?!»

Отсюда, если полностью разогнуться, был виден довольно большой участок степи. И по этой степи со стороны ближайшего холма стремительно приближалась вереница людей, вооруженных копьями. Глядя на их аллюр, ошибиться было трудно: «Кроманьонцы! Опять! – в голос застонал я. – Бли-ин! Их больше десяти…На закуску, так сказать. Так сказать, чтобы круг замкнулся. Надо ж было столько мучиться, чтобы…Ну, куда, куда деваться в этом малонаселенном мире?!»

А выбор был невелик, если вообще был: добежать (!?) до реки и уплыть (куда?!), или затаиться – авось не заметят! С учетом густоты зарослей в пойме, последняя идея была вовсе не плоха. Однако, если сопоставить наши скорости передвижения, тоже никуда не годилась. Нетрудно было догадаться, что, скорее всего, кроманьонские воины-охотники издалека следили за нашими, не решаясь, конечно, приблизиться. Они дождались окончания охоты и выдержали паузу, чтобы груженые мясом неандертальцы отошли подальше. Теперь они кинулись к месту бойни, чтобы поживиться остатками добычи. Беда в том, что это место довольно обширно, и я нахожусь, по сути, в его пределах. Они же тут все обшарят! А отойти подальше я не успею – они вот-вот будут здесь…

Так и так получалось, что прятаться надо где-то рядом. В основании склона террасы, по которому я с такими муками поднимался, когда-то рос одинокий могучий куст (или многоствольное дерево?) ольхи. Потом его выворотило – то ли ветром, то ли снегом. Теперь куст лежал на боку, а возле его корней образовалась неглубокая ямка. Вокруг нее пространство оказалось почти открытым, но выбора у меня не было…

Мысль о том, чтобы свернуться калачиком и покорно ждать своей участи, показалось мне совершенно неприемлемой. Несмотря ни на что, я попытался устроиться в наименее болезненной позе так, чтобы хоть что-то видеть. «Чтобы встретить смерть лицом к лицу», – мысленно прокомментировал я собственные потуги.

Кроманьонцы сбежали вниз и начали шнырять по кустам в поисках добычи. Неандертальцы, естественно, забрали наиболее мясистые и удобные для переноски части туш. Наверное, больше половины мяса осталось на месте.

Прямо напротив меня – метрах в тридцати – двое молодых кроманьонцев ловко расчленяли остатки туши – выворачивали ребра, рубили связки. Время от времени они прерывали свое занятие и осматривались по сторонам. «Как воры, – мысленно усмехнулся я и попытался принять более удобную позу. – Сами всех боятся!»

Эта насмешка обошлась мне дорого…

– Ани каа! – закричал вдруг один из парней, показывая рукой в мою сторону. – Тарут а тьягги каа!!

«Все! Влип! – мелькнула паническая мысль. – Оружие! Ну, хоть какое-нибудь оружие! Чтоб умереть по-человечески…» Ни камней, ни палок рядом не было, а копье я оставил наверху, когда сползал в эту рытвину – вон оно лежит. Ничего уже толком не соображая, я ринулся, кинулся, прыгнул к нему.

Ага, «прыгнул»…Да еще и «ринулся»… Это если только душой, а тело на резкое движение ответило такой вспышкой боли, что свет померк, а координация исчезла. Надо полагать, я вывалился из ямы и скатился на пару метров по склону вниз. Тут же, как мне показалось, встал на четвереньки, упал, снова поднялся и… И услышал странные звуки.

Вокруг меня стояли кроманьонские охотники.

Они смеялись.

Им было весело. Один подошел и пихнул меня древком копья в бок. Жертва вновь упала, а зрители разразились взрывом хохота и криков.

Я осознал ситуацию не сразу – слишком дикой она оказалась. А когда осознал… Наверное, в кровь мою разом поступила лошадиная доза адреналина. Так или иначе, но я вдруг перестал чувствовать боль. Я вообще перестал что-либо чувствовать, кроме ярости – всеобъемлющей, душной, багровой. И встал на ноги.

Постоял, посмотрел на них, а потом заорал по-русски:

– Что вылупились?! Довольны, суки?! Толпой на одного, ссыкуны?!

Я перевел дух и провел рукой по лицу, чтоб отереть слезы и слюни. Ладонь наткнулась на что-то твердое возле уха: «Онаг! Блин, да ведь он же, наверное, меня и выдал – торчал над головой! Ну, теперь все!»

С кинжалом в руке я почувствовал себя гораздо лучше – если что, зарежусь! Торопливо осмотрел публику, пытаясь понять, кто тут есть кто. Лидера определить не смог, но двух-трех «сильных», кажется, угадал. Один из них и стал моей мишенью. Я уже не орал, а говорил – насмешливо и громко:

– Вас много, а я один. И все равно вы ссыте от страха! А один на один слабо? Вот ты, пидор несчастный, слабо? Я к тебе, к тебе обращаюсь, слабо?

К словам я добавил мимику и жесты – весь известный мне как профессионалу международный арсенал унижений и оскорблений противника. Не понять смысл этого было трудно. Теперь уже смеялись, кажется, и над ним тоже. А я показывал оружие и манил жестами: «Иди, иди сюда! Докажи всем, что ты не пидор!»

Грязное загорелое лицо охотника побурело от прилива крови. И он пошел. В руке его оказалось заточка, подобная моей, только чуть длиннее и тоньше.

Бегать-прыгать-перемещаться я не мог. Просто стоял и ждал его в наступившей тишине. «Он выше ростом. И руки у него длиннее. А реакция, наверно, не хуже…»

На подступах противник задержался, но я помог ему:

– Что, обоссался, урод? Ну, давай, бей! – я поднял разведенные руки на уровень глаз, как бы подставляя под удар грудь и живот. Скорчил издевательскую гримасу и вывалил язык: – Ме-э-э!

Держа оружие прямым хватом, он сделал выпад. А я ударил левой в лицо.

Удар получился несильным, но кроманьонцу этого хватило – его повело назад. Пытаясь устоять на ногах, он сделал шаг, другой, споткнулся, упал на спину, но тут же вскочил. Из разбитого носа хлынула кровь. Только он этого не заметил и снова бросился на врага.

А я расстался с оружием и бросился на него. Стараясь левой рукой отвести стилет в сторону, я целился правой в корпус.

Вот теперь удар получился – его ребра аж хрустнули!

Остаться на ногах я даже не пытался. Мы оба полетели на землю.

Удар. Вспышка. Тьма.

И снова свет – какой-то ненормальный. В безнадежном отчаянии последней битвы я зарычал, глуша боль, и резко перевернулся на спину. Начал было вставать, но опорная рука проскользнула на чем-то гладком. Рядом мелькнули белесые призраки, и конечности мои потеряли свободу. Несколько раз я дернулся всем телом, но это не помогло – руки и ноги словно в бетон замуровали. Свет снова исчез, а воздух стал холодным и терпким. Мне вдруг расхотелось бороться дальше. Все и так хорошо – умирать ведь все равно надо. А я неплохо пожил, моя совесть чиста, чиста, чиста…