Проклятое золото храмовников

– Погоди, погоди, – перебил Сангре, задумчиво потирая лоб. – Помнится, в своем радужном беспортошном детстве мне уже доводилось читать нечто подобное. Слушай, а это случайно не легенда о Гамельнском крысолове?

– В точку, – подтвердил Улан. – Одна из сказок братьев Гримм. Правда, фра Луис уверяет, что это на самом деле произошло. У меня даже записано, когда: 26 июня 1284 года.

– А еще что?

– Если ты о крысолове, то ничего, – пожал плечами Улан. – А зачем? Да и некогда мне было про всякую ерунду слушать.

– Понятно, – кивнул Петр. – В принципе правильно – ты же не один из братьев Гримм. Мне они тоже не попадались в руки, зато балладу Браунинга, посвященную этому крысолову, я в детстве раз двадцать перечитал – очень уж необычно она звучала по сравнению с обычными русскими сказками. Мне и посейчас отдельные куски хорошо помнятся. Кстати, если Эспиноса уверяет, что загадочное происшествие действительно случилось, то в этом ему верить можно – всего-то тридцать четыре года прошло. Да и точная дата на раздумья наводит… Так, так… Про слугу, говоришь, инквизитор ляпнул? – и Петр с усмешкой процитировал:

Сам гость был тонок и высок,Светловолос, но смуглолиц,А взгляд – как сталь из-под ресниц!И ни бородки, ни усов,И непонятно, кто таков[16].

– он чуть призадумался и подвел итог. – Мануэль под это описание никаким боком, а вот второй…

– Ты в своем уме?!

– А что? – пожал плечами Сангре. – Насчет роста не скажу, он лежал на полу, но точно не низок. И касаемо тонкости вполне, вполне. Тощ аки глиста. Прямо тебе ходячая реклама летнего отдыха в Освенциме времен дядьки Шикльгрубера. Светловолос… Скорее сед, но ведь и времени сколько прошло. Насчет взгляда, как сталь, тоже затрудняюсь, глаза закрыты были, но смуглый. Бородка, правда, имеется, но за три с половиной десятка лет можно такую отрастить – Карабас-Барабас обзавидуется.

– Это легенда, обалдуй! Да и стихи твои, не думаю, что в тринадцатом веке написаны, а, скорее всего, спустя пару веков, если не больше. Кроме того, ее слуге от силы пятьдесят, пускай пятьдесят пять лет. Или ты хочешь сказать, будто он – гений, в восемнадцать-двадцать лет ухитрился изобрести дудку и помчался ставить эксперименты над детьми из Гамельна? Да и вообще увести с помощью простой мелодии, наигрываемой на дудочке, уйму детей – это… просто несерьезно.

– Ну да, ну да. Но слуга действительно сжимал в руке некую штукенцию, – напомнил Петр. – И помнится, она по форме и впрямь похожа на дудку, только выглядит необычно. Я, во всяком случае, кривых дудок раньше никогда не встречал. И судя по следам крови, он полз именно к ней, из последних сил зажал ее в руке, а спрятать как следует не смог, потеряв сознание.

– Так ты считаешь… – начал закипать Улан, но Сангре его перебил:

– Да не заводись ты ради бога. Просто сказал, что, судя по его поведению, загадочная дудка была ему весьма дорога, вот и все, а ты опять раздухарился. Лучше послушай меня, но вначале собери в кучу остатки своих гениальных мозгов, вконец расплывшихся от любовного жара. Смотри, что получается. Для начала непреложный факт: получение части золота у Овадьи. Кому он его выдал? Понятно, что человеку, приехавшему к нему в Гамбург. Но установлено, что из списка подозреваемых кроме Изабеллы с кузеном никто не выезжал за пределы Арагона.

– Да что ты из нее Мату Хари делаешь?! – возмутился Улан. – Запросто может оказаться, что человек, действительно получивший от Эксемена заемное письмо, вообще не фигурирует у инквизиторов в списке подозреваемых, а потому неизвестно, куда он выезжал и когда.

– Допускаю, – согласился Петр. – Но тогда поговорим подробнее о загадочном поведении нашей сладкой парочки, особливо женской ее половины. Меня, кстати, еще в Бизене, во время рассказа Бони, насторожила некая несуразность в поведении его сестрички, но я ей не придал значения, а потом оно вообще выскочило из головы. Но здесь в Берестье ты сам об этом заикнулся, причем до того, как ее увидел, то есть когда еще был умным. Итак, предположим, Изабелла очертя голову ломанулась из Арагона со своим двоюродным братцем исключительно за-ради его спасения, хотя парня к тому времени давным-давно реабилитировали.

– Вполне естественно, – перебил Улан. – Она опасалась возобновления уголовного дела по вновь открывшимся обстоятельствам. И правильно делала, кстати, поскольку инквизиторы – народ с прибабахами и никому неведомо, какая бешеная собака укусит их через месяц или через год. Между прочим, они даже мертвых еретиков не оставляли в покое. И тела их сжигали, и отпевать запрещали, и родне погребать не давали.

Петр равнодушно отмахнулся.

– Да не спорю я с тобой. Но почему ей было не отправить его одного?

– Родственники еретиков, чтоб ты знал, всегда входили в число основных подозреваемых, – нашелся Улан. – Вспомни-ка епископа из Кагора. Всего-навсего двоюродный дядя Бонифация, а что они с ним сотворили?

– Пусть так. Но тогда по любому раскладу ей бы осесть там же, в орденских владениях. Ну не в Христмемеле, он слишком близок к литовским границам, но в каком-нибудь другом городишке. Есть ведь на землях тевтонов обычные города, верно?

– Опасалась нового восстания диких пруссов, – неуверенно предположил Улан.

– Ладно, – согласился Сангре. – А почему она не осталась в Мазовии? Все-таки по соседству с братом, опять же среди единоверцев-католиков. Ан нет, деваха забралась аж в православное государство, очевидно посчитав, что там более безопасно. И это с учетом того, что инквизиторы, судя по словам твоего Вальтера, до прошлой осени на территорию ордена ни ногой. Получается, она заранее просчитала, что на сей раз все произойдет иначе. А почему?

– То есть как? – удивился Улан. – Она считала, что их будут искать и весьма старательно.

– Согласен, – кивнул Сангре. – Ничем иным ее поведение не объяснить. Но почему она так считала, если по твоим словам понятия не имела о сокровищах, дорогой Боня – тоже, и плюс усердно трудится, искупая свои несуществующие вины на благодатной ниве крещения язычников.

Улан ненадолго задумался и радостно выпалил:

– Перестраховка!

– Хорошо, допустим, – покладисто согласился Сангре. – Тогда второе, но не менее важное: вспомни-ка про особые полномочия монахов, содержащиеся в свитке, запечатанном личной печатью римского папы, то бишь перстнем рыболова. И третье: этим сыскарям, ничего не добившимся от Бони, был прямой резон закрыть дело и свалить обратно. Ан нет. Они срочно едут в православное государство договариваться о выдаче Изабеллы. Мало того, узнав, что она от них ускользнула, они не угомонились, а ломанулись за нею в языческую, насквозь враждебную Литву.

Улан нахмурился, недоуменно глядя на Петра.

– А… при чем тут это, – неуверенно начал он. – Вполне естественно с их стороны. Она ведь женщина, подозреваемая в сношениях с дьяволом…

– О боги! – воздев кверху руки, взвыл Сангре: – О великий Перкунас! Верни моему другу пускай не весь былой разум, но хотя бы жалкую четвертушку! Старина, ты что, не понял, для чего я подчеркнул факт их особых полномочий?! Или ты считаешь, будто римский папашка каждой из своих ищеек дает индивидуальное поручение насчет поиска еретика? Это ж все равно, как если бы нам с тобой пару лет назад пришел личный приказ от министра МВД заняться расследованием непотребных делишек какого-нибудь вечного пьяного бомжа Кольки Суходрищева. Чушь! Абсурд! Такое возможно лишь при одном условии, если дело запахло немалым баблом лично для него самого. Только тогда он и особую группу создал бы, и приказец намалевал, и дело под личный контроль взял. Ну и подчиненным так хвосты бы накрутил, чтоб они до последнего землю рыли, даже если шансов на успех один на миллион.

– Сравнение хромает, – язвительно возразил Улан. – Она – не бомж, а из дворянского рода.

– Подумаешь! – фыркнул Петр. – Да таких сеновалов-сандалетов в Испании как собак нерезаных. Муж у нее не герцог и не графин, и сама она так, рюмка какая-то, пускай и хрустальная. Вдобавок вот тебе четвертый и жутко убойный аргумент. Ей бы радоваться, что кузена, угодившего в лапы коварных язычников, согласились выкупить, а она, едва узнав об участии в этом инквизиторов, немедленно шлет к нам в Литву гонца и настоятельно просит его не отдавать, предлагая сумму втрое больше. Получается, Боня, похвалившийся ей об этом в письме, понятия не имел, чем сей выкуп для него обернется, а она знала. И пятое, но не менее убойное: вбухать такую сумму денег на выкуп еретика не лезет ни в одни ворота.

– Гривны же фальшивые были.

– Во-первых, полторы сотни настоящие, а во-вторых, уверен: распознай мы их жульство до выдачи Бони и они, извинившись, заменили бы свинец на чистое серебро, эквивалентное семи с половиной тысячам золотых флоринов. Это что за аттракцион неслыханной щедрости?! Вот и получается: при условии, что Изабелла – обычная ведьма…

– Она не ведьма! – зло рявкнул Буланов.

– Ой, Уланчик, я тебя умоляю, – сморщился Петр. – В конце концов разница между обыкновенной бабой и ведьмой только в том, что первая так и не научилась летать. А если она настолько минимальна, таки стоит ли возмущаться? – Буланов сурово засопел, и Сангре поправился: – Ну хорошо, коль тебе так хочется, давай станет именовать ее женщиной, подозреваемой в сношениях с дьяволом. Но суть дела от этого не меняется, и все перечисленные мною нюансы, при условии, что она никаким боком к тамплиерскому золоту, в эту картину никак не вписываются. Усек?

– Не усек, – покачал головой Улан. – Ты одно забыл. Сейчас средневековье, и доверить пускай сестре, но все равно женщине, следовательно, существу второго сорта, такую тайну…

– Это для других она второй сорт, – перебил Сангре, – а единокровный братец свою сестрицу знал хорошо и рассчитывал, что и она не подведет, и не подумает на нее никто. Кстати, господа монахи поначалу тоже думали за второй сорт, и потому даже сузив круг подозреваемых до двух человек, все равно поначалу прикатили за Боней. И во Владимир-Волынский они поехали с единственной целью: сделать Изабеллу приманкой в мышеловке, выманив ее в Мазовию. И лишь после того как сам Боня оказался в их руках они, выслушав его ответы, дотумкали, что мужик ни при чем. Уланчик! – взмолился он. – Ну ты же всегда был логиком. Я понимаю, любовь-морковь и все такое, но попробуй всего на одну минуточку допустить, что она действительно посвящена в тайну золота тамплиеров. Всего на минуточку, и тогда ты сам увидишь, как все необъяснимые факты начинают ложиться точно в масть.

– А зачем тогда они велели Сильвестру вывезти Бонифация и…

– Правильно, – перебил Петр. – Уразумев, кто на самом деле из этой сладкой парочки замешан, они поменяли их местами, решив сделать приманкой самого Боню и выманить ее в Мазовию, ну а там… А теперь специально для влюбленных тупиц конечный итог: эта Тортилла поможет нам до конца раскрыть секрет золотого ключика. Надо лишь как следует нажать на нее, и…

– Ты что, пытать ее решил?! – взвился Улан. – Или вознамерился, как этого козла, человечиной накормить?! Не позволю! И вообще, не смей ее называть Тортиллой!

– О как разошелся, – ошеломленно уставился на него Сангре. – Угомонись, родимый. Нервы надо тебе подлечить! – тоже повысил он голос. – Попробуй чертовски надежный способ: сочетание местного ядрёного алкоголя с падшими женщинами. Знаешь, когда тебя, пьяного в хлам, начнут с двух сторон эдак игриво покусывать и…

– Я уже спокоен, – зло огрызнулся тяжело дышащий Улан.

– Вот видишь, какие у меня эффективные рецепты, – поучительно заметил Сангре. – Едва рассказал про них и вмиг подействовало. А теперь отвечаю по пунктам. Я ж за ради друга готов на неслыханные подвиги: и обезьяну отымею, и даже пендосному президенту могу руку пожать, а посему обязуюсь отныне и навеки никогда не называть ее Тортиллой – исключительно Мальвиной. За человечину ты вообще зря подумал – я такого и в мыслях не держал. Она в любом случае не преступница, да и на встречу с нами приехала по доброй воле, так какие могут быть допросы с пристрастием, боже упаси.

– Тогда о чем ты собрался с нею говорить?

Петр сокрушенно покачал головой.

– Горько видеть, как бывший гений буквально на глазах превращается в олигофрена. Ты вспомни, зачем мы сюда прикатили? Да за выкупом. Вот я и хочу за него потолковать. Пойми, грех не направить наш славный дебаркадер поближе к такой огромадной денежной горе. Извини, но пятнадцать тысяч золотых флоринов – не шутки. Нам хватит и на безбедную спокойную старость, и на такое количество пороху – десять островков на воздух поднимем. Ах да, островок без надобности, – поморщился он. – Ну ничего, все равно порох до зарезу нужен – для будущих пушек. И вообще, за такие бабки мы с тобой будем запивать водку шампанским, плавать в коньячных реках, сплевывать ромом и отрыгивать вискарем или плохоньким самогоном, что в принципе, если судить по их вонючести, одно и то же.

– А когда выяснишь, что потом? – подозрительно уставился на него Улан.

– Потом суп с котом, – огрызнулся Петр. – Неужели непонятно? Отпускаем деваху на все четыре стороны. Более того, при необходимости еще и подсобим в поисках надежного убежища от этих авиньонских бандерлогов, согласно программе защиты свидетелей и всякое такое. Поначалу можно укрыть ее у Гедимина, а далее, учитывая, что она не чурается православных стран и даже отдает им предпочтение, дружненько махнем куда-нибудь вглубь Руси.

Улан моментально оживился, повеселел и уточнил:

– Да и отсюда надо бы поскорее исчезнуть. Если этот фра Пруденте сумел заполучить от владимиро-волынского князя целый вооруженный отряд, значит, запросто может взять у него войско и во второй раз, но побольше.

– Считаешь, оставшийся на свободе фраерок может пойти даже на штурм города?

– Когда на кону такие ставки, можно пойти на что угодно. Нет, нет, я по-прежнему не считаю, что деньги или заемное письмо у нее, но они-то уверены в обратном. И уходить лучше не позднее послезавтрашнего дня.

Но известие, что послезавтра надлежит выехать, донья Изабелла восприняла в штыки, бросившись уговаривать друзей повременить хотя бы пару-тройку дней, а лучше пять, иначе ее тяжело раненый слуга не выдержит дороги. А насчет осады Берестья они опасаются напрасно, поскольку…

И друзьям вновь пришлось удивляться ее здравой логике. Мол, как бы ни хотел инквизитор напасть на город, тех ратников, что у него сейчас имеются, для осады мало. Она, конечно, не видела, сколько человек за ними гнались, но не думает, что их насчитывалось больше сотни. Таким образом, чтобы раздобыть побольше воинов, фра Пруденте потребуется вернуться во Владимир-Волынский к князю Андрею. Туда и обратно – минимум двое суток. Ну и сбор воинов. На это тоже потребуется не меньше четырех-пяти дней. Вот и получается, что время терпит.

Друзья переглянулись, причем если в глазах Петра было просто уважение, то Улан аж надулся от гордости, словно он сам оказался таким умницей.

– А откуда вы, сударыня, взяли четыре-пять дней на сбор ратников? – усомнился Сангре.

– При мне князь их дважды против Гедимина собирал, – пояснила Изабелла, – вот и припомнилось.

Сангре вздохнул и согласно кивнул, не став возражать насчет задержки на несколько дней, но в душе твердо решил до конца разобраться во всем непонятном до выезда…

Глава 8. Подготовка к допросу

Еще утром Сангре обратил внимание на полное отсутствие аппетита у друга. Учитывая, что оно длилось вот уже третий день кряду, оставалось гадать, как его носят ноги. Попытки уговорить съесть ложечку за маму и за папу кончились ничем.

– Уланчик! Глядя на тебя, хочется пожелать здоровья по-военному!

– Это как?

– Троекратно. Ты глянь на себя в зеркало. Живой труп. Причем несвежий.

– А-а, – равнодушно протянул Улан.

Потеряв терпение, Петр рявкнул на него:

– Ешь мясо, чтоб ты сдох, тебе же нужно поправляться! Еще немного и тебя станет шатать ветром!

– Я что-то не хочу.

– Уланчик, ша! Твой друг лучше знает, хочешь ты кушать или нет, – и Сангре, помедлив, коварно добавил: – Между прочим, худоба тебе не идет. У тебя кожа сразу начинает обтягивать скулы, подло выставляя напоказ твои национальные корни. И оно тебе надо?

Улану оно было не надо и он, кривясь, заставил себя поесть, после чего торопливо устремился к донье Изабелле, якобы поучиться составлению лечебных мазей. Петр же направился на постоялый двор.

– Ну что, трактирная твоя душа. Собрал народ для разврата? – с порога озадачил он Бутрыма. Тот задумался. – Ладно, не парься, потом соберешь. Мне сейчас все равно деньги ляжку не жгут, – успокоил его Сангре. – Лучше поведай мне вот за какой вопрос…

Услыхав про дудку, тот поначалу изумленно вытаращил глаза и выпалил, что ничего похожего он не видел, и вообще господину она, скорее всего, померещилась. Твердые уверения Петра, что дудка была в руке у слуги, подействовали и Бутрим сменил пластинку, предположив, что ее, наверное, прибрал к рукам кто-то из постояльцев, успевших выехать. Но Сангре, глядя в блудливые глаза трактирщика, давно уверился в том, кто именно прибрал ее к рукам.

– Ох, плачет по чьей-то немытой шее мой кривой ятаган! – вздохнул он и сурово предупредил: — Значит так, человек я прямой, как штопор, нежных чувств к тебе скрывать не стану и сейчас распахну перед тобой горизонты светлого будущего посредством испанского мозолистого кулака. А посему, старина, лучше добровольно покайся в присвоении чужого имущества и тащи сюда поскорее сей музыкальный инструмент, пока мы с тобой не сошлись в глубоком консенсусе, ибо тогда будет поздняк метаться, – и видя, что Бутрым с отупелым видом соображает, что такое ятаган, штопор, консенсус и прочее, заорал: – Дудку отдай, а то чучу намандрючу!

Трактирщик испуганно вздрогнул. Концовку последней фразы он тоже не понял, но, имея большой жизненный опыт, догадался, что чуча явно является какой-то частью его тела и обещанное весьма болезненно в ней отзовется.

– А может ее кто из моих к рукам прибрал, – сделал он задний ход. – Она ж серебряная, вот и польстился.

– Было б на что, – хмыкнул Петр. – Она лишь сверху серебром слегка покрыта и все, а умирающему дорога как память о босоногом детстве, когда он невинным пастушком бродил со своими овечками по горам знойной Андалусии и… Как? – нахмурился он, прервавшись. – Ты еще здесь?! – но, вовремя вспомнив, что если к кнуту добавить пряник, получается гораздо эффективнее, смягчил тон. Мол, забыл сказать, что благородная донья в своей неизбывной щедрости объявила награду за ее находку, а потому…

И Сангре выложил на стол серебряную гривну. Из настоящих. Увидев такое богатство, Бутрым, торопливо накрыв небольшую продолговатую палочку своей заскорузлой здоровенной пятерней, заявил, что сам организует ее розыск. Благородный лыцарь может не сомневаться – не успеет он выпить и двух кружек замечательного пива, кое варят у него и больше нигде, как пропажа сыщется.

– Нефильтрованное поди, – буркнул Петр и вздохнул. – Эх, попадешь в ваш век, поневоле научишься пить всякую гадость. Давай, тащи свою «Золотую бочку».

– Бочку?! – ахнул корчмарь.

– Пока кружечку, – уточнил Сангре. – Пробовать буду.

Пиво оказалось действительно нефильтрованным, но недурственным, и Петр с удовольствием влил в себя первую кружку. Вторую не успел – возле его стола вновь нарисовался Бутрым. В руке он держал ту самую странную дудку, кою Сангре незамедлительно упрятал за пазуху.

Итак, первая часть намеченного плана оказалась успешно выполненной и можно приступать ко второй – еще разок потолковать с Эспиносой. Отчего-то Петр был уверен, что инквизитор, если его умело подтолкнуть, поведает об Изабелле массу интересного.

Выдернуть Улана, не на шутку увлеченного совместным с доньей составлением мази для раненого слуги, стоило немалого труда. Пришлось пообещать ему, что забирает ненадолго и от силы через час тот сможет вернуться к увлекательному занятию по изучению основ средневековой медицины.

Извлеченный из подклети и доставленный во вчерашнюю комнату фра Луис, с опаской поглядывая на Сангре и суетившихся подле печи вчерашних людоедов, безропотно написал внизу на последнем листе вчерашних записей все, что от него требовалось: «С моих слов записано верно. Ручаюсь за истинность предоставленных сведений». И не просто подписал, но и приложил к сему листу выпачканный чернилами большой палец.

– Во-от, – удовлетворенно протянул Сангре. – Как я понимаю, ты готов трижды поклясться на библии в синагоге в присутствии муллы и двух браминов, что все, тобой сказанное, истина в последней инстанции?

И вновь уловив суть вопроса, монах торопливо закивал, не дождавшись перевода.

– Очень хорошо, – кивнул Петр. – А теперь, Уланчик, переведи этому шейху, что мы свое обещание насчет человечины держим честно, но требуем того же и от него, то бишь и в будущем излагать о всех замыслах и ходах своего старшего наставника, – и, обращаясь к Эспиносе, вкрадчиво промурлыкал: – А насчет греха предательства можешь не заморачиваться. Да ты сам посуди, Люсьен, ты ж ничем не обязан этому перцу. Скорее, он тебе, особенно после того, как учинил несусветную подлость, недрогнувшей рукой бросив тебя под гвардейскую танковую дивизию РККА в нашем лице, верно? А потому совесть твоя остается чистой, как у индуса после купания в священных водах реки Ганг.

Инквизитор, не дослушав до конца перевода Улана, торопливо замотал головой, залопотав что-то в ответ. Дескать, он не отказывается, но у него не появится такой возможности, ибо фра Пруденте весьма скрытен и редко рассказывает о задуманном.

– Придется поведать тебе, Люся, как правоверному баптисту, одну притчу, – вздохнул Сангре. – Суть ее такова: водится в Африке, во центральной ее части, носорог. Это огромное и очень сильное животное и шкуру его ничем не пробить, но оно плохо видит, поэтому когда куда-то бежит, сносит все. Но это не его проблемы, а тех, кто стоит на его пути. Для особо тупых уточняю, что носорог – это мы, а стоящий впереди него – ты, посему делай выводы. Можно и еще проще: как добывать информацию – твои проблемы, но при ее отсутствии затопчем на раз, то бишь отправим бумаженции, – потряс он листами с протоколом допроса, – в рейхсканцелярию твоего пятьдесят седьмого Ванятки. И поверь, что выколотые вилкой моргала и горячий паяльник в глубине твоей пятой точки станут только начальным этапом твоей долгой и тяжкой дороги к искуплению агромадных грехов перед твоим главным муфтием. Но если станешь добросовестно стучать нам на всех и вся, мы сумеем защитить твою эфемерную девственность.

Прослушав на удивление краткий перевод пламенной речи от Улана, фра Луис умоляюще прижал руки к груди и разразился длинной тирадой. Улан неодобрительно смотрел на него, наконец, махнул рукой, оборвав на середине, и кратко перевел Сангре:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Жид – древнее общеславянское название еврея, существовавшее в русских летописях и даже в русском законодательстве до конца XVIII века и не носившее обидного смысла, означая лишь национальность. Презрительной кличкой это слово стало лишь в XIX веке

2

Реза – процент.

3

Бодега – трактир, корчма. Так первоначально называли в Одессе подвальные трактиры, пивные (от испанского слова bodega – «подвал, винный склад»).

4

Дидько – так на Украине и в Белоруссии с давних пор называют черта.

5

До реформ Никона в еврейских именах на Руси не было принято упоминать сдвоенные гласные и согласные, а потому Иисус был Исусом, Ребекка – Ребекой, Авраам – Аврамом и т.д.

6

В. Елманов. «Молитва».

7

Оттуда же.

8

Н. Гумилев. «Судный день».

9

Н. Гумилев. «Память».

10

Седьмая заповедь гласит: «Не прелюбодействуй».

11

А. Пушкин. «Паж или Пятнадцатый год».

12

Имеется ввиду Филипп IV Красивый (1268–1314), король Франции с 1285 года.

13

Римский папа запрещал заниматься ростовщичеством, в том числе и рыцарским монашеским орденам, поэтому должник при отсутствии залога давал расписку сразу на ту сумму, которую (с учетом процентов) должен был вернуть.

14

И. Губерман. «Гарики на каждый день».