Кандалы

Когда на груди крестом руки сложите,

Для этого времени не останется.

Ты говоришь, что лучше, чем я,

Но не прожил бы жизнь свою снова.

А я бы прожил, потому что одна она у меня.

Все, это мое последнее слово.

Дельфин

   Кто скажет, как долго всматривалась она в синее небо с редкими облаками перед тем, как нажать на курок? Как цедила это шиферное небо чайной ложечкой? Как обнимала это солнце и целовала его горячие щеки? Как виновато улыбалась луне и отвернулась от звёзд, не совладав с собой. Как пробежались они привычными дорожками – хрустальные, минеральные. Как мало человеку нужно, и как много он хочет. И даже зайчики по ступенькам бегают праздничные. В новеньких костюмчиках из черного бархата и высоких шляпах, в непременно белых перчатках и с тросточками. Прямо как белые кролики – солнечные зайчики. Весь мир живет и радуется, как пьяный водитель за рулем трейлера. Все чудесно, но холод оружия выводит из задумчивости и тихо напоминает: Пора!

   Пора открывать дверь,

   Пора зажигать свет,

   Пора уходить прочь,

   Пора!

   Нора? Где? Куда тут юркнуть? Где спрятаться и в какой уголок забиться? А зачем? А.., пора? Ну, раз надо, значит, так тому и быть.

   Подняв глаза вверх и простившись со всеми; пальцы мягко нажимают курок. Или не курок, а кнопку звонка – какая разница?

   Но никто не выходит из квартиры.

   "Вот не выйдет никто, и останешься опять одна, – думала она. – Нашёлся единственный стоящий парень, а я, дура, упускаю его. Какого хера шлялась где-то?! Скажет: "Да пошла ты, наркоманка!"

   Слезы навернулись на глаза, свернулись в творог.

   "Бросит – всё равно завяжу!"

   "Что ты завяжешь? Шнурки на ботинках? Или шнурок на запястье?"

– Да пошли вы! Brainkillers – я вас знаю!

   Она достала из сумочки сигарету.

   "Вот оно, последнее, что осталось. Последнее напоминание о прошлой жизни. Раз дома нет никто, покурю и буду ждать. Сдохну под дверью, но буду ждать…"

   "И тени в зеркалах останутся блуждать,

   Любить и ждать…"

Х

Я взрываю косяк, я уплываю вдаль,

На моих ладонях пылью остается шмаль.

Меня манит чернота, меня зовет город мой…

Дельфин

   Тьма опускалась на город…

   Зажигались фонари и лампочки в квартирах. Пустели дороги, лишь редкие машины проносились, не стесненные автомобильной толчеёй. Стихали какофонии будней, зато редкие звуки становились выразительнее. Капала вода, сочась из непрочного шва водопроводной трубы.

   Стало непринужденно, мягко и легко, спокойно и никак. Пряный запах конопли разносился по лестничным маршам, исследуя стены и подоконники, окна и двери. Откуда-то сквозило. Кого-то унесло. Что-то оторвало. А что-то осталось и не хотело отпускать.

   Будничные жильцы смотрелись в ящики в своих личных сотах. Но в отличие от пчел, немногим жизнь казалась медом.

   Где-то хлопали двери, как беззубые пасти с высохшими лакированными деснами. Изредка слышалось мерное движение лифта – хоть кто-то в стране работает бесплатно. Приятно… Звуки были такими отчетливыми и отрегулированными, что недурно ложились в тональность уходящего вечера. А глаза стеклянно смотрели в одну точку сквозь дым, который давно рассеялся…

XI

Спой песню, которую нельзя спеть

Без утреннего поцелуя…

Р. Райт "Вспомни день"

– Ленчик, вставай! – он нежно потрепал её плечо.

– Олег! – она повисла на его шее. – Я так тебя ждала!

– Всё, девочка, успокойся, – он гладил её по спине, а она рыдала взахлеб. – Ну, Солнышко, посмотри на меня!

   "Что за глаза – накрывают волной, как океан, не понимая, что я могу захлебнуться – утонуть. Хватит ли мне воздуха выдержать этот взгляд? Я же не Ихтиандр!"

– Лена, я ведь не человек-амфибия, – вдруг сказал он.

– К чему ты? А, понимаю… Только зря ты так про мои тусклые глаза…

   Он удивленно посмотрел на неё.

– Как ты научилась ТАК понимать меня? Ты ведь недавно в моем мире…

– Поищи, Олег, может, я всегда там была.

   Он взял ее за руки, она подняла ресницы вверх, их взгляды осторожно поцеловались. И всё вокруг исчезло. Окружающий мир поразил розово-голубыми тонами, тёплым бризом, лёгким шорохом. Они развели взгляды в стороны, и всё стало на свои места.

– Вау! Неужели такое возможно?! – спросила Лена.

– Я сам до сих пор не верю, – сердце Олега учащенно билось, не находя себе места, как зверь в клетке.

– А я боюсь это повторить, – призналась Лена.

– Я тоже. Давай не будем спешить ТУДА? – предложил он.

– Давай! Ведь мы теперь будем вместе ВСЕГДА? – спросила она.

– А разве может быть иначе? – Олег не верил в реальность. – Поднимись на эту ступеньку, – парень взял свою девушку за руку и поставил на ступеньку рядом с собой. – Оглянись назад – видишь, они всё еще стоят там!

– Боже, со мной никогда такого не было! – и вдруг что-то мягко вошло в сердце Лены, и вот она уже стояла на коленях и молилась Творцу Вселенной:

– Господи, прими нас своими детьми в мир, который Ты открыл нам.

– Боже, прости нас! – молил упавший на колени рядом Олег. – Помоги нам стать достойными Твоего благословения!

– Спасибо Тебе, Создатель, за Любовь, которую Ты явил нам! – произнесла Лена.

– Лена, они всё еще стоят там и ждут нас! – произнес парень.

– Олег, это мы? – спросила девушка, глядя перед собой широко раскрытыми глазами.

– Я думаю, не совсем. Я понял – это те, кем мы были еще несколько минут назад! Смотри, Лена, внимательно – они остались в прошлом! Там, на лестничной площадке остались те, кем мы были. А здесь, на этой ступеньке – мы. Те, кем мы стали! Попрощайся с прошлой жизнью, попрощайся с воспоминаниями. Мы обрели свободу от прошлого!

   В это время от стены отделилась тень, напоминающая силуэт человека. Мигнув фотовспышкой, она обрела форму и образ молодого парня.

– Знакомься, Лена. Это Антон, мой друг, – представил незнакомца Олег.

– Ты тоже?.. – девушка не находила слов, чтобы закончить свою мысль.

– Очень приятно, Лена. Да, ты права, я тоже… не от мира сего, – тень улыбнулась бы, если бы тени могли улыбаться.

– Что ты здесь ищешь в столь поздний час, мистер Тень, – спросил Олег.

   Антон поклонился и сделал умное лицо:

– Я, конечно же, ищу умбролога. Среди вас, случайно, нет умбрологов?

– А кто это? – спросила Лена в недоумении.

– Это врачи, которые лечат заболевания тени – переломы, деформацию тени. А мне кажется, что у меня гиперумбрия, – невозмутимо ответил Антон.

– А что это? – девушку начал разбирать смех.

– Ненормальная активность тени, – невозмутимо ответил Антон. – Мне кажется, в последнее время я зачастил появляться на людях в качестве тени. Пойду-ка я, поищу уединения.

   Его тело стало темнеть на глазах, пока не превратилось в непроницаемую пустоту, холодную, как бездонное сердце черной дыры. Последний поклон, и то, что было Антоном, растворилось в окружающей тишине.

– Ушел по-английски, – сказала Лена, и её легкий вздох эротичным оттенком окрасил симфонию лестничного марша.

– Я открою тебе секрет, – сказал Олег. – Антон когда-то рассказал мне об этом. На самом деле, он никуда не ушел. Это мы ушли. Он просто остановился в одной точке времени и пространства. А мы ушли – галактика наша улетела, время ушло вперед, может, измерение сдвинулось и отражение поменялось. Мы пока ещё рабы законов природы. Вот только сегодня я и ты заглянули за грань. А он уже давно там.

– А может, он станет нашим учителем? – спросила Лена.

– Однажды я попросил его об этом, – сказал Олег. – Он странно посмотрел на меня и спросил: "А ты можешь научить меня дышать?"

– Я поняла, – сказала девушка. – Для него это естественно, просто, он не может научить этому.

– Да. А еще он сказал: "Есть один учитель – Дух Божий. Только он учит в этом мире. И с каждым занимается индивидуально. А я лишь ученик…"

   Так они и говорили, пока дверь не захлопнулась за ними.

XII

Дети лживых рассветов

И багряных закатов,

Зачем вам всё это?

Всё это распято.

Макс

   9 мая.

   На площади имени Ленина, как всегда, концерт победителей фестиваля "Живи и помни". Здесь и новички, и старые знакомые – всё, как положено, а кем и куда – решать не нам. Популярные мелодии (а если уж очень популярные, то, к тому же, немилосердно освистанные) смешиваются с трэшевыми рифами. И все это называется словом "праздник".

   Площадь напоминает гигантский термитник, который в некоторых местах обрызгали "дихлофосом", в других присыпали сахаром. Термитник, тлеющий и выпускающий клубы сигаретного дыма. Может, дети спичками игрались? Живого места не осталось. Мёртвого, слава Богу, пока тоже не наблюдается. Вдоль и поперек, вокруг и в центре площади, по диагонали и кривым расположились и сидят, едят, а чаще пьют, курят, спят на траве, гоняют дубинками, гонят беса, следят за порядком и следят на газонах, рвут струны и голосовые связки, танцуют и отказываются, дерутся и целуются – короче, каждый нашел себе достойное применение.

   Впереди у сцены, тесно прижимаясь к широким грудям полутораметровых омоновцев, шевелится, так сказать, прогрессивная молодежь. На сцене – "Инквизиция". Длинноволосые машут "хаерами", рэпперы танцуют хип-хоп, два вокалиста стараются перекричать друг друга, гитаристы пытаются догнать свои пальцы, басист норовит отбить себе большой палец, ежели будет так неистовствовать, а барабанщику хоть бы удержать в руках потные палочки.

– Вон, у сцены, чуваки! – указал прыщавый молодой человек своим сотоварищам. – "Причесон" в стиле "сын булочника", в "косухе", и телка рядом.