Мастер

В городском парке безудержно громыхала, резала слух какофонией звуков музыка восьмидесятых годов. Под будоражащий все близлежащие окрестности грохот ударных инструментов и революционный рок-металл развлекалась молодежь. Дискотека пыхтела, визжала, стонала, словно силы ада завладели сознанием молодых людей, закружив их в неистовом водовороте бесовского вихря, тела изгибались, скручивались и качались, выделывая невероятные движения. И хотя подчиненная каким-то своим, неведомым законам танцевальная площадка еще как-то управлялась сама по себе, атмосфера вокруг нее уже была наэлектризована до предела. Время от времени вспыхивали по наименее освещенным углам парка легкие ссоры: кто- то кого-то толкал – то ли из-за девчонки, то ли просто так, чтобы подзавестись, кто-то уже схватывался с кем-то за грудки, но их успевали разнять, и до серьезных потасовок пока не доходило.

Музыка же делала свое дело, приближая все действо к неизбежной кульминации. Достаточно было лишь маленькой искры, чтобы нарастающее с каждой минутой напряжение взорвалось, высвободив то бессознательное, звериное начало, что превращает человека в кровожадное животное.

В этот теплый летний вечер Алекс долго отрабатывал специальную технику боя в круге по восьми линиям концентрации1. По завершении тренировки он выполнил обязательные медитативно-дыхательные упражнения и теперь медленно шел по одной из аллей парка, густо заросшей по краям кустами сирени и акации.

Вдруг со стороны громыхающей в отдалении танцплощадки его слух уловил быстро нарастающий шум и свирепые, перемешивающиеся с площадной бранью крики. «Бей их! Мочи гадов!» – чьи-то воинственные призывы и отчаянные вопли раздавались все ближе, все отчетливей.

Воздух, наполненный матерщиной и энергией стихийного насилия, вибрировал от гула голосов, несущих в себе какую-то первобытную ярость, что- то дикое и страшное.

Алекс, руководствуясь одним из важнейших правил кунг-фу, гласящим, что «лучший поединок тот, который не состоялся», свернул с аллеи с твердым намерением разминуться с приближающейся опасностью. Но, пройдя едва ли несколько десятков шагов, вынужден был остановиться и осмотреться вокруг, чтобы оценить складывающуюся обстановку. Тот шум и гвалт, от которого он уходил, теперь накатывал практически отовсюду, огибая его подковой. Он решил снова изменить маршрут своего движения и развернулся в другом направлении, но было уже поздно.

Раздался треск ломающихся кустов и веток деревьев, и вся эта масса орущих, ослепленных безудержным порывом крушить и уничтожать все на своем пути юнцов прорвалась сквозь разделявшую Алекса с ней живую изгородь и устремилась к нему. Парни, которые еще час назад самозабвенно дрыгались на дискотеке, теперь, распаленные собственной жестокостью, обезумевшие от крайнего возбуждения, с вытаращенными, горящими глазами походили на дикое стадо.

Повинуясь стадному инстинкту, они били не разбирая, кого попало, как попало и куда попало. Всё мгновенно перемешалось: перепачканные кровью лица и руки, стоны, хруст ломающихся костей и чавкающие звуки, раздававшиеся от ударов ногами по лежащим на земле телам. В считанные доли секунды Алекс оказался в самом эпицентре осатаневшей толпы. Нет, нельзя сказать, что он был застигнут совсем врасплох, но элемент неожиданности все же присутствовал. Какая-то высшая сила, та, против которой человек беспомощен, подвергла его нелегкому испытанию.

В голове внезапно пронеслось: «и в Случае есть свой смысл, прими как неизбежное то, что изменить не в твоих силах, и тогда сам Случай придет тебе на помощь, указав единственный и верный Путь». Еще мгновение, и Алекс преобразился. Теперь он уже был частью дерущейся толпы, вместе с ней он плыл по течению боя, молненными ударами разя нападавших. Сохраняя полное спокойствие и хладнокровие, погрузившись в темную душу рожденного бессознательной деятельностью монстра, он разрушал его изнутри своим духом, отбивая одновременно атаки, ускользая от летящих в него кольев, цепей, кастетов, ремней, ножей. Алекс то мягко, почти не затрачивая энергии, ускользал от чьих-то рук, то, наоборот, стремительно, словно шквальный ветер, сбивал с ног, опрокидывал бросающихся на него со всех сторон диких животных в человеческом обличье. Как тигр, как могучий лев, наносил он мощные удары руками, двигаясь в крушащем водовороте побоища, одновременно отражая невидимые психические волны безумия.

Наконец он почувствовал: злой монстр дерущейся массы стал распадаться на части, и к каждому из обезумевших парней медленно возвращалось утерянное сознание. Все меньше и меньше юнцов теперь нападало на него, и если вначале Алекса невозможно было выделить из этого живого смерча, то сейчас толпа уже в страхе раздвинулась в разные стороны, образовав в центре свободную площадку.

«Пора исчезать, нужно, используя замешательство, затеряться и уйти незамеченным», – подумал Алекс. Краем глаза видя шагнувшего со спины противника, он, сделав обманное движение вперед, молниеносно развернулся, ударил его ногой и скользнул в открывшуюся брешь.

Пробежав несколько шагов и уже очутившись за пределами схватки, Алекс вдруг услышал резкие команды и увидел направленные в лицо прожектора. Он оказался в двойном кольце. Перед ним стояла цепочка милиционеров, а чуть дальше виднелись их «уазики», освещавшие местность ярким дальним светом.

Заправлял всем почему-то высокий плотный мужчина в спортивном костюме.Бросая в громкоговоритель отчетливые фразы, он предлагал сдаться.

– В случае неповиновения будет применено оружие, – услышал Алекс адресованные ему слова.

«Ну что ж, – снова подумал он про себя, – непобедимость кроется в обороне, – сдаваясь властям добровольно, я усыплю их бдительность и лишу возможности детально запомнить мой облик. Я должен расположить к себе этих людей в погонах своими мирными намерениями. Ведь ясно, что все это время милиционеры наблюдали за дракой, ни во что не вмешиваясь. Им нужен был я, и они ждали, когда можно будет меня арестовать. И дождались».

Милиционеры впервые в жизни видели не по телевизору, где все заранее отрепетировано и подготовлено, а в реальной действительности поединок одного человека с толпой. Один против всех – такого даже в сказках не бывает, а тут на тебе, в парке, в массовом побоище, где колошматят все и вся, вдруг такое… Просто глаза на лоб лезут.

Начальник районного отдела милиции подполковник Скоробогатов никак не ожидал в этот выходной день подобного сюрприза. Прервав свою мирную пробежку по тенистым парковым аллеям, он лично возглавил операцию по поимке фантастического бойца. Именно он объявил в громкоговоритель о добровольной сдаче незнакомца и вот сейчас в милицейском «уазике» вез его в отделение.

Задержанный назвался Ивановым Игорем. Документов у него при себе не было, и определить подлинность имени и фамилии на месте не представлялось возможным.

Подполковник Скоробогатов сам в прошлом был неплохим борцом вольного стиля. Еще не так давно охотно и много тренировался, выступал на соревнованиях. Выполнил норматив мастера спорта. На заре туманной юности не раз участвовал в уличных потасовках и побоищах, когда шли квартал на квартал, улица на улицу. Но такого даже представить не мог и, не будь сам очевидцем, никогда бы не поверил, услышав от других о том, что проделывал этот парень, который сейчас сидит у него в машине.

Подтянутый, худощавый, скромного вида молодой человек. Ничем особо не выделяющийся. Такой же, как и многие его сверстники. А ведь какое-то время назад это была боевая машина, от которой, словно щепки, разлетались в разные стороны противники. «Удивительно, – думал Скоробогатов, – ни тебе больших накачанных мышц, ни широченной спины и мощной груди, а поди ж ты, какая силища. Ведь многие до сих пор после его ударов не пришли в себя. Да, будет что порассказать вышестоящему начальству, да и показать тоже. Но вначале я сам с ним потолкую – долго и основательно. Здесь кроется какая-то тайна, секреты неизвестного боевого искусства. Этот человек должен остаться у меня до тех пор, пока не сделает из моих ребят таких же виртуозов, а заартачится – можно ему и срок обозначить, полностью подвесив его на крючок».

Машина, дребезжа и сотрясаясь всем кузовом, время от времени проваливаясь на ямах и выбоинах в асфальте, везла Алекса в милицейский участок.

В кабине кроме водителя и начальника милиции сидело двое охранников. Скоробогатов, терзаемый после всего увиденного различными догадками и предположениями, несколько раз заговаривал с Алексом.

– Слушай, – в очередной раз обращался к нему подполковник, – где ж ты выучился такому мастерству, что тебя никто даже ни разу не ударил? Признайся честно, где и у кого ты был раньше, на какие силовые структуры работаешь. Тебе все равно придется у меня надолго задержаться, так что колись, парень.

Однако Алекс не отступал от своего тактического замысла. «Война – это путь обмана. Поэтому, если ты и можешь что-нибудь, показывай своему противнику, будто не можешь», – он хорошо помнил этот канонический принцип Сунь-цзы2. Для него сложившаяся ситуация была войной, и Алекс повел себя согласно древнему правилу, отвечая, что все произошедшее лишь простая случайность. Оказавшись среди разъяренной толпы, он только и делал, что уворачивался и защищался от ударов. А то, что еще и в кого-то попадал руками и ногами, так он и сам не знает, как это так получилось, видимо, тело действовало помимо его воли.

– Честно вам говорю, товарищ подполковник, – серьезно заверял он Скоробогатова, – ничего не умею и не знаю. Даже не помню, как это все было. Наверное, я находился в состоянии аффекта и у меня сработал инстинкт самосохранения. Вот я и отбивался, как мог.

«Крепкий орешек этот парень, – подумал подполковник, подъезжая к зданию милиции, – но я его раскушу, и не таких раскалывали». Отшлифованная годами методика работы с задержанными не вызывала у Скоробогатова ни тени сомнения в положительном результате задуманного. Вызвав к себе дежурного офицера, он поставил тому задачу провести ночную профилактико-разъяснительную работу с арестованным по подозрению в нанесении тяжких телесных повреждений.

– Чтоб он к утру понял: здесь не санаторий и не дом отдыха, только смотри поосторожней и возьми пару человек в помощь, – бросил на прощание Скоробогатов.

Довольный, уверенный в себе подполковник отправился домой. Он знал: через несколько часов его подчиненные сделают этого парня очень послушным и управляемым.

Алекс, оказавшись в камере, известной в народе как «аквариум», совершенно отчетливо представлял дальнейшее развитие событий. Сосредоточившись, он ушел в себя, прорабатывая все детали предстоящего самоосвобождения. Сейчас, когда в милиции всего несколько человек вместе с дежурным, а впереди целая ночь, есть время спокойно осуществить задуманное, не оставив никаких следов. Уже завтра с утра, рассуждал Алекс, его начнут искать, объявят общегородскую тревогу и введут в действие какой-нибудь план под названием «Перехват». Вся милиция будет поднята на ноги в связи с чрезвычайным происшествием.

Кроме Алекса в камере сидело еще несколько человек. «Такова воля неба, – подумал он, – значит, на этот раз им суждено обрести свободу».

Находясь в состоянии медитации, Алекс вдруг ощутил беспокойство. Через пару минут в коридоре появилось двое милиционеров. «Чужой мозг способен не только воспринимать поступающую в него информацию, но и зависеть от нее, добровольно подчиняться тому, кто ее внушает», – вспомнились ему слова Учителя. В это же мгновение он направил свой взгляд на идущих к нему людей.

Все, что произошло впоследствии с милиционерами, никто позже толком объяснить не смог. Ошарашенные увиденным арестанты, как и их стражи, всецело подчинились чьей-то неведомой воле. Шаг за шагом приближались милиционеры к решетке, и шаг за шагом они теряли контроль над собой. Далее вообще все было словно в тумане: они открыли камеру, зашли в нее, потом один отлучился за дежурным. Все видели, 'как пришел дежурный офицер, снял с Алекса наручники, почему-то защелкнул их на своих запястьях, а подчиненным приказал всех выпустить из «аквариума».

Сержанты, выполнив указание старшего, вернулись в камеру. Один из них запер дверь, просунув руки через прутья решетки. После этого он протянул ключи застывшему с разинутым ртом алкашу, взятому за пьяный дебош в пельменной, и тот, пошатываясь, отнес их в помещение дежурного, где и шмякнул на пустой стол.

Алекс не терял времени. Он выскользнул на улицу, не привлекая к себе внимания, неторопливо перешел на противоположную сторону и, пройдя несколько десятков шагов, нырнул в подворотню. Пробежав сквозными дворами, он мягко, словно барс, перемахнул через кирпичный забор и, как обычный прохожий, медленно побрел по тротуару, не забывая внимательно наблюдать за происходящим вокруг. Спустя минуту-другую показалось ночное такси, и Алекс взмахом руки остановил машину. Не доезжая несколько кварталов до того места, где жил, он вышел из автомобиля и продолжил свой путь дворами.

Из окна комнаты, которую снял Алекс, открывалась завораживающая картина усеянного звездами ночного неба. Полная луна, висевшая почти прямо над домом, заливала окрестности неярким, рассеянным светом.

Расположившись в позе лотоса и сосредоточив взгляд на луне, Алекс погрузился в медитацию.

Через некоторое время от него стала исходить звуковая вибрация. Едва слышное, еле уловимое звучание АУМ преобразовывалось в вечное ОМ, звук, от колебания которого произошла Вселенная и все сущее13; вибрируя в воздухе, он наполнял собою комнату, дом, внутренний двор, улицу, сливаясь в единое целое с окружающим миром, проникая все дальше и дальше и наконец достигая космоса. Алекс сейчас был повсюду, везде и во всем, ощущая себя в эти минуты частью Вселенной, ее пульсом, ее дыханием.

Он плыл в Вечности, там, где стираются границы между прошлым, настоящим и будущим, где все сводится к Единому и в Едином пребывает.

Больше месяца Алекс провел в дороге. Ориентируясь по звездам, по положению солнца и луны на небе, где на попутных машинах, где пешком, он пересек всю юго-восточную часть Узбекистана и достиг Киргизии.

Решив обосноваться на несколько дней в приткнувшемся к озеру Иссык-Куль небольшом городке Рыбачье, чтобы немного отдохнуть и пополнить свои скромные продовольственные припасы, Алекс уже спустя сутки вынужден был продолжить путь. После событий в городском парке и «знакомства» с начальником районного отдела милиции, едва только забрезжил рассвет, Алекс покинул рабочее общежитие судостроительного завода и распрощался с негостеприимным городком. Он направлялся к юго-западной части Памиро-Алая.

В стеганом халате из хлопка и тюбетейке, с приклеенной клиновидной бородкой и усами, он ничем не выделялся среди местного населения. Пара капель сока редкого южноамериканского растения, прозванного еще индейцами «болотным оком», – и его серо-голубые глаза приобрели мутный желтовато-карий оттенок. Через плечо его была перекинута небольшая перевязь, соединявшая состоящую из двух частей поклажу: за спиной висела котомка, а спереди, на груди, – свернутый рулоном молитвенный коврик. Всем своим обликом Алекс походил на паломника, возвращающегося из святых мест, а его скудный скарб лишь подтверждал серьезность намерений и желание искупить грехи самоограничением, долгим путешествием и возносимыми ко Всевышнему молитвами. Останавливаясь по дороге и совершая намаз4, выполняя обряды и ритуалы другой религиозной конфессии5, он вызывал к себе симпатии местного населения. Оставаясь в душе христианином, повсюду, где пролегал его путь, он создавал впечатление истинно верующего мусульманина.

Преодолев много сотен километров по Средней Азии, Алекс везде находил и пищу, и кров над головой. Все необходимое ему с уважением предоставляли жители селений, через которые проходил. Как глубоко верующий, совершающий хаджж6 мусульманин, Алекс ничего, кроме лепешек, изюма, кураги и воды, не употреблял в пищу, и такие же продукты брал из того, чем его угощали, с собой в дорогу, что способствовало еще более теплому отношению к нему, куда бы он ни заходил.

Вооруженный посохом и имея при себе запас спичек; чтобы при необходимости согреться в горах, Алекс преодолел первый этап своего трудного пути. И пока полковник Скоробогатов вдоль и поперек прочесывал город, прилагая огромные усилия, чтобы найти исчезнувшего в одночасье загадочного арестанта, Алекс достиг Памира и углубился в горы. Его путь лежал через Памир к Тянь-Шаню, той его части, что принадлежала Китаю.

Алекс шел тропой, которой ходили создавшие школу Учителя, тропой, которой шел его Учитель Ен о Ен. И сейчас, преодолевая горные отроги и ущелья, он повторял их путь. Звезды, луна и солнце служили ему ориентирами, а по поведанным Учителем приметам он сверял свой маршрут, двигаясь по древней тропе выживания в Долину Смерти.

Умело наложенный грим, знание языка, вся маскировка под паломника была лишь прелюдией к предстоящей борьбе с теми силами, воздействие которых на человека столь велико, что лишь немногие выдерживают это испытание.

Спустя две недели Алекс наконец вышел к тому месту в горах, где должен был совершить свой последний привал перед тем, как начать спуск в таинственное ущелье теней и страха, туда, откуда или выходят победителем, или не возвращаются никогда.

Все, о чем ему рассказывал Учитель, совпало, и он рад был, что не ошибся в своем одиноком поиске, не отклонился от правильного маршрута. «Три островерхие вершины укажут тебе дальнейший путь, но прежде чем тронуться дальше, ты должен найти пещеру под нависающей горой. В ней будет все необходимое для тебя, ты же проведи ночь в медитации и укреплении духовных и телесных сил».

Слова Учителя словно прозвучали наяву, и Алексу даже показалось, будто тот стоит рядом с ним, когда он вдруг увидел под нависающей каменной шапкой вход в пещеру. Утром, едва занялся рассвет, Алекс уже был на ногах. Преодолевая каменистые выступы, обходя огромные валуны и опасные осыпи, пробираясь, как канатоходец, по гранитным карнизам над пропастью, через несколько часов он наконец подобрался к той почти вертикальной горловине, которую образовывали три острые горные вершины. Лишь одна сторона этого каменного мешка годилась для спуска, да и то е большими оговорками. То, что не только само ущелье, но и все окрест дышало смертью, Алекс почувствовал задолго до того, как очутился здесь. Уже покинув пещеру, он стал замечать отсутствие диких зверей и птиц: не грелись на утреннем солнце змеи, совсем не видно было горных козлов, небо было хотя и чистым, прозрачным, но каким-то тяжелым, давящим, без единой парящей птицы, лишь только грифы, словно в ожидании пиршества, все чаще встречались на пути Алекса.

Чем ниже спускался Алекс в каменный колодец, тем мрачнее, непрогляднее становился воздух вокруг него, день будто уступил свои права вечерним сумеркам. «Господи Боже! Укрепи дух мой и дай мне силы с достоинством встретить предстоящее испытание», – невольно выкрикнул Алекс, ступив на дно ущелья и достигнув наконец последней черты, перейдя которую ему уже никогда не вернуться назад, если его воля, стойкость и мужество уступят в предстоящей схватке с неизвестными, невидимыми силами тьмы.

Спустя трое суток Алекс благополучно выбрался из Долины Смерти и навсегда оставил это гиблое место. В его взгляде, движениях, во всем его облике чувствовался другой человек – человек, победивший самого себя и обретший невероятную силу духа.

Возвращаясь прежним путем, Алекс хотел до того, как зайдет солнце, добраться до пещеры и заночевать в ней. Не потому, что он боялся тьмы (после того, как ему довелось провести трое суток на дне ущелья, где даже днем вместо света лишь слабые сумерки и духи смерти витают в воздухе, он уже ничего не страшился), нет, Алекс старался в точности исполнить предначертанное.

Помня слова Учителя Ена, что в полную луну середины лета он должен достичь пещеры и, оставив ее следующим утром, спустя три ночи вернуться вновь, Алекс старался выполнить все именно так, как ему было указано.

К тому же какая-то сила словно толкала его вперед. Нет, это не было предчувствием опасности, когда человек, ведомый инстинктом самосохранения, пытается избежать ее. Нечто необыкновенное, доселе неизвестное его органам чувств, его физической природе, двигало его телом, и ему казалось, что он не идет, а, едва касаясь ногами земли, пролетает над ней значительные расстояния. «Но это же лунг-гом-па, это техника лунг-гом-па7, Учитель ведь рассказывал мне о ней и как-то однажды демонстрировал», – удивился, ощущая собственную невесомость, Алекс. Он вдруг вспомнил слова Учителя о том, что человек, достигая высокой степени духовного совершенства, может превращать субстанцию своего тела в другую, по своей природе, более утонченную и обладающую такими свойствами, которые чужды грубой плоти. И сейчас сказанное Учителем подтверждалось: изменения, произошедшие с Алексом, случились как бы сами по себе, он лишь сконцентрировал мысль на том, что к исходу сегодняшнего дня ему нужно быть в пещере. И вот теперь он лунг-гом-па. Он бежит и летит одновременно, не боясь острых камней, зияющих пропастей и обвалов. Несмотря на быстро сгущающиеся сумерки, с каждой минутой ухудшающие видимость и укутывающие горы пеленою ночного мрака, его шаг точен, толчок упруг, а полет легок и стремителен.

Когда солнце окончательно скрылось и алая полоска заката растворилась в непроглядной тьме, Алекс уже приближался к пещере. Медно-желтый лик луны еще не выкатился из-за упирающихся в небо скалистых вершин, и их серебристо-матовые ледяные шапки утонули в ночи. Все вокруг слилось в один черный непроглядный фон.

Чтобы завершить свой дневной марафон, Алексу оставалось преодолеть последнюю сотню метров. Ночь есть ночь, особенно в горах, и, остановив свой фантастический полубег-полуполет, он перешел на обыкновенную ходьбу. Взвешенным, чутким шагом он стал продвигаться вперед. Все рецепторы чувств, все ощущения Алекс сейчас сконцентрировал на узкой тропе среди каменистых глыб и расщелин, ведущей к заветному плато с нависающей скалой. Внезапно его ноздри уловили едва ощутимый запах дыма, а мозг зафиксировал чье то присутствие. Зная, что в горах не только ночью, но и днем посторонний человек расценивается как возможный враг, Алекс с крайней осторожностью прокрадывался к пещере. Взошедшая луна хорошо освещала ровную поверхность открывшегося плато, и Алекс, проходя по его краю, делал частые остановки, иногда замирая на месте на целые минуты, чтобы, сливаясь с камнями, прижимаясь к их неровным поверхностям, ничем себя не выдать. Достигнув наконец входа в пещеру, он увидел освещаемое отблесками костра лицо Учителя.

– Я давно уже жду тебя, – были первые слова Ен о Ена.

Ен о Ен давно уже был немолод. Обладая богатейшим жизненным опытом, мудростью и сокровенными знаниями одного из древнейших учений на земле, он чувствовал, что в скором времени выполнит предначертанное Великим учителем Ли.

Когда Ен впервые встретил Алекса, приехавшего в составе научно-археологической экспедиции в Самаркандскую область, то по всем приметам сразу же опознал в юноше того, о ком было написано в древних книгах. Его внук Мансур, – а если говорить более точно, то скорее он приемный дед Мансура, поскольку их семья приютила его, – однажды привел к нему Алекса. Как и было предсказано древними, это был сороковой год после самой большой войны. Алекс спас Мансура, когда на него напали мстившие их роду представители одного из местных кланов. Жизнь мальчика с детства была в большой опасности. Его погибший от рук врагов отец считался большим человеком в городе, и все знали, что по законам, существующим в этих краях, сын будет мстить до тех пор, пока не убьет последнего кровника. Мансур никогда не оставался один – его или сопровождали друзья, или он находился под неусыпным контролем Ен о Ена. Но случилось так, что в тот раз друзья были бессильны ему помочь. И здесь как нельзя кстати оказался Алекс, без страха кинувшийся в самую гущу схватки и спасший от смерти Мансура.

Как, каким образом очутился в этом глухом проулке студент-археолог, какие силы толкнули его в ту сторону, когда он мог бы повернуть на любую другую улицу, тогда этому никто не придал значения. Никто, кроме Ена. Ибо написано было в пророчестве: «седьмой молодым львенком придет к старому льву, разметав врагов брата своего».

Сам же Алекс тогда свой поступок объяснил просто: пятеро на одного – это нечестно. Тогда же Алекс и рассказал, что он студент-археолог из Ленинграда, приехал на практику и, пользуясь случаем, после посещения знаменитого монастыря Шахи Зинда8 хотел прогуляться по старинной части Самарканда.

Алекс по всем восточным законам мамой Мансура был назван тогда его старшим братом, а дедушка мальчика вскоре принял его в школу Тайфу, и он стал дважды братом Мансура, ибо все, кто принадлежит к школе, являются братьями. Так ленинградский студент начал новую для себя жизнь.