Записки молодого человека. Повесть и сборник коротких рассказов

Рыба

Отец наш очень любил рыбу – он приносил ее ото всюду – из магазина, с рынка, от рыбаков. Волнуясь, сдавал все это маме, и дома у нас всегда была рыба: жареная, вареная, тушеная, фаршированная, а по праздникам – рыбник – огромный, зарумяненный в духовке пирог с кусками рыбы на подушке из риса с пряностями и луком внутри.

Когда отец умер, мы купили и принесли маме рыбу – вот, это тебе. Мама только взглянула, помолчала немного и сказала тихо:

– Я не люблю рыбу.

Лошадь

На работе у нас переводчица, живущая с дочерью-студенткой и матерью-пенсионеркой, держала за городом лошадь, на которой они с дочерью по выходным катались верхом. И обе очень дружили со своей лошадью. А потом им пришлось купить еще одну лошадь, от которой в силу ее возраста хозяева собирались избавиться.

Купили потому, что их лошадь дружила с этой лошадью.

Шутник

Увидев его на пляже, я подумала про себя: «Какой волосатый. Достанется же кому-то.»

Мне и достался.

А подругу мою мать ее будущего мужа увидела впервые у нас дома, когда к мой матери зашла в гости. Посмотрев на вызывающе синие модные тогда чулки и ярко крашенную рыжую голову, она сказала моей матери: «Да-а, не хотела бы я иметь такую невестку…»

Ее и получила.

Бог – шутник. Вот и думай теперь, что его нет. Кто же еще все это услышал и так над нами всеми пошутил?!

Иванов

Был у нас на работе такой Иванов, в возрасте уже человек. Я – молодой тогда – смотрел на него и думал: «Вот ведь мерзкий тип, противная рожа!» А жена у него была хорошая, приятная женщина. Он при ней прямо менялся, добрел лицом, и голосом, и манерами. «Наверное, только на нее и хватает у него доброты.» – думал я тогда презрительно.

Потом только, дожив до ивановских тогдашних лет, я увидел, что и сам стал таким, как он: с людьми противным, а добрым – только со своей женой. Может, дело не в нас, а в них?

Леса

«Зачем вы ставите леса? – спросил я у мастера. – И так ведь дотянуться можно – экономия то какая была бы!»

«Вы знаете, – помолчав, ответил он – я в молодости тоже, когда смотрел на леса, всегда думал: «Зачем такие большие леса ради такой небольшой работы? И только став мастером, понял, что, пока леса не поставишь, толком ничего и не сделаешь.»

Ветер

Был как-то у нас на дачах очень сильный ветер ночью. Утром встретил я вышедшего за калитку соседа, обсуждаем сильный ветер, и сосед рассказывает мне с непонятной улыбкой на губах:

– В прошлом году таким же вот ветром с крыши туалета у меня сдуло рубероид – я целый год собирался залезть и накрыть. Да все никак не мог приноровиться – я ведь уже не мальчик по крышам скакать. А этой ночью ветер совсем сдул мой туалет – повалил его на землю. Теперь то я приколочу рубероид на крышу как нечего делать!

Через месяц я при встрече спросил его – просто так, для поддержания разговора:

– Ну что, прибил рубероид?

– Нет еще.

– И туалет не поднял?

– Нет еще.

– А как же вы обходитесь?

– Да приспособились как-то…

Кошка

Я дружу с соседской кошкой через забор – в руки она мне не дается, но любит слушать, как я ее хвалю. Бывало повернет уже за угол своего дома и идет куда-то по своим делам, но услышав мой голос, не оглядываясь, садится послушать меня. Я называю ее ласково по имени, говорю, что она хорошая, и всячески восхищаюсь ее красотой. Когда запас моих комплиментов иссякает, я наконец устало замолкаю. Посидев еще немного и ничего больше не дождавшись, она встает, и все также не оглядываясь, неспешно продолжает свой путь.

Скамейка

В этом двенадцатиэтажном доме был только один подъезд. А на улице у подъезда стояла скамейка. На скамейке обычно сидели пожилые люди – они так гуляли. Сидели они до странности неподвижно, словно в каком-то оцепенении. На них поэтому никто не обращал внимания, хотя некоторые из вежливости на ходу здоровались, не глядя ни на кого конкретно.

Много лет и этот жилец дома проходил или пробегал мимо. Но минули годы, и однажды он вышел из дома не для того, чтобы пойти дальше, а чтобы посидеть здесь на воздухе. Уже сидевший на лавочке пожилой мужик подвинулся, давая ему место: «Садись, занимай очередь.» «Какую очередь?» – не понял вновь пришедший. «На кладбище» – весело ответил мужик. «Как на кладбище?» «Ты что, не знаешь? Скамейка эта называется «Очередь на кладбище» – люди спускаются, посидят, посидят, и их увозят на кладбище. А на их место спускаются другие и тоже сидят, ждут здесь своей очереди…»

Лес

Как то на улице я встретил своего давнего знакомого – бывшего главного лесничего, который работал когда-то еще с моим отцом. Он рассказал мне, что теперь и он на пенсии и не работает больше. А лет за десять до пенсии построил себе загородный дом, и на половине участка посадил десятка два сосен.

– Теперь они уже совсем большие, как вот эти, – показал он на растущие неподалеку деревья. – Там я и гуляю между ними, – сказал он с гордостью, радостно улыбаясь своей судьбе.

Щуки

Рыбалка в нашей речке скромная – все больше плотва. Окушки еще – да и то редко. Но однажды в самом широком месте реки вытащили щуку. И ловились такие щуки целую неделю. Почти каждый день. Но только в одном месте. Народу сбежалось ловить – видимо-невидимо. А потом, как отрезало. Но народ не уходил еще несколько месяцев. И потом еще года три люди приходили на это место и стояли со спиннингами на берегу и на лодках. В надежде на щуку.

Курятник

Он начал строить дачу сначала нехотя – жена давно приставала – но потом увлекся, придумал оригинальную конструкцию с выносным вторым этажом, нависающим над первым. Ему самому очень нравилось, и он представлял уже, как поразится жена, когда увидит. Но жена, увидав незаконченную еще работу, неожиданно сказала: «Курятник».

После этого он потерял к даче всякий интерес и больше там почти не появлялся. Жена думала, что он со временем отойдет и достроит. Но шли годы, а дом так и стоял, укоризненно глядя на всех пустыми оконными проемами. Сначала посерел, потом стал чернеть, брусья, из которых были выложены стены, рассохлись и безобразно выгнулись, образуя большие щели. Со временем все стало ни на что не годным, и исправить уже ничего было нельзя. Дом стоял так и десять лет, и двадцать – черный и страшный. Соседи возмущались, но все без толку. Жена его, приезжая, пряталась от дождя или обедала в старой подсобке на участке, а он приезжал только раз в год осенью, чтобы увезти собранную женой картошку. Когда он умер, соседи не раз предлагали ей продать почерневший и покореженный дом на дрова, но она всегда отказывалась…

Соседки

В одной деревне жили по соседству две женщины. И по соседски дружили. И было у каждой по сыну.

Сыновья-сверстники тоже дружили. Один из них после армии женился. Пришел он как-то днем домой и застал там свою молодую жену с другом-соседом. Друг выпрыгнул в окно и побежал. Второй прыгнул следом, схватил лопату, погнался за ним, догнал и убил этой лопатой.

Одного похоронили, другого посадили. А две их матери – подруги и соседки – ходили вдвоем в не топленную баню на задворках, и пили там с горя самогонку.

Дорога

Сын соседки вернулся из армии досрочно – на полигоне получил контузию от разорвавшейся вблизи мины. По началу вроде бы все ничего, но с годами он становился все больше и больше не в себе. Сидел дома на жалкой пенсии по инвалидности, на работу нигде не брали. Но вот как-то сосед согласился помочь и пристроил его по знакомству на лесопилку грузчиком.

В первый день утром сосед зашел за ним, чтобы показать дорогу на лесопилку, но сначала сам он должен был заскочить к себе на работу, чтобы дать подчиненным необходимые распоряжения. Контора его была в стороне от лесопилки, и им пришлось сделать приличный крюк. Но вот, наконец пришли на лесопилку, сосед оставил его на новой работе и вернулся к себе в контору.

И все было нормально, соседкин сын сам теперь ходил каждое утро на работу и сам вечером возвращался домой. И только через несколько месяцев случайно выяснилось, что каждый раз он ходил на работу и возвращался домой по тому самому длинному маршруту, который в первый день утром показал ему сосед.

Щуки

Мы как-то ловили щук на дальней глухой речушке с моими давними приятелями – местными жителями. Мы ездили взад и вперед по этой речушке вчетвером на старой деревянной лодке с небольшим старым мотором на небольшой скорости, потому что ловили «на протаск» старыми спиннингами со старыми большими инерционными катушками, которые тормозить и останавливать надо было рукой. Каждый держал по удочке, а на удалении за кормой тянулись за нами под водой самодельные тяжелые и грубые блесны. Время от времени то у одного, то у другого из нас «садилась» на блесну щука, и ее с торжеством, но – по здешнему рыбацкому кодексу – молча вытаскивали из воды через борт и бросали на дно лодки.

На одном из изгибов реки стояли на берегу два мужика в сапогах и забрасывали блесны прямо с берега. Вид у них был не веселый. Нам они ничего не сказали. Мы тоже проехали молча и мне стало перед ними как-то неловко, что они там стоят, а мы тут мимо них ездим и ловим. На обратном пути один из них не утерпел и спросил: «Как улов?» Я было встрепенулся сказать, как есть, потому что такой рыбалки у меня еще никогда не было и меня распирало. Но тут один из моих приятелей, почти перебив меня, скучно ответил: «Да, так, не очень…» Они удовлетворенно промолчали.

А когда мы завернули за остров, я не выдержал и спросил у него: «Ты чего?», – потому что на дне нашей лодки ногу негде было поставить от щук. Он, помолчав, ответил: «Ну, чтобы не завидовали…»

Одежка

Сосед – бодрый еще пенсионер – ходил по огороду в своей рабочей куртке, а жена его – бывшая чиновница приличного ранга – в том приличном пальто и шляпке, в которых ходила раньше на работу – донашивать куда-то надо, потому что «на выход» у нее уже было куплено другое пальто.

Когда она работала лопатой – было не так заметно, но когда выпрямлялась и элегантно – в пальто и шляпке – катила по участку груженую тачку – картинка получалась очень смешная.

Стройка

Я купил в коттеджном поселке участок под застройку и при каждом удобном случае ездил туда, ходил по участку, прикидывая, где и что построить.

Когда на соседнем участке из недавно построенного дома появлялся хозяин, мы сходились с ним на границе у забора и начинали светскую соседскую беседу – о погоде, о видах на урожай, и я все старался незаметно подвести разговор к интересовавшей меня теме – строительству дома. Сосед был не против поговорить и об этом, но когда он начинал говорить о своей стройке и о строителях, он быстро переходил на отборный мат. Постепенно он все больше и больше распалялся от нахлынувших воспоминаний и, помогая своему рассказу, сильно размахивал руками. Чтобы как-то успокоить его, я сказал ему:

– Ну, зато теперь-то у вас совсем готовый дом…

Он остановился, посмотрел на меня и, подумав немного, сказал:

– Теперь-то?.. Теперь-то я вижу, что первый дом – это не дом… И что дешевая рабсила дорого обходится…

С этим я и пошел назад к себе на участок, сильно озадаченный и с трудом обдумывая сказанное.

Дружба

Его лучший друг однажды по неосторожности сказал на людях что-то лишнее, чего не надо было бы говорить. Ничего особенного друг не сказал, но все-таки было неприятно, и он решил наказать его – в воспитательных целях не разговаривать с ним неделю – другую. «Подуюсь немного, а потом перестану» – думал он про себя. Но прошла неделя, и другая, а разговоры как-то не возобновлялись. Да и говорить вроде бы было не о чем.

Через месяц он с удивлением заметил, что и не тянет его к другу, и что он спокойно может без него обходиться. А потом понял, что может теперь и разговаривать с ним – в меру необходимости – совершенно свободно, как со всяким другим совершенно посторонним ему человеком – ровно и без какой-либо неловкости, словно и не было между ними никакой ссоры, но не было и никакой дружбы, и не знали они друг о друге столько, сколько не знал никто другой. Обида прошла и унесла с собой дружбу.

Друг несколько раз пытался объясниться с ним, помириться и вернуть былую дружбу, но натыкался лишь на холодное искреннее безразличие к нему. Сказать другу в ответ было совсем нечего, и разговоры эти затухали без каких-либо результатов. Это было поразительно – он и сам себе удивлялся и не мог понять, что с ним происходит. Но время шло, и они становились все дальше друг от друга. Так эта дружба и умерла – сама по себе, как будто ни за что и ни про что.

Неожиданность

Отец с матерью так дружно жили. Отец в ней души не чаял. Когда отца не стало, мамина сестра, с которой они всегда любили друг друга, предложила ей жить вместе – для компании. От чего мама отказалась с неожиданной мотивировкой:

– Я еще одна не жила, – прочувствованно сказала она.

Правда

Все, что есть в женщине – это красота, данная ей природой. Все остальное – это наше воображение.

Ревность

– Узнаю – убью, – сказал муж.

– То-то все убитые вокруг валяются, – сказала жена.

Вывод

– В зрелом возрасте я пришел к выводу, что женщина – это человек с пи*дой, – сказал мне как-то один мой знакомый. Но я с ним не согласился…

Зрелость

В молодости у него было много друзей. А к зрелым годам – вокруг уже никого не было – с чьей-то женой переспал он, а кто-то переспал с его женой. Не переспал никто только с женой одного друга, у которого жена была некрасивая. Этот друг ничего не знал и не понимал, почему они больше не дружат все вместе, как раньше. И каждый раз при случае приставал к друзьям: давайте встретимся, посидим, чего вы?..

Дом

Загородные дома после нашего небогатого прошлого строят у нас обычно в несколько этажей, с размахом. Когда я приезжаю к друзьям в их загородный дом, они водят меня по этажам и комнатам, показывая: здесь у нас то, а здесь – это. Я, конечно, хвалю и восхищаюсь. А про себя все думаю: как много пустых комнат. Перед отъездом не выдерживаю и спрашиваю деликатно: «Для чего так много места?» «Ну, как же, – отвечают мне с воодушевлением, – «дети будут приезжать, внуков оставлять…»

Навещая их время от времени, я все яснее вижу, что дети к ним не ездят, внуков не оставляют. И ходят они вдвоем по этому огромному трехэтажному дому, с опаской поднимая голову в сторону пустых верхних этажей и боятся громко сказать что-нибудь, чтобы не услышать гулкое эхо в ответ.

Гитара

Я позвонил матери на дачу и попросил вынести на берег речки мою гитару и телогрейку, а я, мол, скоро подъеду на лодке и заберу. Мать пообещала, но, когда я подъехал, ее на условленном месте не было. Я снова позвонил ей, и она сказала:

– Я пошла туда, но потом подумала: увидит кто, скажет – вон, баба на речку пошла посидеть с гитарой…

И я вернулась.

Мыслитель

Я зашел как-то к своему приятелю обсудить кое-что. Он поднялся мне навстречу из-за своего письменного стола и предложил мне не присесть, а пройтись по близлежащему лесопарку и поговорить там: «Я сейчас обдумываю одну научную статью для журнала, – сказал он, – что-то застопорилось – надо походить.»

Мы около часа ходили скорыми шагами по аллеям и тропинкам лесопарка, живо обсуждая наши с ним общие дела, и не вспоминая о его статье по теме, от которой я, правда, был совсем далек. Но на выходе из парка, пожимая мне на прощанье руку, он сказал: «Ну вот, хорошо как прогулялись – при ходьбе у меня мысли приходят в порядок – пойду, запишу все, что надумал, – сказал он и, поймав мой недоуменный взгляд, добавил – я про статью свою, замучила она меня, но теперь я готов ее добить.»

Озадаченный, я пошел в задумчивости к остановке автобуса, размышляя над тем, как же это он обдумывал свою статью, когда мы все время говорили совсем о других вещах?

Тонкий

– Вот ты думаешь, ты тонкий… – ни с того, ни с сего начала было жена.

– Я тонкий? – перебил ее муж, – я – толстый!

Жена невольно рассмеялась и не договорила того, что начала. А потом оказалось, что она тогда пыталась признаться ему в измене. А он перебил ее, и ей пришлось потом долго снова собираться с духом, чтобы сказать ему это.

Убеждения

Захотелось как-то к слову рассказать в компании хороший еврейский анекдот, который мне очень нравился, и, на всякий случай, чтоб не обидеть кого-нибудь ненароком, спросил, в шутку:

– Среди нас евреев нет?

– Я еврей – по убеждениям, – ответил один курносый парень.

Заинтригованный таким ответом, я посмотрел в его лицо, невольно пытаясь найти на нем следы каких-то особых убеждений. Словно отвечая на мой немой вопрос в глазах, он постучал себя рукой по лбу. И все. А я теперь думаю.

Поминки

Мы выбрали этот ресторан, потому что в нем разрешали приносить на поминки свое спиртное.

– Сколько у вас будет водки? – спросил опытный распорядитель.

– Десять – хватит? – спросили мы вопросом на вопрос, памятуя, что народу у нас будет не много.

– Возьмите семь, – посоветовал он, – а то они у вас запоют.

Шутка

– А ты не так прост, как кажешься на первый взгляд, – сказал при мне один мой приятель другому.

– И на второй тоже, – не удержавшись, в тон ему и без всяких раздумий добавил я.

Я сказал это в шутку, ради красного словца. А человек обиделся. И я с сожалением понял, что был прав, хотя и не хотел этого совсем.

Извинение

Отец при матери воспитывал свою дочь:

– Когда ты виновата – нужно извиниться или даже прощения попросить. Твою маму вот в детстве не научили извиняться – и это сильно осложнило ей жизнь.

Мать никак не отреагировала, но потом наедине сказала дочери:

– Я уже не могу перешагнуть через себя и извиниться, но ты еще сможешь.

«Ха! Извиниться! Так обойдутся,» – подумала про себя дочка и с вызовом дернула головой, как это делала ее мать.

Мать

Мы купались в реке возле здания института, и наш однокурсник утонул на наших глазах. Мы ныряли за ним, но не нашли его в мутной воде. Потом приехали водолазы и тоже ничего не нашли.

Его мать потом все сидела на берегу и ждала. На третий день тело всплыло, и мать побежала за людьми. Люди достали сына, и мать оплакала и похоронила его.

Дурак

– И все-таки он дурак, – внимательно выслушав доклад выступавшего, сказал он сидевшему рядом приятелю – в продолжение какого-то их давнего спора.

– Зато, смотри, как молодо выглядит для своих лет – не желая возобновлять этот спор, пытался отшутиться приятель.

– А дураки всегда молодо выглядят…

Приятель промолчал.

Швейцария

Этот дикий совершенно случай произошел с нашим коллегой по московской юридической фирме, которая была филиалом известной швейцарской юридической фирмы.

Коллега этот много лет был на хорошем счету и потому со временем заслуженно получил приглашение переехать на работу в головной офис в Швейцарию. Переехал он с семьей – женой и сыном-подростком. И все было хорошо, но сын там увлекся наркотиками, и сколько родители его не лечили – ничего не помогало. Все было бесполезно.

Вокруг них была уютная и спокойная Швейцария – соседи на всей улице при встрече здороваются, птички поют, солнышко светит, хорошая работа и денег много, а «по жизни» парень был разрушен, просто руки плетьми повисали. И впали они с женой в сильнейшую депрессию.

По работе он часто ездил в Москву, и жена скоро поняла, что у него там кто-то есть. Да он особо и не скрывал. Выяснилось, что московская подруга его забеременела и родила ему еще одного сына. Шли чередой семейные скандалы. А когда он, не таясь и не скрывая уже своей радости, собирался в Москву на первую годовщину дня рождения своего нового сына, жена в порыве ярости нанесла ему на кухне семнадцать ударов в грудь кухонным ножом.

Он умер, а жену его обалдевшие швейцарцы посадили за убийство в тюрьму.

Мы и сами ходили по офису, не в силах постичь случившееся. Мы даже не обсуждали это между собой, но с течением времени стали понимать, что и новую подругу то он завел не потому, что был женолюбив, а в попытке найти какой-нибудь выход из своего тупика. И жена-то истыкала его ножом не из ревности к другой женщине, а потому, что понимала, что сейчас он уйдет и оставит ей одной эту безысходную жизнь с сыном-наркоманом.

Вопрос

Время от времени я захаживал к своему приятелю к нему домой, где они жили с женой вдвоем, потому что детей у них не было. Как-то раз после обычных разговоров за столом жена его, улучив момент, подошла ко мне на кухне и спросила:

– Скажи, а ты не знаешь, что у него в голове? Он всегда молчит, что-то себе думает, а мне не говорит…

Птичка

Я посеял у себя во дворе газон и, закончив работу, собирал инструменты. В этот момент прилетела, наблюдавшая за мной издали, трясогузка и стала клевать посеянные семена. Я умилился птичке божьей и не посмел ей ничего возразить.

Она же, клюнув несколько раз, вспорхнула и улетела прочь. А через минуту – это оказался, видимо, самец – он прилетел назад со своей бабой. Показал ей накрытую для нее поляну и они стали споро клевать уже вдвоем, не обращая на меня никакого внимания.

Пришлось прогнать их.

Вот так всегда, – подумалось мне почему-то.

Дед

Лежал я как-то несколько дней в больнице по поводу небольшой операции. И вот на второй день кладут к нам в палату на освободившуюся койку старичка, у которого дома случился приступ почечной колики и в болях вышел наружу камень. Дед вызвал на дом неотложку, и та привезла его на всякий случай в больницу под наблюдение врачей.

Сначала он лежал на койке, рассказывал в деталях, как ему было больно, но теперь полегчало, доставал из кармана, разворачивал и показывал всем по очереди завернутый в бумажку вышедший из почек розоватый камешек, говорил, что боится повторного приступа и просился у докторов на обследование. Ему пообещали, и он целый день потом ходил по больнице, возвращался в палату, сидел на своей койке и без умолку разговаривал с нами. Говорил все больше о том, что жена его померла два года назад, а теперь он, как перст один, и спрашивал всех, нет ли у кого в семье свободной бабушки, потому что очень уж тяжко жить одному. Все пожимали плечами – ни у кого свободной бабушки не было.

Но на другой день вышел в свою смену врач, который опознал его и сказал, что дед этот уже не первый раз тут болтается с одним и тем же камешком, который, скорее всего, был и не не его даже, а его умершей жены. Что самого его уже несколько раз досконально обследовали и ничего не нашли. А сюда он прорывается со скорой и с жалобами на почечные колики, а на самом деле – чтобы побыть сколько удастся среди людей и передохнуть от тоски и одиночества в своей квартире.

После этого деда стали выгонять из больницы, а он сопротивлялся, не хотел уходить и прятался в туалете. Но в обед не выдержал, заскочил в палату поесть – тут его и отловили. Доесть обед дали, но после с шутками и прибаутками вывели его – почти что под руки – из палаты и даже для верности отвезли на дежурной машине домой.

Все в палате смеялись потом, обсуждая деда. А мне было совсем не смешно. Много лет прошло с тех пор, а этот дед все никак не идет из моей головы.

«Не приведи, Господи,» – думаю я каждый раз, вспоминая его.

Любка

Хорошая девка Любка – может, и не красавица, но покладистая, надежная и работящая – не то чтобы крепкая, а жилистая такая скорее. Сначала все было, как у людей – вышла замуж, родила двоих ребятишек: сына и дочку. Потом муж стал пить и драться – пришлось выгнать, слава Богу, хоть жить ей было где с детьми – старенький деревянный домик на окраине городка остался от матери.

А потом и началось: на железнодорожном переезде погибла под колесами поезда дочка. Оплакав первое свое горе, Любка вышла с сыном второй раз замуж. Новый муж тоже пил, но был тихий и не дрался, хотя и работал всегда в пол силы – потому что был сердечником. Любка родила от него сынишку, и они с мужем стали потихоньку строить новый дом вместо совсем развалившегося старого. Через несколько лет новый сруб уже стоял с почти полностью покрытой рубероидом крышей, когда муж вдруг пропал, неизвестно почему и не известно, куда. Через три дня он всплыл в небольшом пруду на соседней улице, куда ходил за водой для полива огорода. Медики сказали, что у него, видимо, случился сердечный приступ, когда он зачерпывал ведро – упал в воду и утонул – потому еще, что был нетрезвым. Дом был не достроен – в нем был только черновой пол и не было совсем потолка. Жить в нем было нельзя, Любка с двумя детьми зимовала в хлеву вместе с козами, кроликами и курами, которые их кормили и грели вместе с круглой железной печкой-времянкой. Когда старшего сына уже можно было оставить одного, Любка устроилась сторожем на спасательную станцию, куда ездила зимой и летом на велосипеде ночевать с младшим сыном, который из-за недостатка внимания долго толком не мог говорить. Переночевав на работе, Любка на велосипеде гнала с ребенком на раме домой, бросалась кормить старшего, поливать и полоть огород, доить коз, собирать яйца и продавать молоко и яйца соседям.