Хозяева джиннов
– Кто? – потребовала она. – Кто вернулся?
На этот раз старик на нее посмотрел, на бородатом лице застыло удивление от ее невежества.
– Говорят, мы не должны произносить его имени, но он Великий Учитель, Изобретатель, Хозяин Джиннов. – Он прошептал в благоговении: – Аль-Джахиз!
Фатима потрясенно уставилась на собеседника. Перевела взгляд на Сити, которая тоже выглядела оторопелой.
– На улицах Каира, – хмуро кивнул Ахмад, – в позабытых нами местах люди говорят, что аль-Джахиз вернулся. Таинственный человек в золотой маске. Точно, как тот, что сбежал с места, где убили братство аль-Джахиза. Как думаете, каковы шансы?
Вместо ответа Фатима снова уставилась на мужчину на стене. Тот стоял, заложив руки за спину, упиваясь восторгом толпы. Он обозревал людей, а затем посмотрел прямо туда, где была Фатима. На мгновение их взгляды встретились, и ее бросило в дрожь. Лицо мужчины скрывала золотая маска. Однако даже на таком расстоянии она видела его глаза – силу, скрытую в них. Какую-то секунду они друг друга рассматривали. Затем он поднял руку и указал вниз. Неподвижная фигура рядом с ним вскинула голову, словно ожила, – чтобы броситься со стены на землю.
Фатима ахнула. Он мог погибнуть, упав с такой высоты, – по меньшей мере четыре этажа. Или сломать половину костей в теле. Но они приземлились на полуприсед, ботинки подняли облака пыли.
Фатима моргнула. «Погоди, они?» Со стены спрыгнул один мужчина. Она была уверена. Но теперь их стало двое! Одинаковых! В тех же масках: черных и в виде человеческих лиц. Они переглянулись и бросились вперед, стройные тела двигались подобно шакалам.
– Фатима!
Предупреждение Сити достигло ее ушей, когда одна из фигур приблизилась вплотную. Фатиме едва хватило времени, чтобы поднять трость, блокируя кулак, и отскочить назад, когда тот напал снова. Раздался рык, и мимо нее пронеслась Сити, целя в атакующего. Но к драке присоединился его товарищ, отвешивая пинки, которые ей пришлось отбивать.
Фатима споткнулась, когда толпа отступила от сражающихся. Мужчина двигался быстро – невероятно быстро. Не было никакой возможности извлечь меч, он не давал ей шанса. Фатиме пришлось использовать трость, чтобы парировать его атаки. Нужно быстрее что-нибудь придумать, иначе…
Размытым пятном он преодолел ее защиту, и в бок Фатимы врезался кулак. Обжигающее копье боли чуть не заставило ее сложиться вдвое. Но даже на это не хватило времени, поскольку ладонь нападающего ударила агента в грудь. Казалось, ее огрели камнем. Ноги следователя оторвались от земли, и она тяжело рухнула на спину. Аллах! Больно! Везде! Оглушенная, она посмотрела вверх, чтобы увидеть, как он приближается с изяществом кота, преследующего мышь. Фатима панически пыталась выхватить клинок, высвободив его как раз в тот момент, когда противник опустился с заведенным кулаком.
– Назад! Или…
Прежде чем она успела закончить, он бросился на меч. Лезвие скользнуло сквозь рубашку и кожу, погружаясь в его грудь. Он остановился, изучая оружие, которое, скорее всего, пробило легкое. Скоро он будет сплевывать кровь в свою маску. Проклятье! Она этого не хотела! Мужчина поднял взгляд и уставился на нее немигающими глазами – черное на черном, без намека на белок. Затем он двинулся вперед, пропуская меч сквозь себя. Глаза Фатимы расширились в неверии. На серебристом лезвии не было крови. Вместо этого ей показалось, что она увидела едва заметный черный туман, словно песчинки. Он толкнул себя ближе, пока их лица едва не касались – и не сводил взгляда нечеловеческих глаз.
Прозвучал резкий голос, и ее противник отпрянул. На месте, где должна была появиться рана, формировался черный туман. Фатима смотрела, как он бежит к своему близнецу, с которым сражалась Сити. Атакующие соприкоснулись – и в мгновение стали одним. В невероятном прыжке он взмыл в воздух, приземлившись на стену рядом с человеком в золотой маске. Фатима поднялась на ноги, игнорируя колющую боль в груди, прижала ладонью бок и устремила взор на оратора. Что здесь вообще происходит?
Сити, однако, размышлениям предаваться не стала.
С ревом львицы она сдернула свой парик и запустила его в стоящих наверху. Затем она сама прыгнула на стену – зацепившись чем-то острым и металлическим. Фатима узнала перчатки с серебряными когтями. Она их повсюду с собой таскает? Взрыкивая, Сити принялась взбираться, все еще в платье, но уже босиком. Не только Ахмада одарили странным волшебством. У Сити были собственные чары: магия, делающая ее быстрее, сильнее. Она в секунды преодолела треть стены, влекомая гневом и чистым упрямством. Глядя на ее подъем, Фатима снова задумалась о богине, живущей в ее подруге. Затем стена взорвалась огнем.
Когда красное, как кровь, пламя осветило ночь, Фатима отскочила назад, чувствуя жар на своей коже. Сити спрыгнула. Она должна была упасть переломанной грудой костей, но как-то умудрилась приземлиться на четвереньки – грациозной кошкой. Прежде чем кто-либо из них успел вымолвить слово, огонь потух. Обе фигуры на стене исчезли вместе с ним.
– Трусы! – прокричала Сити. – Я почти его достала!
– Ты в порядке? – Фатима заковыляла к подруге.
– Меня даже не задело. – Сити согнула пальцы с дымящимися когтями. Затем ее сердитые глаза округлились в тревоге. – Ты ранена!
Фатима крякнула от боли, когда Сити взяла ее под руку, чтобы поддержать.
– Пропустила удар в бок. Думаю, он мог, – она выдохнула, говорить было больно, – сломать ребро.
– Они сильнее, чем выглядели. – Сити обняла ее за талию, позволяя опереться.
Фатима кивнула. Она вспомнила труп со свернутой шеей. Нечеловеческая сила.
– Не думаю, что они собирались вас ранить, – сказал Ахмад. Во время боя он отступил вместе с толпой и теперь вернулся. Жрец посмотрел на Фатиму и исправился. – Во всяком случае, не смертельно.
– А ты вообще был бесполезен! – вызверилась Сити. – Было бы очень мило хоть как-то помочь!
– Мне показалось, вы справляетесь, – совершенно по-крокодильи поморщился он. – Кроме того, я думаю, они хотели оставить послание, не более того.
– И что же это за послание? – пробрюзжала Сити.
Ахмад указал на стену. Кирпичи были обожжены, но в некоторых местах камень остался нетронутым, складываясь в текст, написанный сверху вниз.
– Ладно, – признала Сити. – Это послание.
Когда Фатима прочитала слова, она почувствовала, как сжимаются ее зубы вместе с желудком:
УЗРИТЕ ЖЕ, Я АЛЬ-ДЖАХИЗ.
И Я ВЕРНУЛСЯ.
Глава восьмая
В отличие от большинства государственных учреждений министерство не закрывалось по пятницам. В нем оставались дежурная бригада и штатный состав автоевнухов, управляемых разумным зданием. Когда Фатима вошла в офис вместе с Хадией, она практически не обратила внимание на пустоту или странную тишину. В своей голове она все еще переваривала прошлую ночь.
– Обычно я провожу пятницу с кузинами, – поделилась Хадия. – Но я рада, что вы позвонили.
Фатима осознала, что она не просила Хадию приходить – скорее потребовала. Это было грубо. Но это говорило о том, насколько она взвинчена. Этим утром она твердо решила отправиться на работу. Даже выбрала консервативный костюм – синий с темно-бордовым галстуком и крепкими коричневыми туфлями. Игры в денди могут подождать. Ну, помимо золотой заколки для галстука и запонок из того же набора. Не говоря о котелке и трости. Может фиолетовая рубашка в полоску считаться за дендизм?
Как бы там ни было, она собиралась подойти к делу со всей серьезностью. Трудно признать, но Ахмад оказался прав. Ей стоило отработать подозреваемого в маске. Вместо этого она отодвинула расследование на задний план, дожидаясь результатов Асима. Отчасти причиной тому была Сити – чье возвращение повлияло на нее больше, чем ей хотелось признать. Но город не стоит на месте только потому, что она решила взять выходной.
– Будьте начеку, – сказала Фатима, когда они подошли к лифту. – Лучший совет, который я могу дать агенту. – Хадия была в министерском кителе, длинных темных юбках и с сумкой, переброшенной через плечо. Хиджаб, однако, был темно-зеленого цвета. Она что, пыталась подобрать одежду в тон прошлого костюма Фатимы? – Но спасибо, что пришли. В деле появились новые зацепки.
– Само собой. Хотя мне интересно узнать, что за новые зацепки появились между вчерашним вечером и сегодняшним утром? – Двери лифта разъехались, и они вошли внутрь.
– Больше, чем вы можете предположить, – ответила Фатима. – Подвал.
Лифт начал спускаться, и она обернулась, тут же наткнувшись на полный предвкушения взгляд Хадии. Аккуратно выбирая слова, она рассказала о произошедшем ночью – разумеется, исключая Сити и называя Ахмада «информатором». Пока Фатима говорила, она позволила руке прижаться к ребрам. Сити дотащила ее домой, перевязала рану, а затем свернулась вокруг нее на кровати, напевая песню, погрузившую ее в глубокий сон. Когда она проснулась, нубийка, разумеется, уже исчезла. Как и боль. Осталось только слабое жжение. Странно. Может, она зря переживала и ребро не треснуло, а удар прошел вскользь. Когда она закончила, Хадия шумно выдохнула, словно это она вела рассказ.
– Ваша ночь определенно была более волнующей, чем моя. Аль-Джахиз! Вернулся!
– Останови лифт, – скомандовала Фатима, и кабина, покачиваясь, зависла. Она уперлась взглядом в Хадию и строго произнесла: – Этот человек в черном. Кем бы он ни был, он может оказаться замешан в массовом убийстве. Он может оказаться преступником. Но он не аль-Джахиз. Значительная часть нашей работы заключается в отшелушивании иллюзий. Не попадитесь в одну из них.
– Вы правы, – дергано кивнула Хадия. – Конечно.
Фатима приказала лифту продолжить движение.
– Но вы думаете, что здесь есть связь, – предположила Хадия. – В городе появился человек, который утверждает, что он аль-Джахиз, и оставляет огненные визитки. Члены посвященного ему братства найдены сожженными заживо.
– И некто, подходящий под описание, был замечен на месте преступления, – добавила Фатима.
– Но почему этот… самозванец… на вас напал?
Фатима над этим размышляла, но до сих пор не нашла хорошего ответа.
– Может, я выделялась.
– Что насчет ифрита? Вы его видели?
– Не совсем. Видела странно движущийся огонь, но и все.
– Зачем тогда мы едем в подвал? – Хадия выглядела сконфуженной.
– Потому что там находится библиотека.
– Точно. И мы направляемся в библиотеку, потому что?..
– Потому что там все книги. – Фатима уставилась на нее своим самым невыразительным взглядом. Двери лифта разъехались, и она вышла, оставляя Хадию с озадаченным выражением на лице, которое вскоре сменилось священным трепетом.
В министерстве размещалась одна из крупнейших библиотек города. Она занимала почти всю нижнюю часть здания – целых два этажа книг и манускриптов, охватывающих столетия, из всех частей мира. Насколько она понимала, некоторые даже не из этого мира. Они стояли на настенных полках, почти дотягивающихся до высокого потолка – до верхних полок можно было добраться с помощью лестницы, скользящей по рельсам. Другие полки аккуратно тянулись по обеим сторонам зала. На втором уровне в центре хранились более редкие работы. В задней части помещения раскачивался туда-сюда колоссальный маятник, сделанный из железного троса с огромным золотым диском в виде солнца, покрытым геометрическими узорами. На вершине древних часов был циферблат-полумесяц со знаками зодиака вместо цифр.
– Ух ты! – разинула рот Хадия.
– Вы еще хранилище не видели, – ухмыльнулась Фатима, продолжая идти.
– Погодите? – Хадия бросилась вдогонку. – У нас есть хранилище? Что там хранится?
Фатима не ответила. Некоторые вещи новобранцам лучше узнавать самостоятельно. Она вывела их в пространство в центре этажа, где были расставлены длинные столы для чтения с подносчиками книг. Перед одним из них стоял единственный обитатель библиотеки.
Загрос служил в министерстве библиотекарем: марид размером с носорога, если бы тот стоял на задних лапах, одетый в вышитую лилиями мантию цвета индиго с длинными рукавами – Фатима полагала, что это халат. В отличие от носорога, кожа джинна была цвета лаванды, а четыре золотых завитых рога покрывали аметистовые полоски. Но его характер мало отличался от носорогов. Загрос фанатично оберегал библиотеку и был печально знаменит тем, что запрещал агентам доступ за малейший проступок. Большинство жаловались, что он придирчивый, неприятный и легко выходит из себя. Фатима считала иначе. На самом деле джинн попросту был невероятным снобом.
В подтверждение ее мнения им понадобилось трижды позвать библиотекаря, прежде чем он соизволил опустить на посетительниц взгляд. В сонных глазах за серебряными очками застыла смесь скуки и недовольства.
– Библиотека закрыта, – лениво крикнул он. – Возвращайтесь в рабочие часы. – Загрос поднял украшенную кольцами руку с наманикюренными когтями, отмахиваясь от них, как от детей.
– Библиотека открыта по пятницам, – напомнила Фатима.
Заостренные уши джинна дернулись, и он что-то пробурчал на фарси, прежде чем вернуться к арабскому:
– Ну, похоже, ты в чем-то да разбираешься. Рад за тебя! Но я занят, так что без разницы. – Он указал на стол, где под листами спектрального стекла лежали обрывки пожелтевшего папируса. В пергаменте оставались прорехи, а еще несколько фрагментов лежали в маленьком ящике.
– Это мероитский? – спросила она, разглядывая свиток. – Второе столетие?
Загрос обернулся и поджал фиолетовые губы, прежде чем медленно протянуть:
– Третье. Но мероитский, да.
Фатима наклонилась вперед, делая вид, что заинтересовалась. Когда джинн был в плохом настроении, апелляция к его врожденной библиофилии могла помочь. Особым штрихом стало перепутанное столетие. Поскольку исправлять других являлось смыслом жизни подобных типов.
– Я думала, что мероитский не поддается расшифровке. Потерянный нубийский язык.
– Он продолжает оставаться непостижимым, – признал Загрос. Он указал на обрывки пергамента между закрепленными стеклами, светящимися нефритовым светом. Там, где касались его когти, символы менялись и превращались в арабские. – Мы знаем, что это означает «дверь». Это – «птица». Но что получается, если их соединить вместе?
Фатима чуть не предложила «дверь-птицу», но библиотекарь не был известен своим чувством юмора.
– Расшифровка слов не помогла нам понять язык, – сетовал он. – Две разные задачи, понимаешь. Я работаю над теорией, что синтаксис может блокироваться магией, специально затрудняя понимание. Весьма хитроумно.
Фатима бросила взгляд на Хадию, подталкивая ее в сторону джинна. Напарница быстро поняла, что от нее требуется:
– Где эта книга… нашлась? – спросила она.
– В гробнице Аманишакете![43] – ответил Загрос с пылающими от возбуждения золотыми глазами. – Одна из знаменитых Кандакия![44] Возможно, это поминальная песня: плач к богам или философия загробной жизни. Мы ее одолжили у Судана. Она все это время пылилась в их коллекции, пока суфии занимались всякой радикальной нумерологией в священной геометрии. Некоторым только дай почитать Маркса… – Он осекся и посмотрел на них так, словно заново увидел… – Приятно слышать, что кто-то еще интересуется алфавитно-слоговым письмом. Чем я могу сегодня помочь, агенты?
– Мы ищем работы об аль-Джахизе, – сказала Фатима.
– Их не так уж мало, – поднял бровь джинн.
– Лучшие биографии и свидетельства очевидцев.
Загрос задумчиво постучал пальцем по бивням, изгибающимся вверх изо рта. Их острия были покрыты серебром, и с них свисали крошечные колокольчики, позвякивающие от его прикосновений.
– Самые популярные исторические биографии написал Гитани. Еще есть литературные работы Махфуза и Хуссейна. Религиозные интерпретации суданских факиров… – Он повернулся, бормоча на ходу, и скрылся в глубине библиотеки.
Фатима и Хадия следовали за ним. Джинн двигался быстрее, чем можно было подумать, глядя на его габариты, и они успевали ориентироваться только по развевающейся мантии, скрывающейся за углами, и звону колокольчиков.
– Быстро он пластинку сменил, – прошептала Хадия. Она вскрикнула, с трудом поймав брошенный Загросом толстый том.
– Джинны во многом похожи на нас, – сказала Фатима и перехватила летящую в нее книгу, не сбавляя шага. – Им просто приятно знать, что их увлечения интересуют кого-то еще.
– Как моя кузина, которая коллекционирует механических птиц, – заметила Хадия. – Но зачем мы это делаем? – Она поймала вторую книгу поверх первой и удовлетворенно улыбнулась.
– Как вы сказали раньше, – ответила Фатима, между делом поймав еще два тома, – в городе появился человек, утверждающий, что он аль-Джахиз. Человек, присутствовавший на месте убийства Братства, посвященного его памяти. Аль-Джахиз – та самая ниточка, что связывает эти события.
– Вы считаете, что кто бы ни притворялся аль-Джахизом, его личность, скорее всего, основывается на книгах вроде этих. Братство лорда Уортингтона занималось тем же. Мы не создаем профиль аль-Джахиза, мы создаем образ того, каким его запомнили люди.
Фатима должна была признать, что новенькая хороша. Раздался еще один вскрик, когда к ним полетел новый толстый том, заставив Хадию уронить свою стопку. Но в ловле книг ей еще надо потренироваться.
Несколько часов спустя они сидели среди стопок книг, разложенных по всему столу, – единственным звуком был постоянный свист рассекаемого воздуха от маятника. Библиотекарь предоставил им больше материала, чем они могли обработать. Напарницы начали с популярных вещей, чтобы затем перейти к менее известным. Хадия не сумела уговорить Загроса, чтобы он разрешил принести печатную машинку – которую он называл раздражающим и какофоническим приспособлением – а потому делала записи ручкой. Все же у нее получилось написать несколько страниц. Добравшись до конца, Хадия остановилась, чтобы дать отдохнуть руке.
– Мне кажется, у меня свело запястье, – поморщилась она.
– Прочитайте, что мы нашли. – Фатима закрыла книгу и свои уставшие глаза.
Хадия перебирала листы, пока не отыскала начало записей.
– Аль-Джахиз. Ну, для начала, никто на самом деле не знает его имени.
На этом сходились все книги и свидетельства. Аль-Джахиз не являлось настоящим именем, скорее псевдонимом. О самом знаменитом человеке в современной истории не знали даже такой простой вещи, как его имя.
– Неизвестно, взял он его сам или ему присвоили это прозвище, – продолжала Хадия. – В любом случае большинство писателей соглашаются, что именно это является источником споров по поводу его происхождения и школ мысли, которые появились после его исчезновения. Школа темпоралистов утверждает, что он путешественник во времени и является тем же человеком, что аль-Джахиз из Басры девятого столетия.
– Абу Усман Амр ибн Бахр аль-Кинани аль-Басри, – продекламировала Фатима.
– По прозвищу аль-Джахиз, – кивнула Хадия. – Пучеглазый. Не слишком лестно. Сегодня большинство думают, что у него был дефект роговицы. О его ранней жизни известно мало, но ему приписывают авторство двух сотен книг – если верить историям – обо всем, от зоологии до философии. Темпоралисты утверждают, что два аль-Джахиза на самом деле один человек. Однако ничто в информации о средневековом аль-Джахизе не указывает на то, что он был изобретателем. Наверное, они спутали его с аль-Джазари[45] из тринадцатого века. На эту ошибку указывали, но темпоралисты довольно упрямые, некоторые даже говорили, что сначала аль-Джахиз вернулся под именем аль-Джазари. Они даже его биографию толком не знают! Первый аль-Джахиз, скорее всего, был абиссинцем. Все соглашаются, что современный аль-Джахиз из Судана. И никто не упоминает, что он был пучеглазым. Так что причина этого прозвища остается загадкой.
– Люди умеют подбирать факты, которые подходят к их теориям, – ответила Фатима. Темпорализм пользовался популярностью среди механиков и людей, склонных к науке. Каждые несколько месяцев министерство расследовало дело, где один из них пытался построить машину времени, используя нелицензированную магию и нестабильную алхимию. Последний такой изобретатель попробовал ее собрать в жилом доме. Во времени он не попутешествовал, зато сумел переместить половину своего этажа на десять кварталов – прямо на дневной трафик.
– Потом еще есть трансмиграционисты, – читала Хадия. – Школа возникла вокруг тех суфиев, которые использовали концепцию танасух[46] в спорах о метемпсихозе. Они утверждают, что современный аль-Джахиз – реинкарнация первого. Но эта теория считается еретической, ее осудили улемы и даже большинство суфиев. Основная часть ее последователей сегодня – буддисты и индуисты. В Бенгалии даже фестиваль проводится.
Еретические или нет, идеи о перерождении аль-Джахиза распространились широко, и не только среди неортодоксальных суфиев. Несмотря на то что над теорией насмехались, называя ее деревенскими предрассудками, можно без труда найти каирцев, которые с ней соглашались.
– Существует еще около десятка теорий его происхождения. – Хадия подняла несколько листов. – Суданские суфии считают, что он глашатай Махди. Часть коптов называют его предвестником Армагеддона. Ни у кого из них нет оснований для этих утверждений.
– Им и не нужно. Загадочность аль-Джахиза открывает простор для интерпретаций.
– Люди определяют его так, как им хочется, – подхватила Хадия. – Так что самозванцу…
– …не обязательно выбирать конкретный образ, – закончила Фатима. Толпа прошлой ночью. В том человеке в золотой маске они видели аль-Джахиза. Даже если у каждого из них было о нем свое представление, это не играло никакой роли. Аль-Джахиз настолько окутан мифами и сплетнями, что он может оказаться каким угодно.
– Это опасно.
– Потому министерство серьезно относится к людям, называющими себя аль-Джахизами. Он не первый. Но от них всегда проблемы из-за того, что они разжигают в толпе. Люди хотят и готовы верить. Даже когда самозванцы полубезумны.
– А этот как? Полубезумен?
Вспоминая его глаза, Фатима покачала головой. Сила – да. Но в них не было ничего безумного.
– Итак, мы знаем, чего мы не знаем об аль-Джахизе. Как насчет того, что мы знаем?
Хадия снова перелистала свои записи, вынимая следующую страницу.
– Считается, что впервые аль-Джахиз упоминается аль-Хаджем Омаром Талом, завоевателем и основателем Тукулерской империи. В 1832 году он был бродячим мистиком. На обратном пути из хаджа он встретил Ибрагим-пашу[47], тогда главнокомандующего в сирийской кампании. Омар Тал исцелил от недуга сына будущего паши, после чего совершил знаменитое пророчество о появлении человека, который потрясет мир. Он называл его Хозяином Джиннов.
Фатима вспомнила, что говорил старик из толпы. Хозяин Джиннов – один из знаменитых титулов аль-Джахиза.
– Предполагается, что где-то в это время человек, которому предстояло стать аль-Джахизом, служил в суданском полку, сформированном из солдат-рабов. Некоторые даже утверждают, что его отправили с батальоном в Мексику, чтобы подавить восстание против Наполеона III в 1860-х. Но это похоже на очередные слухи. Поскольку к тому моменту он уже не был в египетской армии. Впервые он появляется с титулом «аль-Джахиз» в 1837-м, в Судане, выступая против рабства в компании загадочного высокого человека – которого сейчас большинство людей считают джинном.
– Тысяча восемьсот тридцать седьмой, – отозвалась эхом Фатима. Она подняла книгу, перелистывая к отрывку, который хотела перечитать. – В том же году произошла стычка на египетско-абиссинской границе, после того, как сборщики налогов похитили эфиопского коптского священника из Судана. Абиссинцы с легкостью победили местный египетский гарнизон и освободили священника. Выжившие утверждали, чтобы абиссинцы использовали «колдовское оружие».
– Аль-Джахиз исчезает из всех записей на тридцать два года, – продолжила Хадия. – Затем, в 1869-м, неожиданно прибывает в Каир. Начинает учить алхимии и тому, что называет «потерянным искусством», осуществляя первые «великие чудеса». У его тайных уличных школ начинают появляться последователи.
– Затем, в 1872-м, Исмаил-паша[48] аннексирует абиссинскую территорию, начиная войну, – прочитала Фатима.
– Которую мы снова проиграли, – добавила Хадия. – Всего за два дня! На этот раз люди обратили внимание на солдатские рассказы о магии. В то время аль-Джахиз исчез, сейчас считается, что он был в Абиссинии, следуя по стопам Пророка – да пребудет над Ним мир. Скорее всего, он и был источником их оружия.
– Что абиссинцы ни в коем случае не признают, – проворчала Фатима. Она не могла понять, почему монархия оставалась такой скрытной. Они подписали мирный договор, и уже несколько десятилетий между странами не было никаких боевых действий. Но опять же, абиссинские правители позволяли живым львам разгуливать по своим дворцам – и, по имеющимся сведениям, эти львы умели разговаривать. Так что, может, это и не самый странный аспект монархии.