Ландскнехт. Во сне и наяву

– Я… хорошо, – девушка вскинула голову, – донна Изабелла, Изабелла Дельгадо.

Роланд улыбнулся и пробормотал себе под нос:

– Болтушка.

– Что?

– У сеньоры Изабеллы длинный язык.

– Вы мне поможете, сеньор Муэрто? – Слова дались ей с трудом, очевидно, что прессиоса дона не привыкла просить.

 Какие прекрасные глаза, машинально отметил Роланд, а сколько в них дел оргуло19. Да, гордости в глазах донны Де ЛаВеги много, можно сказать, прирождённой гордости, того, чего нет в глазах большинства простолюдинов, но и мольбы в них было предостаточно. Пожалуй, мольбы было даже больше, решил он, и хм… таким глазам отказать невозможно.

– Как же я могу помочь, если не знаю сути тема сенсибле20?

– Это согласие?

А девочка, кстати, сколько ей – семнадцать вроде бы, имеет железную хватку, сразу видно, чья она дочь.

– Я решу это, когда выслушаю вас, донна. Надеюсь, речь идёт не об убийстве. Я хоть и отправил немало душ навстречу святому Диктину, но не сикарио21 и даже не эспадачини22.

– Нет… – опять короткая заминка. – Нет, – уже уверенней произнесла она, – речь идёт не об убийстве.

– Рассказывайте, донна, как я и говорил, наш разговор останется между нами. Рассказывайте, я вас внимательно слушаю.

– Хорошо!

Это хорошо, она произнесла так, словно собралась прыгать в бездну:

– Слушайте.

Рассказ Долорес Де ЛаВеги был интересным и даже забавным, но в принципе достаточно заурядным.

У Долорес пропала наперсница, девушка из бедной, но благородной семьи. Габриэль ДеАриес приехала три года назад с севера Спании из славного города Пие-де-Порто, навестить престарелую тётку. Тётка, к прискорбию племянницы, вскоре умерла, оставив ту без средств к существованию. Денег, чтобы вернуться, у Габриэль не было, и судьба сеньориты ДеАриес была бы печальна, если не сказать, трагична, не встреться на её пути Долорес.

Юная Де ЛаВега входила в тот возраст, когда благородные сеньориты выходят в свет, и ей требовалась наперсница её возраста или чуть старше. Габриэлла, как никто другой подходила на эту роль. Будучи старше Долорес на четыре года, она была, что называется девушкой голубых кровей, из рода пусть и обедневшего, но благородного.

Помимо славных предков, Габриэла была обладательницей стройной фигурки, симпатичного личика и, что самое главное – обладала безукоризненными манерами. Что в глазах отца Долорес, гранда Де ЛаВеги, было весомым аргументом. Так, ДеАриес оказалась в окружении взрослеющей Де ЛаВеги.

И вот третьего дня она пропала. Ушла в кирху помолиться и не вернулась. Но это не самое худшее. Вместе с ней пропала реликва де фамилиа23, которая передавалась в семье Долорес от матери к дочери, уже на протяжении десяти поколений.

– Вы считаете, что это именно донна ДеАриес взяла эту вещь? – Роланд, до этого бесстрастно изучавший стол между ними, посмотрел на Долорес.

– Я… – девушка нервно поправила прядь волос, выбившуюся из причёски. – Я не знаю, что думать. Габби… Габриэль не способна на воровство, она… она честна до…, я не знаю человека более правдивого, чем она. А тем более, чтобы что-то украсть… – сбивчиво говорила она. – Может, её заставили? Я не знаю!

– Хорошо. – Роланд усмехнулся наивности девушки и решил зайти с другого конца. – Предположим, что это не она. Скажите, сеньорита Долорес, с чего вы решили, что ДеАриес пропала? Может быть, она просто загуляла, закрутила роман, отправилась к любовнику или просто се энаморе24? И потеряла счёт времени? Тем более что она взрослая и свободная женщина, и никому не должна давать отчёта в том, куда и насколько она уходит.

– Нет, что вы, сеньор Муэрто, – глаза Де ЛаВеги от такого предположения вспыхнули огнём, – Габби не такая, она честная женщина. У неё есть жених, они помолвлены, и даже день свадьбы назначен. Она любит своего жениха, вы бы видели, как горят её глаза, когда она про него рассказывает. Габби, конечно, могла пойти к нему, – при этих словах Долорес покраснела и опустила глаза, – такое уже бывало, но его сейчас нет в городе.

Святая простота, думал Роланд, рассматривая прекрасную донну, – при всей её гордости, красоте и железе в характере, она смущается, когда речь заходит об ми энканта ла сераниа25.

– Где же это весьма достойный сеньор, и кто он, кстати?

– Сеньор ДеКабреро в отъезде, с торговой миссией, где-то в Алисии.

– Сеньор ДеКабреро? – переспросил Роланд, – Хоакин ДеКабреро?

– Да, – удивлённо ответила Долорес, – Вы его знаете?

– Нет, – Роланд улыбнулся, – слышал что-то.

Хоакин значит ДеКабреро, Хокки Брибон26, как его прозвали в злачных местах ночной Оливы. Большой любитель подростков, малолетних девочек и крепкой граппы, а также азартных игр, с хорошо подвешенным языком и очень красивый, ну-ну. Такой и впрямь мог подбить девушку на кражу, особенно если она влюблена в него до умопомрачения, но Хоакина и вправду не было в Оливе. Вот только отправился он не в Алисию, и, уж конечно, не по торговым делам. Насколько было известно Роланду, сей «доблестный идальго» отправился навести шороху в публичные дома Талии.

– Н-да, – произнёс он вслух, – весьма достойная кандидатура для прекрасной донны ДеАриес.

– Мне кажется или в ваших словах я слышу иронию? – Долорес выпрямилась, хоть казалась куда больше – её осанке позавидовала бы и королева Альбанских островов, и сурово свела красивые брови на переносице.

– Ну что вы, сеньорита Де ЛаВега, как можно, вам просто показалось. Как давно они вст… хм, помолвлены?

– Полгода.

– Хорошо.

Роланд замолчал, обдумывая услышанное. Отпив ещё глоток чудного, терпкого Альенского, он произнёс:

– Скажите, а слуги не пропадали из вашей асиенды? Может быть, кто-нибудь из обслуги ведёт себя не так, как всегда, нервничает, ну, что-нибудь такое?

– Нет, – задумчиво ответила Долорес, – слуги на месте, никто не пропадал и даже не отлучался и поведение…, я не замечала изменений в их поведении. Нет.

– Хорошо, донна Де ЛаВега. Я понял вас и займусь вашим тема сенсибле. И да, насколько я понимаю, ваш отец не в курсе произошедшего?

– Нет, и я бы не хотела, чтобы он что-то узнал.

– Это, само собой разумеется, только ему всё равно придётся рассказать об этом, если сеньора ДеАриес и ваша семейная реликвия не найдутся. Вы это понимаете?

– Прекрасно понимаю, – молодая Де ЛаВега побледнела, но смотрела твёрдо и решительно, – в этом случае я всё ему расскажу.

Роланд кивнул:

– Надеюсь, о нашем маленьком разговоре вы ему не поведаете?

– Безусловно.

– Отлично. Вы, кстати, так и не рассказали, что конкретно пропало.

Долорес Де ЛаВега кивнула.

– Это крест. Четырёхконечный. Перекладины в виде вытянутых ромбов. Вертикальные – длинней горизонтальных. Основание отлито из серебра, лицевая сторона выполнена из бирюзы, голубой, как весеннее небо. В центр креста – круг с изображением змея, кусающего собственный хвост, залитый прозрачной смолой. Размер чуть меньше моей ладони.

Девушка продемонстрировала Роланду затянутую в перчатку ладошку.

– Выглядит, конечно, грубовато, но ему Бог весть сколько лет. По мнению ювелира моего отца – не менее пятисот. Его ни с чем не спутать. Увидите, сразу узнаете.

Роланд, молча смотрел на Долорес, на всём протяжении разговора его не покидало ощущение, что девушка что-то недоговаривает. Но, несмотря на все сомнения, он решил помочь ей, не сам, конечно, а отрядить на поиски пару толковых и преданных лично ему парней – пускай поразнюхают. Хорошим расположением таких высокопоставленных персон в наше время не разбрасываются. И в случае удачи молодая Де ЛаВега будет ему должна.

– Я займусь вашим делом, донна, скажите, как мне с вами связаться, если… когда у меня появятся новости?

Девушка задумалась, об обратной связи она явно не подумала. Наконец, она произнесла:

– Люка. Связь будем держать через него, это мой гард27, его семья держит небольшой трактир в конце улице горшечников. Отдайте записку его отцу, он даст ему знать, а Люка передаст мне.

Девушка поднялась со стула, собираясь удалиться.

Роланд встал и приблизился к ней почти вплотную, грубо попирая все законы приличия.

– Долорес, – он впервые назвал её по имени и на ты, – а ты не боишься, что твой отец узнает о нашей встрече? Это может плохо закончиться. Не для тебя, конечно, но для меня уж точно. Никто из твоих, – он кивнул на дверь, – гардов не проболтается об этом визите?

– Нет, – Долорес улыбнулось очаровательной улыбкой, очаровательной и холодной, словно ледник зимой, и, в свою очередь, назвала его по имени, – Роланд, никто из моих телохранителей не проболтается. Они мне обязаны.

– Настолько обязаны, что пренебрегут своим долгом перед грандом Де ЛаВегой?

– Долг? Они должны только мне. Люка обязан мне жизнью. Себастиан, он должен мне ещё больше, чем Люка.

– Что же может быть дороже жизни, сеньорита? – Роланд был заинтригован.

– Жизни жены и дочери. – Отчеканила Долорес Де ЛаВега.

– Вы опасный человек, – проговорил Роланд, глядя прямо в красивые глаза, – уже личную гвардию собираете.

И добавил:

– Долорес Де ЛаВега, вы далеко пойдёте, и я не удивлюсь, если лет через пятнадцать – двадцать править городом будете вы. Не напрямую, конечно, правитель женщина в наших краях – нонсенс, но дёргать за ниточки будете именно вы. Бедный ваш будущий муж.

И сколько в его словах было сожаления, а сколько восхищения, не знал и сам дьявол.

Долорес, ничего не ответив, круто развернулась, обдав Роланда едва уловимым терпким запахом жасмина, и направилась к выходу.

– Постойте, – окликнул он её на самом пороге, – ещё один момент. Где в последний раз видели Вашу компанеро28?

Долорес замерла на пороге, даже по её спине было заметно, что вопрос ей не понравился. Она медленно обернулась и, тщательно подбирая слова, сказала:

– Габриэль видели около дома сеньора Сантьяго Дельгадо.

Вот как? Роланд мысленно вскинул брови в немом удивлении. Такого он и ожидать не смел.

– Кто?

– Наша горничная.

– Ваша наперсница была одна?

– Нет.

– С кем? – Роланд слегка повысил голос. – Что вы цедите по слову? Говорите.

– С двумя господами. Я не знаю их имён, по виду приезжие.

– Опишите мне их.

– Один высокий, длинные, очень светлые волосы. Второй пониже и поплотнее первого, бритый наголо. Очень похож на хешарца.

– Так, так, так, – очень медленно и с очень нехорошей интонацией проговорил Роланд, – почему вы мне сразу не сказали?

– Я… Я испугалась, – Долорес опустила голову, – они мне показались очень опасными, и их глаза… Я таких ни у кого не видела. Пустые и… словно мёртвые.

– Вы с ними встречались?

– Нет, – испуганно проговорила девушка и опустила голову, и сразу стало ясно, что она очень юна и неопытна, – я хотела, даже в гостиницу пошла, где они остановились, хоть Люка и отговаривал меня, но я всё же пошла. Но когда я их увидела, я… я просто испугалась.

– И все же вы не обратились к отцу, а пришли ко мне. Почему? Только не надо мне про реликвию говорить, это я уже слышал. Поведайте мне второй, скрытый слой.

– Потому что вы, точнее, они, похожи на вас.

Она вскинула голову, взгляд упрямый и одновременно испуганный.

 Роланд кивнул:

– Верю. До свидания, сеньорита Де ЛаВега.

И всё же она что-то не договаривала, он был в этом уверен.

Когда девушка ушла, Роланд налил полный стакан вина и, устроившись в кресле, принялся размышлять вслух.

– Значит, май куэрдо29 компрачикос, вы в городе уже больше трёх дней, а на встречу явились только сегодня? Интересно. Вот и начал прощупываться тайный план, прячущийся в тени простого похищения. Что же вы затеяли, мои разлюбезные бывшие ландскнехты?

Бицепс опять заныл, на этот раз Роланд не стал сдерживаться и с удовольствием растёр руку. Стало легче, но ненамного, это ведь не физическая боль, а скорее метафизическая.

Пожалуй, визит к Изабелле стоит отменить. Это он уже сказал не вслух, а про себя. Хоть и жаль, последнее время они стали видеться реже. Но с весточкой он пока повременит, дождётся доклада Джозе, и тогда…

Словно услышав его мысли, в дверь стукнули условным стуком.

– Войдите.

Дверь приоткрылась, и в неё ужом проскользнул Проныра.

– Пей, ешь, – махнул рукой на стол Роланд, – и рассказывай.

– Благодарю, – Джозе, налил себе вина, но есть не стал.

– Компрачикос в гостинице, сначала ели и пили в общей зале, потом в номер вернулись. Подхватили двух лакидос30 и поднялись в комнату. Одна тощая, словно селёдка, а другая настоящий балена31, видели бы вы её зад, сеньор Роланд, это просто…

– Джозе, – Роланд прервал его, – данные подробности меня не интересуют. Что они делают сейчас?

Проныра масляно усмехнулся:

– Когда я уходил, они, судя по звукам, ходер32 этих милашек.

– С ними никого больше не было?

– Кого именно? – осторожно уточнил Проныра.

Роланд пожал плечами:

– Мужчин, женщин?

– Малец мой, вы его не знаете, Сезаро Курси33 зовут, пока они жрали, пошарил в комнате, там никого не было.

– Надеюсь, осторожно? – Нахмурился Роланд.

– Конечно, просто заглянул, ничего не трогал.

– Ладно, наблюдай дальше. Послание помнишь, где оставлять?

– Обижаете сеньор, Проныра, на память никогда не жаловался. У старьёвщика Федерико. Так я пошёл?

Роланд кивнул.

Джозе одним большим глотком допил вино и исчез.

Ну что же, пожалуй, визит к прекрасной Изабелле можно и не отменять, вот только переодеться надо.

4

Роланд сидел в изголовье кровати, всем телом откинувшись на стену, обитую толстым гобеленом. На шерстяном полотне родом из жаркого Хешара были изображены лев и львица, слившиеся в любовном экстазе, и смотрел на Изабеллу, спящую у него в ногах. Любоваться ею он мог бесконечно. Гладкая и чистая, ни родинки, ни пятнышка, кожа, очень светлая для коренной уроженки Спании. Те были смуглы, черноволосы и темноглазы, а по плечам сеньоры Дельгадо водопадом струились густые тёмно-русые волосы, и глаза были изумительно прозрачного, как озёра, родины Роланда, серо-голубого цвета. Изабелла была безупречна, только чуть более худа, чем нравилось Роланду, но это была сущая мелочь, на которую не стоило обращать внимания.

Лет семь назад он не мог и подумать, что у него будет любовная связь с одной из прекраснейших женщин Оливы, и по совместительству женой одного из столпов города. Того самого, возле дома которого горничная Долорес Де ЛаВеги видела Габриэллу ДеАриес в обществе Гая Мертвеца и Хесуса Волка, двух скользких и очень опасных наёмников, неизвестно на кого работающих. Или после рассказа Долорес известно? Вряд ли. Сантьяго Дельгадо был, конечно, именит, богат и обладал достаточной властью, чтобы стереть Роланда в порошок, ну или как минимум попытаться это сделать, узнай он о его связи с собственной женой. Но, к счастью, он был так же глуп, как и богат. Так что вряд ли он мог стоять в тени этой интриги. Кто-то другой манипулировал и компрачикос, и Роландом, и человеком, отдававшим приказы Роланду. А это наводило на кой-какие мысли, надо сказать, очень нехорошие мысли, настолько нехорошие, что Роланд гнал их от себя, по крайней мере, пока у него не будет информации больше, чем сейчас, или пока наёмники не начнут действовать.

Гнать-то он их гнал, да только они упорно вертелись вокруг того, во что он влез, согласившись помочь сеньорите Де ЛаВега. И как связаны два бывших ландскнехта и один правящий дом, точнее – два, если считать Дельгадо. И чем такая связь может вылиться для него. Ничем хорошим для него это закончиться не могло, конечно. А если принимать во внимание заканчивающийся четвёртый период в его жизни, то всё могло обернуться куда хуже, чем он мог подумать.

Изабелла пошевелилась и, чмокнув во сне губами, перевернулась на спину, открыв его взору маленькую грудь с острыми сосками и аккуратно подбритый тёмный пушок внизу живота.

Мысли Роланда мгновенно перескочили с наёмников на женщину, лежащую у его ног. Пламя страсти вновь зародилось у него в животе, и он уже почти решил разбудить её, чтобы контюа су люча де амор34, но Изабелла, вновь причмокнув, свернулась калачиком, так что он мог видеть только скрещённые лодыжки и тонкие руки, обхватившие колени. Остальное скрывали волосы, накрывшие женщину, словно покрывало.

Пусть поспит, решил Роланд, да и он пока не набрался достаточно сил, чтобы доставить ей настоящее удовольствие. Надо ещё немного передохнуть. Дьявол! Это не женщина, а вулкан страсти.

Роланд с трудом отвёл взгляд от спящей Изабеллы. О чём он думал? Ах да! О девятилетних отрезках его жизни, заканчивающиеся крутым поворотом в его судьбе, иногда хорошим, иногда плохим.

Раньше он об этом не думал, он вообще не любил философствовать, предпочитая действовать, а не размышлять. Но его нынешняя, скажем так работа, не сказать, что была слишком спокойной, но оставляла достаточно времени для размышлений. Да и сеньор Альваро служивший у Роланда писарем, бывший пастор небольшой деревенской церкви, расстриженный за пьянство, лет эдак десять назад, любил философские диспуты. Он же и пристрастил Роланда к чтению, благо библиотека, оказавшаяся в его распоряжении, была весьма богатой.

После прочтения одного весьма занятного манускрипта под называнием «Течение времени и человек», некоего Ласто Симонского, Роланд обратил внимание на эти девятилетние отрезки своей жизни и резкие повороты в этой самой жизни после их окончания.

Первый такой отрезок – счастливое и безоблачное детство, закончился вторжением ландскнехтов в его родной город и смертью родителей.

Второй продолжался до тех пор, пока его не приняли в роту Мертвоголовых. Роланд вздохнул: о тех годах он особенно не любил вспоминать. Три года жизни в сиротском приюте, из которого он несколько раз безуспешно сбегал. Затем, когда ему исполнилось двенадцать, четыре года скитаний по дорогам Вейцари, Утенберга, Инеции и Талии. За это время он стал настоящим человеком дороги и наконец, в шестнадцать, добавив себе при найме пару лет, поступил на службу в войско приграничного Ижона, там как раз готовились к войне с соседями и набирали в войско всех подряд, лишь бы будущий воин мог удержать в руках копьё. Через два года почти беспрерывных приграничных стычек, заматерев и набравший армейского опыта, он прошёл соискание в роту ландскнехтов и стал Мертвоголовым.

Так начался третий период – полный крови, боли, азарта и женщин. Который кончился ровно через девять лет. Тогда, когда он ушёл из отряда, чтобы оказаться далеко от земель, где хозяйничала рота Мёртвой головы. После недолгих скитаний он осел в благословенной Спании. Стране, славящейся своим вином, благодатным климатом и жарким морем. Где женщины были столь же красивы, как и горды, а мужчины щедры на дружбу и свару, затеваемую по любому пустяшному поводу. Стране, давно не знающей войн и ничего не слышащей о чуме под названием ландскнехты.

Вот он, четвёртый, подходящий к завершению отрезок. Что ему несёт следующий и будет ли он?

Роланд не успел додумать эту мысль до конца. Изабелла проснулась и сладко потянулась, открыв для его взгляда всю себя. От её вида вся философия мигом выветрилась из его головы.

– Любимый, – женщина, словно кошка, подкралась к нему.

– Да, сладкая, – он погладил её по гриве спутанных со сна волос.

– Возьми меня. – Изабелла потёрлась щекой о его живот и легла на него, крепко прижавшись всем телом. – Прямо сейчас, я соскучилась по ощущению тебя внутри себя.

Роланд в притворном ужасе воскликнул:

– Так быстро? Мы же только…

– Т-с-с, – Изабелла коснулась кончиками пальцев его губ, – просто возьми меня, и всё.

И Роланд взял её. Хотя это, как посмотреть, кто кого взял, мелькнула у него последняя мысль, прежде чем страсть окутала его огненным клубком и сожгла все размышления.

Изабелла последний раз вздрогнула в пароксизме страсти и, издав глубокий горловой стон,  обмякла под телом Роланда. Он собирался уже откинуться на подушки и освободить её от своей тяжести, но гладкие ноги женщины обвили его бёдра, а руки обхватили плечи.

– Подожди, – хрипло прошептала она ему в ухо, – побудь во мне.

Ладонь Изабеллы скользнула по его плечу и, нащупав жуткий шрам толщиной в палец и змеящийся от правой лопатки вниз до поясницы, начала нежно его поглаживать. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Словно поглаживая кошку вдоль хребта. Отметку эту он получил в одну из трёх проигранных его ротой компаний. Он, тогда ещё простой латник, в составе банды35 попал в засаду, устроенную Альбанскими рейтарами.

Роланд, как сейчас помнил то промозглое утро: туман, кольцами вьющийся от реки, и мелькающие тут и там – спереди, сзади и с флангов львиноголовые флажки вражеского отряда. Он помнил грохот выстрелов и свист пуль. Как пороховой дым сливался в объятия с туманом, делая видимость ещё хуже. Как его товарищи спелыми грушами с деревьев сыпались, с коней на вытоптанный лошадиными копытами берег. Как под ним, сражённая выстрелом, пала лошадь, и он, едва успев выдернуть ногу из стремени, покатился по пологому берегу к кромке заросшей тростником воды. Как сбоку, словно из ниоткуда, возник закованный в чёрные латы всадник и, вскинув громадный рейтпистоль36 спускает тлеющий фитиль. Помнит, как в последний момент, уходя от пули, он ныряет под брюхо жеребца и всаживает выхваченный кинжал сначала в бедро всадника, а потом, прихватив перевязь и нагнув к себе врага, в горло. Как пытается вскочить на коня, чтобы, дав ему шенкелей, переправиться через реку в надежде оторваться от рейтар на том берегу. Как конь, храпя и кося бешеным глазом, рвёт поводья из рук, не давая сесть на себя. Как из тумана выскакивает ещё один чёрный всадник с оскаленным львом на айлетте37 и с оттяжкой рубит Роланда рейтшвертом38. И обжигающую боль в правом плече, когда тяжёлое, острое лезвие перерубает наплечник и скользит вдоль по спине, кроша кольчугу в клочья. Как ударом, его отбросает лицом на лоснящуюся лошадиную шею. Помнит горький лошадиный пот на губах. Как он разворачивается к врагу лицом и пытается  достать меч, но боль, дикая боль в спине и шее, не даёт пошевелить рукой. Как рейтар снова заносит клинок для удара, а ему на плечи из клубов тумана прыгает фигура в цветах его копья и несколько раз бьёт кинжалом в просвет между бургиньотом39 и кирасой. Видит брызги крови, разлетающиеся в туман, а дальше темнота и чьи-то руки, подхватывающие подмышки и волочащие его в холодные речные воды.

Роланд мотнул головой, отгоняя тени прошлого, и остался, как был, в неудобной позе, опираясь на постель локтями и коленями, чтобы не давить на любовницу всеми своими двумястами фунтами живого веса.

Примечания