Ремесленники душ

Тут дверь открылась, и два парня занесли в класс деревянный ящик примерно пяти футов длиной и четырех в ширину и высоту. Они аккуратно поставили его на стол и стали снимать деревянные панели со всех сторон. Вскоре показался прибор, знакомый всем нам, – такие стояли почти в каждом приличном магазине или разменном пункте, может быть, только меньше размером. Несколько колб соединялись между собой шестеренками и поршнями, а небольшая серебряная пластина с рельефной формой ладони с одной стороны была сильно потерта, говоря о том, что ее явно очень часто использовали. Поблагодарив помощников, он обратился к нам:

– Думаю, сэр Ньюрвик рассказал вам о налогах и душах, так вот то, чему мы будем вас учить, – это передавать эссенцию душ от человека в этот прибор и наполнители. И чтобы было проще вам понять, что происходит за черной ширмой в магазинах или обменных пунктах, покажу на своих помощниках.

Один из парней подошел к устройству, достал из кармана пустую монету (внутри ее не было видно зеленоватого свечения), положил на другую сторону устройства, подсоединив к ней медную трубку, и нажал рычаг. Прибор слегка загудел, но шестеренки и поршни остались неподвижны. Директор положил на пластину с отпечатком ладони свою руку, а другой взялся за руку своего помощника: прибор тут же пришел в действие, поршни задвигались, а шестеренки тихо зашелестели, начав перегонять внутри устройства белый дым, который неизвестно откуда там появился.

– Собственно говоря, вот так появляются деньги определенного достоинства, – прокомментировал он, закрыв глаза, – ремесленник должен «потянуть» на себя ровно то количество души, которое он высчитал или договорился с человеком. Вам нужно выступить передаточным звеном между человеком и аниматроном. Поскольку простые люди не могут передавать напрямую свои души, для этого‑то нужны мы. Передать энергию души от человека к машине и аккумулировать ее в прибор.

Почти сразу после его слов белый газ внутри колб стал окрашиваться в бледно‑зеленый и передаваться из одной колбы в другую, становясь все более насыщенным темно‑зеленым. Через секунду он выпустил руку своего помощника, и газ внутри устройства снова стал белым. После этого он выключил устройство и достал монету, которая стала достоинством в десять пенни, или равняться одной кроне. Это было видно по полоскам наполненности монеты, которые сейчас были зелеными до десятой отметки.

Я сидел открыв рот, как, впрочем, и все мои одногруппники. Делать деньги оказалось так просто!

– Вот так деньги приобретают свои свойства, и дальше вы можете подсоединять их к любым устройствам, чтобы зарядить.

Он достал часы из кармашка жилетки и поднес монету к заводному устройству, а затем показал нам, что монета стала достоинством в восемь пенни, потратив на подзарядку его часов две единицы души.

– Вам кажется, что все очень просто, но за этой простотой стоит не одно столетие изучений, научных прорывов и технологий. Чтобы аниматрон приобрел те размеры и качество, что вы видите сейчас, потребовались усилия сотен ученых и инженеров, хотя все началось с одного человека – сэра Уинстона ван Червиваля. Этот ученый еще в юношестве выделялся среди своих сверстников умом и гениальностью, поэтому, закончив университет в Коссе, он занялся собственными исследованиями, которые и привели его к пониманию человеческой души. Всю информацию о нем и о его работах вы прочитаете сами в качестве домашнего задания, а я продолжу урок с рассказа о настоящем.

Я затаив дух слушал его. Информация, которая была мне прежде недоступна, сейчас лилась полноводной рекой, и я впитывал и впитывал ее, боясь пропустить хоть слово.

– Чем ремесленники отличаются друг от друга, почему одних возносят до небес, а другие вынуждены ковыряться в мастерских, зарабатывая несколько десятков крон в неделю? Все просто – те, кто может передать душу человека, пропустив ее через себя, не подвергнув влиянию собственной, добьются очень многого в нашем обществе. Вы видели, что за пять секунд моего влияния на Генри, – он показал рукой на парня, который ухмыльнулся, – я взял у него одну сотую души. Ему это не повредит, поскольку душа у человека, в зависимости от его возраста, личных качеств и физического состояния, имеет разный объем и со временем регенерирует. На следующем уроке мы с вами начнем изучать таблицу ван Червиваля, где подробно указаны сроки восстановления души человека в зависимости от его общих особенностей. Знание этих данных наизусть – основа вашего обучения! Если вы ошибетесь и продлите влияние на человека больше положенного – он умрет, и тут уж вы предстанете перед законом не только как никудышный ремесленник, но и как убийца!

Его голос становился все громче, и в конце он едва не кричал, запугав нас до смерти, но внезапно успокоился и продолжил прежним тоном:

– Так вот, возвращаясь к качеству передачи души… Лучше показать это вам наглядно.

В этот раз он вложил свою ладонь в руку парня, а тот включил прибор и положил новую пустую монету и вторую руку на пластину. Даже мне было понятно, что газ, заполняющийся эссенцией души, в устройстве менее насыщен, как на входе в первую колбу, так и в самой последней, маленькой колбе.

– Спасибо, Генри. – Директор подошел и взял монету, которая стала достоинством в три пенни.

Он показал ее нам и улыбнулся.

– Вот этим и отличаются мастера, подмастерья и ученики. Причем, чтобы вы не думали, что мой ученик плох, я скажу вам, что любой из вас, кто сейчас попытается передать душу другого человека, не наполнит монету ни на единицу. Более того, повредит собственную душу. Спасибо, господа. – Он обратился к своим помощникам. – Можете быть свободны.

Парни стали собирать устройство и вскоре покинули класс, а директор продолжил свой рассказ:

– Вы еще не скоро перейдете к контакту с человеческой душой. Вначале будут долгая учеба и тренировки на животных, и только по истечении третьего года, в зависимости, конечно, от ваших способностей, вас допустят к людям.

Он помолчал, а затем посмотрел на наши напряженные, серьезные лица и засмеялся.

– Не переживайте, сегодня у вас всех вводные занятия, поэтому нет даже письменных принадлежностей, а вот с завтрашнего дня наступит настоящая учеба, и тут уж никому не будет спуска, не важно, кто он – сын графа или простого пекаря.

Он посмотрел на свои часы.

– До конца урока есть еще десять минут, я могу ответить на ваши вопросы. Уверен, у вас их масса, поэтому постарайтесь мне понравиться, не задавая откровенно глупых.

Конечно же, первой руку подняла девушка, которая хотела все знать.

– Да, мисс Матильда?

– А люди разве не против, что у них отбирают часть души? Ведь Библия нас учит, что душа – самое ценное, что есть, и она бессмертна!

– У вас целых два вопроса, юная леди. – Он улыбнулся. – Но поскольку они оба хорошие, то вы получаете балл к сумме годового экзамена, а я отвечу на оба. Никто не может насильно забрать у человека ни крохи души. Он должен захотеть, чтобы его душу взяли. Хотя, конечно же, есть и редкие случаи, когда у человека, как бы вы ни старались, нельзя эту душу отнять. И редчайшие случаи, когда ремесленники могут силой отнимать души, но, к счастью, такое действительно необычайно редко, и вам лучше принять за данность, что отнятие у человека души без его согласия – это прямой путь на виселицу. Ну и второй ваш вопрос, мисс, простителен, поскольку вас ограждали от научной информации и пичкали религией. Наука доказала, что душа вовсе не бессмертна и в зависимости от личности человека даже имеет свой вес. Последние исследования на преступниках, которые выбрали вместо казни помощь своим родственникам в виде посмертной сдачи души, говорят о том, что полный вес человеческой души равен примерно десяти‑двенадцати гинеям. Опять же, повторюсь, – каждый человек уникален, и прежде чем производить отбор души, особенно в таких больших количествах, нужно, во‑первых, иметь соответствующую лицензию, ну а во‑вторых, провести подробное анкетирование и расчеты.

– Поэтому обменных пунктов так мало? – поинтересовался с места Роберт.

– За неуважение к учителю с вас, мистер Вариан, минус балл, – невозмутимо ответил директор. – Вопросы нужно задавать, подняв руку и спросив разрешения. Берите пример с мисс дер Гранд.

Парень сразу же побледнел и замолчал.

– Но на ваш вопрос я отвечу. Да, чтобы получить лицензию на обмен душ на деньги, нужно состоять в нашем цехе, иметь звание не ниже подмастерья и получить рекомендацию от трех мастеров ремесла.

Руку поднял мой сосед.

– Да, мистер ван Гор?

– Зачем нас ограничивали в информации о ремесле? – прямолинейно спросил он. – Ведь во всем том, что вы нам сейчас показали и рассказали, нет ничего тайного или сложного.

– Все просто, мистер ван Гор. – Директор сложил руки на груди. – Вы бы просто не поступили сюда, если бы знали больше. Причина этого феномена неизвестна, но влияние на артефакт человека, который знает очень много про души и ремесло, крайне мало, а нам нужно установить и пропустить дальше именно тех, кто покажет в будущем выдающиеся результаты, а для этого артефакт должен показать ваши способности выше средних. Как вы видите, в последнее время таких неинформированных подростков становится все меньше, поэтому те родители, что нарушили основное правило и привели на экзамен детей, которые не смогли даже подсветить пирамиду, уверен, сейчас горько сожалеют об этом.

Руку протянула моя соседка.

– Да, мисс Эмми?

– Как работает аниматрон, сэр?

Директор повеселел.

– Отличный вопрос, мисс, плюс два балла вам.

Девушка покраснела и опустилась на место.

– Как я уже сказал ранее, ремесленники выступают проводниками людских душ к машинам. Сами же приборы очень просты, если знать всю теорию сэра Червиваля. Если правильно соотнести все размеры деталей, нужные для точной работы прибора, то можно заказать его практически в любой инженерной мастерской. Но насколько он получится точным и сможет ли передавать душу без искажений, будет зависеть целиком от вас. Этот прибор был сделан по моим чертежам и вносит искажения порядка одной сотой процента, что, уверяю вас, является очень и очень хорошим результатом. Но не переживайте, мисс, полное устройство прибора, а также свой первый его чертеж с воплощением в металле и стекле вам предстоит выполнить в качестве дипломной работы на третьем курсе. Так что не стоит пока забивать себе голову этой информацией, ваша голова еще неоднократно поболит, когда будете осуществлять свой проект.

Руку поднял я.

– Мистер ван Дир?

– Почему налог собирается с людей, сэр, не проще ли разводить и собирать его с животных, ведь все равно их пускают на убой?

Он удивленно посмотрел на меня.

– Отличный вопрос для студента первого курса! С радостью на него отвечу, мистер ван Дир. Тот, кого отчислят из колледжа за неуспеваемость, отправится прямиком на скотобойню и будет работать забойщиком, вытягивая души у животных. Сходите как‑нибудь на экскурсию – в нашем квартале есть такая, и ваша успеваемость, уверяю вас, сразу повысится. Что же касается основного вашего вопроса, то полная душа животного в тысячу раз менее энергоемка, чем та малая часть человеческой, что сдается в качестве налога. Так что хоть ими и не пренебрегают, но души животных – не тот ресурс, ради которого стоит их выращивать в огромных количествах.

– Дин! Дон! – прогремел колокол, означающий конец урока.

– До встречи, господа, леди. – Сэр ван Рональд склонил голову в знак уважения и вышел за дверь.

Все молчали, переваривая информацию. Я, как и все, был в полнейшем шоке. Оказывается, так просто – по крайней мере, выглядело со стороны – делались монеты различного достоинства. Ведь если я выучусь на ремесленника, то смогу сам это делать!

«Что значит «если»! – оборвал я сам себя. – Никаких «если». Я обязательно выучусь и постигну все науки!»

Заглушенная молчанием родителей и сверстников тяга к знаниям всколыхнулась во мне с большой силой. Я хотел изучать, читать и запоминать все, до чего только дотянусь.

Следующие два урока не были такими же интересными, как два первых, поскольку мы изучали арифметику, чистописание и другие науки, которые, по словам сэра Ричарда, развивали нас всесторонне.

– Без арифметики не бывает ремесленника, – говорил он.

Обед запомнился мне только тем, что я сел за стол аристократов и пожалел об этом. Мои недавние знакомые, Роберт и Эмми, сразу же отдалились от меня и стали общаться между собой и с другими ребятами за своим столом, а когда я, мучимый непонятным чувством и нежеланием терять новых друзей, пошел к ним, стало только хуже: они склонили головы и стояли так, пока я не отошел, а когда я вернулся за стол аристократов, все отодвинулись от меня. Хорошо, что начались занятия и я перестал думать об этом. Я не был виноват в том, что меня из‑за плохой одежды причислили к простолюдинам и поселили не в тот дом, а теперь получается, что я изгой.

Вечером нас встретил наставник и раздал жетоны. Мы, конечно же, сразу устремились в библиотеку и получили не только кипу огромных блокнотов из желтой бумаги для своих записей, но и все нужные студенту письменные принадлежности. Больше всего я радовался глобусу и циркулю – такие вещи были только у состоятельных людей в нашем городе, а здесь их выдавали обычным студентам.

Нагруженные добром, мы проследовали по своим домам, и я совершенно забыл попросить Дэрика переселить меня в дом аристократии. Только положив вещи на стол и несколько раз восхищенно дотронувшись до глобуса, я понял, о чем забыл ему сказать. Исправлять ошибку было поздно, поскольку нужно было возвращаться в библиотеку и подготовиться к следующему дню занятий, так что я решил отложить разговор на потом, тем более что в моей нынешней комнате мне все нравилось.

На следующий день учеба закипела, и мне совершенно некогда стало думать о том, где жить или обедать. Нам задавали столько, что я корпел и корпел над всеми заданиями и пытался выполнить их максимально полно. Так что когда неделя подошла к концу, я так и жил в своей старой комнате, а за обедом и на учебе сидел за столом аристократии. А еще я встречался с Диком, который привез мои вещи и еще раз напомнил, чтобы я не появлялся в доме отца, пока не достигну успехов в учебе.

– Дин! Дон!

Я стал привыкать к ударам колокола, и они не вызывали у меня панической реакции вскакивать с места и куда‑то бежать. Настало время обеда, мы стали собирать свои книги и блокноты, как вдруг в класс зашел директор. Все вытянулись в струну и вернулись на свои места.

– Господа, леди! – Он улыбнулся, как всегда, когда был в хорошем настроении. – Первая ваша неделя обучения закончилась, поэтому после обеда вы свободны. Вашим родным были разосланы уведомления об этом, и вас ждут за воротами колледжа экипажи или родители. Так что поторопитесь отнести свои вещи и пообедать, утром в понедельник занятия начнутся или с вами, или без вас, так что решать, когда вернуться, только вам. Не смею вас больше задерживать, молодые люди.

Он улыбнулся нам напоследок и вышел – и тут же гурьба подростков, взбудораженных новостью, рванула из класса. Каждый хотел оказаться дома и похвастаться всем, что с ним случилось за эту неделю. Я поначалу тоже поддался этому настроению, но почти сразу вспомнил слова Дика и погрустнел. Мне нечем было похвастаться перед отцом, так что все выходные я проведу тут.

«Зато хорошо подготовлю домашние задания, – решил я. – И заодно смогу почитать что‑то для себя. Библиотека большая, так что, уверен, мне найдется чтение по душе».

Буквально через два часа помещение колледжа словно вымерло, только три или четыре окна светилось в ночи, подбадривая меня своим светом, – не я один остался на все выходные.

Взяв задания и блокнот, я направился в библиотеку, показав свой жетон скучающему парню‑старшекурснику, который был, видимо, за что‑то наказан дежурством, и прошел к столу аристократов. Не представляете, каково было мое удивление, когда я увидел за столом мисс Элизу ван Ленд. Она что‑то увлеченно переписывала из толстой книги в свой блокнот, поэтому, когда у меня случайно выскользнул пенал и с шумом упал на стол, она вскрикнула и обернулась на шум. Увидев меня, она тут же успокоилась.

– А, это ты, первогодка. Места для простолюдинов направо.

Не знаю, что на меня нашло, но, набравшись храбрости, я выпалил одним духом:

– Я сын сэра Грюнальда!

– Да?! – Она снова повернулась, и я почувствовал, как застучало мое сердце, едва наши глаза встретились. – Почему же тогда ты не сказал об этом сразу?

К сожалению, на этом моя храбрость иссякла, и я, ненавидя себя всей душой за эту слабость, лишь пожал плечами и, устроив свои вещи на другом краю стола от нее, пошел за нужной литературой. Целый час мы занимались молча, каждый делал свое, но я изредка поглядывал из‑за книги, чтобы лучше запомнить ее образ. Сегодня она была одета в темно‑синее платье, которое оттеняло ее глаза, а светло‑русые волосы, которые она теребила пальчиком, пытаясь завить локон, были заплетены так, что шляпка, сдвинутая на одну сторону, дополняла корзинку из волос на другой стороне головы. У меня было мало подходящих слов, чтобы описать девушку, ведь я общался только со своими ровесницами, а с такими красавицами я никогда даже заговаривать не смел.

– Элиза, ну скукота же смертная, давай поболтаем?! – снова проныл из своего угла парень‑дежурный.

– Генрих, – ее голос с каждым новым предложением развлечься становился все холоднее, – ты не видишь, я занимаюсь! Мне еще два минуса устранять, по твоей вине кстати!

– Все, молчу. – Генрих сразу же закрыл рот. Но хватило его ненадолго, через некоторое время он начал все сначала и с тем же результатом – девушка еще больше обозлилась на него.

– Эй, как там тебя! – Я не сразу понял, что зовут меня. – Парень!

Когда она подошла ко мне и я вдохнул аромат, который от нее исходил, я понял, что она все это время обращалась ко мне.

– Простите, мисс, я задумался, – промямлил я, не в силах поднять на нее глаза.

– Я вижу, – язвительно заметила она и продолжила: – Ты можешь поискать мне вот эту книгу? Я не хочу лазать по верхним полкам в этом платье!

Она протянула мне список литературы и ткнула своим аккуратным пальчиком в одного из авторов.

– Да‑а‑а, к‑к‑онечно, мисс. – Это все, что я смог выдавить из своего горла, прежде чем взять листок, ее жетон и пойти в нужную секцию.

– Эй, эй, Элиза, ему запрещено входить во вторую секцию, почему ты у меня не попросила?! – возмутился дежурный.

– Потому что, Генрих, ты зануда и прилипала, – отрезала она. – Мальчик найдет книгу и отдаст ее мне, и все.

Я довольно долго искал нужный том, поскольку еще слабо освоился в своей‑то секции, а тут нужно было пройти по жетону ученицы старшего курса в более обширную секцию и не потеряться там. Это уже само по себе было подвигом. Книга нашлась, как и сказала Элиза, на самой верхней полке. Чтобы ее достать, пришлось подвинуть передвижную лестницу.

– Прошу вас, мисс. – Я протянул книгу и жетон, когда вернулся.

– Спасибо. – Она наморщила носик. – Напомни, как тебя звать?

– Рэджинальд, мисс.

– Спасибо, Рэджинальд, – поблагодарила она и улыбнулась так, что я был готов перетаскать все книги из библиотеки, лишь бы это еще раз повторилось. Но, к сожалению, получив нужный фолиант, она погрузилась в учебу, и мне ничего не оставалось, как последовать ее примеру.

Поздно ночью, когда дежурный объявил, что библиотека закрывается, я помог ей разнести книги по шкафам и был ошеломлен, что она дождалась меня, и мы пошли вместе. Когда я повернул к своему дому, она сначала недоуменно посмотрела на меня, а потом сказала:

– В понедельник нужно напомнить Дэрику, чтобы тебя переселил!

Я попрощался с девушкой и, чувствуя себя окрыленным, поскольку душу мне наполнила невообразимая сладость, направился к себе. Я тут же забыл, что несколько часов назад сильно переживал, что не еду домой, – сейчас я был безумно рад этому!

На следующее утро, позавтракав вместе с еще тремя парнями, я сразу же направился в библиотеку. Но Элизы не было, и пришлось заняться только учебой. Иногда я прерывался и пробовал, как звучит ее имя у меня на губах.

«Элиза. Э‑ли‑за. Элиз‑а».

Девушка появилась только через два часа, и мы с ней молча раскланялись, что подлило мне в сердце еще как минимум один кувшин сладости, а когда она спокойно обратилась ко мне за помощью, я тут же бросился выполнять ее просьбу.

Так и закончились мои первые выходные, которые принесли новые непонятные чувства и смятение.

В понедельник я не видел девушку, так что не стал напоминать своему наставнику о необходимости переселения, ведь я знал, что каждый курс живет в отдельном здании, а дом старшекурсников, а именно половина девушек, как раз находится рядом с тем домом, в котором я сейчас жил. Так что когда во вторник Дэрик предложил мне переехать, я отказался, объяснив это тем, что уже привык. Его мое объяснение полностью устроило, и мы к этой теме больше не возвращались, зато теперь я каждое утро мог видеться и здороваться с Элизой, словно мы давние знакомые, вызывая поначалу всеобщее недоумение.

Вот так, в заботах и волнениях, незаметно пролетел учебный год, и настала пора экзаменов. В моей жизни ничего не изменилось, друзей среди своего года обучения я так и не завел из‑за того, что был все время в двусмысленном положении. Сидел и обедал с аристократами, а жил в доме с простолюдинами, зато я превзошел всю группу во всех науках, кроме ремесла. Непонятно, по какой причине, но все, что было связано с теоретической частью, у меня было превосходно, а как только дело касалось мышей – все шло наперекосяк. Я никак не мог добиться хотя бы результата Джеймса ван Гора, самого отстающего ученика класса. Хорошо еще, что практическая часть экзамена по ремеслу не являлась обязательной на первом году обучения, – это меня радовало, а непонимание, почему у меня ничего не получается с практикой, заставляло просиживать в библиотеке почти все свободное время.

Но вскоре и это закончилось: мы сдали все предметы и в томительном ожидании разбрелись по своим комнатам. Результаты обещали огласить только через два часа. Страдающими и томящимися мы были не одни. Я с усмешкой наблюдал, как студенты всех без исключения курсов в волнении расхаживали туда‑сюда. Везде царило молчание, так контрастирующее с гомоном в обычные учебные дни. Краем глаза я заметил Элизу, с которой мы практически не встречались, – это была вторая моя печаль после плохих практических работ. Зародившееся чувство, о котором я не мог и не хотел никому поведать, тлело у меня в груди, но я не понимал, что это, лишь твердо знал, что только рядом с нею оно становится теплым и сладостным.