Город счастливого меня
Казанский собор уже не казался мрачным. В метро спускаться не хотелось, и он пружинистым шагом пошёл по Невскому, ловко огибая гуляющих туристов и спешащих по делу пешеходов. Настроение немного омрачилось от появившегося сомнения – одобрит ли Давид его идею? Совсем против него идти не хотелось. Ну… сделаю вид, что советуюсь. Тогда скорее разрешит, – усмехнулся Илья.
На его идею Давид посмотрел благосклонно. Понравились ему и стихи. Снисходительно похлопав Илью по плечу, он самодовольно заметил, что под его руководством Илья станет отличным музыкантом. В ответ захотелось сказать что-нибудь язвительное, но он сдержался. В конце концов, Давид ему не враг, и незачем всё время обострять отношения.
Им удалось ещё раз прорепетировать в концертном зале. Репетиция вышла сумбурной. От волнения перед предстоящим выступлением Илья даже не мог прочитать афишу с названием конкурса. Самым спокойным был ударник Серёга, который не планировал дальше работать с ними. Однако играл он хорошо, хотя, на взгляд Ильи, без огонька.
Последняя неделя до концерта тянулась, как занудная мелодия, повторяясь изо дня в день, из часа в час бездельем и маетой. Однако ещё быстрее приближался день, который был не связан с музыкой, но был для Ильи не менее важен – это был день его рождения.
Наступившее утро было во всех отношениях необычным: и потому что ему стукнуло двадцать пять лет, и потому что было тихо. Давид не играл на саксе, не гремел посудой – значит, ушёл. А Лёшка убежал на службу. У них в храме Пасхальные дни, службы начинаются раньше. Интересно, он вспомнит или нет, что у друга день рождения?
От непривычного одиночества в такой день Илья вдруг заскучал. И словно почувствовав на расстоянии его тоску, позвонила мать. Он лежал, смотрел на экран и медлил отвечать, чтобы голосом не выдать своё настроение.
– Сынок, мы с отцом поздравляем тебя с днём рождения. Такой день – двадцать пять лет… Жаль, что ты не с нами.
– Мне самому жаль, мама, – вырвалось у него ещё хриплым от сна голосом.
Он представил её худенькую фигурку, сидящую за кухонным столом. Отец, наверное, рядом курит и смотрит в окно. Нет, Илья не жалел, что уехал. Отца он видеть не хотел.
Бытует устойчивое мнение, что сын нуждается в отце больше, чем в матери. Однако у Ильи, когда он повзрослел, случилось всё наоборот. Когда-то они дружили, как должны дружить отец и сын. Вместе ходили на рыбалку, вместе строили сарай старой бабке – матери отца, живущей в деревне, и чинили ей крышу. Но чем старше становился Илья, тем сильнее в его душе рос протест против требований отца стать военным, как он.
– Посмотри на себя! Какой ты музыкант? Бугай здоровый… Тебе нужно продолжить нашу династию военных. Твой прадед воевал в первой мировой, дед – во второй, я пошёл по их стопам, а ты как неродной, – орал он пьяный, стуча себя в грудь. – Собираешься всю жизнь по клавишам тренькать? Не стыдно?
– Отец, почему мне должно быть стыдно? – пытался оправдываться Илья, но вскоре понял, что не стоит. В чём он виноват? В том, что хочет жить по-своему, а не по традиции? Отец не поймёт. Не поймёт, что музыка может быть смыслом жизни, пусть даже и не принесёт много денег. Хотя Илья как раз зарабатывал больше отца, играя на свадьбах. Сам и купил дорогое электропианино, на котором в наушниках можно было играть днями и ночами.
Не в один миг, постепенно его дружба с отцом переросла в глухое, беспросветное недовольство друг другом. А дружба растаяла как туман. Мать мучительно переживала их размолвку и пыталась примирить, уговаривая обоих пойти навстречу друг другу. Но отец не хотел, а Илья не понимал, в чём он может уступить отцу.
Он долго молчал, а после армии решился всё сказать. В один из таких ужасных вечеров, когда мать со страхом ждала припозднившегося, а значит, пьяного супруга, Илья нарочно не ложился спать, чтобы раз и навсегда выяснить отношения. Как он и ожидал – подвыпивший отец завёл свою любимую песню о том, какой бестолковый у него сын. Внутри Ильи словно прорвало плотину. Сейчас он уже и не помнил, что в запале наговорил ему в тот вечер. Но, видно, что-то ужасное, потому что отец, с расширенными от удивления глазами, несколько минут молчал и дрожащими руками пытался зажечь сигарету. Наконец, он прохрипел:
– Варвара, ты слышала, что этот сопляк сказал? У меня нет больше сына. Баста…
Мать плакала, а Илья только усмехнулся. Вот и отлично. Одним воспитателем меньше.
Он хорохорился перед самим собой, и если бы его спросили, рад ли он, что всё высказал, то ни минуты не сомневаясь, Илья ответил бы, что рад. Но то состояние растерянности, которое мелькнуло в глазах всегда уверенного в себе отца, его неприятно и больно поразило. Его слова, словно пули, рикошетом поразили и его самого. В душе поселилась пустота от умершей дружбы. Так жить стало невыносимо, и как только Давид предложил поехать в Петербург, он сразу ухватился за эту возможность.
– Как ты там живёшь? Тебе нравится Петербург? – вывела его из задумчивости мать.
– Я ещё и сам не понял, мама, – честно признался он, – в Астрахани много друзей, а здесь даже Лёшка отдалился… А вы как поживаете? – выдавил он, имея в виду и отца. На расстоянии их ссора уменьшилась в размере и показалась какой-то глупой…
– Ничего, ничего, сынок, – оживилась мать. Илья понял, что она была ему благодарна за это "вы". Значит, точно – отец рядом сидит. – Только…
– Что? – насторожился Илья.
– Папа заболел…
На том конце хлопнули ладонью по столу. И мать заторопилась:
– Ну не волнуйся, в целом у нас всё в порядке. Если тебе будет плохо, то сразу приезжай. Мы тебя ждём.
Вот и поговорили… Илья задумался – чем мог заболеть отец? В последнее время он похудел, стал надсадно кашлять. Выглядел он всегда аккуратно, как и положено офицеру, хотя и в отставке. Но однажды Илья увидел, как странно на нём сидел костюм – пиджак уже не обтягивал широкие плечи, а свисал свободно, как с вешалки… Что же у него за болезнь?
Долго размышлять о плохом и портить себе знаменательный день не хотелось. Илья переключился на собственные ощущения, пытаясь осознать, что ему уже двадцать пять… Естественно, внутри него ничего не изменилось. Вот после армии он, действительно, ощущал, что стал другим. А с приездом в этот город его внешняя жизнь круто повернулась в неизвестном направлении. Все года, пока он бесконечно долго учился, потом работал, потом снова осваивал уже совсем другую – армейскую науку, а после вновь играл в джазовом ансамбле, он не мог позволить себе ни единого выходного дня. Круговерть повседневных обязательных дел, казалось, никогда не выпустит его из своего омута. Но сегодня выдалась краткая пауза, так что Илья даже растерялся.
Нужно куда-нибудь пойти и выпить за собственное здоровье, – решил он и, резко поднявшись, выглянул в окно. Солнце не собиралось прятаться за тучу и с утра жарко нагрело подоконник, так что рукам стало горячо. Наконец-то распогодилось!
Он вышел из дома и неторопливо пошёл по широкой улице. Пахло клейким ароматом тополиных почек и мокрым асфальтом. После ночного дождя в лужах так ярко блестело солнце, будто на дне каждой из них лежал алмаз. Удивительное дело, но сразу, как по команде, переоделись горожане. Улица запестрела разноцветными пальто и шарфиками, напоминавшими весенние цветы. И даже сумочки в руках женщин из чёрных и серых перекрасились в яркие тона.
В конце концов, всё складывается отлично – весело думал Илья, жмурясь от солнца, – он приехал в прекрасный город, и не может такого быть, чтобы здесь не заметили его таланта. И то ли от тёплого весеннего ветра, то ли от ожидания ещё большего счастья закружилась голова… Жаль только, что в такой день он остался один… Не хватало друга.
Они с Лёшкой дружили с детства. Хотя внешне они были очень разными, но был общий интерес – любовь к музыке. Правда, Лёшу больше тянуло на церковные хоралы Баха, а Илью на Шопена и Рахманинова, но обоих объединил джаз. Им нравились Диззи Гиллеспи и Чарли Паркер, которые превратили джаз мелодических вариаций в джаз гармонической импровизации. Илья обожал импровизировать, наслаждаясь своими способностями, как свободой, которая ему была дана свыше. А Лёшка, с его чуткостью и внимательностью, был превосходным напарником и аккомпанировал ему на контрабасе. Они понимали друг друга с первой ноты.
Однако сначала Илью удивило желание Лёши стать джазистом.
– А твой отец не будет против? – осторожно спросил он у приятеля.
– Почему он должен быть против? – удивился Лёша.
– Всё-таки он священник…
– И что? – пожал плечами друг, – он бы, конечно, хотел, чтобы я стал как он – священником, но это же моя жизнь, я и решаю. У нас в семье демократия и полная свобода, – смеясь, закончил он.
– Свобода? – недоверчиво покачал головой Илья, – о чём ты говоришь? У вас везде правила и запреты. Какая же это свобода? Вот сейчас, например, у вас Великий пост. Ты же не можешь пойти со мной в кафе и поесть шашлыков?
– Чего вы все привязались к посту?
– Кто все? – не понял Илья.
– Да помнишь нашего одноклассника Пашку? Он рестораном управляет. Встретились мы тут с ним недавно, так он меня зазвал на обед и давай смеяться, что я только уху заказал. Зачем, говорит, вы, православные, столько запретов напридумывали? Я уже не выдержал и спрашиваю: а ты машину свою новую любишь? Он обалдел от такого вопроса, но, говорит, люблю. А у тебя есть правило, чтобы твои дети в грязной обуви не следили в ней? Он кивает – есть. Отлично, говорю, вот тебе и первое правило. А вообще-то, тебе для чего машина-то нужна?
Илья не понимал, к чему этот разговор, но заинтересовался.
– И для чего же?
– Так, говорит, для того чтобы иметь свободу передвижения – куда хочу, туда и еду.
– Верно, – пожал плечами Илья, – а ты что?
– Да я уточнил, по правилам он ездит по дороге или без, как полностью свободная личность?
Илья засмеялся.
– Да уж, наверное, на каждом жёлтом сигнале тормозит. Знаю я его, аккуратиста.
– Вот именно! – торжествующе поднял палец Лёша, – потому что и жизнь дорога, и машинку жалко. Вот и второе правило. Так же и в религии, говорю ему. Я хочу себя чувствовать свободным от брюха, поэтому и пощусь. Пока мы болтали, смотрю – он со мной вместе уху ест и вздыхает. Спрашиваю, а ты-то чего постишься? А у него, оказывается, печень от переедания пошаливает…
– Ну, допустим, не от переедания, – усмехнулся Илья.
– Неважно… Видишь, говорю ему, ты-то не постился, а очень даже наоборот… – подмигнул Лёшка, – так теперь болеешь. И знал ведь, что так будет. Так и я такой же обжора, вот и пытаюсь свободным стать от этого "господина", чтобы он мной не управлял, – Лёша засмеялся и похлопал по своему плоскому животу.
– Ну, ты уже давно свободный от него – тощий, как таракан, – улыбаясь, заметил Илья.
– Я не от поста тощий, у меня конституция такая, – покраснел друг, – так что… вот тебе и объяснения про наши правила… А уж как жизнь свою строить – это каждый сам решает.
При мысли о друге Илья снова ощутил одиночество…
Но решительно судьба сегодня к нему благоволила – телефон подал сигнал, пришло сообщение от Лёшки: " С днём рождения, Илюха! Встречаемся через час у Пушкинской. У меня для тебя сюрприз." Не забыл, значит… Посмотрим, что за сюрприз.
Глава третья
Илья приехал раньше и терпеливо ждал, стоя у метро. Он высматривал щуплую фигуру друга, но того не было видно. Вдруг из-за угла вывернула шумная компания разновозрастных людей. Они что-то эмоционально обсуждали на всю улицу. С удивлением среди них Илья заметил и Алексея. Это и есть сюрприз?
– Привет, Илюха! – подошёл тот, отделившись от компании, – а у нас сегодня один певчий празднует день рождения, правда, старше тебя на пятнадцать лет, но это неважно… Так что будет двойной праздник. Ты не против? Знакомься, это Дима Емельянов.
К ним подошли двое разгорячённых спором мужчин. Первый, повыше, кивнул Илье и протянул руку.
– Значит, мы с тобой сегодня проставляемся. Согласен?
Из-под очков на Илью смотрели пытливые карие глаза. Если бы Лёшка не сказал, что Диме стукнуло сорок, то определить, сколько ему лет было бы трудно – его фигура была довольно грузной, очки придавали солидность, но кудрявые волосы и широкая, открытая улыбка перечёркивали первое впечатление о зрелом возрасте.
– Согласен, – в ответ улыбнулся Илья, сразу почувствовав, что его принимают в компанию.
– О, так мы сегодня разгуляемся! – в предвкушении потёр руки второй мужчина, примерно такого же возраста, но из-за сутулой спины и полуседой бородки он казался в компании самым старым. – Сергей, – представился он.
– Серёга, ты держи себя в руках, – шутливо хлопнул его по плечу Дима, – я же не Рокфеллер. Будешь доплачивать, если у меня денег не хватит.
– Мужчины, так мы идём? – позвала девушка, стоявшая с подругой неподалёку.
– Идём, идём…
Когда девушки подошли поближе, Лёша вежливо представил им Илью.
– А вы, Илья, тоже певчий или просто друг Алексея? – спросила одна из них и так приветливо улыбнулась, что невозможно было не улыбнуться в ответ. От улыбки на её пухлых щеках проступили ямочки, а светлые кудряшки вокруг круглого лица невольно вызывали сравнение с херувимчиком из католического храма. Только зелёные глаза смотрели не по-ангельски, а насмешливо и с любопытством.
– Я… не певчий, просто друг…
– Илья – мой лучший друг, – приобнял его за плечи Лёшка, – это раз, а ещё он отличный пианист – это два, и мы вместе играем в джазовом ансамбле – это три. Есть ещё вопросы?
– Вопросов нет, одно пожелание – пойти уже куда-нибудь поесть, – заметила её подруга Лариса. Её тёмно-карие, как крепкий чай, глаза невольно приковывали взгляд. И всё-таки Илья больше заинтересовался Кристиной, однако по тому, как Алексей уверенно взял её под руку, понял, что он опоздал.
Они пошли по какой-то улице, продолжая говорить все вместе, беспорядочно, перебивая друг друга и не успевая договаривать до конца ни одной мысли. Илья слушал новых знакомых краем уха, но больше оглядывал улицы Петербурга. Старые дома, обступавшие их со всех сторон, напоминали ему, что он переселился в новый мир, который был так не похож на его родную Астрахань. При воспоминании о доме его сердце сжалось, и он знал, что это из-за отца, но, чтобы не испортить себе настроение, отмахнулся от грустных мыслей.
Завернув за очередной прямой угол этого необычного города, расчерченного по линейке, они вышли на Фонтанку, и Дима с Сергеем уверенно повели компанию в ресторан. Уже с порога было понятно, что здесь играет живая музыка. Под аккомпанемент фортепиано солистка с красными волосами выводила замысловатую мелодию.
Удивительно, но ей такой необычный цвет к лицу, – подумал Илья, заслушавшись негромким женским голосом.
Народу было немного. Дима и Сергей уже заняли столик возле окна и понуждали всех быстрее делать заказ. Официант болтал с ними, как со старыми знакомыми, и было видно, что они здесь бывают частенько.
Алексей сел рядом с Кристиной, так что она оказалась напротив Ильи. Красноголовая солистка вдруг запела что-то медленно-романтическое. В её необработанном, хрипловатом голосе послышались волнующие призывные нотки. Илья стал украдкой разглядывать Лёшину девушку… Алексей ей что-то негромко говорил, но она и слушала, и не слушала. Взгляд её с интересом блуждал по посетителям, а на пухлых губах порхала улыбка, которая, скорее, относилась к её тайным мыслям, а не к словам Алексея. Кристина с Лёшой были такими разными, что Илья никак не мог понять, что их связывало. Пожалуй, в их паре сработал принцип тяготения противоположностей друг к другу. Лёша был чуть застенчивым и почти всегда серьёзным. Илья редко слышал, чтобы он смеялся в голос. Совсем не такой была Кристина. Она жаждала веселья, и слишком спокойный Алексей был для неё предметом ласковых насмешек.
– Друзья, – поднял бокал с пивом Дима, – давайте выпьем, чтобы наши года не летели так быстро. А для этого нужна… – он задумался, – стабильность. Серёга, ты согласен?
– Стабильность? Отличное состояние, если только стабильно хорошо, а если стабильно плохо, то нет.
– Тогда за хорошую стабильность, – уточнил Дима, – а вообще-то, мы пьём за наши дни рождения. Слава Богу, что мы родились в этот мир, да ещё и такой прекрасный…
– Правильно, – чокнулся с ним Серёга, – прекрасный, потому что рядом друзья.
Илья тоже выпил тёмного, густого пива и сразу почувствовал, как спало напряжение. Он стал ещё пристальней вглядываться в девушку приятеля. Чем больше он смотрел, тем труднее было оторваться от её весёлых глаз и прелестной улыбки. Она оказалась ужасно смешливой, и на любую шутку заразительно смеялась, так что поощряемые её смехом мужчины наперебой рассказывали забавные истории.
– Димыч, ты лучше расскажи нашим дамам, как тебя чуть не заставили работу поменять, – ухмыляясь, попросил Серёга, когда все отсмеялись над очередным анекдотом.
На секунду задумавшись, Дима ухмыльнулся.
– А-а… сразу скажу, что история эта и типична, и нетипична для меня.
– Это как же? – не понял Илья, – либо то, либо другое.
– Эх, молодой человек, вот тебе двадцать пять исполнилось, а когда будет сорок, тогда окинешь критическим взором свою жизнь и поймёшь, что… как там у апостола Павла сказано… – обратился он к Лёшке, – что хочу не делаю, а что не хочу – делаю… Так вроде?
Алексей кивнул утвердительно.
– Так вот, друзья… стою я как-то на Невском, возле метро, жду Серёгу. Вокруг крутятся туристические группы, автобусы, гиды с мегафонами… Суета, короче… Вдруг подходит ко мне женщина, нестарая, хочу заметить, и очень даже симпатичная, – Дима снял очки и стал ими эмоционально жестикулировать. – Пойдёмте, говорит, со мной. Я, честно говоря, опешил, и у меня первой мелькнула мысль, что с тобой, Серёга, что-то случилось. Я кивнул и, хотя в душе удивляясь, послушно пошёл за ней. Тут я подумал, что если бы что-то случилось, то мы бы не шли так спокойно. Стало ещё любопытней – куда же всё-таки она меня ведёт? Женщина не торопилась, но оглядывалась, проверяя – иду ли я за ней…
– Ну и куда же вы пришли? – не выдержал Илья.
– Спокойнее, Илья, дай человеку договорить, – дёрнул его за рукав Лёшка.
– Подошли мы к современному туристическому автобусу. Она заходит, я за ней, ничего не понимая. И что, говорю? Как это что? – спрашивает она, – поехали! Вы же водитель, а не я… Так вот оно что! Нет, говорю, я не водитель. А что же вы за мной пошли? – опешила она. Вы позвали, я и пошёл. Думал, может, помощь моя нужна… Ну, говорит, странные вы, мужики. То вас не дозовёшься, когда нужно, то лишний раз спросить боитесь.
– А ты что ей ответил? – спросил Серёга.
– Говорю, ничего я не боюсь, просто вы мне понравились. Не отказывать же такой красивой женщине…
Разгорячённые пивом, друзья захохотали. Смеясь вместе со всеми, Илья украдкой снова взглянул на Кристину. Она улыбнулась ему широкой улыбкой. Илья поймал чуть тревожный взгляд приятеля и поспешил заговорить с ним:
– Какие всё-таки галантные кавалеры в Петербурге, правда, Лёша? У нас бы такое не прокатило.
– Да, я бы сразу напрягся, – кивнул он, усмехаясь.
– А мне не нравится это качество в наших мужчинах. Это вовсе не галантность, а… безволие. Слишком уж у нас развит матриархат, – покачала головой Кристина. Неожиданно она стала серьёзной, и так странно было видеть смешливого "херувимчика", рассуждающим строго и безапелляционно. – Вот и Дима пошёл за женщиной, потому что привык подчиняться.
– Ну нет, Крис, ты не знаешь нашего Димыча, – покачал головой Серёга, посерьёзнев, – у него в семье жена не командует.
– Я же говорил, друзья, что наши поступки порой нас самих же и удивляют больше всех, – усмехнулся Дима. В его голосе прозвучали обиженные нотки, но он старался не показывать вида.
– А я согласна с Кристиной, – встряла в спор Лариса, – вечно у наших классиков главные герои безвольные и от этого несчастные. Помню, у Чехова… что ни герой, то его жена не любит, а когда, наконец, ответит взаимностью, то окажется, что он уже разлюбил. Ни одного решительного поступка. Помните, в рассказе "Дом с мезонином"… художник влюбился в Мисюсь, старшая сестра её отправила куда-то, а он и не думал её искать… Это, кстати, подлинная история Чехова и его первой любви.
Про Чехова Илье стало слушать неинтересно. Он вдруг понял, что музыка больше не играет. Оглянувшись, он заметил, как солистка и инструменталист о чём-то пошептались и направились к выходу. Илья сам не ожидал от себя, но, видно, сказалось спиртное, потому что ничуть не смущаясь, он быстро встал и окликнул музыкантов:
– Ребята, у вас перерыв?
Те удивлённо оглянулись и кивнули.
– А можно я пока поиграю на фортепиано? У меня сегодня день рождения – хочу гостей повеселить.
– Ну давай, – неуверенно протянул парень, – а что ты собрался играть? Не шансон? У нас только джаз можно.
– Я как раз джаз и хотел, – успокоил его Илья, подходя к инструменту. – Друзья, на мой день рождения я дарю вам произведение собственного сочинения… Вернее, мою обработку известного вам классика.
Новые приятели вместе с другими посетителями ресторана поощрительно захлопали. Илья положил руки на клавиши…
Как много розовых обманов
Видала блеклая заря
В этой столице всех туманов,
У ног чугунного Петра.
Исаакия во мгле не видно,
Весь город сизо-голубой…
Не веришь трезвости гранитной,
Суровой правде городской.
Как истинные музыканты, приятели перестали жевать и внимательно слушали в полной тишине. За окном лил частый дождь и от этого стало темно. В ресторанной полутьме лирические слова с мелодией Армстронга в исполнении низкого голоса Ильи прозвучали задумчиво и меланхолично. Небольшая сцена была почти как настоящая, но впервые Илья не волновался. Наоборот, его грудь так распирало, что он готов был петь и петь…
Дима с Серёгой подошли поближе и сели на пустые кресла возле фортепиано. Когда отзвучала последняя нота, то Серёга сразу подскочил к нему.
– Какой-какой там трезвости ты не веришь? А… гранитной… интересно. Мне очень понравилось. А тебе, Димыч?
– Прекрасная обработка и шикарный бас у тебя, парень. Я уже не говорю про игру. Иди к нам в хор петь, – слишком широким от выпивки жестом махнул он кружкой, так что чуть не пролил остатки пива на сидящих рядом посетителей ресторана.
– Димыч, спокойно, пойдём на место, подождём Илью там… Дичь, как говорится, не улетит, она жареная…
Илья усмехнулся, наблюдая за закадычными друзьями, и тоже вернулся за стол.
– А правда, Илья, – заговорила Кристина, очаровательно подняв пшеничные брови, – ты не хочешь с нами в храме петь? У нас прекрасный хор. И Дима, кстати, тоже музыку пишет.
– Может быть, – нарочито спокойно пожал плечами Илья. Он боялся долго смотреть в глаза Кристине, чтобы она не заметила его интереса. Всё-таки она была невероятно хороша. Сердце билось, как сумасшедшее. В душе ощущался какой-то невероятный подъём. Он впервые по приезде определённо ощутил, что ему здесь всё нравится – и город, и люди, и девушки… Особенно одна…
– Так это твой сюрприз? Ты хотел меня познакомить со своей девушкой? – негромко спросил он Лёшку, когда они засобирались домой.
– Почему с девушкой? – вытаращил глаза приятель, – я тебя хотел познакомить с моими друзьями. Ну и с Кристиной, – ты прав.
– У вас с ней всё серьёзно?
Лёша чуть замялся, но потом внезапно бухнул:
– В общем… я сделал ей предложение.
– А она? – уныло спросил Илья.
– Она сказала, что подумает.
– Ну ты даёшь, – протянул Илья, – едва знаком с ней и уже предложение делаешь. Не хочешь проверить свои чувства и так пожить… не расписываясь?
– Ты же знаешь, – покраснел приятель, – я не могу иначе. Только жениться…
– Ясно…
– Лёша, ты меня проводишь? – раздался сзади звонкий голос Кристины.
– Конечно, пойдём. Все уже собрались…
На улице плакал весенний дождь. Остро пахло сыростью, а по воде речки Фонтанки тёмными гвоздиками прыгали крупные капли.
Илья плёлся позади Лёши и Кристины. Плюханье каплей словно глухие звуки контрабаса аккомпанировали звучащей внутри него грустной песни… Душевный подъём, который он ощутил с новыми друзьями, сменился меланхолией и унынием. Он знал, что это последствия и его характера, и его холерического темперамента, когда радость очень быстро сменяла тоску, а безрассудные порывы вдруг уступали место равнодушию ко всему. Знал это, но ничего не мог поделать, мучаясь сам с собой.